Глава десятая. Москва. Кавказ: Дагестан, Аджария (1989-1992)

После смерти моей матери в 1984 году я столкнулась с очень запутанной ситуацией, связанной с вступлением в наследство, разделом дома между родственниками, получением колхозного надела на землю. Тяжба тянeулась бесконечно. Я никак не могла получить разрешение на постройку дома.

С площадки перед нашим старым домом открывается вид на бухту. Вдали батумский мыс, а за ним - синеют горы Турции. Это моя родина. Андрею этот угол также дорог, но по иной причине. Он любит юг, где всё растёт быстро, весь год зелено. Это горы, которые он любит еще больше. Это место новых исследований.

Андрей, как и раньше, живет и работает в Москве, часто приезжает на Зеленый мыс. Я в свою очередь часто летаю в Москву. Связь налажена. Билеты на самолет дешевые, несколько рейсов в день из Москвы в Батуми и обратно, всего за два часа.

23-26 января на биофаке МГУ проходила конференцию по проблемам эволюции. Докладывали преимущественно зоологи. Наш с Андреем доклад был посвящен девиациям и анаболиям у древесных растений.

Николай Николаевич Воронцов с супругой Е.А.Ляпуновой, красивый и импозантный, держал в руке одну из центральных газет, читал очередной подвал об охране природы. Последний раз мы с ними встречались на Дальнем Востоке в конце 70-х годов. Н.Н. был полон энергии, выступал как ярый защитник природы, становился видным общественным деятелем. Я этим воспользовалась и договорилась о том, что он поможет обратить внимание на тяжелое положение с охраной Батумского ботанического сада. Позже, уже через год, он стал министром охраны природы, а затем был одним из организаторов Академии естественных наук, в которую Андрей был избран членом-корреспондентом и этим очень гордился. Но этому он был обязан Алексею Константиновичу Скворцову.

Андрей заключает договор о научном сотрудничестве с Дагестанским педагогическим институтом об исследовании высокогорных районов Кавказа на его северном макросклоне. Заключается договор о сотрудничестве и с Кинтришским заповедником в Аджарии.

У него сложились дружеские и научные контакты с И.Ф.Удрой из Киева, и он рекомендует его диссертацию в Новосибирск, где защиты проходят объективно. Просит прислать черновик автореферата, так как считает, что автореферат - главное.

В Магадане разворачивается мощная кампания по организации ботанического сада. Два энергичных ботаника - Александр Владимирович Галанин и Татьяна Александровна Москалюк - продвигают это дело, ищут поддержки. Но со стороны магаданских зоологов это встречает сопротивление. Тем более огорчительно, что к мнению зоологов присоединяется и А. Беркутенко, бывшая сотрудница лаборатории ботаники. Андрей возмущен. Он очень поддерживает организацию ботанического сада и считает, что ведущее положение в ботаническом саду должен занять отдел интродукции. И обязательно - гербарий!

Увы, который раз идея организации, все усилия в этом направлении остались неосуществленными. Москалюк вскоре уехала в Приморье, а Галанин в Анадырь.

Зимой 1988 года на нас свалилась беда: заболел раком отец Андрея. Его оперировали в очень далекой больнице в Тушино, куда добирались больше часа. Сердце у него, очень пожилого человека, было прекрасным, это и помогло выдержать операцию. Отец лежал в палате с мужчинами на 10-20 лет моложе его, но внешне выглядевшими так же, как он. Даже в таком положении он шутил, называя соседей по койкам детьми. Разница в возрасте позволяла ему так говорить. Склонность к шуткам, юмору унаследована Андреем от отца. Отец писал поэмы о семейных событиях, любил каламбуры. После операции врачи боялись новых метастаз, но нам казалось, что все обошлось.

Я прошла конкурс в Тимирязевскую академию на должность директора ботанического сада при кафедре ботаники, и в феврале уехала на Зеленый мыс с тем, чтобы быстро свернуть дела и в апреле ехать в Москву.

С каждым днем природа расцветала, расставание с родиной становилось все тягостнее. А вызов задерживался. Я колебалась.

Поэтому я не поехала в Талыш и Баку, куда в марте поехал Андрей с нашим сыном Павлом. Кроме Баку и Ленкорани, они работали и в Лагодехском заповеднике, в Телави, где их застало известие о расстрелах в Тбилиси в ночь на 9 апреля. Вся Грузия была в волнении



В Лагодехском заповеднике12 апреля в Махинджаури я встречала тбилисский поезд. Андрей с Павлом вышли, нагруженные гербарием. Рассказывали, что в Тбилиси стояли танки. Был жаркий весенний день. У нас в саду цвели розы, глициния.

На следующий день мы уехали в горы. Там произошла крупная экологическая катастрофа. В деревне Цаблана, расположенной на одном из крутых склонов речки Чирухи, притока Аджарисцкали - той самой, вдоль которой мы спускались в прошлом году, обвалилась половина горы. Это произошло в одно мгновение. В завале были погребены несколько домов вместе с жителями. Реку перекрыло завалом. Образовалось озеро. Был объявлен всесоюзный траур. Это был не единственный случай обвалов. Но этот самый грандиозный!

