Мы публикуем резюме регулярного вторничного "Открытого семинара "Полит.ру", созданного для обсуждения позиции и содержания нашего экспертного круга и сообщества. Данный текст содержит следы полемики, дискуссии, различных реплик, но никакая фраза или тезис в нем не могут быть однозначно соотнесены с кем-то из участников или с мнением редакции. Отдельные линии, позиции и оппозиции, возможно, найдут отражение в других жанрах и формах нашей работы. Резюме показывает содержательное движение всего обсуждения, работу "коллективного колумниста", которая будет продолжена на следующих семинарах. Открытый семинар 4 апреля был посвящен теме фашистской опасности, которая в последнее время активно эксплуатируется властями и не только ими. При этом нам показалось недопустимым упрощением обсуждать саму опасность "маргинальной политики" отдельно от идейной, социальной и политической ситуации в России, таким образом, здесь мы продолжаем обсуждение ситуации в стране. Участники (кроме собственно "Полит.ру") - Симон Кордонский, Александр Аузан, Александр Даниэль, Михаил Блинкин, Александр Черкасов.
Молодежные группировки и большая политика. Существуют хорошие исследования по молодежным группировкам, в которых показано, что у них нет идеологии. Это другие типы поведения, которые можно интерпретировать в идеологических терминах, использовать "идейные ключи" для мобилизации толпы, но сами по себе их непродуктивно анализировать в рамках "большой" политологии. Одно из употреблений этих группировок мы видим сейчас. В первом приближении понятно, что правящая группа в России не может в позитивном ключе сформулировать идейную, идеологическую норму, которая бы позволила утвердить власть и ее преемственность. Поэтому она делает очередную попытку сформулировать идеологические принципы в негативном ключе: создать "фашистов", потом противопоставить им себя. Врага сначала пытались создать из чеченцев, и это оказалось опасно, потом из олигархов, но и здесь нельзя было не остановиться, из "либералов" - и это оказалось слабо. Тогда решили всех маргиналов объединить под одним лейблом "фашисты" и сделать из них врага. Однако этот образ врага не будет воспринят народом. В обсуждении, кстати, мы увидим, как связана ошибочность выбора нового врага и небольшая эффективность покупки лояльности народа власти за счет национальных проектов.
Секты как социальная реальность. Чтобы рационально обсуждать соотношение между идеологической "нормой" и "маргиналами", необходимо ввести рабочую социологическую гипотезу. Исследования, проведенные на Алтае и на Белом море, дали очень интересные результаты: сейчас структура хозяйства жителей этих территорий примерно такая же, как в XVII веке. Люди живут с тех же источников сырья (хоть и с другой энергетикой, есть тракторы и т.д.), что и в допетровскую эпоху: с рыбы или с животноводства и земли. Что касается идеологии, то сложилась очень интересная ситуация: они находятся в информационном потоке, но живут "с земли", поэтому сформировались новые культы, сочетающие квазиправославие и неоязыческое обожествление источников существования. Это крайние формы, но можно выделить огромное количество таких социальных групп - по некоторым оценкам, в стране сейчас около 20 млн сектантов. Разделение общества на такие самоорганизованные группы обеспечивает появление множества "идеологий", которые не коммуницируют друг с другом. В таких сложных общностях, как Москва, эти группы выделяются с трудом, а в поселениях кое-где происходит даже и территориальная дифференциация. Поиски политической идеологии для основной части населения лишены смысла, поскольку оно разбито на секты с отдельными, связанными с жизненной практикой картинами мира. Поиски идеологии важны лишь для интеллигенции, которая пытается удерживать общекультурную и образовательную норму, и для правящих групп, поскольку от этого зависит их воспроизводство в отношении ко всей стране.
Секты и модернизация. В стране нет четкой социальной структуры, поэтому отделения маргиналов от нормы тоже нет - это зависит от точки зрения. Понятно, что слово "секта" здесь употребляется специальным образом, по аналогии с самоорганизующимися квазирелигиозными структурами (есть предложение использовать в данном случае подходящий квазинаучный словарь Льва Гумилева, обозначив такие организованности словом "консорция"). Есть гипотеза, что трехсотлетний период модернизации в России закончен, сейчас наблюдается возврат к старым стереотипам, архаическим формам, в том числе и к тем, на которые опирается в своих рассуждения Виталий Найшуль, говоря о забытых, самых простых нормах общежития. Но он рассуждает в задаче конструирования новой нормы с опорой на старые русско-культурные образцы и словарь, тогда как естественная архаика выражается в частных архаичных сектантских мифологиях. В неформальных сообществах санкцией оказывается поведение людей вокруг тебя - каждый является гарантом правил поведения. Некоторые сектанты производят миф для себя, некоторые делают это на продажу, профессионально. Независимо от этого деления происходит производство правил поведения.
