Глава четвертая: Перед отъездом на Север. Камчатка. Якутия. Магадан (1967-1969)

Монографию о происхождении однодольных к печати в ГБС не приняли.

Зимой 1967 года умер академик В.Н. Сукачев. Совсем недавно мы видели его у нас на семинаре. Теперь он лежит в гробу, в Доме ученых на Кропоткинской улице. У гроба небольшая группа ученых: академики, его коллеги. Говорят о его заслугах в тяжелое время для биологической науки и его гражданской позиции. Об опытах, опровергающих так называемые открытия Трофима Лысенко, о публикациях на эту тему в "Ботаническом журнале". Т.Лысенко среди прочих "открытий" утверждал, что рожь переходит в пшеницу. Т.Лысенко утверждал и то, что кукушка переходит в зяблика. Но опытов на этот счет не потребовалось.

В воскресные дни мы водим детей в зоопарк, на детские спектакли. Нашей дочке Оле особенно понравился кукольный спектакль "Тигрик Петрик". Она так вошла в роль, что представляла себя бобром. Андрей написал письмо своему другу Мише Алтухову с просьбой прислать хвост бобра, и тот просьбу выполнил. Ранее, когда Оля должна была появиться на свет, я вычитала, что ребенка нужно класть на жесткий матрас из конских волос. Конский хвост тоже был привезен Мишей по просьбе Андрея. Конский хвост и хвост бобра мы хранили как дорогие знаки дружбы.

Наблюдал за растениями Андрей постоянно. Например, вместе с детьми подсчитывал количество долек - плодолистиков у мандарин, апельсин, лимонов. Записывал к себе в тетрадь колебания числа.

У Андрея под рукой всегда была тетрадь, в которую он своим трудным почерком что-то записывал. Сейчас в его записях разобраться очень трудно. В тетрадях между записями есть и рисунки в виде разнообразных орнаментов, значков, сделанных в момент размышлений.

В феврале 1967 года Андрей снова едет на Кавказ. Ранние поездки всегда приносят богатые сборы. На севере в это время все заснежено, и как-то не верится, что на юге уже весна, что можно уже в полной мере начинать полевой сезон.

В отделе флоры ГБС писала диссертацию аспирантка из Дагестана - Патимат Бекова. Поэтому Андрей сначала едет к родителям Патимат в Хасавюрт.



На сборах гербарияТам Андрея встретили очень радушно. Жил он в холодной комнате, занавешенной коврами. Выпал снег, и собирать растения было очень трудно. Из Дагестана он едет в Тбилиси, а оттуда на Зеленый мыс.

В начале марта и в Аджарии весна. В горах еще лежит снег. Но внизу, в долинах, подснежники уже отцветают.

В Батумском ботаническом саду недавно поселился физиолог растений чех Иржи Понерт. Каким путем удалось попасть Иржи в Советский Союз, в пограничную зону - загадка. Он спортивен, любит путешествия. Андрей с Иржи пошли на экскурсию вверх по отрогам реки Чаквисцкали. К вечеру Андрей возвратился в одиночестве. Наутро пропажа иностранца всколыхнула всю Аджарию. Особенно КГБ. Андрея допрашивали. Оказалось - Андрей пошел на экскурсию в легких кедах. В горах глубокий снег. Иржи отстал, а Андрей ушел вперед, промок и замерз. Ждал, ждал и решил вернуться без Иржи. Когда волнение достигло пика, и в горы на поиски были отправлены лучшие военные силы Аджарии, на дороге показался Иржи. В отличие от Андрея, он был одет по-зимнему. Андрей в горах никогда не оглядывался, не ждал попутчиков, вырывался вперед, забывая все на свете. Но в тот раз за пагубную привычку можно было серьезно поплатиться.

В Главном ботаническом саду на лето была запланирована экспедиция на Дальний Восток. Возглавил ее Владимир Николаевич Ворошилов - заведующий отделом флоры. Я впервые летела на Дальний Восток, на Камчатку. Читала Степана Крашенинникова, дневники В.Л. Комарова. Лето Андрея должно было сложиться иначе. На кафедре геоботаники МГУ ему предложили поездку в Крым на зональную практику. Кроме того, предложили поездку в Монголию на стационар ленинградского Ботанического института.

Если бы Андрей поехал в Монголию, знакомство с сотрудниками Ботанического института, безусловно, укрепилось бы. Тот, кто видел Андрея в работе и в быту, всегда проникался к нему симпатией. Возможно, и дальнейшее научное продвижение было бы облегчено. С другой стороны, у него уже тогда была сильная аллергия на злаки - сенная лихорадка. В Монголии с ее степями и пустынями, преобладанием злаков и пыли, вероятнее всего, аллергия усилилась бы. То же самое можно сказать и о Крыме. Эта болезнь у него развивалась быстро и очень его мучила. Он мог чихать подолгу.

В состав дальневосточной экспедиции входили в основном ботаники из Главного ботанического сада: начальник - В.Н. Ворошилов, Лилиан Плотникова - научный сотрудник из отдела дендрологии -и я. Из Сибирского ботанического сада - Галя Горохова, из Таллинского - Кари Карис, миколог, специалист по микромицетам.

С этой экспедиции для нас начался долгий северный период нашей жизни.

15 июня мы приземляемся между двух сопок на аэродроме Елизово в Петропавловске-Камчатском. В Москве разгар лета. Здесь же туманно, сыро, всего +15 градусов. Вокруг каменноберезовые леса замечательной красоты, луга покрыты сиреневой геранью и розовой княженикой. Не оставляет ощущение ранней весны.

Останавливаемся в большом поселке Елизово, недалеко от аэродрома. Ранее он назывался в честь губернатора Камчатки Завойко. Но где же вулканы - основная достопримечательность Камчатки? Прохладно. Моросит дождь, и все вокруг погружено в белый туман. Так длится несколько дней. И вдруг мгновенно разъясняется, и над нами, над городом, бухтой, на фоне голубого неба вырисовываются два огромных вулкана - Авачинский и Корякский. На противоположной стороне Авачинской бухты - вулкан Вилючинский. Мы сразу же схватились за фотоаппараты. Ворошилов убеждал нас, что это большая редкость. Быстро истратили драгоценную фотопленку. Потом досадовали, постоянно глядя на вулканы.

Почти каждый день мы ездим в Петропавловск. Из Елизова одна единственная шоссейная дорога вьется вдоль огромной Авачинской бухты. Петропавловск прилепился к ее берегам. Вдоль бухты протянулась главная улица, окруженная домами. Сразу же за домами можно лезть на крутые холмы и делать сборы.

Мы ходим вдоль обрывов, собираем растения. Очень хочется попасть на противоположный берег. Туда ходит катер. Покупаем билеты и на небольшом катере пересекаем Авачинскую бухту. Оказывается, поселок с мирным названием "Рыбачий" - на самом деле военная база. Поэтому нам не разрешают и шага ступить в сторону от причала.

Вся наша группа проникнута значительностью момента. Мы попали на Камчатку впервые. Поэтому, как молодые козлики, пытаемся собирать все подряд. Восхищаемся любой новой увиденной травке. Но для нашего шефа все привычно. Владимир Николаевич собирает мало, только то, что может его заинтересовать, как правило, вдоль дорог. Именно там попадаются новинки, в основном заносная флора. Все остальное ему давно хорошо знакомо. Он на все смотрит презрительно, особенно на нас... В горы ходить ему трудно. Высокий и грузный, ему 60 лет, нам он кажется древним стариком. Мы все время пристаем к нему, спрашиваем. Отвечает он нам сквозь зубы, досадует.

Ездили на горячие ключи: в Малки, на Паратунку. Экзотики много, а растительность вокруг ключей такая же, как и везде: каменноберезняки, заросли вейника, группы кедрового стланика, рябины бузинолистной. Дорог нет. Много комаров. Без арендованного транспорта, без лошадей в высокогорья, где находится основное флористическое разнообразие, попасть весьма проблематично.

Неожиданно узнаю: Андрей отказался от поездки в Монголию, сославшись на больное сердце. Добился участия в нашей экспедиции. Очень ему хотелось ездить со мной по Дальнему Востоку. Уже через день мы встречаем его. Самолет садится мгновенно. Пограничники долго проверяют документы. Наконец пассажиры тянутся цепочкой к аэропорту. Среди них тонкая фигурка Андрея. Теперь мы все лето будем вместе. Обрушиваем на Андрея впечатления, в основном жалуемся на Ворошилова. Хотим попасть в высокогорья.

На седловине между Корякским и Авачинским вулканами - маленькая избушка, стационар Института вулканологии. Вулканологи соглашаются приютить нас на несколько дней. Ворошилов посылает Андрея и меня.

Дорога вьется по "сухой" реке. После весенних паводков речной поток исчезает. Все русло покрыто круглыми вулканическими бомбочками. Следы былых извержений. Мы подскакиваем в кузове грузовика, но не обращаем на это ни малейшего внимания. Перед нами разворачивается величественная картина двух огромных островерхих гор, на верхушке усеченных кратерами. Корякский вулкан спит, вершина его заснежена, а Авачинский курится.

Молодой вулканолог-лаборант в избушку нас не пускает. Грубо заявляет: "ставьте палатку", а ее у нас нет... Вокруг рассыпана цветущая горная тундра. Мы впервые видим массу новых растений. Хватаем папки и уходим далеко, лихорадочно (как будто в последний раз!) собирать растения. Уже ночь. Возвращаемся в полной темноте, разгневав уже пьяного "начальника". На рассвете опять убегаем собирать. Мы набрали так много, что опасаемся - погибнет собранный гербарий. Нет газет. Все в тумане, влажно. На наше счастье, через день пришла машина, и мы спустились вниз, увозя свежие сборы.

На Камчатке летом сыро. То и дело бухту и сопки заволакивает туманом, моросит, а то и льет дождь. В Елизове мы живем в школе, летом она пустует. На кухне огромная плита источает живительное тепло. Гербарий сохнет превосходно.

Ворошилов постоянно недоволен. Все остальные, наоборот, веселы. Мы на Камчатке!

Спальные мешки небольшие и холодные. Ворошилову такой спальник только по пояс. Галя Горохова тщательно готовилась к экспедиции. Для сушки гербария она сшила марлевые, с ватной прослойкой матрасики размером с гербарный лист. В таких матрасиках гербарий не сохнет. Вместо марли обычно употребляется папиросная бумага. Я придумала сшить из марлевых матрасиков одеяло для шефа. Ворошилов спит на кухне на остывающей плите, под одеялом из матрасиков, напоминая большую белую глыбу. Ночью на всю школу раздается его богатырский храп. Мы вынуждены ретироваться в дальние углы школы. Но там нас подстерегает новая опасность - крысы.

В первую дальнюю поездку в долину реки Камчатки с аэродрома местных авиалиний Халактырки мы улетели в Мильково в полном составе.

Внизу из самолета видна полноводная река Камчатка. А по сторонам и справа, и слева вулканы. Навстречу летит самолет. Летчики машут крыльями. Все ново и романтично.

Мильково - большое село с пыльными улицами. Горы далеко. В бурной стремнине реки выскакивают, блестя на солнце, большие рыбины, идут вверх на нерест.

Первая и последняя, короткая и неудачная экскурсия на природу. В горы пешком не дойти. Нужны лошади или вертолет. Ворошилов идет впереди, мы - сзади. Ворошилов приказал нам не брать накомарники.

Обмахиваемся ветками от многочисленных, особенно свирепых в тех местах комаров. Андрей мрачно шутит: "Экспедиция наша называется: "Пойду туда, не знаю куда, найду то, не знаю что...". Через два часа унылого похода вдоль дороги Ворошилов в отчаянии сдался. Ринулся в аэропорт. Срочно улетаем в глубинку, в поселок Лазо, расположенный ниже по течению реки Камчатки. АН-2 взлетает стрекозой над рекой, лесами и вскоре мы садимся на большой луг среди леса. Самолет улетел, до поселка несколько километров. Мы одни. Вечереет. Где мы будем ночевать? Нашли брошенную избу без пола. Пытаемся привести ее в порядок. Становится очевидным: тут мы все погибнем. Комары высосут кровь. Необходимо искать более удобное и обжитое, а главное, защищенное от комаров жилье. Идем в поселок. В полумраке белых ночей видим ряды изб. У входа в каждую курятся дымокуры. Нас приютила старая камчадалка. Она забавно цокает, говорит по-русски чисто.

Идти в лес без накомарников немыслимо. В Лазо накомарники не продаются. Шьем сами из марли. Шефу - самый большой, с помпоном. Получилось что-то особенное. "Белые головки", то есть мы, идут в маршрут. Со стороны мы выглядим фантастично. Белая марля сразу же, после первых укусов, стала покрываться красными пятнами крови. Почти ничего не видно... Кари шутит: "Везде мучнистая роса". Со сборами что-то не получается. Все на ощупь. Прошли не более двух километров. Сдались... Опять Ворошилов впал в отчаяние.

Недалеко от Лазо находится гора Николка, на которой В.Л. Комаров делал интересные сборы. Зять нашей хозяйки предлагает подвезти к горе. Но Ворошилов нас не отпускает. Тогда Андрей впадает в ярость и отчаяние. Мы вдвоем убегаем на экскурсию, постоянно обмахивая друг друга ветками. Кое-что собрали.

