20 апреля 2003
4986

Евгений Аврорин, научный руководитель РФЯЦ-ВНИИТФ, академик РАН: Соло у доски и в дружеской компании

- Первое и главное, что следует сказать о Льве Петровиче Феоктистове, - на его предложениях основан целый класс ядерного оружия. Называют иногда: первая идея, вторая идея, третья... Вот у него как раз была одна из таких идей, которая определила развитие целого класса ядерного оружия. И главное, он её не просто высказал, а под его руководством это было доведено до технического воплощения. Это направление является основой для работы всего нашего института. До сих пор. Эта идея используется и в Сарове, но в меньшей степени. Мы же используем гораздо шире. Поэтому в значительной части российского ядерного оружия вклад этого учёного реально присутствует.

Но не только в оружии. Другая идея Льва Феоктистова позволила создать очень чистый промышленный заряд - исходная предпосылка была его.

- Это имело практическое применение?

Л. П. Феоктистов
Л. П. Феоктистов
фото С. Новикова
- Заряды были испытаны, однако по назначению не применялись. Вообще Льву Петровичу принадлежит довольно много научных идей, которые потом воплощались в технические конструкции. Но помимо этого были у него и такие исследования, которые не приводили прямо к созданию оружия. Он одним из первых предложил методы оценки электромагнитного импульса, который возникает при ядерном взрыве. Основополагающие идеи были у Льва Петровича и по другим направлениям. Например, в оценке действия так называемой нейтронной бомбы. Он этим тоже занимался.

- Если следовать его собственным высказываниям, он довольно критично относился к самой этой идее...

- К нейтронной бомбе? Безусловно.

- Какое значение имели те выводы и тот отчёт, который был подготовлен с участием Льва Феоктистова? Они действительно уберегли нашу страну от бессмысленных трат? Ведь Лев Петрович достаточно категорично утверждал, что это грандиозная ,,деза", специально запущенная американцами, чтобы втянуть нас в новые расходы...

- И это было. Но в результате были созданы очень интересные физические инструменты, которые можно было использовать просто для научных исследований. Так что как оружие это неэффективно, а как физический инструмент это очень интересно. У него был большой интерес к использованию ядерного взрыва как физического инструмента, поскольку при этом создаются условия, которые нигде в лаборатории получить невозможно. То есть можно изучать свойства веществ в совершенно невоспроизводимых на Земле условиях. Можно изучать физические процессы, которых больше нигде нет - разве только в звёздах, на огромном расстоянии от Земли.

- Наверное, далеко не всегда казалось очевидным то, что он выдвигал и отстаивал. Оппоненты у него были серьёзные?

- Конечно. И внутри института, и - ещё больше - со стороны Арзамаса. Но это очень полезная вещь, потому что недостатки, если они были, скорее обнажались, появлялась возможность их устранить. Это была, как правило, нормальная дискуссия, какого-то враждебного отношения не было. Оппоненты были научные, а не злобные.

- Как он к критике относился - научной, товарищеской?

- Вообще он был человек очень эмоциональный, поэтому достаточно пристрастно относился к работам института и к его имени. И если их задевали, если были какие-то необоснованные высказывания, воспринимал очень горячо, болезненно.

- Когда задевали его лично?

- Я бы не сказал, что это происходило, когда его лично задевали. Скорее, когда работы недооценивались или не признавались. Порой была довольно резкая реакция. А большей частью он посмеивался. Предпочитал сводить к шутке. Он ведь был достаточно ехидный человек, и на язык ему лучше было не попадаться.

- Ехидный, потому что ещё и остроумный?

- Ну да.

- А вам не приходилось попадать ему на язык?

- Конечно приходилось. Но что делать - у нас бывали дружеские пикировки.

- Известно, что они с Александрой Ивановной были большие мастера на розыгрыши. Лев Петрович об этом и сам кое-что успел рассказать в первой книге...

- Да. А ещё есть такая байка. За годы она успела обрасти подробностями, попутными легендами. Как-то проходило у нас большое совещание. И с него в Москву возвращалась делегация, в которой были Зельдович, Сахаров, несколько человек от нашего института, в том числе Лев Петрович. Тогда самолёты напрямую до Москвы не летали. У нас была посадка в Казани. А там оказалось, что лететь дальше не на чем - пассажирского рейса на Москву в ближайшее время не предвиделось. И тогда Яков Борисович Зельдович собрал у всех удостоверения - большую стопку красных книжечек: геройских, лауреатских - и пошёл к начальнику аэровокзала. Результат оказался такой: задержали готовившийся к отправке грузовой Ан-10, выбросили часть груза и в заднем салоне смонтировали кресла. Нам пришлось с час подождать, пока эти кресла привинтили. Короче, рассадили и везут в Москву.