Андрей пишет своей бывшей сотруднице Г.Л. Антроповой по этому поводу в Магадан: "С 27 марта по 11 мая, у меня как всегда, Кавказ. Ленкорань, восток Главного Кавказа, родная Аджария с ее оползнями и селями. Слыхали? И по радио об этом говорили и в газетах писали. В общем, довели страну до того, что жить в ней уже нельзя: все так выбито скотиной до почвы, и почва тоже до камней так, что горы почти что сами собой ползут вниз, от дождей, от снегов. Тут съехало два дома, там засыпало сразу четыре со всем населением... Эта Аджария страшно перенаселена, сплошной поселок на десятки километров, от берега моря до вершин. И, конечно, все это можно было предвидеть. А теперь вот эти коммунистические бараны качают головами и изрекают: стихия, мол. Да, конечно, стихия в смысле того, что не было никакого руководства, стихия тупости, безразличия и лени".

В мае 1-ый Съезд народных депутатов СССР, организованный Горбачевым, воспринимался как глоток свободы. Андрей продолжает писать в редакции свои соображения на разные темы. Например:

"Дорогая редакция! Долго думал, куда бы мне написать о своих основополагающих идеях относительно реформы судебной системы (создания так называемого правового государства) и решил остановить свой выбор на "Огоньке", потому что: 1- он мне нравится, 2- я его выписываю давно, 3 - в нем есть рубрика писем. Ну, так вот и письмо.

Много у нас пишут о необходимости создания правового государства. И такие-то законы для этого надо принять, и такие то, и то-то нужно делать работникам юстиции и судов, а того-то делать не нужно. А собака, по-моему, зарыта в одном - в партии. Нет у нас правового государства не потому, что законы плохи (хотя есть и такие), а потому, что в конечном итоге все замыкается на Партии, на ее ведущей роли, потому что в конечном итоге все замыкается на партийных секретарях: в районах - районных, в областях и краях - областных и краевых, в республиках - республиканских, - и как итог на Генеральном. Вот последняя судебная инстанция, к ней в конце концов, прибегают как к последней надежде, Да что доказывать, Вы сами всё хорошо знаете. Взять хотя бы те же Брежневщину, Сталинщину, Рашидовщину и т.д. И в каждой области местный царёк и божок - это областной секретарь, в районах - районный. Вот у нас в Магадане был такой Шайдуров. Настоящий уголовник. Вывозил меха контейнерами. Бабник страшный. Так что же с ним в конце концов сделали (и то после того, как область стала проваливаться по золоту)? И что же? Да просто перевели в Москву. И это вместо того, чтобы судить и отправить в один из колымских лагерей.

Ну, это было накануне перестройки. А сейчас разве утратила Партия свою ведущую роль? Вот взять хотя бы Егора Лигачева, одного из столпов перестройки. Так и у него рыльце оказывается в пушку. А попробуй, скажи об этом - как же, дискредитация Политбюро! Только "Голос Америки" и может об этом говорить. И что после этого спрашивать со следователей и прокуроров? Вот недавно в газетах промелькнуло эстонское дело (о незаконно репрессированных в 83-м году эстонских ученых во главе с Хинтом, кажется так), так что - же, разве можно поверить, чтобы такой опытный следователь, как Гдлян, чего - то там не учел, чего то там не принял во внимание. А прокурор-то чего ждал целых 6 лет? Яснее-ясного, что весь процесс был сфабрикован Партией (на республиканском уже уровне), что и следователи и прокуроры действуют по указке свыше. А реабилитация Хинта и компании произошла только потому, что надо срочно дискредитировать Гдляна за его неприятную для Лигачева деятельность.

С ведущей ролью Партии в области судебного производства я столкнулся лично (хотя и косвенно). Хотя у нас и поощряется сейчас строительство частных домов, но ведь все же в каком-то законном русле, а тут человек уже построил дом без всякого разрешения, не говоря уж о проекте. Об этом все знают, никто вплоть до прокурора этого не отрицает. Этот человек оставил за собой и старый дом. А этот дом и вовсе не его.... И построил новый дом этот человек не на своем участке... И куда пожалуешься на такое беззаконие? Все той же Партии? А она как раз творит эти беззакония. Ибо этот человек, о котором идет речь (который построил незаконный дом) - близкий друг первого секретаря райкома Нияза Махмудовича Гогитидзе, который управлял районом во времена Брежнева и теперь правит им же. Но я не думаю, что дело поправится во имя законности, если вместо одного человека - плохого, посадить другого - хорошего. Вначале что-то пойдет (известно, что новая метла метет лучше старой), а потом все снова съедет, как бывало не раз и не два. Менять нужно не людей, а систему. В данном же случае, в свете создания правового государства, требуется, по моему, лишить Партию возможности влияния на судопроизводство и на юстицию в целом, для чего, по моему разумению, следует принять закон, наподобие того, который действует в области религиозных убеждений, т.е. что-то вроде закона "об отделении Парии от государства" Вот Югославия пошла уже в этом направлении, там будто государственные должности запрещено занимать высокопоставленным партийным деятелям. И правильно. А вот совмещать эти должности, как это планируется и сейчас имеет место у нас, - это значит только болтать о правовом государстве для усыпления народа. В конце концов , вступать или не вступать в партию, продвигаться или не продвигаться по партийной лестнице - такое же дело совести каждого, как верить или не верить в Бога или Аллаха или Будду и т.д. Меня всегда удивляло и не перестает удивлять, что когда речь заходит о совести, так имеется в виду лишь вера в Бога, религия. Ведь понятия "совесть" и "бессовестность" связаны отнюдь не только с религией. Можно быть и верующим совсем бессовестным и не верующим - совестливым. Так откуда такая жесткая связь пошла? Ведь получается так, что в нашем государстве "по штату" совесть могут иметь лишь верующие, а все прочие - пожалуйста, будьте бессовестными. Так оно, в общем- то и получается. И ни для кого не секрет, что в секретари разного рода пролезают у нас, как правило и в основном, именно бессовестные люди. И чем выше - тем бессовестнее...."