Еще разок удалось вырваться. Повстречали озлобленных, сосланных сюда женщин - тунеядок. Они питаются преимущественно красной рыбой, которую ловко ловят на удочку. В 50 километрах от Лазо находится лагерь заключенных. Рассказывают: тунеядки не боятся комаров, ходят к зэкам.

Моросит. Долго сидим на полянке аэродрома, ждем обратного рейса. Андрей ловит на себе комаров и складывает в горку. Она растет на глазах. На полянке стайка девушек с букетами. Встречают эстрадного певца В.Трошина. Он в зените славы, с "распахнутой" улыбкой выходит из маленького самолетика. Быстро заскакиваем в самолет. Он плавно набирает высоту над рекой и лесами.

Снова Петропавловск. Ворошилов теперь разрешил нам с Андреем ходить и ездить самостоятельно. На склонах сопок парковые каменноберезовые леса. В таком "парке" идти трудно. Вейник Лангсдорфа стоит по грудь человеку, а то и выше. Идешь вверх с трудом, наощупь. Досаждают комары. В распадках вдоль горных ручьев густые заросли ольхового стланика, между ветвями которого приходится пробираться, согнувшись. Так же трудно в зарослях кедрового стланика. Стволы, направленные вниз по склонам сопок, перевиты между собой. То ли опираться на пружинящие стволы и забираться вверх по бесконечной "лестнице", то ли проползать под стволами. И то, и другое очень трудно. На подступах к вершине стланик ниже, по колено. Появляется обзор. Вдали становятся видны вулканы, долины рек. На хребтах горные плато усыпаны альпийскими растениями. Поднялись на вершину. Ветер разогнал комаров. Стало прохладно. Нужно натянуть свитер. Тогда мы не знали, что в ближайшие годы такие подъемы мы будем совершать по многу раз.

Ворошилов отправляет меня с Андреем в долину Камчатки. Поручает подняться на сопку Ключевскую. Остальные отправляются на Командорские острова.

Конец июля. Козыревск - поселок ниже Мильково по течению реки Камчатки. На так называемом аэродроме при посадке поднимается огромное облако пыли, сквозь которое ничего не видно. Недалеко совхоз Майский. Там мы устраиваемся у доярки. Ворошилов договорился с владивостокским ботаником Клавдией Степановой о совместных экскурсиях. Степанова остановилась в одной из изб неподалеку от нас. Под вечер идем к ней с визитом. На большой печи варится ароматное варенье из жимолости. Клавдия Степанова - полная дама средних лет, стоит рядом, торжественно помешивая варенье. Важно и холодно нам сообщает, что на следующий день она верхом на лошадях поедет в высокогорья. Нас не приглашает. Это не типично для дальневосточников. Позже выяснилось - Клавдия Степанова соперничала с Ворошиловым, считала Камчатку своей вотчиной.

Решаем идти в высокогорья сами, пешком. С 8 утра до 16, целых 7 часов, мы без остановок поднимаемся каменноберезовыми лесами с одного увала на другой. Вейник мешает обзору. Мы не смеем поднять забрало накомарников. Вокруг звенят комары. Этот плавный подъем, кажется, будет длиться бесконечно. Высокогорий не видно. Только к 3 часам дня березы поредели, и мы, наконец, вышли в густые заросли кедрового стланика. Стали попадаться высокогорные виды, но настоящей горной тундры на хребте не оказалось.

Нужно возвращаться. Но Андрей по своей привычке хочет пойти самостоятельно, всего на полчаса. Он срывает накомарник, оставляет меня отдыхать и уходит. На хребте кусты кедрового стланика стоят огромными вазами. Проходит полчаса, а затем час. Андрея нет. Становится жутко. Это самое медвежье место на Камчатке. Я начинаю во все горло кричать. Это и спасло положение. Оказывается, Андрей заблудился, метался в стланике, и только мой крик помог ему выйти. Оба мы сильно устали. Уже 18 часов. Мчимся вниз по распадку. По дороге вдоль ручья встречаются интересные виды. Время уходит на сборы. Скоро нас накроет темнота. Мне страшновато. Неожиданно выходим на заброшенную лесную дорогу. Нас это очень обрадовало, так как в вейнике мы то и дело проваливались в ямы. Спустилась ночь. Лес оглашается разными звуками. Мы уже не идем, а бредем. Неожиданно Андрей садится прямо в пыль и говорит, что дальше идти не может. Я ушам своим не верю, начинаю ругать его, теребить. Аллергия у него развивалась стремительно, но мы думали - гайморит. А ведь весь день мы шли на уровне соцветий вейника. На центральную дорогу вышли в 2 часа ночи, в 6 километрах от поселка.

Глубокая ночь. Хозяева спят. На столе для нас оставлена тарелка красной икры и крынка молока. Я расстегиваю рубашку - вся грудь изъедена мошкой. У нее клещи, словно ножницы. У Андрея мошка изъела икры ног, забираясь в широкие голенища сапог. Он с аппетитом ест икру. Я от усталости еле шевелюсь. Дразню, мол, если он в состоянии есть, значит, не устал.

На утро узнаем - вниз до Ключей идет катер. Следующий будет только через неделю. Оставаться в таком бездарном месте не стоит. Поэтому быстро прощаемся с гостеприимными хозяевами, хватаем гербарий и садимся на катер. Он наполнен ребятишками, их везут в пионерский лагерь.

В салоне срочно закладываем вчерашние сборы, вызывая интерес у пассажиров. Лица наши раздуты от укусов комаров, мы еще не пришли в себя.

В Ключах устраиваемся в лесничестве. Директор - знаменитый на всю Камчатку и за ее пределами лесовод Павел Дьяконов. Маленького роста, со светлыми усами, пожилой, но еще бодрый крепыш.

Дальнейшая наша жизнь в Ключевском лесничестве идет под опекой его энергичной супруги Марии Александровны. Типаж, достойный капитанши из "Капитанской дочки" А.С.Пушкина. Мария Александровна командует лесниками, как и своим тихим супругом. Срочно приказано топить для нас баню.

Лежим на крыше, загораем. Любуемся и удивляемся огороду и теплице Марии Александровны. На крыше сохнут газеты. Переборка, этикетирование и прочие заботы о гербарии идут под аккомпанемент рассказов Марии Александровны. Она пережила ленинградскую блокаду, ухаживала за матерью Дьяконова, который все долгие военные годы был на Камчатке и ничего не знал о семье, не знал, что мать и его дети погибли в блокаду. В живых осталась только Мария. Вместе с Павлом она объездила весь север и юг Камчатки. У них растет приемная дочь Валя. Дьяконов написал книгу "Леса Камчатки".

По мнению Дьяконова, с ботанической точки зрения Ключевская сопка не очень интересна, хотя все ботаники стремятся побывать на самом высоком и к тому же действующем вулкане. Он посоветовал нам подняться на другой, уже давно не действующий вулкан Харчинский, противоположный Ключевскому. Там хорошо выражена горная тундра, высоты значительные.

На подъеме у сопровождающего нас лесника перед носом курится головешка для отпугивания комаров. На вершине Харчинского со стороны Ключей гора как гора, с подъемами и спусками. С противоположной - обрыв до самого основания сопки. Во время извержения оторвало ровно половину горы. В основании сопки видно жерло вулкана. На коньке хребта, на плато- ковры красочных филлодоце, лезелеурий, низкорослые ивы, багульник и всякое другое, что украшает горную тундру.

Жизнь в Ключах мы вспоминали с большим удовольствием. Собрали большой материал. Через несколько дней в Елизово собралась вся компания, полная впечатлений от путешествия на Командоры.

Ворошилов по-прежнему дуется. То и дело мы слышим: "У нас сухой закон, никаких шашней". Встречу решили отметить поздно вечером в дальнем классе школы. Не хватает закуски. Консервы лежат на полке над разделочным столом, на котором спит Ворошилов. Я, как партизанка, иду за консервами, пробираюсь к полке. Под белыми ковриками тело Ворошилова сотрясается от храпа. Но как только я протянула руку к консервам - храп прекратился. Бешено бьется сердце. Я замерла. Медленно Владимир Николаевич поворачивается на другой бок. Снова раздается храп. С банками консервов я ползком выбираюсь из кухни.

Последняя поездка на Камчатке. Пущинские горячие ключи находятся в горах, в 20 километрах от Мильково. Циклон. Под ливнем поднимаемся в горы. Вымокли. Реки вздулись. Я иду через реку бродом. Но Андрей говорит, что у него еще подметки сухие. Берет палку, опирается и прыгает. Очки соскакивают и уплывают. Теперь его жизнь усложнилась. Он близорук, а когда можно будет купить новые очки в этом диком краю - неизвестно.

У горячих ключей стоит большая добротная изба. Одна комната - полати для жилья, вторая - бассейн с целебной горячей водой. В доме лечится пожилая пара. Мы плаваем, греемся. Добрые люди кормят нас, сушат одежду. Мы уже привыкли к камчатскому гостеприимству. Утром все вокруг затянуто тучами. В горах где-то обвал. Два потока сливаются. Один чистый, голубой, другой - темный, мутный. Отвесный склон сопки, вся его "стена" пестрит глинами. Во многих местах изливаются маленькие роднички. Каждый имеет свой вкус и цвет, видимо, свой химический состав. В тумане в высокогорья подниматься опасно. Так и не дождавшись хорошей погоды, возвратились в Мильково.

Еще несколько экскурсий по пойме реки Камчатки. Мокрые до нитки, мы вышли на дорогу. До Милькова 20 километров. Впереди прошла, не заметив нас, грузовая машина. В досаде сидим на бревне, выжимаем мокрые носки. Вдруг видим: идет маленький неказистый человек. Андрей предлагает ему присесть и ждать попутную машину вместе с нами. Обычно Андрей неразговорчив, а тут заговорил. Я решила поддержать. Пошли. Человек неохотно идет рядом. Машин нет. Вскоре попутчик заявил, что ему необходимо отдохнуть. Отстал. Нас догнала машина и довезла в Мильково. Нашего попутчика в ней не было. Шофер сказал, что из лагеря убежал заключенный, его ищут. Мы стали вспоминать то, о чем говорил этот человек, и обнаружили массу нелепиц. Видимо, это и был беглый.

Мы влюбились в Камчатку и загорелись переехать в этот чудный светлый и интересный край. Только не было в то время на Камчатке ботанического учреждения. С тех пор мысль о переезде на Дальний Восток нас не покидала.

Ворошилов решил отправить меня в Москву. Сам купил для меня билет: "Хватит, поездила!" Меня это привело в отчаяние. На Камчатке я не нашла проростков жимолости. Через некоторое время Ворошилов говорит: "Я бы вас не отправлял, да боюсь Цицина, он меня отправит на пенсию!" (Н.В.Цицин - академик, директор ГБС).

Я человек маленький, не боюсь. В крайнем случае, выгонят. Зато побываю в Магадане! Отправила телеграмму в ГБС с просьбой продлить командировку. Продлили.

Экспедиция уже в Магадане. Мы летим вдогонку.

Грустно расставаться с яркой, каменноберезовой Камчаткой, только-только схваченной первыми красками осени.

20 августа. Магадан. Большой аэропорт в широкой долине реки в 56 километрах от города. Аэропорт так и называется: "56-ой". Автобус идет по знаменитой Колымской трассе. Мрачная картина, тяжелый туман лежит над низкими сопками. Вдоль трассы сопки покрыты серыми каменными осыпями. Холодно. Первые заморозки.

Гостиница "Магадан" - прочное, надежное, так называемое "сталинское" здание в пять этажей. Из большого холла вход в ресторан. Оттуда по-ресторанному тянет перегаром. Доносится сиплый оркестр. Там гуляют.

Сидим перед будкой администратора. Мест нет. Рядом с нами такие же жаждущие устроиться в гостинице бедолаги. Администратор - надменная тетка - всем отказывает. Один из просителей пытается разжалобить: "Я прилетел с Зеленого мыса, там уже заморозки!". Меня это известие приводит в шок. Ведь наши дети у мамы на Зеленом мысу, на Черном море! Оказалось на Колыме свой Зеленый мыс. Это поселок Черский в ее дельте.... И там уже зима....

Нам идут навстречу, разрешают расположиться в спальных мешках на полу в номере у Владимира Николаевича Ворошилова. Он очень сердит, со мной не разговаривает. Наутро вся группа, кроме нас, уезжает на север по трассе. Мы остаемся вдвоем с Андреем и, еще не осмотрев город, идем на автовокзал. Наобум, прочитав красивое название "Снежная долина", едем в этот поселок в 23 километрах к северу.

Первые краски осени. Воздух особенно чистый. С большими трудностями перебираемся через полноводную речку Дукчу, распадками выходим на горные плато. По ним то вверх, то вниз проходим значительное расстояние. Открываются виды замечательной красоты. Знать бы, что всего через три года мы станем жителями Магадана, и в долине Дукчи будем бывать часто!

Днем пригревает солнце. Магадан кажется вымытым и нарядным. С пологой сопки к северу спускается прямая улица Ленина, окруженная прочными, каменными домами с архитектурными излишествами. Вдоль улицы выстроились лиственницы. Поэтому центральная часть города имеет свое лицо. Наверху улица венчается телевизионной вышкой. Оттуда с вершины сопки открывается вид на бухту Нагаево.

Шеф по прежнему посылает нас, словно в русских сказках, на немыслимые дела. В Магадане, в геологическом Институте СВКНИИ, работает геолог Васьковский Алексей Петрович. Он рассказал Ворошилову об интересном Ольском плато в 150 километрах севернее Магадана. Там масса редких реликтов. Поэтому Ворошилов посылает нас на это плато, а затем в Усть-Омчуг, на Тенькинской трассе. Мы смотрим на карту и понимаем, что добраться до Ольского плато можно только вертолетом или на лошадях.