Свой-чужой. Эту фрагментарную, эклектичную ситуацию недостаточно описывать в оппозиции модернизация-антимодернизация. Прямой путь понимания структуры сект - через упомянутую на предыдущем семинаре тему своего и чужого. Эту границу можно понимать шире, не только экономически: своей и чужой может быть система "ценностей", знаков принадлежности к "своим". Разные части социума по-разному понимают свое и ничье, и на этом месте возникает диалог - в виде конфронтации или консенсуса, объединения или размежевания. И понятно, что в архаичной структуре сект, общин главный общественный процесс видится иначе: такие структуры видят чужака непосредственно, это происходит в рамках войны на выживание, на охрану "своей территории". Война с чужаком, защита своего переносится с распадом социального порядка с уровня самоопределения макрообщины, страны, на уровень секты. И если сельские секты в привязке к земле порождают достаточно неслучайные виды мифологии, то в городской среде на несоциализированные "секты" может быть "спущена" почти любая система идей и знаков. Понятно, что если городская окраина производит социальный материал для группировок, играющих в охрану "своего", то идейный план может идти из благополучного городского центра. Так, скажем, и "скинхеды" - это пример импорта знаков и идей, что было вообще существенным моментом еще в советских "молодежных группировках". Поэтому следует в практике отделять проблему социальной архаики и упадка социальной нормы от проблемы употребления молодежных группировок в преступности и в радикальной политике и терроре. Первое - предмет большой публичной политики, второе - эффективного противодействия без болтовни.
Молодежные группировки. Прогноз. Уличные молодежные группировки советского времени были, к счастью, поглощены организованной преступностью в начале 90-х годов, они превратились из самодействующих групп в организованные (см., например, книгу Вадима Волкова "Силовое предпринимательство"). А дальше эволюционировали вместе с ней, например, легализовались, занялись бизнесом. В 90-е мощный социальный процесс тотального внедрения коммерческих отношений смог абсорбировать относительно небольшие маргинальные группы. Сейчас нет никакого социального процесса, чтобы вобрать в себя существующие "силовые молодежные секты". На сегодняшний день ситуация гораздо тяжелее: представить себе, что какой-нибудь социальный процесс втянет в себя эту стихию, - невозможно. К тому же стабилизация имеет и обратные стороны: ужесточение границ между социальными группами осложняет социальные лифты, а это значит рост давления на остатки социального порядка. Отсюда видимый рост публичности радикальных сект: их начинают употреблять уже не в экономических, а в политических организациях - на правах будущего "пушечного мяса".
Секты и милиция. Правоохранительные органы сейчас выполняют роль "медиа": сами не могут разобраться, с кем имеют дело, - это хулиганы, футбольные болельщики или скинхеды. То есть они сами не имеют представления о норме, о допустимом и недопустимом. Или могут, но со стороны государства не получают команды различать. В этом смысле уличные группировки и "самоорганизующиеся" (то есть не наделенные сверху целями и нормой) группировки милиции - это единый кластер уличных группировок, социокультурная общность налицо.
Эволюция "крышевания". В Москве в начале 90-х торговлю контролировала преступность. Потом произошло вытеснение ее так называемыми "красными крышами": милиция, ФСБ, Таможенный комитет. Это хорошая иллюстрация к тезису о том, что в условиях масштабной экономической деятельности государство оказывается жизнеспособнее мафии. Почему так происходит? Потому что мафия - одна из страт государства, она так же организована, но у нее нет формального правила, точнее - ее правила отличаются от правил на соседней территории. И если речь идет о развитии широких экономических связей, выигрывает "крыша", действующая по формальным правилам. Потому что это крышевание может распространиться не только на соседнюю улицу, но и на другой город - понятно, как договариваться. Корпорация милиции в условиях конкуренции не отдаст свое поле бандитам, она может его проиграть корпорации ФСБ, но не местной преступной группе. Однако есть пределы возможностей естественной эволюции - "бандиты в погонах", самоорганизованные корпорации, недалеко могут уйти от уличной группировки, пока не заданы внешним образом по отношению к ним задачи и нормы.