В архиве еще одно письмо: "Уважаемая редакция! Обращение к Академии Наук совершенно справедливо и своевременно. Упреки в адрес Академии сегодня необходимы, чтобы как-то сдвинуть с места застой Академии. Участь писателей - самопознание народа, а не освоение специальностей, связанных с охраной природы, спасением Родины, как это вынуждены делать многие писатели, болеющие за судьбу своего народа. Но еще лучше, чтобы пироги науки пек ученый и чтобы эти пироги были на пользу Родине, а не во вред.

Как ботаник я с болью и часто с отчаянием вижу, что сегодня уже говорят в основном о воде, воздухе, искалеченной почве, то есть о следствии, а не причине, а вот о лесе вопрос стоит как-то опосредованно. "Литературная газета" за 25 января почти вся посвящена вопросам охраны природы, а вот о лесе и в выступлениях Ю.Черниченко и В.Распутина говорится лишь вскользь. Чтобы был воздух, чтобы была вода, чтобы была нормальная почва - нужен лес, нужны сегодня крупные деревья, восстанавливающие кислородный баланс, восстанавливающие водный режим, восстанавливающие почву. Это очень важная и серьезная работа, которую необходимо срочно делать ботаникам. Но доля участия ботаников в деле охраны природы очень мала. Все мелко и рассеянно. Не буду голословным. Недавно прошедший в Алма-Ате съезд ботанического общества - очень представительное собрание - представил 65 докладов об охране природы. Но это очень мелкие, совершенно незначительные исследования или заявки о беде. Включение растений в Красную книгу. То есть в основном констатация фактов. Во всех передачах об охране природы на телевидении первую скрипку среди биологов играют зоологи. А передача о жизни растений на телевидении носила многие годы совершенно поверхностный характер, а последнее время и вовсе заглохла.

Мне кажется удивительным, что на Центральном телевидении нет до сих пор регулярной передачи под рубрикой "Охрана природы" и нет передачи "Экология" - своеобразного образовательного общедоступного курса. Но, думается, причиной отсутствия таковых передач и является застой в Академии, нежелание думать о нашем будущем. К застойным явлениям относится и то, что нет в средней школе предмета "экология", "охрана природы", нет такого курса и в высших учебных заведениях, чтобы в ближайшем времени мы имели грамотных педагогов.

Беда, думается, заключается в том, что не видно сегодня таких ярких личностей, подобных Сукачеву и Вавилову, среди биологов, которые сегодня отрешились бы на время от некоторых научных проблем в пользу охраны природы, спасения своего Отечества так, как это сделал академик Лихачёв. Ведь действительно отечество в опасности. Думаю, что такие учёные у нас есть, но они не носят высоких титулов академиков и посему неизвестны многим и, таким образом, не могут приложить своих сил в полной мере.

Уверен, что неблагополучие в науке, ее пассивность связана прежде всего с общим положением в стране. Наша Академия - модель того застойного времени, когда и формировались ее нынешние кадры. Как обновить науку, сделать ее прогрессивной, мобильной? Над этой проблемой ломались копья и на страницах "Литературной газеты" в период застоя, но воз пока все ныне там. Правда, теперь повеяло некоторыми переменами.

Финансируются не институты, а темы, мол, они будут конкурировать между собой. Ничего подобного, деньги остались прежними, А если бы действительно соревновались идеи, к чему бы это привело? Да к еще большему застою, так как новые идеи, еще неокрепшие, слабые, часто (в большинстве случаев) кажутся странными и большей частью противопоставляются старым, опробованным, а отсюда наиболее надежным идеям. Вся история науки пестрит такими примерами. А у нас кому угодно поддерживать что-то новое, когда совсем тепленькое местечко тебе обеспечивает безбедное существование?

Мне видится прогресс только в конкуренции между учеными. Застой нас далеко не поведет. Нужны конкретные критерии оценки ученого и не далекие, раз в 3-5 лет, переаттестации, сейчас чисто формальные, а ежегодные и на основании определенных критериев. Ну, допустим, ученый много пишет, но все больше приводит фактический материал, не может обобщать данные. Конечно, плохо, но этот ученый все же работает. Ему и можно дать всего один балл в сравнении с человеком, и вовсе не работающим. Таких у нас очень много, годами высиживают места, публикуя лишь тезисы. Впрочем, считаю, что тезисы не стоит включать в список научных работ. Тезисомания захлестнула многих, числом поболее - ценою подешевле. Количество самостоятельных (а не в многочисленном соавторстве, как это часто водится у занятых академиков) работ является основным критерием. Общественная работа также должна оцениваться по балльной системе. Такая форма оценки работы существовала у нас в лаборатории ботаники Института биологических проблем Севера ДВО АН СССР и была очень эффективной, стимулировала работоспособность и конкуренцию за лучшее место среди членов лаборатории. Но что очень интересно - вызывала сильнейший протест со стороны соседствующих с лабораторией бездельников. Ну, зачем им такие критерии? Денежки и так льются рекой, и можно вешать "лапшу" сколько угодно. Приведу пример. Рекультивация почв на Севере, задернение отвалов - необходимое мероприятие. Всем широко известно, что задернение идет быстро пионерными видами растений, стоит только разровнять после добычи золота полигон. Вот и все дела. Но сколько "туфты" вокруг этой проблемы, сколько наворочано, сколько денег сорвано! Это выгодно ученым. А вот если бы весь процесс от начала до конца был на ученых и если бы этот ученый получал существенную прибавку за более простой и экономичный эффект, то и желание осложнять проблему сразу же пропало бы.