Андрей поступил мудро. Мы доехали по трассе до 150-ого километра, вышли из автобуса и оставили в кустах рюкзаки. Спальных мешков из-за их тяжести мы не взяли. В конце августа за Ольским перевалом уже осень. Густой красный покров голубики лежит под еще зелеными или чуть желтеющими лиственницами. Золотая осень ярко коснулась горной тундры. Серые и кремовые, а то и черные кустистые лишайники замысловатыми кружевами окружают красный арктоус, желтые ивы и вечнозеленые кустарнички. Прошли на запад по предгорьям несколько километров. На склонах сопок "лестницы" серых обломков камней - курумники, поросли замысловатыми кругами то зеленых, то оранжевых накипных лишайников. Вершины сопок плоские или пологие.

Пройдя по предгорьям в сторону Ольского плато километров 20, поздним вечером возвращаемся на трассу и долго голосуем. Водители не останавливаются. Наконец сжалились, подвезли до поселка Палатка.

В Палатке от центральной трассы на запад ответвляется Тенькинская, которая идет в самый золотоносный район Колымского нагорья, "золотую" Теньку, преодолевая два высоких перевала.

Ранним утром обстановка на автостанции нервозная. Народу много, все хотят попасть в транзитный автобус, следующий из Магадана в Усть-Омчуг. Наконец, подъезжает небольшой "ПАЗ". Водитель должен отметить путевку. Выходя из автобуса, он предусмотрительно запирает дверь. Нам необходимо попасть в автобус. Иначе гербарий, собранный с такими трудностями, может погибнуть. Его срочно нужно заложить. Вдруг с удивлением обнаруживаем: в автобусе сидят все члены нашей экспедиции во главе с Ворошиловым. Радостно машем им и, по совету одного из пассажиров, влезаем в автобус через окно. Оказывается, такой способ посадки тут распространен.

Оказалось, Ворошилов в последний момент переиграл свой маршрут и решил также посетить Усть-Омчуг. Мы усаживаемся на рюкзаки в салоне, чтобы быть менее заметными. И вдруг на весь автобус раздается в наш адрес грозный рык Ворошилова: "Прекратите хулиганить!". В ответ на его плечо ложится мощная ладонь одного из пассажиров и предупреждение: "Молчи дед!".

Шофер отнесся к нам снисходительно. Едем дорогой удивительной красоты. На склонах сопок по-осеннему желтеют лиственницы с подлеском из покрасневшей голубики. В широких долинах белые наледи. Серпантинами взбираемся на перевалы и также серпантинами спускаемся. Усть-Омчуг в большой долине. Рядами стоят квадратные домики. Здесь маленькая гостиница. Бредем вслед за Ворошиловым. В гостинице его спрашивают: "А эти с Вами?" Это о нас. Он отвечает: "Нет". Тут же Ворошилов принимает новое решение: вся группа уедет обратно завтра днем....

На сопке Чихара в лиственничнике на фоне зеленых мхов лежат орнаменты ярко-алых листьев арктоуса красноплодного. К вечеру спускаемся вниз, спешим отметить день рождения Андрея. Сегодня 2 сентября ему исполняется 34 года. Как только разлито вино и произносится тост - входит Ворошилов, присоединяется к нашей компании. Сердце его растопили сборы со 150-го километра.

Утром Ворошилов покупает билеты в Магадан. Для Гали Гороховой - детский, видимо, потому что она маленького роста... Автобус уходит в 13 часов. На экскурсию остается всего два часа. Тогда нам казалось, что эти далекие места мы видим в первый и последний раз.

Едем обратно. Два больших автобуса следуют друг за другом. Останавливаются на перевалах. Уговариваем шоферов задержаться на перевале на несколько минут для сборов, чем опять гневим Ворошилова. Шоферы проникаются нашим энтузиазмом. Мы с Лилиан бежим в сторону и приносим гербарий в охапке. Закладываем в автобусе. Доброжелательные пассажиры живо интересуются названиями растений.

Сетки с гербарием мы оставили сушиться в геологическом институте. Перед отлетом их необходимо получить, а геолог, в кабинете которого мы их оставили сушиться, - уехал. С трудом получили пропуск, забрали сетки. Но в институте сохраняются дальстроевские порядки. На вахте, в форме и с пистолетом, сидит охранница при исполнении обязанностей. Андрей на выходе спрашивает у нее: "А он у вас заряжен?". В ответ буря возмущения. Но выпустила.

На этом для меня закончилась дальневосточная экспедиция. Остальные члены экспедиции летят дальше, сначала в Николаевск-на-Амуре, а затем в Приморье. По рассказам и письмам Андрея я знаю, что и в Приморье у Андрея и Лилиан возникали конфликты с Ворошиловым. Однажды, возмущенный тем, что Андрей перед маршрутом, ожидая остальных, в одежде прилег на гостиничную койку, он пытался сорвать его с этой койки за ноги. Чем кончился этот инцидент - мне неизвестно. Но все вернулись с Дальнего Востока живыми и вспоминали приключения с юмором. А Ворошилов сделал на ученом совете пространный доклад и на все лады нас с Андреем расхваливал.

Публикации 1967г.: Вышли из печати: "Рецензия на статью Т.Л.Тарасовой "Вопросы интродукции видов рода эремурус", "Экологическая эволюция однодольных"", "Закономерности эволюции цветка", "Эволюция проростков и семян однодольных".

Поездки, экспедиции 1967г.: Март: Дагестан (Хасавюрт), Аджария ( Чаквисцкали). Июнь-сентябрь: Камчатка (Малки, Паратунка, Елизово, Авачинский вулкан, Мильково, Лазо, Козыревск, Майские увалы, Ключи, перевал Харчинский, Пущинские ключи.). Магаданская область (Магадан, Снежная долина, Атка, Палатка, Усть-Омчуг). Николаевск-на- Амуре. Приморье.

1968 Новый 1968 год мы, как обычно, встречали вчетвером, в тесном семейном кругу. Традиционная утка с яблоками, пирог с секретными "счастливыми" записками. Доморощенный Дед Мороз, то есть переодетый Андрей.

Все бы хорошо, но катастрофически не хватало денег. Подрабатывали, писали статейки в популярные журналы. В основном в новый тогда журнал "Химия и жизнь", а я еще и в "Юный натуралист". За эти статейки платили гроши. Стали собирать материал для популярной книжки о растениях Европейской части. Эти наработки так и не были реализованы. Дальний Восток на многие годы оторвал нас от природы Европы.

Андрея все больше угнетало положение младшего научного сотрудника. Назревал кризис. Никаких возможностей для продвижения в ГБС не предвиделось. Он чувствует: ему необходима поддержка в лице энергичного человека.

Такими качествами, на его взгляд, обладает В.Г. Хржановский - заведующий кафедрой ботаники Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Контакты с Хржановским возникли во время заседаний, посвященных эволюционным вопросам. Хржановский продвигал работы М.Г. Попова и способствовал публикации его трудов. Очень ценил Ярослава Ивановича Проханова - ученого с прогрессивными взглядами на происхождение однодольных и эволюцию жизненных форм.

Хржановский предложил Андрею перейти на кафедру ботаники ТСХА. Была назначена встреча с ректором. Но все провалилось из-за курьезного случая. В приемной ректора негде было сесть. Андрею надоело ждать. Взорвался, ушел и успокоился. Он уже собрал документы, подал на конкурс в академию и прошел туда. Но не воспользовался этим шансом. Может быть, потому что метался, и отношения с Хржановским были испорчены. Может быть, потому, что в 1968 году мы уже серьезно думали об отъезде на Дальний Восток.

Весной Андрей едет в Тбилиси, а затем в Батуми. Казалось, впечатления, многочисленные экскурсии могли развеять его плохое настроение. Но неудовлетворенность сидела гвоздем, нарастала. Он пишет мне: "Опять стало ужасно грустно и жалко самого себя из-за всех неудач, или вернее, из-за какого-то злого рока недоброжелательства".

После Батума он едет в Абхазию, в Гудауты. Опять к Шалве и Софье Диомидовне Гуджабидзе. На экскурсии с ним ходят сестры Софьи Диомидовны. Они очень гордились тем, что ходили бодро. А Андрей, как обычно, не смотрит по сторонам, видит только растения. Он мне пишет, что путешествовал со "старушками". В молодые годы, все кому за 40, казались нам стариками. В недостроенном доме у Гуджабидзе было очень холодно, как бывает в больших грузинских неотапливаемых домах. И чтобы высушить свое дорогое детище - гербарий, Андрей тайно пользовался утюгом.

На майские праздники мы решили поехать на меловые горы под городом Вольском выше Саратова. Для этого воспользовались знакомством с Ларисой Худяковой - ботаником из Саратовского университета.

Сидим на завалинке железной дороги, на станции Быково Казанской железной дороги. Ждем отлета задержанного рейса. Позже я часто из электрички смотрела на эту завалинку. Пройдет два года, и мой свекор Павел Александрович Хохряков купит дачу на ближайшей к Быково станции "Отдых". С тех пор наши дороги на дачу идут мимо Быково, и это уже очень хорошо знакомые места. Таким образом, мы как-то приблизились к будущему.

Небольшой самолет взлетел. Под нами по-весеннему зеленые поля, леса, Волга в полном розливе. Под вечер в доме Ларисы в центре Саратова нас встречали торжественно как московских гостей. Стол накрыт белоснежной скатертью. В центре салат - гордость хозяйки, мамы Ларисы. Лариса, симпатичная полная девушка, без конца щебечет, строит планы поехать подальше от Саратова в Жигули. А у Андрея главная цель - увидеть выходы известняков под Вольском. Ларисе пришлось смириться. Не бросать же гостей. Она считала нас заядлыми туристами. Сама она переняла внешнюю сторону этого большого племени.

Рано утром сели на "Ракету" вверх по Волге до Вольска. А оттуда на старом автобусе добрались до деревни Тепловки. Поход на меловые горы раздосадовал Ларису. В гору лезть ей не хотелось, осталась внизу. Праздники в понимании Ларисы были уже почти испорчены. Мы не оправдали ее ожиданий. Не пели песен, не говорили каких-то ритуальных туристических слов. На белых горах из больших норок выглядывали, стоя столбиком, большие сурки. Мел слепил глаза.

Размытой дорогой идем обратно с тяжелыми рюкзаками. Вдоль дороги в большой канаве расцвели лютики. Андрей отошел. И вдруг - нигде его нет. Пропал. Я бегу к канаве - он на спине барахтается и вот-вот утонет. Тяжелый рюкзак никак не скидывается и тянет вниз, а он копошится, словно перевернутый жук. С большим трудом помогла ему выбраться. Меня всю трясло. Гвоздем сидело: как бывают неожиданны несчастья. Как хрупка жизнь. Андрей грязный и мокрый. Вещи, гербарий, а главное фотоаппарат, намокли. Еле влезли в автобус. Там дюжие тетки потрясают нас отборным матом. Лариса сердится, не позволяет развязать рюкзак и проверить сохранность вещей, просушить фотоаппарат. Уже не трещинка, а пропасть разверзлась между нами. Мы уже как бы совсем не ко двору. Нас терпят. И терпим мы. Не может переделать Андрей ради чистюли-мамы и трещетки-Ларисы свои привычки!

Следующий день ясный, солнечный. В окрестностях Саратова, в Комсомольской роще первомайские гулянья. Наша попутчица быстро прибилась к веселой компании у костра и гитары. А мы ушли далеко на холмы. В логах цвели тюльпан Биберштейна и астрагал Шелихова. Березки только-только распустли свои блестящие листья. При каждом дуновении вокруг деревьев образуется облако желтой пыльцы. Весна теперь для меня гиблое время - аллергия! Я чихаю и чихаю. Андрей тоже не очень здоров. На ноге у него образовался нарыв. Нужно вынимать занозу. В чистоплотном доме, где все смотрят косо, это почти подвиг.

Утро приносит очередные огорчения. Размыло взлетную полосу, и нам обещают отлет через полмесяца! Когда высохнет чернозем! Митинг в аэропорту заканчивается победой. Для неулетевших пассажиров выделяют дополнительный вагон в поезде Саратов-Москва. Всю дорогу я разглядываю полупрозрачные чертовы пальцы - белемниты, собранные в овраге под Саратовом.

Окаменевшие моллюски лежали в детском ведрышке при входе в нашу квартиру. Каждый, кто приходил к нам гости, одаривался чертовым пальцем.

Андрей - участник экспедиции на Карпаты. По дороге на юг сначала Стрелецкая степь, затем Воронеж. Но главное - Львов и восхождение на гору Петрич. Андрей регулярно пишет мне из Львова. Оказывается, он побывал на Западной Украине еще в студенческие годы, в 1956-м году. Во Львове тогда он был только мельком, как он пишет, а теперь может рассмотреть этот старинный город. Его всегда интересует история.

Все свои силы в экспедиции он кладет на сбор гербария, его сушку. Собирает большими дозами и пишет, что отправил уже восемь посылок. Он не считал листов, поэтому просит меня, чтобы сотрудники гербария подсчитали его "урожай". Посылает он и живые растения для экспозиций. Это также одна из главных задач. Сотрудники отдела флоры пополняли новыми видами коллекции отдела.

