Народная артистка России Галина Тимофеевна Карелина сорок пять лет работает в легендарном Александринском театре. На ее счету главные роли в спектаклях по пьесам Островского, Чехова, Ибсена, Арбузова, а партнерами и учителями стали Николай Симонов, Юрий Толубеев, Василий Меркурьев, составившие славу Александринки. Скоро актрисе исполняется семьдесят лет. В преддверии юбилея мы побеседовали с Галиной Тимофеевной Карелиной. Разговор получился не столько о ее ролях, сколько о театре, об искусстве, которому актриса преданно служит.
- Галина Тимофеевна, вы пришли в Александринский театр сразу же после института?
- Да, в 1956 году. Там у меня были талантливые педагоги: Петровых, Авербух, Чежегов. А потом я училась у всех замечательных актеров, которые в то время работали в нашем театре. Я попыталась взять все, что можно у того поколения. В самом начале у меня был выбор - либо сниматься в кино, либо идти в театр. Я выбрала театр, потому что Александринка - это самая лучшая школа, которую может пожелать себе любой актер. Я сделала свой выбор и не жалею об этом, хотя, конечно, кино дает артисту гораздо большую популярность. Я училась все время и до сих пор учусь у молодых.
- Поэтому вы охотно сотрудничаете с Игорем Лариным?
- Безусловно! Человек, особенно художник, не должен стоять на месте. Он должен постоянно развиваться. С Лариным я работаю очень много, с большим удовольствием и, если можно так выразиться, с наслаждением. Он мне интересен и как актер, и как абсолютно оригинальная личность. Кроме того, и это очень важно, у нас одинаковый взгляд на жизнь. Мне импонирует его мироощущение: острое и больное. Он неравнодушный человек, у него обнажены все болевые точки. И, что самое главное для меня, Ларин - художник, поднимающийся над бытом, художник, у которого, фигурально выражаясь, есть крылья. Наш театр должен поднимать зрителя до себя, воспитывая его, а не опускаться до среднего уровня. И поэтому, я считаю - одной из обязательных составляющих актера должна быть высокая культура. Все это есть в Игоре Ларине.
- Среди ваших партнеров на Александринской сцене были Меркурьев, Симонов, Толубеев и многие другие, чьи имена сегодня стали хрестоматийными. Что вы чувствуете сегодня, приходя в обновленную Александринку, в театр, не забывший своих традиций, но ставший совершенно иным, как, впрочем, и все вокруг нас?
- Мною прожита большая, длинная жизнь. Жить во времена перемен и перейти из одного столетия в другое - большой подарок судьбы, как и служить в таком прекрасном театре, где творили гении русской сцены. И по сей день, открывая двери театра, я вхожу в него, испытывая такое же трепетное чувство, как и сорок пять лет тому назад. Но сейчас для меня пришло время осмысления. Как говорил шекспировский шут: "Я думаю не о больном пальце, думаю о душе". Это естественно. Почему-то мне сейчас очень часто вспоминается последняя репетиция в жизни Василия Васильевича Меркурьева. Мы работали над пьесой Кедрина "Рембрандт", Меркурьев так и не смог сыграть ее для зрителей - Василий Васильевич был уже очень болен. Репетиция началась ночью. Меркурьев вышел на сцену в костюме и гриме Рембрандта. На призыв пастора, который просил его покаяться, Василий Васильевич спокойно, с трагической простотой, с мудростью произносил слова:
Покаяться как будто не в чем,
Я в труде ослеп.
Не убивал, не предавал, работал.
Любил, страдал и честно ел свой хлеб,
Обильно орошенный горьким потом.
Забыть это не возможно. Вспоминаются тьма и свет, пустой темный зал и освещенная сцена, этот большой, прекрасный человек, при виде которого сжималось сердце в предчувствии утраты. Впрочем, впечатление о предсмертном монологе Меркурьева нельзя передать словами - это тайна! Тайна мастерства, которое надо было копить в себе всю свою жизнь, чтобы выйти на сцену и превратить коллег в потрясенных зрителей, поведав такие глубины души человеческой! Мне в Александринке повезло, я очень часто испытывала потрясение от игры своих коллег, и этого нельзя забыть, это кусок жизни, который остается в моей памяти до самых по-следних дней. Я вспоминаю по этому поводу слова Островского на открытии памятника Александру Сергеевичу Пушкину. Он говорил, что от этой утраты образовалась пустота, ":не с кем думать, не с кем чувствовать: ", и это совершенно верно. Наше поколение - это "времен связующая нить". Люди, которые всегда думали о том, что будет после них. Эта проблема меня особенно сейчас волнует. Ответственность, наверное, передается по наследству, и от нее невозможно уйти. Вера всегда определяет жизнь - "по вашей вере да воздастся вам". Я верую, очень сильно верую в нашу молодежь, в чьих руках - будущее театра. Молодое поколение - это порыв свободы, это порыв поиска. И нужно любить и верить в них - это моральная обязанность художника. Главное - сохранить достоинство, не терять веры и присутствия духа. Блок говорил: "Только полет, иначе гибель!"
- Ваша последняя работа в Александринке - главная роль в спектакле "Деревья умирают стоя". Чем интересна и важна эта роль для вас?
- Я благодарна театру, что имела возможность играть в этом спектакле. Я благодарна режиссеру Владимиру Голубу, который был терпелив и верил в меня. Я восхищена своими коллегами, которые работали с огромной отдачей и любовью к своей профессии. Для меня очень важно то, что я ощущала в зале глубокое понимание и сострадание зрителей. Это дорогого стоит. Когда однажды, после спектакля, я выходила из театра и в проходной меня остановили несколько молодых людей, искренне благодаривших за спектакль, я поняла, что они сострадали моей героине. Это значит, что мы еще живы, что Россия еще жива: сострадание - самое прекрасное чувство.
Я благодарю свою судьбу за все. У Астафьева в романе "Последний поклон" есть замечательный типаж - бабушка, которая каждый вечер молится Богу и просит его научить ее любить, прощать и надеяться. Она мне очень близка. Я бы еще к этой молитве прибавила: научи меня, Господи, быть совершенной. Это очень трудно, но очень хочется. Я убеждена, что только добро, любовь и сострадание спасут мир, а не только красота.
- А изменилось ли ваше отношение к театру, к профессии с течением времени?
- Я в большей степени ощущаю ответственность. Каждый раз, когда я выхожу на эти подмостки, я думаю о том, что в зале сидят люди, которые гораздо умнее меня, я рассчитываю на такого зрителя, и не дай Бог, если они мне не поверят, я их оскорблю этим. Это чувство стало более обостренным.
- А что вы не терпите в искусстве?
- Лжи. Это недостойно актера. Когда я сижу в зале и вижу, что меня хотят обмануть, что все неправда, я чувствую себя оскорбленной. Актер и режиссер должны понимать, что зритель всегда приходит в театр думать, понимать, сочувствовать, в чем-то себя изменить, стать лучше. Есть разные виды искусства. Есть - развлекательные, и это прекрасно. Но в театре человек должен трудиться. Работать сердцем, умом, о чем-то думать, иначе нельзя!..
Катерина Левина, 01.07.2001
www.theart.ru