Свобода творчества совершенно необходима в науке. Огромный тормоз в этом отношении заключается в закрытых, анонимных рецензиях. Вот где разгул для "творчества". Каких гадостей не прочтешь в рецензиях! И какой стойкостью надо обладать, чтобы преодолеть после такой рецензии стресс. Я знаю некоторых молодых ученых, у которых после подобных рецензий навсегда отпала охота что-то писать в журналы. А не лучше ли с открытым забралом, честно. Что тут прятать? И так большей частью уже знаешь почерк и стиль рецензента.

Думаю, что право публикаций должны иметь все, без исключения, ученые. Например, организовать свободный журнал, где статьи печатаются за счет авторов с резюме на английском. Думаю, что такой журнал окупил бы себя и дал простор для настоящего творчества.

Профессор И.Ларионов в газете "Советская Россия" (19 января 89 г) предлагает создать ассоциации ученых по отраслям и как бы в противовес бюрократической АН. Но, спрашивается, кто будет создавать эти ассоциации? Ведь и так сегодня существует масса добровольных научных обществ: ботаническое, орнитологическое, териологическое и пр. и пр. Только что-то незаметно, чтобы эти общества как-то влияли на положение дел. Возглавляют их те же академики, в сущности, эти общества просто придатки Академии, там тоже свои люди насаждают политику своих мафий. Отсюда вывод: члены АН не должны входить в состав этих научных обществ, это должны быть образования, противопоставленные Академии.

Вот еще одно "нововведение", рушащее сейчас науку сильнее, чем другие нововведения. Это так называемое "омоложение". Положение об увольнении ученых в 60 лет, если кандидат наук, и в 65 - если доктор. Об этой "беде" уже писал в "Огоньке" академик Полянский (N34,1988). Мгновенно рушатся целые школы. Ученые, полные сил, оказываются за бортом, и в результате страдают не только ученые, а в целом вся наука.

Кто сегодня будет учить молодежь? Кто? Необходима преемственность, а, к сожалению, в период застоя 40-50-летние ученые сегодня не очень сильны, мы все продолжаем опираться на старшее поколение. Как выйти из этого положения? Ведь всем хорошо известно, кто спит на работе, а кто работает. Кроме балльной оценки, думаю, стоит большее значение придать индексу цитирования. Он как необходимый критерий должен входить в балльную оценку. И, кроме того, ученый, выйдя на пенсию, если он хочет продолжать работу, не должен мгновенно лишаться прав печататься, должен иметь определенные права. Вы мне возразите - он может быть консультантом. Господи, какое слово! Он лишь консультант. Нет, если он заслужил, независимо от степени, если он широко известен за границей, если его труды стали мировым и отечественным достоянием, если он за свою научную жизнь создал направление, школу, - он должен продолжать работу, если он в силах и желает. Вот те главные критерии. А для того чтобы, знали нас, чтобы мы не были закордонными незнайками, необходима свобода обмена учеными в любой форме. Ведь до сих пор к нам едут десятками и сотнями, а мы и помыслить не можем о широком обмене. Если и ездят, - то все та же элита.

И еще - необходимо совершенствовать конкурсную систему. Посмотрите, какие у нас конкурсы!!! Кто судьи? Опять те же бюрократы и чиновники от науки! В душе каждый знает, кто чего стоит, правда, с некоторым перекосом в свою пользу. Но если попросить всех докторов и кандидатов предоставить список из 10-15 ведущих ученых в своей области, получится более или менее объективная оценка, кто является лидером нашей науки, а не администрации. Но эти данные должна обрабатывать совершенно нейтральная к АН организация, например, статуправление.

Возвращение к конкуренции в самой работе необходимо. Необходимо платить за реальные дела и прежде всего в деле охраны природы".

И еще статья в газету под названием "Наука и демократия". Она фактически повторяет то, что сказано в предыдущей статье, но с добавлением: "Ужасно жаль, что нельзя (по действующему уставу) выводить из состава АН всякого рода карьеристов и приспособленцев, которых там полным-полно. А то как бы хорошо - сколько свободных мест освободилось бы! Да и нужна ли такая раздутая академия? Всем известно, что новые вакансии создавались в недавнем прошлом специально для конкретных лиц, проявивших себя на партийном, а отнюдь не на научном поприще.

Или вот еще новшество: заставляют ученых бегать и заключать хоздоговора. Приказать, конечно, можно все. Однако сначала нужно заинтересовать предприятия во внедрении этих самых новшеств.

А предприятия по-прежнему должны выполнять план, гнать вал, и в отсутствие рынка и конкуренции совершенствовать производство им незачем. Пока-то всё это до них дойдет! А питаться ученым надо прямо сейчас, сегодня. И вся эта затея может кончиться только тем, что ученые разбегутся кто куда сможет. Если уж на то пошло, то предприятиям выгоднее иметь свои собственные лаборатории, а не ходить туда-сюда с протянутой рукой.

