Сан техника
Его номер сотового я храню так же свято, как и номера телефонов членов своей семьи, ближайших родственников и начальника по работе. Почти каждое утро, выходя из дома, я натыкаюсь взглядом на него, спешащего с неизменным своим спутником – пузатым саквояжем - по нескончаемым вызовам.
Его облеченная в синюю спецовку долговязая фигура, уверенное топанье по тротуару его кирзовых башмаков, карандаш и маленький светодиодный фонарик в нагрудном кармане всегда внушают мне какое-то необъяснимое спокойствие. Когда я его встречаю во дворе по утрам, во мне просыпается давно забытое чувство «уверенности в завтрашнем дне». Ну и, конечно, в сегодняшнем – тоже.
Потому как, если что – Роман поможет: заменит сорванный кран, залатает прохудившиеся трубы, вставит счетчик, устранит течь, быстро спрыгнет в подвал и пошерудит там какими-то задвижками, чтобы батареи в квартирах превратились из холодных в горячие.
Роман – сантехник нашего жэка. Ты можешь не знать имен и фамилий руководителей жилищно-коммунальных контор, начальников соответствующих управлений, имеешь полное право не помнить фамилии министров ЖКХ и даже не подозревать о существовании таких министерств в принципе, но не знать своего «сантехника Романа» ты не имеешь права. Потому как у таких людей особенный сан – некоего оберега. Оберега жилища, семьи, очага, уюта – как хотите… А такими вещами, сами понимаете, не разбрасываются.
«Почему пошёл не в самую, прямо скажем, престижную профессию?» - поинтересовался как-то между делом у своего сантехника Романа. «Наверно, стабильность ремесла. Без грамотного сантехника – и жизни никакой, - раздумчиво заметил наш незаменимый жэковский «Левша». - Ты всегда уверен, что будешь востребован как специалист». «Бросать это дело не пробовал? Вокруг вон сколько модных иностранных заводов понаоткрывалось. Да и с зарплатой там, наверное, получше будет…» - «Нет. А зачем?» - «Выходит, патриот слесарно-технического дела?» - «А почему нет? Конечно!..»
Товарищ автобус
Помню, в раннем детстве страстно хотел стать водителем междугороднего автобуса. Завораживали мягкие сиденья, могучий руль, набалдашник рычага переключения скоростей. А широченные окна? А обзор? А пробегающие незнакомые дали за окном? В «Икарусы» залезал как под гипнозом. Даже не помню, дышал или нет…
Прошли годы, и я не стал водителем этой волшебной большой машины. Этого переливающегося металлом и стеклом четырехколесного чуда. И уже не стану им никогда. Но все равно с великой нежностью всякий раз провожаю взглядом прекрасные белые каравеллы, эти ЛиАЗы и НефАЗы, что царственно проплывают в назойливо кипящем легковушками автомобильном море Калуги.
В их плавном покачивании угадывается сдержанность и аристократизм, мягкая снисходительность и достоинство знающих себе цену профессионалов. Всегда верил, что в кабинах там могут находиться только какие-то особенные люди. Что за рулем автобуса, что за штурвалом аэробуса - только настоящие профи…
Водитель Валерий Качурин доброжелателен, сдержан и немногословен. Немного устал: на ногах (точнее, на колесах) с четырех утра: доставить утреннюю смену на один калужский завод, забрать ночную с другого, вернуться вновь к первому. И так без конца…
- Вообще-то шофер – это у нас семейное, - признается Валерий. - Дед на фронте погиб. Прямо за рулём полуторки. Отец 50 лет за баранкой. Я – уже почти 30 лет. Брат – водитель. Сын – шофер. Внук…
Тут Валерий Николаевич на секунду задумался.
- Знаете, тяжелая все-таки у нас работа. Посмотрите, что творится сейчас на дорогах: движение, пробки, низкая культура вождения… Честно говоря, я бы внуку не пожелал такой доли. Выбрал бы что полегче. Сами видите: рабочие профессии сегодня не в моде…
Пробую с Валерием спорить. Ищу доводы. Один из них - недавний чемпионат мира среди самых искусных работяг. Утверждают, что там был настоящий фурор, фонтан мастерства и немереное уважение интеллектуальной Европы к настоящим профессионалам, в особенности к молодым. То есть у Запада все с дальним прицелом. Правда, Россия пока тут в новичках. Швейцарский и южно-корейский пролетариат пока что поискусней будет. Ничего, уж чем-чем, а «Левшами» Россию Бог не обидел. Годик-второй - и потягается наша рукастая молодежь с мировой рабочей элитой…
«Ну, дай-то Бог», - пожимает плечами Валерий. Для себя никакого другого, кроме соленого шоферского хлеба, не признает. С 1986 года за рулем. В армии - тоже на колесах. После армии - вновь за баранку. Та с каждым годом все явственней ощущала уверенность и профессионализм лежащих на ней крепких Валериных рук: за многие годы ни одного ДТП.