Ваххабиты и традиция. Еще один пример отношения сект к находящейся в кризисе норме - это отношение между ваххабитами и традиционным исламским сообществом на Кавказе. Где бывшие ваххабиты? Их нет. Молодой человек уходит из своего сообщества, через некоторое время, после того как его вразумили старшие братья и отцы, он возвращается в рамки прежней тейповой и религиозной традиции. Но здесь с очевидностью все-таки сохраняется традиционная норма, есть куда вернуться.
Москва и Питер. Кажется интересным посмотреть на то, что происходит в части социального устройства с Москвой и с Питером, так как это разные типы организации. Питер - это модель империи, поэтому нынешняя властная группа пытается создать идеологию, а Москве идеология не нужна, ее архаическая практика - это распределение, воровство, это общее для всех, "общак". В Питере же особая криминальная система, нет общака, контроль осуществляют бандиты. Бандиты - это особая социальная среда, как и всякая социальная организованность, обеспеченная "идеологией", а позитивная идеология бандитизма - это перераспределение средств в пользу обиженных, то есть очень специфическая система социальной справедливости. То же самое происходит с политикой в отношении национальных проектов - это способ перераспределения ренты в пользу "обиженных судьбой".
Кризис реформаторства. От общества естественным образом отлагаются большие группы, и это переход на натуральное хозяйство не только на уровне огорода или коровы, это переход на "натуральное хозяйство в голове". Одна из главных идей наших реформаторов - что надо отпустить некоторые социальные связки, а дальше природа возьмет свое. Часть ограничений была снята, в связи с этим изменилась природа поведения. Понятно, что появились новые организованности, связанные с рынком, однако в части социального устройства мы в качестве природы естественным образом имеем секты. Но при этом и новое государственное управление, перед которым стоят проблемы армии, милиции, социальной сферы, судов, где само точно ничего не сложится, похоже, работают в той же логике, без всякого интереса к социальной реальности.
Нацпроекты и социальная реальность. Национальные проекты в их нынешней реализации местами напоминают подрывную деятельность по отношению к складывающимся социальным структурам. Например, "Доступное жилье" - это, в том числе, продуманный механизм взвинчивания цен на недвижимость. Национальный проект "Образование" - это точечный и грамотный удар по складывающимся структурам в школе. Кому эти структуры в образовании мешают - понять при этом трудно. Понятно, что учитель, получивший 100 тыс. рублей, при том, что его коллеги живут на зарплату в 3 тыс., либо должен с ними поделиться (если это сплоченный коллектив), либо начнется такой конфликт, что школа перестанет работать. Некоторые данные уже говорят, что порой начинает происходить: получивший премию воспринимает ее как базовый капитал, чтобы уйти в бизнес, причем бизнес, не связанный со сферой образования. Получается, что это механизм вытеснения из сферы лучших специалистов, так как они порывают с образовательным сообществом самим фактом получения этих денег. А те, кто разрабатывали повышение зарплат участковым врачам в обход специалистов, просто, похоже, никогда не были в районной поликлинике.
Механика нацпроектов. Это не злой умысел разработчиков национальных проектов. Мы видим, что произошло со всеми реформами второго путинского срока: существует некоторая генеральная идея, которая связана с политическими интересами. В данном случае - это проблема-2008: надо купить голоса. Но в процесс реализации включаются разные группы со своими частными интересами. Есть в истории большой опыт неудачных реформаторских решений с хорошими намерениями. Так, Валерий Абрамкин любит рассказывать о неудаче тюремной реформы 1960 г., направленной на замену воровского обычая в тюрьмах для малолетних. В результате "понятия" ушли и появились совершенно дикие жестокие порядки - "опускание" и т.п., которые естественным путем возникают в закрытых сообществах при стертых формальных правилах и общих для всех неформальных обычаях, вне культуры. Попытка убить "плохую" сложившуюся традицию приводит к появлению новых, гораздо более примитивных, людоедских социальных практик. Аналогичный пример - способ перехода с трехгодичного на двухгодичный срок армейской службы в СССР, во многом породивший расцвет "дедовщины".