Так что же делать? А ничего лучше все равно не придумаешь, как только возвращение к конкуренции в самой работе, руками и головой, только не языком. Притом по всей стране. Тогда никаких проблем не будет. Демагоги сами в науку не пойдут, а какие туда пробрались - выветрятся. Только академики останутся, потому что им уж очень хорошо платят. Ну, кто откажется от лишних денег? Ну да если демократия установится настоящая, то это будет не страшно, ведь все смертны, и академики-демагоги со временем вымрут. Только не поймите меня так, что, мол, все академики подряд плохи. Нет, конечно, есть и среди них порядочные люди, принципиальные. На них вся надежда".

В середине лета, в июле, я упала и сильно поранила ногу. Рваная рана не заживала, начался некроз. Андрей и мой сын Павел срочно прилетели на Зеленый мыс. Я лежала пластом в беседке и любовалась игрой света и листьями винограда, а также быстрыми перебежками крыс. Черная крыса, мама называла ее Чучундра, питается плодами и ловко лазает по деревьям. Пока я лежала, Андрей с Павлом активно ездили в Верхнюю Аджарию, пользуясь личными знакомствами.

Отдаленные уголки Аджарии были вполне доступны. Андрей, для полноты сборов, для более детального изучения флоры Аджарии, любой свободный день использовал для экскурсий. Обычно он ехал на автобусе в определенное село к знакомым. Всего за один-два дня можно обследовать довольно большую территорию. Андрей возвращаетлся со свежесобранным гербарием и досушивал его дома у большой электрической батареи.

Задумана книжка о субтропиках. Вот как видится она Андрею:

"Флора субтропиков СССР" или "ВЛАЖНЫЕ СУБТРОПИКИ ЗАКАВКАЗЬЯ"

Систематический состав природной флоры

Основные флороценотипы

Анализ географических элементов

Основные биоморфы.

Феноритмотипы

Районирование и связи с соседними флорами.

Итоги интродукции

В Москве разворачиваются приятные для Андрея события - организуется поездка в Италию. Создана советско-итальянская международная комиссия по проблемам окружающей среды. Едут Андрей, директор ботанического сада В.Новиков и зав. оранжереями Главного ботанического сада Б.Головкин плюс дама из министерства, а вернее, надсмотрщик КГБ. 20 июля они летят в Рим, а затем в Неаполь и Помпеи. Этому предшествует масса бумажек и взятие билета до Рима с боем.

Андрей в Италии собрал большой гербарий, вел записи, которые легли в основу статьи о впечатлениях в поездке. Рассказал, что истратил все деньги, выданные на поездку - купил фотоаппарат. А в последний момент оказалось, что нужно платить за гостиницу, иначе не выпустят. Пришлось Новикову и Головкину платить и за Андрея.

Итальянские связи с МГУ расширяются; оплачиваются подготовительные курсы с изучением итальянского. С 14 по 21 октября готовится заседание советско-итальянской комиссии, где намечаются поездки по различным ботаническим садам Италии. Андрей должен ехать на Сицилию! Я - в Пизу! Все кажется фантастическим и нереальным. Потом так и оказалось. В октябре мы вместе с итальянско-советской комиссией встречаемся на самом высоком этаже высотного дома в МГУ. Ректор В.А. Садовничий и другие знаменитости дарят итальянцам картину. На стенах тоже добротные картины маслом, утверждающие счастье советского строя. Потом банкет в ресторане "Прага".

17-20 октября в МГПИ (Московский государственный педагогический институт) проходила конференция памяти И.Г.Серебрякова " "Архитектоника растений и жизненные формы". Мы с Андреем делали совместный доклад: "Классы метамеров деревьев".

Еще год назад Т.В.Кузнецова просила нас содействовать в организации морфологической школы в Грузии. Мы с Андреем ездили в Тбилиси, договорились с Гией Шалвовичем Нахуцришвили. И вот неожиданно на конференции узнаем, что школа уже почти организована и будет проходить не в Тбилиси, а в Калуге.

Андрей пишет письмо своей старой знакомой, одной из организаторов школы Л.Гатцук: "Итогами конференции я недоволен, и прежде всего ее направленностью. Ведь главное, основное, что есть в учении Ивана Григорьевича (Серебрякова) - отнюдь не морфологические типы (модели, модули), а эволюция жизненных форм, а по этой тематике ничего не было. Выступать с критикой на воспоминаниях было неудобно, а заключительное заседание было смято. Три длиннющих доклада, которых смело могло и не быть, по крайней мере, первых двух, так как на них излагались результаты давно проведенных работ. Да, впрочем, и большинство докладов было того же типа. Конечно, доклад Чистяковой очень блестящий, да ведь он уже опубликован в Бюлл. МОИП! Это была собственно, лекция, а не доклад, лекция для студентов, конечно, очень хорошая. И Т. Шулькина со своими колокольчиками носится всю жизнь, не удостоившись даже познакомиться с общей литературой по жизненным формам. Куда это годится? То же самое и у Виноградовой. Поистине специалист подобен флюсу. Впрочем, спасибо и за то, что нас вообще позвали. Искренне. Поэтому на морфологическую школу мы не претендуем, тем более что Кузнецова заявила мне, что участвовать в двух школах подряд неприлично. Ну, дама она у нас светская, начитанная и судя, по всему, действительно выходит в дамки. Надо слушаться".