- Автобус - это моя жизнь, - поглаживая чистенький белый бок своего ЛиАЗа, говорит Валерий Качурин. - Сам не знаю, как все так сложилось. Кто-то говорит: это свыше…
Пытаюсь спросить что-то об особой любви к технике. Качурин на секунду задумывается.
- Пожалуй, это уже и не техника. Автобус как член семьи. И отношение к нему соответствующее.
Лицо водителя вдруг становится тревожным. Валерий Николаевич вспоминает недавнюю историю, чуть не стоившую малюсенькой царапинки его любимому ЛиАЗу.
- И из-за такой мелочи переживать? - удивленно поднимаю брови на собеседника.
Качурин недоуменно смотрит в ответ. Чувствую, что спросил глупость. Вроде как заподозрил любящего отца в отсутствии нежности к своему ребенку. Валерий, старательно сдерживая нахлынувшие на него чувства, пытается втолковать:
- Автобус – это святое.
Качурин все чаще поглядывает на часы. Время перекура я выкрал у него без остатка. Скоро опять за руль: дороги, заводы, светофоры, пробки… Сотни ставших уже знакомыми заводских лиц, натруженных рук, мастера, умельцы, профи… Большой белый ЛиАЗ из сплошных профессионалов. И плюс еще один – за рулем…
Солдаты сопромата
На днях столкнулся с неразрешимой задачей – вздумал пересчитать, сколько же в моей семье машиностроителей. Плюс – в числе ближайших знакомых. Сбивался и начинал сначала раза три: отец, брат, дети (пока еще студенты Бауманского)… Затем перекинулся на семью брата – еще четверо. Потом - на семью одного дяди в Сибири – еще пять человек, на семью второго дяди – еще двое… Вышел в подъезд. Раньше наполовину он был машиностроительный – дом-то заводской. Теперь, правда, меньше осталось, но все равно кто-то да стучит в 6 утра дверью, отправляясь на смену.
Двор – тоже был насквозь инженерно-токарно-фрезерный. И наш, и соседний, и дальше – тоже заводской. Даром что улица – Пролетарская. Помню, отец шага не мог ступить, чтобы не поприветствовать очередного знакомца-заводчанина. Вся эта несметная общность рукастых и головастых спецов именовалась у нас в семье одним емким словом - «моторостроители». Оно было гораздо шире своего узкоспециализированного толкования: мол, это – люди, занимающиеся на одном из калужских заводов созданием мощных моторов. Нет – слово вбирало в себя не только инженерно-механическое направление деятельности большинства соседей по нашему двору, дому и подъезду, но и бытие всех вышеперечисленных в качестве цельного организма. Академик Вернадский, очевидно, назвал бы это явление «машиностроительной ноосферой»…
Самые важные и нужные для жизни вещи человек, как правило, не замечает. Мы не чувствуем воздух, которым дышим. Не обращаем внимания на солнце, которое без устали обогревает нас. На воду, которая вроде бы и не входит в продуктовую корзину, но без нее как-то не очень получается приготовить что-нибудь путное. Да и просто прожить более трех дней вряд ли получится. Практически на хромосомном уровне в нас заложено восприятие неизбежности электричества, газа и канализации. Как будто Всевышний снабдил ими землю в первый день творения, так же, как воздухом, водой и солнечным светом.
Откиньте любую из этих составляющих бытия, и бытия не будет: без воздуха не будет, газа, электроэнергии, воды, восходов и заходов солнца… Не будет его и в отсутствие еще одной важнейшей и ставшей уже почти невидимой сущности – машин. Не тех банальных, что «развлекают» нас созданием пробок на дорогах, а машин, если так можно выразиться, с большой буквы. Тех, что начинал еще чертить на песке Архимед и Герон Александрийский, потом - на бумаге великий Леонардо, затем очередь дошла до Куньо, Кулибина, Уатта, Ползунова, Даймлера, Пузырева, Бентли, Форда и дальше вверх – Туполева, Циолковского, Сикорского, Королева…
Человек сегодня «дышит» машинами точно так же, как воздухом. Во всяком случае без них он будет ощущать себя космонавтом, потерявшим в космосе баллоны, то есть обреченным. Созданию простейших механизмов человек обязан ключевой прибавке к своему научному наименованию: то жили бы мы где-нибудь в пещерах, как никому не интересные неандертальцы, а так обзавелись солидным рейтингом и к скучноватому зоологическому «homo» сделали довольно принципиальное биолого-технологическое уточнение – «sapiens».
Алексей Мельников, Калуга.
Фото автора.
