На днях профессор кафедры русской и зарубежной литературы ТГУ Фаина Канунова получила письмо от сотрудницы Пушкинского Дома Натальи Кочетковой. В нем есть такие строки: "Близится ваша знаменательная дата, и я все время думаю о вас. Если Герцен сказал о Карамзине, что тот сделал нашу литературу гуманной, то я беру на себя смелость сказать, что вы сделали гуманной нашу филологическую науку. Причем в то время, когда это было особенно нужно..."
"Устремленность к идеалам окрыляет"
- Ну, это она уже слишком, - улыбается Фаина Зиновьевна. - Мы обе с Наташей ученицы Павла Наумовича Беркова. Я ее защитила, когда она была совсем молоденькой и ее, как бывает в научной среде, "поедом ели". Я тогда приехала и выдала им по полной...
Да уж, характера моей собеседнице не занимать, "встревает", как сама о себе говорит, везде, где только почувствует несправедливость, неправду. Видно, еще в молодости, в ленинградскую блокаду, отбоялась да усвоила тогда же навсегда уроки человечности на Кировском заводе, куда в начале войны пришла по комсомольской путевке из университета. В одном их своих интервью она рассказывала, как потеряла в то голодное время часть хлебных карточек, и узнавшие об этом рабочие каждый день, пока она не получила новые, отделяли ей от своих блокадных 250 граммов по кусочку...
- Фаина Зиновьевна, мне приходилось встречаться со многими фронтовиками. Поражает, что рассказывая о прошлом, о том тяжелейшем времени, они все же вспоминают его как важнейшую, едва ли не лучшую часть своей жизни. Понятно, молоды были. Но все же...
- Мне не хотелось бы возвращаться в прошлое... Но, действительно, то время формировало личность быстрее. Я относилась к тем людям, которые верили в социалистические идеалы. Вера в идеал - это очень важно. Достоевский больше всего любил "Дон Кихота" Сервантеса за его устремленность к идеалу. Он говорил, что это высший взлет человеческой мысли. Действительно, устремленность к идеалам окрыляет человека. Мы верили и переживали трудности во имя веры. Отсутствие веры делает жизнь неизмеримо более мрачной, серой. Вы можете сказать, что социалистические идеалы - это утопия. Да, в какой-то мере они оказались утопичными, но стремление к ним было чрезвычайно важно. И в этом смысле мой ответ на ваш вопрос таков: конечно, и мне этого времени жалко и явно его недостает. В нашей сегодняшней жизни самое тревожное для меня - неясность перспектив. И поэтому я говорю близким и ученикам: жить надо домом, семьей и профессией. А больше сейчас жить нечем.
"Внутренняя культура - это божий дар"
- Что привело вас в литературу?
- У меня очень простая семья, хотя книги всегда была в доме. Мы жили в маленьком городке Почеп на Брянщине. Запомнился эпизод: мама стоит у русской печки, в одной руке у нее кочерга, в другой роман Тургенева. Мы все читали. После школы я поехала в Ленинград, где работал на Кировском заводе мой брат Борис. Я очень любила литературу, но не могу сказать, что в семнадцать лет понимала, что такое литература в полном смысле этого слова. Но, наверное, я почувствовала, что там судьбы людей, ответы на очень многие вопросы жизни, сопереживание, сострадание. А кроме того, у меня в университете были замечательные учителя - Берков, Гуковский, Алексеев, Эйхенбаум.
- О ком из писателей девятнадцатого века с вами не заговоришь, оказывается, у вас есть о нем статья, очерк или монография. А как скоро определились ваши главные научные пристрастия в литературе?
- Я действительно увлеклась девятнадцатым веком. Вначале пушкинской эпохой, потом пошла в глубь века, сейчас читаю студентам курс последней трети столетия, где в центре - Достоевский, Толстой, Чехов. Но труды мои в основном по первой трети девятнадцатого века. Очень люблю декабристов, мнного писала о Бестужеве-Марлинском. Декабристы исключительные люди. Высокое чувство достоинства, умение подчинить себя думам о родине, ее судьбе, личностные качества - честь, достоинство - словом, все, что дворянство дало лучшего, все это было в декабристах. И до сих пор, когда я думаю о них, пишу и рассказываю студентам, стараюсь выделить эти качества, на которых, хотя бы отдаленно могли учиться современные молодые люди.
- То есть нынешнее поколение вас разочаровывает?
