- К вам все артисты по имени-отчеству обращаются. Положение обязывает?
- Скорее - уважение к моему преклонному возрасту: все-таки, уже сорок восемь лет набежало.
- Мальчишка! Итак, Сергей Борисович...
- Зовите просто Сергеем: так мне приятнее.
- Итак, Сергей, - о "Театре Луны".
- Он родился ровно девять лет назад, 14 февраля, в День Святого Валентина.
- Специально подгадали?
- Так получилось. Впрочем... Раньше-то в России День влюбленных не праздновали, а с нашим появлением начали. Открылись мы спектаклем "Византия" по пьесе Николая Гумилева "Отравленная туника". Там был яркий дуэт двух звезд, уже, к сожалению, ушедших из жизни: Анатолия Ромашина и Ирины Метлицкой... Мы выпустили уже десять спектаклей. Примерно по году тратим на спектакль, зато все они получаются шлягерными и долго живут. Мы сейчас в Москве котируемся примерно как "Современник" или "Таганка" во времена их расцвета. Из шестидесяти театров, которые образовались в последнее время, наш пока на очень хорошем счету. Мы даже вошли, как объявило радио "Эхо Москвы", в тройку самых популярных театров столицы - вместе с "Современником" и "Сатириконом".
- По какому принципу подбиралась эта "тройка"?
- Как я понимаю, имеются в виду театры живые.
- "Современник" все еще жив?
- Да, и там периодически появляется что-то интересное. Вот сейчас вышел толковый спектакль: "Играем Шиллера". Марина Неелова и Елена Яковлева работают просто замечательно.
- Вернемся в "Театр Луны".
- Все у нас, думаю, в порядке. Правда, зальчик у нас маленький, но сейчас правительство обещает большой.
- Вы - государственный театр?
- Да. И труппа постоянная, кроме "ленкомовца" Димы Певцова, которого приглашаем в наши спектакли.
- Немного о репертуаре.
- "Путешествие дилетанта", историю о прекрасной и погибающей мечте о любви, выдвинули на Государственную премию - очень красивый спектакль.
- И "Ночь нежна" очень красивый спектакль - вы, похоже, эстет.
- Может быть: эстет с пролетарской внешностью.
- О, это уже на заголовок тянет.
- И я подумал о том же... Пошли дальше. "Таис сияющая" - фантастическая история по мотивам древних легенд о гетере, пленившей Александра Македонского, там блистают Анна Терехова и Андрей Соколов; а спектакль "Чарли Ча" невероятно популярен в Москве. Чаплина потрясающе играет Женя Стычкин, а что вытворяет в роли голливудского премьера Томаса Мэйгена Дима Певцов!.. Женское население просто с ума сходит.
- Почему ваш Чарли не Чаплин, а "Ча"?
- Это как недоговоренность: Чарли Ча... - и Чаплин умер. Вы же знаете, что его тело украли из могилы, и великий артист месяца два где-то гулял. Основу нашей версии составляет сюжет о том, что Чаплин, смывшись из могилы, попал на небо, оказался между раем и адом. Пока решают, где его прописать, он снимает свой последний фильм. Тут у нас фантазия разгулялась вовсю.
- Ваш "Фауст" продолжает существовать?
- Да. Роль, которую играл Ромашин, сейчас исполняет приглашенный Никита Высоцкий.
- Чем собираетесь заняться дальше?
- В связи с переходом на новую площадку, которая должна быть готова, дай Бог, через полтора года (замечательное здание, только его нужно доделать и переделать), большие проекты впереди. Можно в легкую назвать "Шантеклер" Ростана, "Мастера и Маргариту" собираемся делать, русскую версию "Тарзана".
- Вновь - Певцов?
- Вообще-то я действительно с ним переговоры веду: в Москве, кроме Димы, пока больше тарзанов не выросло.
- Прекрасный актер Сергей Виноградов окончательно ушел от Виктюка к вам?
- Он у Виктюка, собственно говоря, был в начале творческого пути. Работает у нас, в Моссовете что-то ставит, сам в своих спектаклях играет... Гастролей у нашего театра много, зрителей всегда полно, билеты очень дорогие - пока живем.