Где брать социальную норму? В связи с прогнозом относительно социальной эволюции агрессивных молодежных группировок и с тем, что в ряде случаев "естественным образом" получится кошмар, неотвратимо стоит вопрос о создании (восстановлении) социальной и идеологической нормы в России. Если говорить о праве, то речь идет не только о формальном законе. У права должны быть некоторые общие установления, которые могут быть даже не зафиксированы письменно, а стоят над законом и делают его исполняемым. Именно поэтому Александр Аузан в лекции стал употреблять непривычное для себя слово "справедливость", имеющее отношение к тому, что находится над формальными правилами, над идеологическими и символическими основаниями общежития. Живых источников новой социальной нормы у нас не так много, поэтому мы возвращаемся к вопросу о том, кто является ее носителями. Первый источник "советской" нормы, которая осталась в каком-то виде в профессиональных группах, - учителя, врачи, ученые, военные, носители укорененных социальных идеалов. Второй источник (по Найшулю) - более глубокие слои традиции, проведенные через более древние слои истории и культуры, - социальные образцы, представления о нормальном поведении главы государства, городового, купца, судьи, которые можно попытаться вытащить из культуры.
Советская норма. Что касается вопроса о том, живет ли советская норма и можно ли ее возобновить, то она жива там, где не произошло социального разрушения. Есть слой пенсионеров, внутренняя связь там не нарушена, что показал январь 2005 года. У них большой запас социального капитала, сохранилось взаимное доверие. Но оно осталось ровно потому, что они маргинализированы в экономической жизни. Кроме того, это старшее поколение, и неясно, как оттуда может что-то транслироваться. Это норма скорее для внутреннего употребления, на горизонтальном уровне. В оптимистической гипотезе советской нормой можно воспользоваться в нереформированных отраслях: армии, милиции, социальной сфере. Проблема в том, что в некоторых профессиональных сообществах память о норме есть, но она не имеет реальной социальной функции. Поэтому сейчас часто внутри профессиональных корпораций наиболее прогрессистские группы пытаются привлечь внешних формальных арбитров. Например, научное сообщество в условиях разрушения системы рангов и репутаций готово принять оценки по формальным критериям успешности, в судебной системе есть предложения по ужесточению контроля со стороны общества по формальным признакам - есть грубое нарушение процедуры или нет. Из этого следует, что нужны специальные усилия для реанимации профессиональных норм в качестве фактора общественной жизни и организации государства.
"Элитарные вузы" и будущая норма. Интересный вопрос - есть ли норма в элитарных вузах, в чем она заключается и кто ее вырабатывает, поскольку утверждение норм - функция элиты. В новых элитарных вузах очень важно поддержание всех признаков элитности. При этом МГУ завоевывать репутацию элитного вуза нет необходимости, там механизм поддержания и воспроизводства связан не с профессурой - это "притяжение шпиля", трансляция традиции идет горизонтально, внутри студенчества, выпускники приглашают к себе на работу других выпускников. А в новых элитарных вузах, например, в ВШЭ, нормы несет профессура, поэтому там больше выражены политические, либеральные взгляды.
Позиция. Следует отделить настоящие вопросы от вредной конъюнктурной практики. Есть настоящий вопрос о социальной и идеологической норме основания общежития в стране в условиях распада на секты, в том числе дикие, архаические, агрессивные. Понятно, что ее нельзя выдумать, технологически сконструировать, в определенном смысле она есть, на нее следует опираться в строительстве государства. Сиюминутное использование темы "фашистов" в политической коммуникации дает козыри тем, кто мыслит себя "фюрерами", для употребления не социализированными сектантами. Эффективная борьба была бы не в разговоре с вождями по ТВ, а в их устранении из социальной жизни и неотвратимом и жестком наказании наиболее социально опасных преступлений. В остальном есть задача социализации, настройки социальных лифтов через образование, армию и проч., конструировании санкционированной, нормальной социальной траектории для молодежи. Сиюминутное желание купить голоса порождает реформы без опоры на социальную реальность, с разрушением материала для строительства нормы, в частности через школу.
11.04.2006
http://www.sovetpamfilova.ru/text/3094/?parent=43