В архиве лежит копия письма: "Мы, семья Хохряковых-Мартыновых, проживая по адресу Ленинградский проспект 62, кв. 9, требуем вернуть старое историческое название улице Горького - Тверская".

И подписи: Хохряков П.А. - старший, Хохряков А.П., Хохряков П.А. - младший, Хохрякова О.А. - старшая, Хохрякова О.А. - младшая, Мартынова Г.А. Майечку почему-то не включил.... Видимо, была маленькая еще, не могла расписаться.

В декабре, мы участники совещания в МГУ, по проблемам изучения адвентивной флоры СССР.

Поездки 1989 г.: Март-апрель: Азербайджан (Баку, Талыш, Ленкорань), Грузия (Лагодехский заповедник), Аджария (Хуло, Цаблана). Июнь: (Шуахеви, Чирухи, Хуло, Замлети). Июль: Италия (Неаполь, Рим, Помпеи).

Публикации 1989 г.: Вышло 10 статей, в основном посвященных флоре Кавказа. Вышла монография " Анализ флоры Колымского нагорья".

1990 В марте 1990 года не стало отца. Дома осталась слепая мать Андрея. Это время совпадает с разводом нашей дочки. В Москве она оказалась без работы, в поисках заработка. На ее руках две маленькие дочки. Много времени Андрей уделяет внучкам. Они еще совсем маленькие. Галю Андрей отводит и приводит в детский сад, Майечку - в ясли.

Андрей часто приезжает на Зеленый мыс. На работе ему не препятствуют. Удается много ездить вместе и по горной Аджарии.

В начале июня мы полетели в Абхазию. В Сухуми нас устроили как почетных гостей в домике на территории ботанического сада. Крики обезьян раздавались в чернильной темноте теплой ночи.

С ботаниками Сережей Бебия, Савелием Читанава и Таней Гуланян по Бзыбскому ущелью поднялись в субальпы. Снег только-только стаял. На снежных проталинах нарядно цветут первые весенние травы. По озеру, как и прежде, бойко снуют катера.

Директор сухумского ботанического сада Гиви Григорьевич Айба - невысокого роста, с большой головой и черными, недобрыми, пронзительными глазами - сидит за большим письменным столом в просторном кабинете. Тут есть и лежанка, коврики. Над его головой висит большая, во всю стену, объемная картина из местных материалов. Круглая морская галька в основании картины обрамляет клумбу. Из центра клумбы возносятся приклеенные к полотну пальмы. Все время ловлю себя на мысли: вдруг эта тяжелая картина упадет на голову Айбы? Айба сетует на возрастающую демократию. Особенно упирает на то, что он за границей видел, как скромно живут там директора ботанических садов. Никто из них не имеет такого большого и красивого кабинета, как у него. Андрей согласен.

В Сухуми тревожно, вечерами ходить опасно. С каждым днем абхазско-мингрельский конфликт набирает силу. Да и днем довольно неспокойно. На пирсе, перед посадкой на катер в Батуми молодые агрессивные девушки вроде бы ненароком чуть не столкнули меня в воду.

В Батумском ботаническом саду, тихом, казалось, уголке разгорелся скандал между двумя партиями, борющимися за власть. Одна из партий предлагает мне возглавить ботанический сад. Я отказываюсь наотрез. Как бы я ни болела за судьбу ботанического сада, прекрасно понимаю - в Аджарии свои, негласные законы. Прежде всего, я женщина, и русскоязычная. Победил Вано Папунидзе. После смерти милейшего и тишайшего Нури Мемедовича Шарашидзе осенью 1989 года Вано держит вожжи в своих руках.

Через несколько дней проторенными путями мы с Андреем едем в Кинтришский заповедник. С нами Джумбер - научный сотрудник заповедника, наш сын Павел, Савелий Читанава. В Нижнем Хино, как и в прошлом году, останавливаемся в доме Романадзе.

Савелий, темноволосый коренастый молодой ботаник, под влиянием революционной обстановки в Абхазии наэлектризован, затевает споры. Но аджарцы далеки от абхазско-грузинского конфликта.



А. Хохряков, С. ЧитанаваАндрей с Павлом и Савелием уходят в горы - на яйлы Сарбиелы. В горах самая ранняя весна. Там нашли новый вид рябчика, который Андрей назвал в честь Джумбера - рябчиком Джобавы.

Большой старый дом Романадзе на склоне горы, как большинство аджарских домов, - двухэтажный. Его не поддающиеся гниению каштановые доски со временем потемнели. Между ними большие щели. В центре дома как всегда горит бухари, на котором хозяйка готовит традиционные аджарские блюда.

Летом в доме жарко, а зимой заваливает снегом. Я начинаю понимать, почему грузины так гордятся детской люлькой - аквани. В ней ребенка плотно пеленают, а вниз, под люльку подвешивают баночку, в которую скапливается моча. Но видимо, главное в аквани - то, что ребенок зимой не мерзнет. У многих местных жителей затылок плоский - след долгого пребывания в аквани.

Вокруг дома с трудом отвоеванная земля. Она занята под большое кукурузное поле и несколько грядок с зеленью. Женщины - хозяйка и взрослые дочки - постоянно работают то на пашне, то в доме.

На ярком солнце играют краски зелени. Буйные травы выросли выше человеческого роста, шумят горные ручьи и реки. Ходить по влажной жаре среди высокотравья совсем непросто.