- Почему на спектакли государственного театра билеты должны быть очень дорогими?
- Государственность заключается в дотациях на зарплату. Но это - самый минимум. Тем более, не могу сказать, что нас уж так закидали деньгами. Случаются спонсоры: чем лучше спектакль, тем солиднее спонсоры. Общая ситуация пока неплохая.
- Я слышала, что часть декораций к спектаклю "Ночь нежна" делали в Израиле.
- Да, фирма "Мила Арт" быстро и удачно сделала легкую декорацию, которую собирают и разбирают в считанное время. Очень правильно, как мне кажется, принимающая сторона подошла к этому вопросу.
- Декорации, во всяком случае, замечательные.
- У нас спектакль идет на маленькой сцене, там все камерно. Здесь, в больших залах, кое-что теряется. Но возникают и хорошие вещи: разгул энергии, темперамента, страстей.
- Не страшно вам было браться за такую программную и многими любимую вещь Фицджеральда, да еще и переносить зарубежные страсти на подмостки московской сцены?
- Я в последнее время вообще чувство страха потерял. Не испытываю никакого трепета перед любым произведением. Лишь бы оно нравилось, тогда сделаю спектакль. Вопрос заключается лишь в том, сколько сил, времени и денег положить на работу.
- Вы прагматик?
- Как вам сказать... Окончил физико-математическую школу, может быть, поэтому во мне присутствует "чувственный компьютер". То есть, я, человек, напичканный чувствами, просчитываю ситуацию достаточно точно. Одни люди просто летают, другие просто считают, а я стараюсь держаться в середине этой знаковости. Пока удавалось; не знаю, как дальше сложится ситуация... Что же до покушений на западный образ жизни... Понимаете, время от времени на театр "наплывают" разные стили. Вдруг все увлеклись Древним Римом, Древней Грецией - я поставил "Таис". То в моду вошла западная драматургия - я взялся за произведение "Ночь нежна". Одно название чего стоит!.. Спрашиваете, почему наш театр "лунный"?
- Я как раз собиралась спросить, да не успела...
- Видите, я вас уже почувствовал. Когда-то мы назывались "Театр-студия реалистической фантастики" - как у Станиславского "фантастического реализма". Мы подходили ко многим вещам немножко с "полетной" позиции, отошли от прямого реализма, который мне, честно говоря, порядком надоел. В Моссовете, кино я в свое время переиграл кучу всяких васьков: трудно с моей внешностью играть романтических героев. Играл я, значит, петьков, но мысли посещали разные. Появился театр, постепенно мы переименовали студию в Театр "Луна", потом - в "Театр Луны". "Театр Солнца" есть в Париже, "Театр Ночи" - в Праге, "Театр Тумана" - в Японии, а "Театр Луны" - в Москве. У нас даже была мысль устроить фестиваль "природных" театров. Может, когда у нас будет большая площадка, все-таки, их соберем.
- Почему вы в свои покровительницы выбрали именно Луну?
- Это ведь самая влияющая на нас планета. Тем более - с женским именем, женского рода, что особенно приятно. Всю энергию, которая аккумулируется ночью, при Луне, мы выдаем утром, днем, вечером.
- Полнолуние вас не беспокоит?
- Наоборот. Когда ночью в полнолуние накачаешься странными лучами, утром можешь выдать совершенно неожиданные варианты. Всем известно выражение "действующие лица". А почему эти "лица" действуют? Благодаря зарядам, полученным ночью.
- Сами вы часто ощущаете на себе влияние Луны?
- Да, особенно - когда у меня бессонница. Последнее время стараюсь спать со снотворным: ночью очень много мыслей посещает.
- Муки творчества донимают?
- И муки, и не муки, а, наоборот, паузы, - происходит по-разному.
- Еще - о спектакле "Ночь нежна". Вы несколько отошли от оригинала.