Стюардессы были страшно заинтригованы - что за птицы такие, из-за которых самолёт задержали да ещё груз выбросили. И они, выждав для приличия несколько минут, начинают выпытывать - что, дескать, за компания. Лев Петрович на пару с Бунатяном принимают важный вид: ,,Мы ничего вам сказать не можем, у нас такая закрытая компания..." А у тех интерес ещё пуще: ,,Да ладно вам, скажите!" - ,,Хорошо. Но только по секрету. Это цирк. Группа очень известных артистов цирка, а самый главный фокусник - это вот, Андрей Дмитрич... - показывают на Сахарова: - Правда, Андрей Дмитрич?" Андрей Дмитрич с таким же важным видом кивает: ,,Правда".

А те не знают, то ли верить, то ли нет. Но интересно же. Снова начинают приставать с вопросами: ,,На цирк вы не похожи. Скажите правду". А Льву только этого и надо: ,,Так и быть. Но чтобы больше никому - договорились? У нас тут была сходка, и везёте вы компанию всемирно известных воров в законе, а Андрей Дмитрич - главный медвежатник..." И снова показывает на Сахарова. Андрей Дмитрич соглашается и с этой ролью... Так до самой Москвы и развлекались - девушек заморочили совершенно.

- Надо полагать, вы не только в этой поездке были с Феоктистовым. И не только на совещания вместе летали. На полигонах тоже приходилось бывать?

- Да, мы были вместе с ним под Семипалатинском и на Севере. Но не на самой Новой Земле, где осенью 62-го проходила последняя сессия воздушных испытаний, а на станции Оленья, под Мурманском.

- Там готовились заряды?

- Да, и оттуда поднимались самолёты курсом на Новую Землю. Носитель сбрасывал ,,изделие", а другой - самолёт-лаборатория - параметры регистрировал.

- А в чём заключалась ваша задача?

- Когда шло наше ,,изделие", мы осуществляли авторский контроль за сборкой. Не участвовали сами, но при этом присутствовали. И если какие-то вопросы возникали, мы консультировали. А потом принимали участие в обработке результатов измерений, конечно.

- Испытания были удачными?

- Тогда была целая серия. И началась она с крупной неудачи, хотя именно на то ,,изделие" возлагались определённые надежды. Но мы тогда сработали очень оперативно: разобрались в ситуации и успели подготовить повторное испытание. Заряд сработал очень хорошо. По этому поводу был банкет прямо в Оленьей. Почему-то запомнилось, что Николай Иванович Павлов, наш начальник главка, сразу после банкета надел коньки и пошёл на каток...

- Последнее воздушное испытание, как теперь известно, нашей страной было проведено 25 декабря 1962 года. В этот день над Новой Землёй было сразу два ядерных взрыва...

- Да, но в этих испытаниях я уже не участвовал.

- А на Семипалатинском полигоне вы когда в первый раз оказались?

- В ноябре 55-го, на испытании первого настоящего водородного ,,изделия". Тогда был полный сбор, начиная с Курчатова. Сахаров там был, Зельдович. Из тех, кто помоложе, - Феоктистов. А я тогда совсем ещё молодым специалистом был. Начальство расположилось подальше, а мы со Львом - на передовой позиции, в семнадцати километрах от эпицентра. Мощность взрыва - две мегатонны, так что очень сильный был эффект: и ударная волна, и сама вспышка. Яркое осталось впечатление.

- Было чувство сопричастности?

- Конечно. Пусть и немного, полгода всего, но я уже этим занимался. И Лев, насколько я помню, там же начал заниматься электромагнитным излучением.

- А кого вы могли бы назвать учениками Льва Петровича? Кто продолжает, развивает начатые при нём работы?

- Так вот прямо назвать кого бы то ни было учениками в нашем деле сложно. Долгие годы работал вместе со Львом Петровичем, был его ближайшим помощником Борис Михайлович Мурашкин. Они очень тесно сотрудничали. А таких индивидуальных, в привычном смысле, учеников, пожалуй, и нет. Он не очень любил заниматься натаскиванием. Это не его.