Нижнее Хино, у дома РоманадзеАндрей, согласно договору, должен ехать в Дагестан. Мне не хотелось расставаться с Андреем и Павлом, и я решила поехать вместе с ними до Махачкалы. Из Тбилиси всего за несколько часов мы пересекли Кавказский хребет и в середине дня были в Орджоникидзе, а во второй половине дня уже ехали по предгорьям Северного Кавказа, мимо Грозного.

В Махачкале мы остановились у Патимат Бековой - старой знакомой, которая в далекое уже время нашей работы в Главном ботаническом саду писала диссертацию по марене красильной. В настоящее время она работает в педагогическом институте. Несколько дней в ожидании машины мы ездим в окрестностях Махачкалы. Самое интересное - бархан Сарыкум. Настоящий, такой как в пустынях, реликтовый бархан. На подъеме на бархан ноги вязнут в раскаленном песке. Андрей не знает усталости. Павел от него не отстает. Я изнемогаю. Флора очень интересная. Немного утолили жажду полувысохшими мелкими плодами абрикоса, выросшего на песке. С одной стороны строители постепенно "откусывают" бархан, увозят песок. Пришла машина, Андрей уехал в горы. Я тем же путем быстро пересекла предгорья и к концу дня оказалась в таком же жарком Тбилиси у моей близкой подруги, заведующей гербарием в ботаническом институте Заиры Гвинианидзе. Теперь Заиры нет в живых. Остались светлые воспоминания о необыкновенном ее гостеприимстве, замечательной семье, где мне было всегда тепло.

По возвращении из Дагестана в Москву у Андрея разыгрался сильный приступ радикулита. Он в отчаянии прилетел ко мне на Зеленый мыс в отпуск. Я организовала сеансы в лечебнице под названием "Серные ванны". Она находится в поселке Махинджаури. Нужно идти два километра в глубь поселка по пыльной дороге, посыпанной гравием, и вы оказываетесь в темном ущелье, откуда бьет источник тепловатой серной воды. Серный запах в ванной едва ощущается. Я вспоминала серные реки на Курилах и на Камчатке.

По дороге Андрей просматривает все обочины дорог, насыпи железной дороги в поисках новых растений.

После нескольких сеансов массажа и серных ванн со спиной у Андрея стало легче. Мы снова отправились в высокогорья Кинтриша.

Конец августа. Ночами уже сильно холодает. Совсем скоро скот отгонят с пастбищ. Погода стоит прекрасная. Видимость идеальная. В высокогорья из Нижнего Хино идем пешим ходом. Взяли с собой только папки и бумагу для гербария. Теперь мы хорошо знаем дорогу, и на яйле Сарбиела остановились в малюсенькой избушке под горой. Вместе с толстой хозяйкой мы с трудом поместились на грязных полатях. К вечеру под избушкой собирается скот. Ночью под его мычание спать очень трудно. Рано утром хозяйка, заполняя почти все пространство избушки, совершает намаз, обратившись на восток.

Горные ущелья, заросли рододендрона кавказского, перевалы - все ярко и четко в солнечных лучах. Мы стоим на одной из вершин Малого Кавказа. Горные цепи Большого Кавказского хребта вдалеке очень хорошо просматриваются. Отсюда можно перевалить по другую сторону хребта и оказаться в Мингрелии, в Бахмаро. Торные тропинки, существующие тут веками, ведут и в противоположную сторону - на перевалы, к Аджарисцкали.

Поездки 1990 г.: Июнь -Абхазия (верховья Бзыбского ущелья, озеро Рица), Аджария (Хино, Сарбиела), Дагестан (Махачкала, бархан Сарыкум, высокогорный стационар Куруш). Август: ( Хино, Сарбиела).

Публикации 1990 г.: Вышло четыре работы. Среди них "Система двудольных на основе закона дивергенции" - результат его доклада на эволюционной конференции. И вторая, совместно со мной, - "Зимнецветущие растения Аджарии". Мы выделили группы растений по ритмам развития.

1991 По-прежнему, читая газеты, слушая радио, Андрей живо реагирует, пишет письма в газеты, часто их не отправляя.

Письмо академику Д. Лихачеву: "Глубокоуважаемый академик! (Извините, не знаю Вашего отчества, а писать академику просто "Дмитрий" как-то неудобно). Так вот, дорогой академик Д.Лихачёв! Хорошую статью Вы написали в "Известиях", согласен на все 100, но все же с чем-то не вполне. Начиная с заголовка. Почему "культурное одичание грозит"? Да оно уже давно есть, мы все одичали по самую макушку, и кто-кто, а Вы-то хорошо об этом знаете, общаясь с власть предержащими, с партийной так называемой элитой. Это же сплошь дикари и варвары, а ведь они-то и управляют нами 3/4 века. Вот о чем надо бы сказать ясно и четко.

Дикари и уголовники захватили власть в октябре 17-го года и держат ее до сего времени. Чему же тут удивляться? И что за легенды о культуре "ленинской гвардии", Луначарском, к примеру, или Бонч-Бруевиче? Да разве культурным людям было по пути с разбойниками? Тем более - нравственными.