- Знаете, когда-то Эфрос поставил спектакль "Брат Алеша" по Достоевскому. Невозможно поставить полностью "Братьев Карамазовых": три вечера придется играть. И вот Анатолий Васильевич вычленил какую-то одну линию и вывел ее в спектакле. Когда я решил взяться за "Ночь нежна", перечитал и увидел в книге драматургические колки: врач-психиатр, жена-сумасшедшая, взбалмошная актриса, нереализованный боец... В принципе, если в пьесе есть драматургические колки, - будет спектакль. Если их нет, - ничего не получится. Здесь они были, все сошлось: одна девушка - со слишком здоровой психикой, другая - с совершенно больной, хотя, возможно, она здоровее всех остальных. В принципе, это все очень привлекает. Я не всегда люблю спектакли, которые кладут зрителя наповал. Считаю, в конце должна оставаться некая аура, для того, чтобы человек вышел не мордой об стол ударенный, а со светлыми мыслями. Какая-то перспектива в конце должна оставаться. Даже играя трагедию, мы стараемся не опускать зрителя в полную безысходность, в темную подворотню, как у нас в последнее время привыкли. Стремлюсь, чтобы каждый спектакль был у нас красивым.
- Это ваша концепция?
- Не знаю: рисую себе и рисую. Вот вы меня прагматиком назвали. Я и вправду прагматичен - считаю, что зрителю должно быть интересно. Спектакль длинным не бывает, он бывает скучным. А как избежать скуки? Надо умело расставлять сильные сцены, потом вдруг дать зрителю отдохнуть...
- Кстати, кое-какие моменты у вас в спектакле провисают.
- Да? Значит, где-то что-то заиграли. Затерли, как говорится. Вообще мы уже сто пятьдесят спектаклей сыграли, и я уже умышленно не очень контролирую ситуацию. Поправляю, конечно, корректирую, но у спектакля-то своя жизнь. В чем-то актеры недоберут, потом где-то возьмут так, как я, может, и не планировал. Эту собственную жизнь спектакля я очень ценю. Начнешь влезать - дело, как старые часы, может остановиться. Цепочку не туда поставишь, маятник не так качнешь, все может разрушиться... У артистов появляется цельность в роли - это очень важно. Просел, дальше пошел, выплыл в другом месте.
- Можно еще покритиковать? Все красиво: свет-цвет-музыка-декорации-костюмы, но - холодновато.
- Видимо, причина в том, что мы перенесли спектакль с малой сцены, где эмоции не переходят в тысячный зал, на большую, поэтому и не читаются некоторые чувства. Некоторые потери безусловны: на чужой площадке мы можем показать только общую палитру. У нас есть замечательный спектакли, которые из-за этих провисаний на большой сцене я пока боюсь трогать.
- Как вы собираетесь ставить "Мастера и Маргариту"?
- Еще раз повторяю: сделать можно все. Есть у меня кое-какие задумки. Не собираюсь, скажем, Воланда делать женщиной, - ничего такого... Понимаете, с одной стороны, я двадцать лет проработал в Академии, в то же время, многому научился у Виктюка. Очень надеюсь, что нащупал "золотую середину". Что же до "Мастера и Маргариты", у меня есть любовь к роману, к театральным персонажам и к неугасающему интересу зрителей к произведению. Это не произойдет сразу, разговор предстоит длинный. Знаете, как бывает: говоришь-говоришь, а потом в конце жизни поставишь. Или - вообще не поставишь. Посмотрим.
- Не спешите? А классик утверждал, что жизнь театра - семь лет.
- Кто говорит - пять, кто - десять... Какой классик-то? Станиславский? У него плохой театр был: Константин Сергеевич уже в старости его создал... Знаете, пока приближающейся смерти не чувствую. Ни театра, ни своей.
- В сорок восемь лет о смерти говорить - полное безумие. Кстати, где, по-вашему, грань между нормой и безумием? Да и что такое норма вообще?
- Ничего себе, вопросики! Трудно перестроиться после "отдыхательных" мозгов...
- Какое роскошное слово: "отдыхательных"!