На лето детей отправили к моей маме на Зеленый мыс. Собрались в Якутию. Денег на это путешествие у нас не было. А очень хотелось в те далекие места. Все чаще мы думали об отъезде в Сибирь или на Дальний Восток. В ботаническом саду ко мне очень тепло, по-отечески относился ученый секретарь - Юрий Николаевич Малыгин. Он и содействовал нашей поездке и договорился с начальством. Командировочных нам не заплатят. Дорожные расходы он постарается, чтобы оплатили.

Из дневника. 9 июля. Лето в зените. Четыре дня поездом едем на восток. Под городом Братском черные обгорелые лиственницы тянутся вплоть до Усть-Кута. Дальше поезд не идет. Тупик. Мы будем плыть до Якутска вниз по Лене на теплоходе "Хабаровск".

14 июля. Осетрово. Поселок Усть-Кут как на ладони. На пристани выделяется компания снобов, видимо, из столицы. Цыгане: молодка в туфлях на высоких каблуках с яркими бусами на шее, неопрятная старуха, малыш. Венчает семейную идиллию красавец с иссиня-черными волосами, усами на выразительном лице. Спит под грязным одеялом. Рядом стоят сапоги. Большую кучу пожитков охраняет собачонка. Едут они, слава богу, не на нашем теплоходе, мы уже два раза теряли то фотоаппарат, то кошелек.

У нас интересные попутчики. Рассказывают о прошлом Лены, например, как добирались в 1932 году два месяца на плотах до Якутска.

Удивительно, оба берега Лены высокие. Ночью пристали к Киренску. Старинный город спит. Светит луна. Бродим по деревянным тротуарам. Большие двухэтажные, рубленые дома с огромными, плотно закрытыми ставнями, освещенные луной, в тишине ночи кажутся таинственными. Какая жизнь там, за ставнями? На пристани, наоборот, гулянье. Нас догнал теплоход "Благовещенск", следующий до Бодайбо. Пассажиры гуляют все вместе. Многие знакомы.

15 июля. Сначала теплоход идет в сплошном утреннем тумане. Позже солнце его растопило, и открылись скалы с лесом. Картины напоминают Южный Урал. Кажется, красоте не будет конца. Река становится все шире и шире. Гудок парохода, и эхо разносится очень далеко. Везде по берегам лес. Над пароходом вьется множество стрижей. Их норки в береговых скалах, покрыты степной растительностью. Андрей загорелся. Ни о чем другом не думает, а только как попасть в эти места. У деревни Дубровки большая излучина, а за ней с двух сторон скалы сужаются. Это и есть знаменитый "Пьяный бык", или "Щёки". Форма ярко-красных, особенно ярких на закате скал, напоминает голову быков. Вода бешено прорывается сквозь узкий проход между скалами. Ощущение сильное. Мы щелкаем всю пленку и до 12 ночи любуемся рекой. Никак не можем уйти с палубы. По-прежнему оба берега высокие.

16 июля. Пойма появилась только сегодня. На равнине еловые леса. По пути скалы попадаются все реже. На берегу пасется стадо северных оленей. На пароходе много молодежи, едут в Якутск учиться. В Ленске стояли всего 40 минут. Удалось окунуться, вода холодная. У берега очень быстрое течение. Много рыбы под названием тугун. Ее едят сырой, преимущественно якуты. Попутчик Вадим так влюблен в реку, что дочку назвал также Леной. Иссиня-черные горы на фоне багряно-красного заката. С одной стороны еще светится закатное небо, а с другой в то же время всходит луна. Полночи стоим на палубе, любуемся. Встречаем рассвет. Много деревень русского облика "лицом" к реке. Расположены кучно. Потом большой перерыв. Олекма. На нашей карте нет города Мирного. Начало освоения алмазных месторождений.

Слушаем рассказы о грандиозном ледоходе. О том, как до 1955 года работала лошадиная почта: лошади по суше тянули лодки. Лошадей перегоняли только до августа, так как после сильных дождей вода в реке становится холодной.

16 июля. Утром проходили Ленские столбы. Над рекой возвышаются сказочные "замки" с полуразрушенными "башнями", "бойницами" и обрывами. Не верится, что это творение природы. Каждый "замок" обрамлен темным лесом.

19 июля. Якутск - большой пыльный город в пойме Лены. Первое, что бросилось в глаза - так это полное отсутствие зелени. Встретила нас и приютила в своей маленькой квартирке с тройными рамами Зина Кротова - сотрудник ботанического сада, модная красавица средних лет. Её муж Володя - архивариус, рубаха-парень. Рассказывает, что под зданием института живут собаки, которых не могут оттуда выкурить даже газом.

Институт Якутского филиала Академии наук находится в центре города. Это высокое серое здание с гербарием. Познакомились с Владимиром Николаевичем Андреевым, заведующим отделом ботаники. Высокий, величественный, по комплекции он напоминает Ворошилова. Всю свою творческую жизнь он посвятил Северу. Советует ехать на Момский хребет через Усть-Неру. Так и поступим.

Совершили визит к Вере Александровне Шелудяковой - известному якутскому ботанику. Ей 85 лет, в белой вязаной шапочке она похожа на старую учительницу. Все зовут ее "баба Вера".

Поздним вечером, плавно перешедшим в белую ночь, во время прогулки по городу очень замерзли.

Ботанический сад находится в 20 километрах от города, в местечке Чучур-Муран. Участки маленькие, а вся неосвоенная территория занимает 250 га! На высокой надпойменной террасе сосняк с густым покровом толокнянки с брусникой.

20 июля. Якутск. Днем жарко, вечерами свежо и прохладно. Идешь по улице - и то тут, то там видишь вспученные бугры асфальта. О вечной мерзлоте напоминают и утепленные, словно перебинтованные наземные трубы коммуникаций. Много деревянных домов с красивой резьбой, но общее впечатление странное. Много грязных прудов. Это старицы Лены, в которых купаются дети. Рядом плавают дохлые собаки. На центральной площади памятник Ленину, главная улица - Ленина. На ней Доска почёта. Самые знаменитые люди Якутии, лауреаты Ленинских премий, геологи.

21 июля. Сегодня ездили к Зине и Володе на дачу в Сергелех. Володя шутит: "она видна из нашего окна!" За высоким забором большой рубленый дом. Ушли на экскурсию. Долго бродили в однообразных сосняках, спеклись на жаре. Ухитрились заблудиться среди не менее однообразных дач за высокими заборами. Володя искал нас с овчаркой Мухтаром. Угощали огромным пирогом с рыбой. Рыба лежит в подвале на вечной мерзлоте. Тут же битая птица, туша оленя. Володя - охотник и рыбак. Наверху - жара выше 30. Контрасты континентального климата.

День закончили в городском парке. Прохладно. На танцплощадке девушки в летнем. Рядом милиционер и "Скорая помощь". На всякий случай.

22 июля. Табага. Сосняки и лиственничники. На высоком берегу - памятник Каландаришвили. Легендарная личность, герой гражданской войны. Подпольная кличка "Дед". Проходящие суда салютуют "деду" длинными гудками. Долго ходим по упругим коврам кустарничков. Среди зелени мелькают красные брусничины. Обследовали остепненные склоны над Леной.

23 июля. Якутск. Работаем в гербарии. Андрей определял растения сотруднице института Галактионовой. Она дала нам гербарные сетки, взялась досушить наши сборы.

24 июля. Якутск. Несмотря на дождь, едем на экскурсию по Вилюйскому тракту. Удается собрать живые растения, упаковать посылку и отправить. Огорчает то, что служебные посылки стали дороже в два раза, а нам нужно экономить на всем. Мы ведь ездим на свои кровные, которые нам одолжили родители Андрея. Все делаем в сумасшедшем темпе. Завтра улетаем в Мому.

25 июля. Якутск - Усть-Нера. В семь утра мы в аэропорту. Наш самолет с красным хвостом. Все попутчики якуты. Под нами Лена. Очень скоро появились горы, то низкие, то высокие, иногда чуть припорошенные снегом. Первая посадка в Оймяконе. Огромная плоская долина, обрамлена горами. Следующая посадка в Усть-Нере, а оттуда в Мому мы полетим "Антонами". Объявляют: "Антоны" наготове, уже давно нас ждут.

Усть-Нера. Маленький аэропорт в долине Индигирки. В зале ожидания ремонт. "Антонов" нет. Никто ничего не знает. Горы рядом, хочется пойти на экскурсию, и в то же время боимся пропустить самолет. Солнце печет. Сидим на улице на диване, изнываем в неизвестности. Всем, кроме нас, долгие ожидания привычны. Милиционеры режутся в карты. Через два часа узнаем: самолета не будет. Бросаем вещи и на пароме переправляемся через Индигирку. Сразу начинается подъем. Березка Миддендорфа, багульник, голубика. На сопке камнеломка Редовского, змееголовник дланевидный, кассиопеи, щитовник пахучий. Горная тундра кончается, далее почти голая каменистая осыпь. Спускаемся вниз, на сфагновых мочажинах собираем жирянку.

У парома машины ждут переправы. Звонит колокол, отчаливаем. Белая ночь. На улице комары. Устраиваемся в спальниках в коридоре, но пьяный попутчик всю ночь орет блатные песни. Ночью пьяные дерутся. Драчуна выталкивают на улицу. Долгие объяснения и упреки. Милиционер объясняет: "Не тронь говно, вонять не будет". Все затихают. Но среди ночи пьяный решил устроиться на ночлег между мной и Андреем. Снова возня, снова его выдворяют. Не спали совсем.

26 июля. Усть-Нера - Мома. С утра ничего неизвестно. Вдруг прилетает "Антон", то есть АН-2. Объявляют, что это грузовой. Но уже через полчаса мы в этом самолете летим через хребет Черского. Пики гор запорошены снегом. Известняковые обнажения. Озера. Летим над рекой, сверху видны пороги - шиверы. В долине Индигирки перед Момой под нами россыпь серебристых железок. Садимся на огромный аэродром. За ним до самой реки раскинулся большой поселок Мома. На краю взлетного поля аккуратный одноэтажный домик аэропорта. Нам сразу же оказывает гостеприимство начальник аэропорта пожилой ленинградец Михаил Гаврилович Каплин. С этого момента он наш благодетель. Располагаемся в маленьком пилотском домике-техничке. Она в 100 метрах от домика аэропорта, где живет Каплин. В техничке печка, можно беспрепятственно, никому не мешая, раскладывать и сушить гербарий. Сразу же идем на экскурсию. Ноги как ватные. Далеко за аэродромом горы оленьих шкур и рогов. Выбираем себе пару самых красивых и тут же бросаем. Нужно выспаться. Час мы дремали и в пять спешим на экскурсию. Масса нового, много степных видов: синюха, злаки, прострел, арника. Путь нам преграждают глубокие протоки. Вечером в кабинете Каплина ужин со спиртом. Обычная песня: Каплин, как и все питерские, и не только питерские, любит Ленинград и не любит Москву. Белая ночь.

27 июля. Мома. Ю-гора. В углу нашей избы место Коли Коновалова. Он бывший горняк, спился и утратил способность объясняться с людьми. Безобиден. Работает в порту грузчиком.

Ю-гора - горная степь в форме буквы Ю в лиственничнике на склонах Момского хребта. Долго пересекаем протоки. Неприятно по грудь погружаться в холодную воду. Вещи, папки на поднятых руках. Ступни чувствуют холод вечной мерзлоты. Много новых видов, а много и знакомого по Усть-Омчугу: змееголовник дланевидный, вероника седая, тимьяны. На горизонте далекие синие цепи гор Верхоянского хребта. Внизу широкая долина Индигирки с несколькими рукавами. Солнце еще высоко, хотя уже девять вечера. Поднимаемся и попадаем на новый степной склон. На спуске попали в заросли березки, кедрового стланика. Ноги утопают в моховой подушке. Ниже в пойме начинаются свалки. Разбросаны хорошие вещи. На нашем пути маленький домик. К нему проведено электричество. На железной кровати перед домом сидит совершенно пьяная бабка якутка. Курит трубку, что-то бормочет.

На новом степном участке ничего нового. Из поселка раздается громкое радио, как будто рядом. По пути кладбище. Могилы украшены камешками, рогами, детскими игрушками.

Два часа ночи. Светло, как днем. Рядом Полярный круг. Издалека видим, как Каплин гоняет коров, которые норовят рогами вспороть "живот" "Антону". Так повторяется несколько раз, пока мы не приходим на взлетное поле. Маленькие, покрытые густой шерстью коровы перепутали день с ночью. Часто можно видеть их днем спящими, а ночью бодрствующими.

28 июля. Мома. Утро уходит на закладку и разборку гербария. Наша изба - что-то вроде клуба. Коля Коновалов непонятно бормочет. Главное, что можно разобрать - так то, что он ровесник космонавту Титову. Значит, и мой ровесник - ему 33 года. Аня - молодая миловидная невысокая женщина - работает в аэропорту. В аэропорту работает и ее муж, тоже Коля. Приходят якуты поболтать и поинтересоваться. Хромой дядька принес газеты для гербария.

На гору Птицу выходим в 12 ч. 30 мин. Желтое пятно в форме птицы на фоне темной тайги, также, как и Ю-гора, хорошо видно из поселка. Опять проходим несколько проток, затем густыми ерниками и опять протоками. Мучает гнус. Постоянно мажемся диметилфтолатом. Только к шести вечера вышли к Птице. Степной склон отличается от Ю. Новые находки. Выходим на хребет. Вдали на востоке тянется цепь высоких гор Момского хребта. В 12 ночи возвращаемся домой, любуясь закатом.