- Как педагог он ни к кому не привязывался?

- Он мог бы очень хорошо читать лекции. И в Москве, я знаю, он делал это блестяще, а здесь как-то было не до этого. На мой взгляд, ему было скучно возиться с людьми, которые в его деле чего-то не понимают.

- А став старше, осознал ценность этого?

- Нет, он и раньше любил - и, главное, умел - объяснять, например новые идеи.

- Но не с целью обучить кого-то?

- Нет. Скорее - чтобы убедить начальство, зажечь или даже удивить коллег. Он ведь был очень увлечён своей работой. И часто, когда он что-то рассказывал Романову или Забабахину, мы при этом присутствовали. Такое опосредованное влияние с его стороны было очень сильным...

Что характерно, он не любил полагаться на справочники. Если и заглядывал, то скорее за числовыми данными, а так, что ему нужно было, исходя из его понимания, он выводил сам. Возможно, по этой причине у него нередко возникали совершенно неожиданные и очень интересные подходы - не только чисто технические, но и научные. Из них иногда вырастали серьёзные научные идеи.

Надо сказать, что в этом смысле он был близок к Сахарову. Хотя Андрей Дмитриевич этим кокетничал, любил говорить: ,,Я не знаю, почему это так, но я уверен, что это так..." А на самом деле он до этого сидел и выводил - не одну страницу исписывал. У Льва Петровича такого кокетства не было, это было как-то естественно. Плюс к этому у него была совершенно блестящая техника рассказа за доской и техника численных оценок. Когда они с Бунатяном выступали у доски, это было просто шоу для людей, которые понимали, о чём идёт речь. Так было интересно следить - может быть, даже не за содержанием, а за ходом его мысли.

- Должность заместителя научного руководителя в этой связи его не тяготила? Это ведь круг подчинённых, какие-то административные обязанности... Каким он был начальником?

- Он определённо не любил заниматься административными делами. В этом смысле его противоположностью был его друг Армен Айкович Бунатян. В одном здании сидели и теоретики (начальником теоротдела долгое время был Феоктистов), и математики во главе с Бунатяном. Так вот, все хозяйственные дела были традиционно за математиками, все хозяйственные службы выходили на Бунатяна. И он хорошо с этим справлялся...

- А как держался Лев Петрович в отношении начальства?

- Вы знаете, нам всё-таки с начальниками повезло. Никто особенного чинопочитания не требовал.

- Даже когда в должности директора института был военный? Ломинский ведь был генерал?

- Да. И Забабахин был генерал. Правда, форму не любил, и она на нём не очень-то сидела. Попробовал бы кто-нибудь при нём заняться подхалимажем...

- И что было бы?

- Да просто высмеял бы. Чтоб другим неповадно было. Вот уж что-что, а это ему было никак не свойственно. При всём том ко Льву было немножко особое отношение. Признавали, что это человек выдающийся, на что-то закрывали глаза. Хотя не везде и не всегда. Помню, приехали как-то летом на совещание в Москву. Было очень жарко, и Лев пришёл в одной рубашке - в министерство, на серьёзное заседание... Ефим Павлович Славский без внимания этот факт не оставил: ,,Ты что пришёл так? Купил бы костюм, как у меня. У тебя что, денег нет? Так я тебе дам..." Вроде и пожурил, но как-то даже с любовью... Его, безусловно, ценили - и не просто как очень хорошего работника. Министру он был явно симпатичен. В отношении других я этого не замечал.

- Харизма, как теперь выражаются, была у Льва Петровича? Или это что-то совсем другое?

- Это большое человеческое обаяние, которое многие на себе испытали. Всегда привлекала его по-детски распахнутая натура, некоторая даже, знаете, наивность. И что ещё необходимо отметить - не любил надутых индюков и к самому себе относился с изрядной долей самоиронии, любил подшучивать над собой. Детскость в нём уживалась с врождённой артистичнстью, он любил играть и разыгрывать других. Надо сказать, и то и другое у него неплохо получалось...

- Но почему-то на самом взлёте профессиональной карьеры он вдруг захотел ,,сменить тему". Как вы объясняете решение Феоктистова оставить оружейную проблематику и перейти на другую работу? Ему ведь тогда ещё и пятидесяти не исполнилось - казалось бы, творить и творить в той сфере, где ты профессионал...