- Я не принадлежу к людям, которые ругают молодежь. Считаю, что каждое время приносит свои особенности, и молодые люди сегодня в чем-то превосходят вчерашних. Они более раскрепощенные, более развитые, владеют более сложной техникой. Они лучше знают иностранные языки и потому более открыты миру. Но правда и то, что у них меньше чувства личной ответственности. Не у всех, к счастью. У меня есть ученик, Миша Зенкин. Он из простой томской семьи, что живет на Степановке. Я не говорю уже, что он умница, что он одарен, талантлив, чувствует слово, интересно работает - речь не только об этом. Меня удивляюсь его такт, общая культура. Я считаю, что внутренняя культура - это божий дар. Он пишет сейчас прекрасную книгу о Батенькове. Ездил в Москву, работал в архивах, шел по моим следам (у меня есть труды о Батенькове), но я признаю, что он увидел большую глубину, чем я. На моем веку Миша - второй такой талант, первым был Александр Сергеевич Янушкевич. Стоило прожить пятьдесят лет, чтобы встретить таких талантливых учеников.
"Главное - чувство, с которым вхожу в аудиторию"
- Позвольте мне вернуться к началу вашей работы в Томске. Вам тяжело было уезжать в Сибирь из Ленинграда?
- Томск сыграл огромную роль в моей жизни. Отличный коллектив кафедры, которой я руководила тридцать лет, мои ученики, наша научная школа по исследованию эстетики и поэтики русской литературы девятнадцатого века - все это во многом определило судьбу томского литературоведения. Но все это было много позже. А поначалу я очень боялась провинциальности в Томском университете. Все-таки десять лет жизни в Ленинграде, в университете - я обрела то, что называлось "ленинградский дух". Когда мы окончили с мужем аспирантуру (он был математик), нам дали на выбор Минск, Кишинев и Томск. Михаил Павлович Алексеев, один из моих учителей, сказал, что если уж уезжать из Ленинграда, то только в Томск - там уникальная библиотека, там библиотека Жуковского... Это было определяющим.
В то время на историко-филологическом факультете ТГУ были великолепные ученые: Александр Иванович Данилов, впоследствии министр просвещения; Павел Васильевич Капнин, руководивший Институтом философии РАН; Николай Федорович Бабушкин... Я вам скажу, что, хотя профессоров и докторов наук тогда было меньше, чем сейчас, но личностей было больше. И вот еще важное. Когда я начала читать свои первые лекции, в аудитории часто сидел Данилов, в то время декан факультета. И такое внимание было не только ко мне, новичку, он посещал лекции и других педагогов и потом подробно анализировал, делал замечания. Данилов понимал, что самое главное в вузе - это личность педагога. Сейчас мы много говорим о грантах, о науке, у меня тоже есть гранты, я и книжки пишу, но для меня самое главное - то чувство, с которым я вхожу в аудиторию к студентам. Самое главное - это педагогический труд.
- Принято говорить, что классики всегда современны. Кто, на ваш взгляд, из писателей девятнадцатого века наиболее необходим нам сегодня?
- Все большие художники того времени века современны, потому что все они обращаются к глубочайшим сущностям, проблемам бытия, но Пушкин - это жизнеутверждение и Чехов - это мудрость. У меня на столе всегда лежит какой-то томик Чехова. Чехов дает ответ на любые вопросы. Помните, его Пантелей в "Степи" говорит, что у человека три ума. Один, с которым мать родила, второй - от учителей, третий - "от хорошей жизни". Если родителей мы не выбираем, с учителями может повезти, а может не очень, то уж хорошая жизнь - то, что мы строим сами.
"Не просто верю, а исследую"
- Одна из ваших книг посвящена литературе и религии. Вы верующий человек?
- Я верю, причем не просто верю, а исследую. Литература и религия - это одна из любимых тем моих научных работ. И... было несколько случаев в жизни, когда убеждалась, что у меня есть ангел-хранитель. Один из них произошел в блокаду. Я уже говорила, что работала на Кировском заводе, в цехе, где делали пушки. Жила на квартире у брата за пятнадцать километров от завода. Семнадцатилетняя девочка, я вставала в пять утра, чтобы прийти вовремя. Сил не было, была единственная мечта - ощутить в ладони кусок хлеба. Чтобы все-таки идти быстрее, я выбирала какого-нибудь военного и шла за ним. Военные ходили быстрым шагом, и это вынуждало меня торопиться. Когда завод остановился из-за отсутствия электричества, у меня была возможность наконец выспаться. Но подскочила утром как обычно и, несмотря на уговоры соседки по квартире, пошла в университет. И там узнала, что через три дня университет эвакуируют в Саратов. Возможно, это спасло мне жизнь...
- Про вас известно, что вы еще каждое утро, на протяжении десятков лет, делали зарядку и бегали в Лагерном саду, что совершали затяжные лыжные рейды за реку, а нынче летом не побоялись сплавать в Киреевске на Оби...
- Что значит - не побоялась?! Я проплыла от базы отдыха СФТИ до базы отдыха ТУСУРа.
Ну что скажешь, зная, что расстояние между этими базами не меньше километра. Что сказать? Настоящая ленинградка! Или - настоящая сибирячка?! Правильнее будет - Неповторимая женщина.
Соломон Выгон
tomsk.aif.ru
17.02.2002