В избе сильно натоплено. На столе чай. Коля спит, а Анин Коля бегает со своим Мухтаром по аэродрому. Белые ночи сбивают с толку не только коров.

29 июля. Мома. Весь день разбираем сборы, готовим посылки с живыми растениями, семенами для отправки. Весь день перед нами маленький АН-2 взлетает и вскоре садится. Так весь день. Каплин сообщает: скоро прилетит вертолет, и он постарается чтобы нас брали по пути на стойбища в высокогорья (в те времена вертолеты были еще редкостью). Председатель райисполкома удивлен тем, что я никогда не видела оленьих пастбищ. Вечером ходили в пойму до 10 вечера. Принесли много нового.

30,31 июля, река Терехтях. Мома. В поход собрались лишь в 11. С утра относили на почту посылки с растениями. Горы кажутся близкими. Долго идем ерником, гнилым лиственничником. Ноги тонут в болоте. Только через четыре часа набрели на лесную дорогу. Стало легче. Выше появился кедровый стланик. Выходим на седловину и далее в гору к вершине. С вершины открывается вид на большую долину притока Индигирки Терехтях, разветвленного на несколько рукавов. Наша вершина - это только первая вершинка. Решили спуститься к реке и за ней подняться на хребет. Не ходить же каждый день по пойме Индигирки! Нам нужны высокогорья. На склоне участок степи. Здесь тимьян пахнет совсем по-другому. Я говорю Андрею, что это новый вид (позже так и получилось. Его описал Борис Юрцев). Через реку трудная переправа. Оба держимся, чтобы не снесло за палку, переходим по пояс в холодной стремнине. На галечнике роща чозении. Ползем, бесконечно ползем вверх к горе, обливаясь потом. Две вершины кажутся рядом. Это вдохновляет. Но это только этап подъема. Опять подъем. Откуда берутся силы? Вижу свежие следы медведя. Поздний вечер. Совсем светло. Свистят пищухи. Белка-летяга планирует с лиственницы. После рассказов о медведях мне жутко. А Андрей совсем не боится. Он отважный. Не верится, но мы на горе. Ноги дрожат. Андрей идет к вершине. Налетает туман. Я делаю описание. Это горная тундра, но бедная. Идем по коньку хребта в молоке тумана. На седловине накрыл дождь. Собираем арктоус, иву барбарисолистную, клайтонию, тофельдию. Вымокли под дождем, и хоть сил нет, ползем на пик. Как я доползла - не знаю. Дождь кончился. То и дело смотрю на величественную картину водоразделов. Вдали дождь. Боимся, если догонит - трудно ориентироваться. Холодно. Хочется смотреть и смотреть. Красота! 12 часов ночи. С ужасом думаю о спуске и о мхе в лиственничнике, в котором увязают ноги. Быстро спускаемся к реке. Лишайники стали резиновыми, скользят. Я упала, отбила бок. Кедровый стланик пропитан влагой. Раздвигаем ветки. Нас обдает, как из душа. Снизу гора, на которую поднимались, выглядит очень высокой. Входим в лиственничник. Глубокая ночь. Сумеречно и жутковато. Нужно идти вниз быстрее. Ноги, избитые на камнях, отдыхают, погружаясь в мох. Это не вверх. Быстрая переправа через реку. Вода ледяная. Мокрая, я вся дрожу. А Андрей, как ни в чем не бывало, копает новые находки. Нужно собирать. На дереве сидит сова. Вокруг нас изящно кружит любопытная ласка.

Способна ли я на новый подъем? Оказалось, способна. На седловине пытались развести костер. Сырые ветки не горят. Почти не отдыхая, долго бредем болотами. Встает солнце. Дорога кажется бесконечной. Взлетают рябчики, глухари. Андрей разводит огонь. После дождя ветки сырые, горят слабо. Мы не можем согреться. И вот, наконец, в стороне вырисовалась Ю-гора. Выходим на гарь. Переправы через протоки кажутся бесконечными. Ходили целые сутки, почти без перерыва, и как всегда без еды. Сразу же забрались в спальные мешки и заснули. Меня разбудил мат Коли-пьяницы. Ищет кастрюльку. Вечером пьем плиточный чай. Ночь стала темнее. Андрей говорит, что на той горе, где мы были, проходит Полярный круг.

1 августа. Мома. Все серо. Идет дождь. Аэропорт закрыт. Пишем письма. Сидим в доме. Неожиданно узнаем, что, несмотря на низкую облачность, самолет летит в зверосовхоз "Победа" за Индигирку. Быстро собираемся, поручаем сушку гербария друзьям. И хотя Ю закрыта тучами, самолетик легко планирует над Индигиркой. Вся она из островов и проток. Рядом со мной старуха-якутка. От нее неимоверно пахнет рыбой. Резкий поворот, и мы плавно садимся.

До обрывов 20 километров. Вокруг все якуты. Встречают на велосипедах, мотоциклах. В конторе огромный биллиард и изразцовая печь странного вида. Управляющий охотничьим хозяйством Сабо Сабович, всего месяц как у власти.

Река разлилась, и скалы, к которым мы стремимся, преграждены протоками. Договариваемся о перевозчике. Старый капитан сажает на мотоцикл, везет на конец села в пустую избу. В избе сильный запах, пусто. Но вокруг чего только не валяется! Хорошие меховые сапоги, оленьи шкуры, бутылки и, главное, кастрюли. Приходит курящая трубку старуха. А у "старухи" 4 ребенка мал мала меньше. Младшая - четырехлетняя. Перевозчика дядю Ваню я сначала приняла за бабу. Он окутан от комаров платком. Его жена дарит мне веревку из конского волоса. За нашей избой кладбище. Могилы украшены теми же затейливыми домиками-пирамидками с красным флагом на верхушке. Засыпаем на оленьих шкурах под шум дождя.

2 августа. "Победа". Нас будит дядя Ваня. Идем в тумане. Через три километра звероферма. Лис кормят оленьими тушами. Запах своеобразный. Жена дяди Вани живет недалеко в мазаной юрте. У них сын семиклассник Афоня и дочка Дуня. Через бурную протоку в плоскодонке, которую сильно относит вниз, переправляемся на другой берег. Выходим на Индигирские столбы и сразу находим много интересного: алиссум ленский, селагинелла сибирская, флоидикарпус и др. Индигирка как на ладони. Отсюда видна часть Момского хребта, на который мы поднимались и видели радугу.

Два дня в избе возимся с гербарием. Мимо нас баба с трубкой возит сено. В сани запряжен бык. Сообщают - вода в Индигирке продолжает подниматься. Пока не затопило, привозят на маленький аэродром. Весь день над Индигиркой, словно стрекозы, летают самолеты. Только к вечеру один из них прилетает за нами. Аня из Момы попросила. Через несколько минут мы в Моме. Обнимаемся и бежим за бутылкой. Все сроднились. Ужинаем с двумя Колями и Аней. На аэродроме полно шампиньонов. В лесу выскакивают маслята. Коля-пьяница почти не разговаривает. Ест холодную заправку борща из банки.

4 августа. Рано утром узнаем - будет рейс до Сайды. Срочно собираемся. Летим вниз по реке. Благообразный управляющий Прокопий Егорович напуган разбоем медведей. Они зарвали 26 лошадей. Дает Андрею ракетницу, болотные сапоги. Стращает. Андрей сопротивляется. На стене одного из домов распята огромная шкура медведя. Конюх Афоня будет нас сопровождать. Скачем на дальние скалы. В больших загонах пасутся табуны. На склонах масса интересного: эфедра, можжевельник, роза иглистая, хесперис. Обратно скачем галопом. После чего у меня кавалерийская походка. Остановились в маленькой избушке с плоской крышей у учительницы Розы. Она приготовила щи с олениной. Угощает голубичным вареньем. Ночью сильный ливень, крыша как оказалось, течет. Всю ночь мы кочуем из угла в угол

5 августа. Утром только собрались закладывать вчерашние сборы - летит самолет. Еле успели. Через 30 минут опять в объятиях Ани. В нашей техничке новая личность: Вася, подследственный с тяжелыми глазами. Каплин уехал в Зырянку. В аэропорту много рабочих транзитом с лесоповала из Улахан-Чистая. Рубили просеку. Едут в Неру тратить деньги.

Вижу в окно - садится вертолет. Раньше мы их видели только на экране телевизора. Выходят шесть ладных вертолетчиков в сопровождении местного якутского начальства. Смеются над нашей специальностью. Выясняю: с завтрашнего дня они будут летать на высокогорные пастбища, завозить продукты. Есть надежда побывать в высокогорьях. Лихорадочно перебираем гербарий. Андрей уходит собирать в пойму. Удается поговорить со штурманом вертолета Валерой. Вечером в техничке праздничный ужин. Страшный Вася несет одну, а за ней вторую бутылку портвейна. Набегают лесоповальщики. Коля Коновалов лежит в углу пьяный. Его к столу не зовут. Очень жаль его, деградировавшего. У печки сушится несколько сеток с гербарием. Работать трудно. Уходим спать к Каплину. Всю ночь пьяные голоса.

6 августа. В техничке следы вчерашнего разгула: грязь, Коля Коновалов весь в крови. Вася ползает вокруг дома, тоже избит. У кого-то украли 250 рублей. Трудно работать. Вертолетчики могут брать в полет только одного человека. На Момский хребет я лечу первая. Сначала пойма. Потом выше и выше. Стойбище. Я бегу по распадку и лихорадочно собираю все подряд: фиалки, педикулярисы, арктоус. Вызывают ракетой. Я бегу к вертолету. После обеда Андрея берут на хребет Черского. Там оказалось во много раз богаче. Прилетают вечером. Ясное небо. Андрей рассказывает: вниз по Индигирке садились у Зашиверска. Это поселок за шиверами, за индигирскими порогами, брошенный еще в ХIХ веке, большой казачий поселок. От оспы "мамки" вымерло все его население. На улицах выросла высокая трава. Ладные избы целы.

7 августа. С утра на Момский хребет летал Андрей. Новые сборы. Я как проклятая, сижу в техничке, закладываю и закладываю, а конца нет. Варим в большом ведре баранину. Нужно кормить вертолетчиков.

После обеда везут государственных браконьеров на охоту. Надменные якуты, какие то "шишки" из Момы с лодкой, сетью, ружьями. Летим через Момский хребет в бассейн Колымы. Зрелище грандиозное. Огромные черные горы тянутся бесконечной чередой. Некоторые вершины заснежены. Высокие горы резко обрываются, начинаются бесконечные болота, озера. Взлетают утки. Вижу лосиху с лосенком.

Остановка. Недалеко большой сохатый. Я успела кое-что собрать на болоте. На меня набросилась мошка. На обратном пути в вертолете я одна. Вертолетчики с воздуха гоняли крупного сохатого. Волнуется: то стоит, то побежит. А откуда шум - не разберет. Вновь хребет весь в облаках. К Ю-горе вышли на высоте 2000 м, и вдруг, прямо над Момой, падение. Я сильно испугалась. Потом медленно садимся на аэродром. Оказывается, вертолетчики останавливают специально мотор, и вертолет падает, а потом включают... В Моме вся компания готова к ночной рыбалке. Упросила. Нас тоже берут. Дичайшая спешка. Вновь летим по тому же маршруту мимо перевала, Терехтяха, вершины, которую пешком мы брали с таким трудом. Через два хребтика садимся у очень красивого озера. В нем отражаются горы. Уходим в горы. Но темнеет теперь раньше. Растений не видно. Приходится вернуться к костру. Холодно. Вертолет охладился, весь в инее. Чищу хариуса. Варим ведро ухи. На рассвете вновь летим. Снова трюк с падением. Начальник в вертолете задремал и во время падения проснулся, закричал: "Мама!" Все смеются.

Мы ужасно устали. Достали в библиотеке старые газеты. Много подшивок. Это очень выручает. Только и заняты, что закладкой и переборкой. Сборы массовые. Андрей ушел отсыпаться. Я загораю на крыше. Коля Коновалов пьет. В магазине уценили одеколон. Над поселком стоит густой запах "Красной Москвы". В техничке нет света. Гербарий перебирали почти в полной темноте. Вокруг ползают пьяные бичи.

9 августа. Утром Женя Попов - командир вертолетчиков - собрал нам на хребте Черского растения.

Прилетела красавица сумасшедшая в белом длинном платье. Её везут в Якутск. Она собрала на взлетном поле шампиньоны и подарила Андрею. Мы зажарили их на огромной сковороде.

Пакуем гербарий в большие мешки и отправляем почтой. Вдруг узнаю, что посылка с живыми растениями все еще лежит на почте в Моме! Скандалю. Вечером в техничке прощальный ужин с вертолетчиками. Они улетают в Зырянку, мы - в Хандыгу. Пьем за чистое небо.

10 августа. Мома - Усть-Нера - Оймякон - Хандыга. Утром все вещи срочно швыряем в рюкзаки. Нужно успеть сдать посылки. Еле успели.. Пилот ждет. Фотография на память. И вот в последний раз перед нами долина Индигирки, Ю-гора и бесконечные цепи хребта Черского. В самолете пьют лесоповальщики. Накануне пилот рассказывал, что один такой бич на большой высоте вышел из самолета. В Нере встречаем в парадной форме нарядного Каплина. Прощаемся. Как только самолет взлетел, Андрей неожиданно обнаруживает у себя в кармане ключ от каплинского кабинета. Передаем с пилотом.