- Вы правы, в 77-м, когда Лев Петрович твёрдо решил уходить, ему было сорок девять. И тут сложный комплекс причин. Во-первых, Шура - жена Льва Петровича и друг нашей семьи - хотела уехать. Это был очень сильный фактор. Она стремилась в Москву, потому что дети, поступив в МГУ, по её выражению, ,,остались одни". Во-вторых, у самого Льва Петровича постепенно сложилось ощущение, что основная задача решена - оружие создано.

- И не просто создано - обеспечен минимум паритет. Мы перестали быть догоняющими?

- В общем, да. И, по выражению самого Льва Петровича, самые интересные задачи здесь уже решены. Во всяком случае, для него как для физика-теоретика. Но были, я думаю, и третье, и четвёртое, и, возможно, другие обстоятельства. Его разоруженческих настроений мы тогда явно не ощущали, но какие-то мировоззренческие подвижки начались, видимо, ещё здесь. То, что вылилось позже в его выступления, что вошло в его статьи и книгу, созревало не один год.

Ну и конечно, большую роль для него как для учёного сыграла в своё время встреча с Николаем Геннадиевичем Басовым. Когда они только познакомились, Лев очень понравился Басову, и тот его активно приглашал.

- А где они познакомились?

- По-моему, в Звенигороде. Там довольно регулярно проходили конференции по инерциальному лазерному термояду, а Лев этим очень увлёкся. Он одно время даже говорил: а давайте мы создадим институт лазерного термоядерного синтеза. Где-нибудь построим дом, но не в Москве, и там будем этим заниматься. А Басов вместе с Крохиным уже тогда серьёзно занимались этими делами. И его именно на эту работу приглашали. Правда, попал он туда не сразу - к Басову Славский его просто-напросто не отпускал. В конце концов ему сказали: из Минсредмаша мы тебя не отпустим. Если хочешь, езжай в Троицк - там был филиал Курчатовского института. Совсем немного Лев Петрович поработал в Троицке, потом в Курчатовский институт перешёл, и там как-то не сложилось у него. Какое-то отношение непонятное было: должность дали вроде бы серьёзную - заместителя директора по оборонным работам, - а чем там конкретно заниматься, было непонятно. В конце концов он всё-таки ушёл в ФИАН.

- А у вас у самого никогда не возникало желания заняться чем-то иным? У Льва Петровича мы обнаружили по меньшей мере три причины к перемене мест. Наверное, есть они и у вас - ведь вы родом из Ленинграда, жена из Москвы. Или вы раз и навсегда решили для себя - только Урал и только оружие?

- Да нет. У меня была даже одна попытка перейти на работу в Физтех. Правда, не очень энергичная, потому, видимо, и не сложилось. Но надо иметь в виду, что теперь и у нас ситуация заметно изменилась. Сейчас у института гораздо более широкая сфера деятельности. Поэтому обязанности научного руководителя тоже сильно изменились. Раньше была почти исключительно научно-техническая задача. Сейчас она уже переплетается со многими вещами. Например, реакция на разворачивание ПРО. Уже вопрос не чисто научно-технический, а ещё и политический, правовой, не в последнюю очередь - экономический. Или взять проблемы нераспространения - они тоже не сугубо технические. Тут много и юридических аспектов, и политических.

Для физика-теоретика всё это, конечно, дело второго сорта. Если раньше приходилось вникать во всякие тонкости, то сейчас скорее идёшь не вглубь, а вширь. К сожалению для меня.

- Почему - к сожалению?

- Потому что это в меньшей степени научная работа, а больше организационная. Теперь моя задача - оценка перспектив и оценка возможных результатов. До непосредственного руководства, как было прежде, руки уже не доходят. Приходится оценивать направления, определять приоритеты среди множества задач, а уж конкретной их реализацией занимаются другие люди

Александр Емельяненков
Лев и атом.
"Он жил не между, а вместе с нами"
часть вторая (главы из книги)

www.wsyachina.narod.ru
Рейтинг всех персональных страниц

Избранные публикации

Как стать нашим автором?
Прислать нам свою биографию или статью

Присылайте нам любой материал и, если он не содержит сведений запрещенных к публикации
в СМИ законом и соответствует политике нашего портала, он будет опубликован