- Такие слова у меня периодически появляются... Можно вспомнить формулировки великих психоаналитиков, но я считаю, что степень безумия у каждого своя. У меня, например, последнее время она такова: в действительности существует лишь то, что рождает фантазия. Мне кажется, что реального мира нет, потому что он не интересен. Интересно только то, что мы себе нафантазировали, а все остальное - прозябание, серые будни. А когда ты пишешь, разговариваешь, движешься по сцене, живешь, как сказал Филозов, от команды "Мотор!" до команды "Стоп!", - функционируешь в той зоне, которая со стороны кажется безумием, а для нас является нормой. Замечательной нормой, в которой мы себя прекрасно чувствуем. Все, что вне этой зоны, представляется нам никчемным и скучным. Хотя мы, вроде, веселим себя выпивкой, девушками, общением, но все это не то. У Фицджеральда свое понимание нормы и безумия. Я в этом смысле не пляшу под дудку автора: беру лишь и развиваю тему совершенно в своем ключе. Может быть, здесь есть минусы, иногда авторы в гробу ворочаются, но, так или иначе, они дают мне толчок, а я развиваю тему.
- Не кощунственно ли?
- Нет: все равно тему развиваю с уважением, оставляю авторский финал, - не думаю, что здесь присутствует кощунственная нота. Все-таки, в результате возникает закольцованность спектакля - нельзя сказать, что Фицджеральда мы прямо на уши поставили. Так у нас во всем: спектакли развиваются в своем ключе, но авторы присутствуют. И Окуджава, например, у нас получился немножко другой, в несколько ином ракурсе. Вообще, думаю, ракурс - самое главное в творчестве. Каждый человек знает свой ракурс. Вы слышали о том, что многие актрисы снимаются в "изысканный полупрофиль"? Такие актрисы знают свой выгодный ракурс и из него не хотят выходить. Но самое интересное начинается, когда актриса выходит из этого ракурса, когда режиссер лучше нее знает ее лучшие стороны и начинает их переворачивать, подворачивать, - появляется совершенно новое лицо. Например, у меня оказался профиль Сократа, впереди я - русский парень, открою лоб - появлюсь совершенно в другом ключе. Но я говорю о другом ракурсе: о взгляде на пьесу. Возьмите любое произведение, пригласите пять человек - каждый будет смотреть на материал абсолютно по-разному. А почему? А потому что меняется ракурс. Насколько высоко человек умеет летать, с такой высоты он на произведение и смотрит. И дело здесь даже не в таланте, а просто в умении взлететь над произведением.
- Как высоко летаете вы?
- Иногда взлетаю к концу пьесы, чаще же только приподнимаю зад. Это, все-таки, еще не полет: площадка, которую мы имеем, осаждает.
- Причем здесь площадка? "Я вам, тетенька про реку жизни, а вы мне - про окуньков". Речь ведь - о других полетах...
- Самый головокружительный полет происходит у меня на даче, когда я на втором этаже сажусь перед белым листком бумаги и начинаю писать. А все остальное... "Кто-то упорно тянет меня вниз". А я все равно стараюсь лететь. Никита Михалков хорошую фразу сказал: "От задуманного до содеянного - громадная дистанция".
- Мудро. Переходим на личности: я где-то читала, что художник по костюмам "Театра Луны", по совместительству ваша дочь, стала "Мисс Туризм Канары". Осветите, пожалуйста, детали.
- Несколько лет назад мы отдыхали на Канарах. В зале было восемьсот человек, присутствовали рыцари, король с королевой... С трибун стали снимать всех молодых девушек - их оказалось из разных стран мира около сорока. В результате короновали нашу Настю. У нее был специальный ринг, потом она снялась со всеми рыцарями, с королем-с королевой, и стала семнадцатилетней "Мисс Канары". Все журналы были полны ее снимками, какие-то открытки нам присылали. Но Настя не пошла по этой стезе, а, окончив театрально-художественное училище, стала художником по костюмам. А пожелала бы - ее могли бы раскрутить за три секунды.
- Что поделывает ваш младший сын?
- Пока учится в испанской школе.
- В Испании?
- В России.
- Кто у нас жена?
- Внучка двух маршалов - Жукова и Василевского. Представляете, что такое жить с внучкой двух министров обороны?
- В доме военное положение?
- Наоборот: сплошной мир...
Полина Капшеев
14.03.2006
http://www.peoples.ru