В Хандыге придется ночевать. Самолет будет только завтра. В пойме Алдана собираем жимолость.

11 августа. Хандыга. Сегодня Павлику, нашему сыну, пять лет. Дождь, все серо. Бродим по пойме, сильно вымокли. Удалось улететь. Армянин, на что-то обиженный, долго прощался со своими товарищами. Обида жгла его и в аэропорту, и на трапе, и в самолете. Летчики волновались. Нужно срочно взлетать. Погода портится. В последний момент армянин схватил чемодан и выбежал из самолета вместе с провожавшим его другом.

Летели в тумане. Только перед Леной прояснилось.

12 августа. Якутск. Зина с Володей сразу же уехали на дачу, оставив нас одних в своей квартире.

13 августа. Якутск. Собирались в Кангаласы. Опоздали, поехали в Табагу. Все неинтересно. Тоскуем по Моме, жалеем, что там не задержались.

У рынка грузины продают вино в розлив. Маленькая фанерная палаточка с изображением пальмы и надпись: "На пользу здоровья!"

14 августа. Купили билет в Алдан. Андрей в гербарии нашел массу ошибок в определителе якутских растений. Случайно узнала, что я участник совещания по растительным ресурсам. Оно состоится 27 августа в Новосибирске.

15 августа. Собираемся в Алдан. Накануне Шелудякова дала нам рекомендательные письма, адреса в Алдане. Рассказывала, как в середине 30-х годов она с экспедицией без всякой связи провела два сезона на Индигирке. Экспедицию потеряли.

В Алдане избы ладно скроены. Остановились в Якоките. Это старое русское приисковое селение. Вся земля изрыта драгой. Выращивают овощи. Важный агроном Масютин - поклонник Трофима Лысенко! Его ученики - якуты. Андрея приятно удивляет, что эти ребята занимаются сельским хозяйством. В Якоките насмотрелись на пьяниц, на драки. Жаль детей. Ходили на экскурсии каждый день. Сын хозяйки на лодке перевозил через реку на скалы. Экскурсии, сборы, закладка, перекладка. Отправка живых растений и гербария. Все в темпе. 23 августа по Нерскому тракту уехали в Якутск автостопом на грузовой машине. В огромной кабине было тепло. За окном уже сильно морозило.

Решаем лететь в Москву через Новосибирск. Летим над Леной и Чучур-Мураном. Первая посадка в Олекме. Плюс 10 градусов. Бежим в окрестности, собираем жимолость для гербария. Рейс задерживается. Усть-Кут закрыт. Мы опять отправляемся на экскурсию. Чуть не опоздали. Нас искали и сердились. За три часа мы пролетели над Леной путь, который на теплоходе занял у нас четыре дня. В Усть-Куте тоже удается собрать жимолость. Вновь летим. Уже в темноте садимся в Красноярске и в 12 ночи в Новосибирске.

Три дня мы были участниками совещания по растительным ресурсам, восхищались Академгородком. 31 августа улетели в Москву. 1 сентября успели отвезти в первый класс нашу дочку Олю.

Мы были так очарованы природой Якутии, а ранее Камчаткой, что разрабатывали планы переезда в Якутский ботанический сад. Наши друзья- Кротовы старались, "болели" за нас, очень хотели, чтобы мы стали их соседями. Зина рекомендовала Андрея на должность заведующего отделом флоры. Этим планам не суждено было сбыться. В работе в Якутии нам отказали. В Новосибирске, курировавшим ботанический сад Якутска, Андрею дали нелестную характеристику.

Несмотря на это, наша судьба уже была решена. На совещании в Новосибирске приятная дама Локинская из геологического института в Магадане, улетая, на ходу мне сказала, что в Магадане организуется новый институт, который будет возглавлять Витаутас Леонович Контримавичус. Она написала координаты института и фамилию. Но я не придала значения этому факту. Магадан мне не нравился. Я помнила тягостный контраст, который произвел на меня этот город, в сравнении с веселой Камчаткой. Плохая слава ГУЛАГА усиливала впечатление.

Публикации 1968 г.: "О возрасте меловой реликтовой флоры юго-востока России". Совместно со мной "Типы побегов и их эволюция у жимолостных".

Поездки 1968 г.: Март-Тбилиси, Триалети, Мцхета, Сагурами, Цхнети, Загес. Батумский ботанический сад.

Апрель: Абхазия, Сухуми, Новый Афон, Гудаута, Пицунда, Гагра.

Май - Саратов-Вольск,

Июнь- Белгород, Воронеж, Борисоглебск, Новохоперск, Харьков. Киев, Житомир, Ровно, Львов, Трускавец, Ужгород, Мукачев, Рахов, Чоп.

Июль-август - Лена, Якутск, Усть-Нера, Мома, Хандыга, Якутск, Алдан, Томмот, Якутск, Олекма, Усть-Кут, Новосибирск.Октябрь-ноябрь: Батумский ботанический сад.

1969 Мы молоды и полны надежд. Дома у нас живет попугай Каруда, дико и очень быстро размножаются хомячки. Снегиря Ваську весной выпустили на волю. Антресоли нашей квартиры - это "корабль". Стены антресолей обклеили картинками животных из журнала "Юный натуралист". Тогда было мало цветных журналов. Повесили колокол. Постелили шкуры, устроили лежбище. Андрей с детьми там часто спит, залезая вверх по канату. Придумывали свой, якобы "морской" лексикон. Размахивали флажками. Знали морзянку. Было весело. Мы играли вместе с детьми.

Это было замечательное время. Но бывали и трудности. Нянька Прасковья отказалась сидеть с Павликом, и мы его, еще не достигшего четырехлетнего возраста, определили в детский сад. По утрам поднимали заспанных детей, вели в детский сад. В 1968-м году, когда Оля пошла в школу, продленки в ее школе не было. После занятий Оля возвращаясь домой, переходила трамвайные пути, сама себе согревала обед, а я обрывала телефон, узнавая, пришла она из школы или нет.

К тому времени относится и сближение с Валей Пироговой - матерью Олиного одноклассника Алеши. Валя жила этажом выше. Мы дружили не только с Валей, а со всеми обитателями их коммунальной квартиры. Вместе отмечали праздники.

Огромную помощь оказывали нам родители. Моя мама брала детей на лето на Зеленый мыс. Фактически благодаря их стараниям и состоялись наши экспедиции.

В те шестидесятые годы мы изредка ездили в старые русские города. Профсоюзная организация в Главном ботаническом саду работала образцово. И не проходило месяца, чтобы не организовывалась воскресная поездка. Таким образом мы побывали во Пскове, Новгороде, Пензе и в Чембаре (Белинском), Владимире, Суздале и других городах. Это нас просвещало. Андрей любил историю. Но и там предпочитал уходить на экскурсии за город, собирать по пути растения.

В апреле 1969-го года в Иркутске состоялось совещание по истории флоры и растительности высокогорий Северной Азии. Я очень хотела, чтобы Андрей занимался, прежде всего флористикой, укрепился прочно в этом амплуа, а уже потом продвигал теоретические работы. Но он думал иначе.

На этом совещании Андрей познакомился с Витаутасом Леоновичем Контримавичусом, будущим директором Института биологических проблем Севера в Магадане. Ему был нужен молодой энергичный ботаник. Он пригласил Андрея к себе на работу. Ему импонировали и его теоретические работы.

Майские праздники 1969 года мы провели в Беловежской пуще. А потом 9 Мая уехали во Львов, Трускавец, Золочев. Гостили у моей подруги Лены Высоцкой.

Дневник: 1 мая. Сегодня едем в Беловежскую пущу. Поезд Москва-Берлин вечером повезет нас в Брест. Андрей везет детей к родителям, я их провожаю на платформе "Дмитровская", а потом в спешке собираюсь. Наконец, надеваем рюкзаки. Радость отъезда. Через 30 минут мы на Белорусском вокзале. Тепло, празднично. Торгуют большими букетами ветреницы дубравной, хохлаткой. Разные народы, девицы в огромных круглых очках. Миниатюрная японочка в особенном дорожном костюме, негры. Наши с гармошкой, поют песни. С ними толстые жены. Только через час за окном начинаются щемящие весенние ландшафты, осинники, березняки. Пасмурно. Дождь. Наши попутчики едут до Могилева. Положительный дядя железнодорожник с увлечением рассказывает о том, как вышивает и гладью, и крестом. Его племянник уголовник выезжает из Москвы, у него три судимости. Таких столица не держит.

2 мая. В Бресте солнечно. Цветет миндаль, раскрываются лапками листья конских каштанов. На автостанции берем билеты до Каменюк. Оттуда рукой подать до заповедника. Бродим по тихим деревенским улочкам с криками петухов, кудахтаньем куриц, весенней пробивающейся травой. Некоторые дома выстроены на западный лад. В реке Буг двое купаются, набережная сильно вытоптана. В Брестской крепости разрушенные бастионы зарастают американским кленом, черной бузиной и белым тополем. Почти все деревья пробудились. Только белая акация голая, шелестит прошлогодними стручками.

Экскурсанты сбиваются в кучки вокруг мест, где 28 лет назад разыгрывалась страшная трагедия. Здание госпиталя почти совсем разрушено. Крепостные стены со следами взрывов. За рекой охрана. Совсем рядом граница.

Первые сборы. За крепостными стенами собрали чистяк, фиалку. Посадка на автобус до Каменюк с боем. Но мы неожиданно попали первыми. Безлесные пространства тянутся долго, уныло. Под конец думали, что леса не будет никогда, даже в самой Пуще. Наконец, под Каменюками первый лес. До управления заповедника около километра. На фасаде современной гостиницы изображены зубры. У проходной Леня - выдающаяся личность. Проверяет наши паспорта и ведет к начальнику. Он красив, вреден, одноглаз, невежлив. Обещает номер в гостинице, который нам не нужен. Но он чуть ли не приказывает. Расстроились. Леня обещает ночлег в сторожке. Обедаем в противной забегаловке и, наконец, идем в лес мимо загонов для животных. Но самих животных не видно, только полосатые поросята и одна кабаниха.

Бродим бедными сосняками с вереском и тимьяном, осушенными болотами и хорошими ельниками с печеночницей в полном цвету. Много цветущей ветреницы дубравной. К вечеру цветки заснули, поникли головками и в сумерках выглядывают белыми точками. На обратном пути подобрала машина - это нас разыскивал взволнованный Леня и накинулся. Его гнев смягчили бутылкой вина. В сторожку, где мы прибились, приезжали, уезжали лесники, в сумерках не разберешь. Пили вино, так по доброте душевной распорядился Леня. Ему мы отдали и наш главный презент - красную рыбу, полученную с Камчатки. Это его вдохновило на новую бутылку. Ездили по этому поводу в Каменюки. К нашей радости, там все было давно закрыто, так что обошлось лишь тем, что остатки ужина унесли за избушку. Только легли - начались бесконечные телефонные звонки. Духота, звонки и Леня - большой любитель поговорить. Вылезаем из спальников, идем на чердак. Там тоже не сахар - канистра с бензином бьет в нос вперемешку со свежим воздухом. Только успокоились и стали прислушиваться к пенью птиц и кваканью лягушек, как приехал большой автобус. Визг транзисторов, девиц и парней. Дрались. В конце концов мы крепко заснули.

3 мая. Легкий ветерок. В окно смотрит на меня скворец. Здесь их очень много. В сторожке закладываем гербарий и идем к местному ботанику Смирнову. У него уютный домик в Каменюках с двойным двором, в котором растут маленькие тисы. Колютея отмерзает до основания, а весной возобновляется. Смирнов не знает названий ни одного комнатного растения и аккуратно записывает. Местный парторг, большое начальство, агитирует нас посмотреть фильм о Беловежской пуще, но мы в отчаянии просим посмотреть на Пущу в натуре. Парторг не на шутку обижается. Через полчаса нас знакомят с лесоводом по фамилии Ренклод. С претензиями на лоск, как и положено человеку с такой фамилией. В его комнате шкура рыси. Долго и нудно он рисует нам план Лецкого лесничества. Терпение Андрея на пределе. Решаем идти пешком. Лес, ельники, огромные сосны. Красиво. В лесничестве егерь - Слава Высоцкий - устраивает нас у своей матери Павлины Ивановны. Потом ведет в дубраву, показывает загоны зубров.

Сразу находим Isopyrum thalictroides, Hierochloe alpina, Pulmonaria angustifolia. На березах много омелы. Ветреница дубравная аспектирует, голубые гепатики, огромный дуб, ива-бредина. Красота! Солнце. Слава рассказывает истории, связанные с тем, как приезжал в пущу Никита Хрущев на охоту. Рассказывает, каким тот был самодуром, когда выпивал! Ведет нас к искусственному озеру. До вечера мы бродим по пуще. Квакают жерлянки. При постройке озера домики бобров были разрушены, и бобры ушли в Польшу. Вечером слушаем рассказы Павлины Ивановны о военном времени, о довоенной Польше. Ее муж Юзек поляк, а она белоруска. Родила детей в 45 и 47 лет. Смотрит на нас блаженными счастливыми глазами.

4 мая. Березы выпустили сережки. Кабаны, а, может быть, зубры, изрыли всю дубраву. Очень много цветущего волчьего лыка. Береза пылит. У меня на пыльцу аллергия. Громовым чихом вспугнула кабанов... Андрей собирает чистяк. Он совсем другой, листья городчатые, цветки мелкие. Бродили ельниками, дубравами. Аспекты печеночницы и ветреницы. Погода хмурится. Рядом с нами у кормушек четыре зубра. Стоят независимые, жуют с достоинством. Не обращают на нас никого внимания. Вечером варили щи из крапивы. Павлина Ивановна жалуется: зубры сильно травят огороды. Летними ночами огороды охраняют с собаками.

5 мая. С утра гроза, сильный дождь, но тепло. Лесники сводят дебет с кредитом, считают на счетах. Наш хозяин не покладая рук грузит на повозку навоз и раскидывает его в поле. Сильно промок. В 4 дня лесники, закончив работу, уходят. Распогодилось. Поют птицы, кукует кукушка. Даем Павлине рубль за яйца. С хлебом они очень вкусные.

Идем на запад. Сразу попадаем в заболоченный ручей. Прыгаем с кочки на кочку, добираемся к пограничной заставе, а за ней к правительственной даче. Нашли несколько кустов ветреницы лютичной, здесь это большая редкость. Идем навстречу солнцу и наблюдаем, как за ним поворачивают головки цветков ветреницы. По ручью желтеет селезеночник. С дороги свернули на огромную поляну, окруженную дубравой с кормушками для зверей. На поляне дубы-исполины. Трава изумрудная. Среди травы люпин. Раньше, при поляках, его здесь сеяли. Он стал забивать естественную растительность. Пришлось его косить, чтобы не размножался семенами, но он продолжает расселяться, хотя не нарушает местную флору. Сегодня впервые покрылся зеленью граб. Долго ищем его сережки, чтобы собрать для гербария. Находим только женские. Желтозеленый клен в полном цветении. Вокруг деревьев гул - лакомятся пчелы. Тычиночные цветки уже опали. Пылит ясень. Бросаются в глаза огромные деревья - грабы, ясени, дубы. Возвращаемся в сумерках. Ветреница заснула, а калужница - нет, светится в полутьме золотом цветов.

Вечером Юзек рассказывает: когда пуща была польской, хорошо ухаживали за лесом. Тогда не было гнили, после ветровалов убирали, прореживали. Говорит, что лоси не выдерживают конкуренции с оленями. Помнит, как раньше медведи нападали на людей и скот, приходилось их ловить. Глаза у Юзека карие, лицо приятное, выразительное. Несмотря на усталость, вечером пошли, как обычно, на прогулку. Над головой бездонное небо, а в Пуще темно. Я испугалась рыка какого-то зверя.

6 мая. С утра отдыхаем. Дали Павлине рубль и пьем парное молоко. Стасик приглашает нас в Язвенское лесничество в 55 километрах к северу, уже в Гродненской области. Несемся по ухабам через всю пущу. Любуемся красотами. Рабочие ушли сажать топинамбур, а мы в лес. Печеночницы тут нет. Река, лес.

Неожиданно обнаружили, что собрали довольно много. Хороший повод - остаться тут еще на один день. Мы привязались к Павлине. У хозяев гость, родственник Павлины Ивановны, борец за правду Нестор, бывший лагерный.

7 мая. Весь день лежим на берегу озера. Мелкое, прозрачное, оно наполнено лягушками. Вокруг лес, приятный ветерок. Сгорели. Береза уже не сквозит, вся крона в ярких блестящих нарядных листьях. Яркая зелень кислицы, белые цветки в темноте ельников. Второй день летают комары, первый день, как поет соловей. Отцвело волчье лыко, поникли головки ветрениц, отцвела и сон-трава. И только дуб не проявляет никакой жизни.

8 мая. Ночью комары не летали. Было свежо и очень хорошо. Утром последний раз у Павлины пили молоко, простились. Не дождавшись автобуса, пошли пешком через лес. Везде вылезла кислица и своим нежным ковром покрыла землю. Парило, и из-за множества муравейников сильно пахло муравьиной кислотой и только что расцветшей черемухой. Легкой зеленью покрылись кроны дубов. Последний рывок, и мы в Каменюках. Быстро едем в Брест. По дороге городок Каменец погружен в белое кружево весенних садов. Мимо мелькает башня Белой Вежи.

Едем во Львов. Ночь в автобусе на откидных сидениях очень утомительная. Зажигали свет, постоянно входили и выходили бабки.

9 мая. Утром прибыли в старинный, очень красивый Львов. Долго искали площадь Богдана Хмельницкого, где живет моя подруга Лена. Она оказалась на работе. Мама Лены - Тереза Игнатьевна - чудесный человек. Обогрела, накормила, положила спать. Блаженствовали часа три, а затем пошли бродить по Стрийскому парку. Это кусок леса. Все пронизано стариной: и памятники, и башни. Ботанический сад маленький и очень чистый, красивый. За высокой кирпичной стеной - большие старые деревья, огромные вязы, липы, ароматные цветущие магнолии - чудесно!

10 мая. Утром ходила на рынок. Весь Львов покупает продукты только на рынке. В магазинах таких продуктов, как яйца, мясо, нет. На электричку опоздали - расписание не соответствует действительности. Мечемся по темным залам вокзала и за 8 (!!!) рублей покупаем билеты до Трускавца. Еще пять минут, и мы в поезде. До Трускавца езды три часа - красота и огорчение. Скорый, поезд совсем не скоро, только в час дня приполз в Прикарпатье. Парит. Ринулись вдоль железной дороги к буковому лесу, и - о радость! Полно новых для нас видов: белоцветник, галантус, сцилла, очень много отцветшей ветреницы дубравной. Дуб весь в курчавой листве. Есть и пихта. Тучи сгущаются, начинается дождь. Находим сциллу, желтую примулу. Пережидаем дождь. Андрей рассказывает мне о Богдане Хмельницком. Дождь усиливается. Ждать нет времени. Спускаемся в овраг. Многое напоминает Кавказ - белокрыльник, пролесник, заросль медвежьего лука, зубянка. Лещина огромных размеров. Чудесно!

Совсем промокшие собираем осоки. К шести часам подходим к станции. Моментально садимся на такси до Львова. Карпаты в дымке. Проезжаем Дрогобыч. Завязывается извечный разговор о хамах-москвичах. Андрей - коренной москвич, всегда болезненно относится к этой постоянно возникающей в провинции теме, злится.

11 мая. Закладываем трускавецкие сборы. Тереза Игнатьевна кормит нас на убой. Едем в ботанический сад, а затем в Погулянку - городской сад, вернее лес. Множество самых разнообразных деревьев, возможно, посадки, но одичавшие. В ботаническом саду много интересных травянистых растений. Сторож с собакой не пускает к альпинарию! Огибаем вход и попадаем в густой буковый лес, с глубокими оврагами, поросшими плющом.

12 мая. С утра идем в Институт биологии. Два прелюбезных ботаника - Голубец и Малиновский - советуют поехать в Золочев. Неосторожно попросили бумаги для гербария. Отвечают - в музее нам дадут газеты... В музее тихо и красиво. Любезный сотрудник музея Ив Петрович Завада долго водит нас по музею. Но наша цель - бумага! Получаем бумагу, хватаем и хотим быстро уйти. Но нам это не удается. На 3-м этаже в отделе палеонтологии необыкновенный носорог - второго такого, кроме Кракова, нигде нет. Отказать любезному смотрителю никак нельзя. Бежим наверх. Смотрим на носорога, за компанию и на мамонта. Ура! Мчимся. Заблудились. Андрей в поисках справочного бюро. Неожиданно обнаруживаем вокзал. Всего пять минут до отправления. Не доезжая Золочева, выходим и лезем в гору. Сразу же обнаруживаем степные склоны с адонисом, шалфеем, лапчаткой. Ветер. Поют жаворонки. Под нами облитое белыми садами село с огромной церковью. Вдали буковый лес. Проходим село. Наше появление не проходит незамеченным. Здесь мы новые люди. Особенно возмущает поселян борода Андрея! Поднимаемся по холму в буковый нетронутый лес. В травяном покрове - ветреницы, изопирум, василистники! Красота красот! Бродим до семи вечера. Набиваем папки. Спускаемся вниз, вновь любуясь весенней панорамой.

Как вкусен ужин, как хорошо, уютно у Лены. Два кота играют и прыгают, как пантеры.

13 мая. У Лены на работе опять разговоры о плохих москвичах, о суетной Москве. Надоело. Идем парками. Как хорош Львов весной! Успеваем заложить гербарий и посетить в музее гербарий. Но на шкафах пломбы! Прощаемся с городом, спешим! Толкотня, посадка. Самолет. Лена нам машет! Гул винтов.

Летом я и Андрей - участники дальневосточной экспедиции. Часть группы улетала прямо на Камчатку, а мы с Андреем выбрали Магадан, чтобы познакомиться с предполагаемой работой. В Магадане мы застряли до сентября. Чувствовали себя уже вполне сотрудниками магаданского Института. Договаривались о сроках приезда, пользовались транспортом, знакомились с обстановкой. Но института как такового еще не было. Была крупная лаборатория при геологическом институте. Она щедро снабжалась прямым каналом из Академии наук, так как было уже известно, что эта лаборатория отпочкуется от геологов в самостоятельное подразделение. С жильем были огромные трудности. Нужно было формировать кадры, отделы, структуру института. Только у Витаса Контримавичуса - будущего директора - была квартира, куда стекались все полевики, как будущие сотрудники, так и командированные из Владивостока и Москвы. Сплошная текучка на фоне обаятельнейшего, милого, простодушного Витаса. Очарование дому придавала и его скромная и терпеливая супруга Светлана Бондаренко. Будущее казалось нам ясным и прекрасным. Трудности нас совершенно не пугали. К тому времени относится знакомство с биологами из Владивостока, среди которых была Мариса Григорьевна Казыханова, дружбу с которой я сохранила до сих пор. Теперь она заведует зоологическим музеем при университете.

В Магадан прилетели в середине июня. В Москве лето в зените, лесные травы уже давно отцвели, а в Магадане, сыром и холодном, состояние природы весеннее. Прибитые дождем яркие герани и княженика по обочинам дорог напоминают клумбы. Ярко зеленеет лиственница.

С городом мы уже знакомы. Магадан расположен между двумя большими сопками - Нагаевской и более высокой, 700-метровой - Марчеканом. По краям бухты Нагаева на приморской сопке улицы, вернее улочки, идут круто вверх. Сохранились маленькие приземистые насыпные дома - первые магаданские постройки. Но на вершине сопки и на противоположном, защищенном от морских ветров и туманов склоне, - асфальтированные широкие улицы. С сопки вниз спускается главная улица Ленина. По краям - красивые лиственницы. Вдоль улицы капитальные 5-этажные "сталинские" дома. За ними - коробки панельных домов расположились не только на приморской сопке, но и расползлись на противоположную. Зелени почти нет. Только в центре города - парк, остаток природного лиственничника в довольно жалком состоянии. Есть и музей. Это небольшое бревенчатое здание, окруженное несколькими лиственницами и черемухой. Остальное - голые коробки.

Улица Ленина в основании сопки плавно переходит в Колымскую трассу, снова поднимаясь на гребень невысокой сопки. Сохраняются и старые колымские названия, например, улица Транзитная. Еще вполне можно себе представить, каким был этот город во времена ГУЛАГа.

Нам дали адрес Росгипрозема - организации, связанной с землеустройством, и в том числе с геоботаническими описаниями. Мы хотели обратиться к коллегам и просить содействия с жильем и организацией работы. Двухэтажное небольшое уютное здание находится на окраине Магадана. Все ботаники на полевых. К кому обратиться? Миловидная женщина оказывает нам неоценимую услугу. Звонит проректору педагогического института. Говорит хорошо поставленным голосом: "Необходимо устроить сотрудников Академии наук из Никитинского ботанического сада"! Она перепутала Главный ботанический сад, где мы работали, с Никитским - в Крыму. Видимо, у нее приятные воспоминания.

Перед зданием педагогического института навытяжку стоит проректор, окруженный сотрудниками. Выделяют на всё лето (!!!) прекрасную комнату, в которой мы не только спали, но и работали. Подружились с комендантом - милой женщиной. Она однажды досушивала наш гербарий.



1969 г. Магадан. Андрей ХохряковПервая экскурсия под проливным дождем на Нагаевскую сопку. В ее основании с правой стороны бухты - морской порт. Стелется туман. Штормит серое море. Безрадостная картина. Перескакивая с одной каменной глыбы на другую, обходим сопку. Между камнями выглядывают кусты цветущего багульника, спиреи Стевена. Вымокли до нитки.

Институт биологических проблем Севера пока еще не открыт. Это только одна лаборатория. Она располагается в том же прочном трехэтажном здании Геологического института, которое мы посещали в 1967 году. Энергичные и жизнерадостные биологи ютятся в одной комнате, живут будущим. Первый, кого мы встретили, - суетливый Михаил Адольфович Вайнриб. Он по специальности врач. Хирург. То и дело сообщает по телефону: "Вас слушает доктор Вайнриб". В Магадане наслышаны. Приехал, дескать, молодой доктор биологических наук, директор нового института. Михаила Адольфовича принимают за доктора наук, а то и за директора. Это ему очень нравится. Витас не обижался, только улыбался.

Витас, хотя мы не были сотрудниками института, сразу же пошел навстречу. Посоветовал ехать на Эликчанские озера. Рассказал, что в верховьях реки Ямы есть избушка, в которой в настоящее время находится известный зоолог из Владивостока Бромлей с супругой и двумя студентками. Туда мы и можем заехать. На единственной на всю Магаданскую область высокопроходимой машине ГАЗ-66 - предмете гордости лаборатории - едем по трассе. То и дело останавливаем машину, выскакиваем и собираем растения. Ведь в этих местах такое удобство создано для нас впервые. Шофер Володя терпеливо выполняет наши просьбы. Вот и знакомый перевал на 150-м километре. За ним почти незаметный поворот на восток мимо огромных наледей. Пересекаем вполне невинную небольшую речку Яму. На большой поляне - маленькая избушка. В ней зоологи препарируют леммингов. Это совсем непростое дело. Ловушки, маленькие зверьки. Дело для нас совсем незнакомое.

На следующий день зоологи уезжают в Магадан. А мы пересекаем реку и идем на самую высокую в этом месте сопку с триангуляционной вышкой.

Погода портилась, река слегка вздулась. Поднялись на сопку, размышляя о том, как трудно было по распадкам и курумникам тащить вверх тяжелые бревна для триангулы. Рассуждал Андрей и о том, что мы пока молоды и хорошо ходим, но со временем его сменит и разделит трудности подъемов и экспедиций подрастающий сын. Павлу тогда было всего шесть лет, и это казалось пока мечтами. Но жизнь бежит быстро. Так и получилось, наш сын Павел прошел с нами много километров!

На спуске мы увидели: река разлилась, вода быстро прибывает. Вместо одного русла уже несколько, основное русло особенно стремительное. Не стали раздеваться. Холодно. Выбрали жердь покрупнее, взялись за нее и друг за другом пошли. Первые рукава преодолели без труда. Но на стремнине нам было уже по горло. Едва удержались, и то только благодаря силе Андрея. Главное, нас не унесло и не захлестнуло. Выбрались на берег и побежали к избушке. Быстро растопили печь, высушились, я успокоилась. Наша жизнь была на волоске, а Андрей только иронично подтрунивал надо мной.



Август 1969 г. Эликчан. Магаданская обл. Непогода разгулялась не на шутку. Мы оказались отрезанными от лесной дороги. Никакой ГАЗ-66 по такой стремнине не мог проехать.

Обследовали незатопленные окрестности. Время текло. Непогода длилась долго. Я уговаривала Андрея заняться сбором магаданских растений для эксикат. Собираешь 100 листов. Делаешь подробную этикетку и рассылаешь в самые известные гербарии. А за тобой числится научная работа. Хотя какая же это научная работа! Но я хотела, чтобы у Андрея было больше научных работ. Да и у меня тоже. Поэтому я собрала для эксикат одну низкую осоку - Carex eleusinoides, пронизывающую длинными и прочными корнями песчаные отмели у ручьев. Андрей досадовал. Он не любил ремесленной работы. Тем более, что бумага кончилась, а новые сборы прибывали. Меня радовало то, что в соседнем лиственничинике было полно жимолости, которой я продолжала заниматься. В лиственничной пойме цвел "колымский ландыш", крупная грушанка кровянокрасная.

Только через неделю вода постепенно спала. За нами приехала машина. Шофер Володя очень обрадовался. Был уверен в том, что мы утонули. В тех местах это дело привычное.

В Магадан приехала большая группа паразитологов - из Москвы и Владивостока. Преподаватели, студенты. Их нужно отвезти к маленькой избушке на берегу Колымы у Среднего Кана. Местечко под названием "Топографический" находится в среднем течении реки Колымы. Все рвутся побыстрей уехать. А нам нужно задержаться, досушить гербарий. Шофер Володя запил, и это нам на руку. А так как с шофером мы подружились, сложилось мнение, что мы подговорили его задержаться. Время шло. Обстановка накалялась.

Нашли нового водителя. Погрузились. Народ веселый. Едем по трассе. Опять 150-й километр трассы. Теперь хорошо знакомые места: Атка. Палатка. Запыленные, едем без остановок. Побыстрей бы до добраться до Среднего Кана. Но машина барахлит. Ночь нас застала у Черного озера. Сколько времени уйдет на ремонт - никто не знает. Водитель говорит - до утра. Все замерзли. В сумерках белых ночей бродят вокруг машины, прыгают, согреваются. Андрей решил пойти на сопку. На подъем ушло не больше часа. Наверху мне все чудятся крики. "Нас зовут!" - я волнуюсь. Андрей отмахивается. Оказалось, поломку быстро исправили, стали нас звать и не дозвались. Встретили нас более чем враждебно. Ничто не предвещало дружбы.



Август 1969 г. р. Колыма. ТопографическийЧерез день мы все же добрались до Топографического. Изба у берега Колымы служит временным стационаром. До нашего приезда в избушке жила одна Мика (Мариса) Казыханова.

Витас дал нам в помощники лаборантку. Ранее Эля Зальцман работала на Чукотке. Устала от Севера и приехала на юг, в Магадан. Ей Магадан после Чукотки мнился курортом. Андрей, наоборот, считал: раз с Чукотки - закаленная. Конфликт представлений.

Договорились с местным мужиком. Он на моторке меня, Андрея и Эллочку перевезет на противоположный берег Колымы, а вечером возьмет обратно.

Река черно-стальная. Это работают драги, перемывают грунт, моют золото. Мотор то и дело глохнет. Я восторженно показываю Андрею: "Мы пойдем туда-сюда!". Он в ответ: "Если доберемся до берега..." Добрались. Но тут же ленивая Эллочка осталась на берегу. Весь день поливала ноги холодной водой. Жарко. "Мыла Марусенька белые ноги". Гельминтологи веселились, рассматривая ее в бинокль.

А мы по раскаленным склонам пошли вверх, чуть не ошалев от жары. Так разгорячились, что у вершины сопки брали мох в мочажинах, выжимали из него воду на голову. К реке вниз бежали изо всех сил и в одежде бросились в воду. Но не надолго. Мгновенно холод проник во все члены.

Несколько раз мы влезали в холодную воду Колымы. В основном для фотографии. Оказалось, осколков стекла в реке достаточно. Андрей поранил ступню. Поэтому, когда уезжали, на катер его несли на руках. Провожали все. Мы очень сдружились.

Алексей Петрович Васьковский рекомендовал нам посетить интересное с ботанической точки зрения место - курорт Талую. Здесь есть целебные грязи. Приехали под вечер. В гостинице нас, в полевой одежде, с рюкзаками и гербарными сетками, встретили враждебно. Не возьмут. Грязные. Что нам делать? "Идите в зону, там гостиница!" "Далеко?". "Километра три!". Идти в зону не хочется. Тащить вещи в ночь.... Что делать? Где ночевать? Нам очень повезло. В центре курорта пожарная часть. Она - пупок курорта, его главная достопримечательность. При ней маленькая гостиничка. Начальник пожарной части Таран, крепко сбитый загорелый хохол средних лет, преисполненный важности и доброты. Он принял нас как своих родных детей, положил на кровати, застеленные чистейшим бельем.

Утром мы сидим на площадке, сушим газеты, закладываем гербарий, любуемся красотами курорта. "Вы должны пойти на озеро Галитур", - советует Таран. "Г" он произносит как достойный сын своего народа. Туда он в компании всех пожарных собирается на пикник.

Вдруг над курортом начинает кружить Ан-2. На наши головы сыплется дихлофос! Это разгоняют комаров. Заботятся о курортниках!

В августе мы снова на Эликчане. Народ разнообразный. Много студентов. Вечерами песни под гитару. " Ах какая ты близкая и ласковая!" - поет Андрей. А Лиза Скрябина, внучка известного академика паразитолога, спрашивает его с удивлением: "Неужели это вам нравится?". Нравится. Все нравится. Особенно: " Приходишь - спасибо, уходишь-привет"... И многое, многое другое.

Грибов масса. Много спелой жимолости. Яма сильно обмелела, перейти в сапогах ее ничего не стоит. Утром решаем в очередной раз приготовить грибы. Выхожу с ведром. Набрать их - всего полчаса. Но каково разочарование. Ночью был заморозок. Грибы обмякли.



Сентябрь 1969 г. Долина ГейзеровВитас дает нам машину для поездки на Ольское плато. В августе паводков уже, как правило, не бывает, и дорогой служат широкие речные галечники. Вдоль реки Олы, берущей начало на Ольском плато, едем несколько часов. Испытание. Меня сильно укачало. Остановились перед так называемой Китайской стеной. Сделали всего один маршрут. Находок много. Мы хотели найти карагану гривастую, о которой в 1967 году говорил Васьковский. Но не нашли.

Нам жаль расставаться с Витасом, с Магаданом. Хотелось уже собирать материал для "Флоры Магаданской области". С Витасом мы подружились и считали себя членами его коллектива. Но у нас командировки на Камчатку.

На Камчатку мы в начале лета еще в Москве отправили матрасики для сушки гербария, подписанные "АХ", что означало "Андрей Хохряков". В сентябре должно было состояться совещание "Биологические ресурсы суши Камчатки". Для этой цели в Петропавловске был арендован теплоход, превратившийся в гостиницу. Там мы встретились с новыми друзьями и с нашими московскими знакомыми.

Конец совещания венчался осмотром долины гейзеров, куда нас забрасывали на вертолетах. В те времена существовал туристический, довольно тяжелый пеший маршрут в долину гейзеров с остановкой в Жупаново. Нас же с легкостью вертолета партиями забрасывали в долину. Мы спускались в узкое ущелье речки между сопками, поросшими высокотравьем и каменными березами. Вдоль ручья выбрасывается пар. Фонтанами бьет кипяток. Шипит вода. Булькающие озерки в пестрых гейзеритах. Зрелище особенное и завораживающее. Каждый гейзер имеет свое название. Свой режим.





1969 г. Эликчан. Леня Контримавичус и Андрей Хохряков. После совещания вулканологи нас забросили на стационар в кальдере вулкана Узон. Извержение было такой силы, что сорвало всю гору до основания, оставив чашу размером в несколько километров с высокими краями. В чаше разнообразные озера. Рассказывали: есть такие, которые растворяют металл. Как всегда в новых местах - стращали. Сборы делали на стенках кальдеры, покрытой тундровой растительностью. Вернулись в Петропавловск целыми и невредимыми.

Живем в квартире наших друзей Рябовских. Они гостят у нас в Москве, а мы у них на Камчатке. Интересная пара. Рябовский- начальник "Охотскрыбвода". Приятный человек, живет на Камчатке давно. Кооперация на Камчатке связана в основном с рыбой. Еще в 1967 году, когда я интересовалась, как собирают на Камчатке жимолость, Рябовский пригласил нас к себе в гости. Красная икра лежала горкой на большой тарелке. Жена-камчадалка уговаривала есть ее со сладким чаем. Мы подружились.

Льет дождь. Холодно. Несем с рынка продукты. Предвкушаем вкусный ужин. Но квартира занята. Дочь Рябовских готовит ее к приезду родителей. Нам некуда ступить. Стоим на пороге. Схватили рюкзаки и снова оказались на улице.

Взяли такси и отправились на соседнюю сопку, в другой район Петропавловска, к Дъяконовым. Они к тому времени переехали из Ключей в Петропавловск. Старик Дьяконов больной, на пенсии. Мария Александровна извлекла максимум пользы из его регалий. Сотрудники лесничества обеспечивают их дровами. Квартира в новом 5-этажном типовом доме с печным отоплением. И это удобно. Мария Александровна не думает расставаться с печью, как это делают почти все ее соседи. Такие же печи стояли и в Магадане. Но очень быстро в начале 70-х годов печи были полностью выброшены.

Едим фирменные с пылу с жару пирожки Марии Александровны. Уют и любовь. Как же нам было там хорошо!

По возвращении с Дальнего Востока Андрей улетел в Тбилиси на ботанический съезд.

К Андрею грузины относились по-отечески. Особенно Анна Лукьяновна Харадзе - заведующая гербарием. Он ведь уже давно работал на Кавказе и часто приезжал в Тбилиси в Ботанический институт. Позже Андрей гордился тем, что по материалам съезда был издан сборник, содержащий в основном грузинские работы, и только два автора были негрузинами, среди них Андрей. Как нужна была ему в это время человеческая поддержка!

На статьи Андрея из "Ботанического журнала" продолжали поступать отрицательные изматывающие отзывы.

В Москве Андрей начинал обработку наших трехлетних сборов в Сибири и на Дальнем Востоке. Задумано собирать материал для "Флоры Магаданской области". И меня, и Андрея почти без исключения все друзья отговаривали ехать в Магадан. Родственники также всю затеянную кампанию называли добровольной ссылкой. В лице Контримавичуса мы видели доброго ангела. Его личность сыграла немаловажную роль в нашем окончательном решении уехать на Дальний Восток. Он принял горячее участие в судьбе Андрея, рекомендовал быстрее оформлять и диссертацию, и монографию.

Публикации 1969г.: Статьи: "Новый вид чистяка из Колхиды" и "Нектаропродуктивность некоторых видов эремурусов, выращенных в Москве". Эту работу мы проделали вместе.

Поездки 1969 г.: Май: Беловежская пуща, Львов, Львовская область (Трускавец, Золочев). Июнь: Магаданская область (Нагаево, Марчекан, Эликчанские озера, Черное озеро, Среднекан, Талая, Армань), Камчатка (Долина Гейзеров, кальдера Узона, Сосновка). Кавказ (Тбилиси. Батуми).