Больше всего меня, конечно, в Вашей статье удивило то, что Вы как бы сами еще не знаете, что такое нравственность, какова она, и почему-то не сочли нужным об этом сказать. Помилуйте, как можно говорить о нравственности вообще, не сказав ничего конкретного, хотя бы библейского: чти отца и мать свою, не убивай, не воруй, не лги. Да ведь мы погрязли не просто в безнравственности и бескультурье, а именно конкретно: в воровстве, во лжи, в злобе какой-то (а ведь сказано в Писании: люби ближнего, как самого себя - отчего же об этом прямо-то не написать, будто тут надо и впрямь быть сверхакадемиком?). Правильно о нас говорится - империя Зла, империя Лжи. Нельзя поднимать культуру и тем более нравственность "вообще". Без борьбы с конкретным злом - ложью, воровством, жадностью - тут никак не обойтись. Гуманитарное воспитание - это хорошо и даже прекрасно, но когда-то еще умные ученики догадаются, что врать и красть плохо. Прямо об этом надо говорить, учить надо непосредственно правдивости, честности, щедрости. Ну, конечно, без личного примера тут никак не обойтись. Трудно будет учителям, но иного пути нет. Сколь угодно долго можно твердить о коммунистической морали, получая обратный результат, если ты сам член КПСС. Вот, кстати, - материальный носитель всякой безнравственности, лжи и лицемерия, с ним и надо бороться конкретно. Если быть до конца честным - так Вам надо и сказать, - падаем мы в пропасть одичания благодаря именно этой так называемой партии (номенклатуре); борьба за культуру, за нравственность поэтому - борьба с КПСС.

Дальнейшие рассуждения о том, что быть слабым - не позорно (по поводу завоевания Гитлером Франции, Польши), извините, мне кажутся весьма сомнительными. Может быть, к нравственности и морали это и не имеет отношения вовсе? Ну, а потом, все же в силе, физической силе ничего ведь предосудительного нет? А у вас получается так, что вот быть художником да писателем - это да! Быть слабым - можно, ничего, а вот быть сильным - не то чтобы плохо, а как-то все же сомнительно. А как же "в здоровом теле здоровый дух"? А занятия спортом, это что - не так уж и важно? Ну, хорошо, думаю, что просто как-то неудачно у Вас получилось со стилем и что основная мысль Ваша - что силу надо употреблять во благо, а не во зло.

Далее. "Захват чужих территорий - позор!" Ваша мысль? Чудесно звучит, по-современному. Только ведь буквально вчера, да и сегодня еще это считалось доблестью, и как это сразу вдруг - "позор!"? Надо ведь как-то обосновать, доказать. И как же тут не обойтись опять без библейских заповедей: не бери чужого, отдай своё? Да, сдается мне, что без конкретизации принципов и тут не обойтись.

И насчет "исторических прав" тоже не все так просто. А вдруг они обосновываются тем, что в прошлом как раз то-то и то-то у нас было захвачено? А раз захват безнравственен, так и отдайте нам захваченное! Вот, представьте, если бы гитлеровцы победили и загнали бы Россию за Урал, как грозили, разве безнравственно было бы требовать русским возвращения своих земель? Или вот пример не абстрактный, а конкретный: крымские татары, немцы Поволжья, турки-месхетинцы. Разве их требования безнравственны, если они хотят вернуться к своим очагам, хотя и давно потушенным и разграбленным?

Ну и последнее, насчет источников финансирования. Хорошо, конечно мечтать о меценатстве "больших предприятий и торговых организаций", боюсь только, что долго, лет 100. Ведь пока народ еще дорасти должен до понимания необходимости этого, то есть меценатства, народ жесткий, хваткий, оборотистый. Будет такой народ меценатствовать! Армия... ну что тут скажешь? Ведь и сейчас полно стройбатов, а что толку? Опять-таки сначала воспитать народ нужно. И офицеров и солдат, а то ведь того и гляди, одна половина армии перебьет другую (дедовщина!).

Виноват. Еще последнее. По поводу законов. Да их и сейчас полно, одних досок "охраняется государством" сколько поразвешано. Правда, как украшение. Законы есть, да на них плюют. Власть предержащие. Потому что дикари и невежды. Люди новые нужны, а не законы. Тогда и наказаний не нужно будет, ибо настоящим наказанием будет моральное осуждение общественного мнения. Только до этого, конечно, дорасти надо, а точнее и правдивее - сбросить власть КПСС, ибо именно в ней средоточие всякой дикости, произвола, невежества, лжи, зла, лицемерия. Вот против чего Вам бы направить свои стрелы, и это было бы самым нравственным и моральным. Разоблачение реакционной сущности этой эксплуататорской организации, государственной мафии".

В середине апреля Андрей прилетел на Зеленый мыс. Дато Гвианидзе - сотрудник ботанического сада - везет нас в село Мачахелу. Он родом, как и многие мои коллеги, из горной Аджарии. За Хелвачаури, вверх по Чороху, у слияния Аджарисцкали с Чорохом на горе у него родовой дом. За горой, всего в нескольких километрах, в Чорох вливается Мачахела. Она низвергается с горы Карчхал по узким каньонам почти у границы с Турцией. Поэтому ранее это место для ботаников было совершенно недоступно. Едем. Почти на каждом шагу Андрей останавливает машину и лезет вверх на склоны, принося охапки свежесобранных растений. Растения блестят на солнце, отмытые весенними дождями. Собираем в основном травы, лес давно сведен. Едем выше и выше. Доезжаем до маленькой деревни - дальше дороги нет. Отсюда огромная гора Карчхал совсем близко - рукой подать. Но она за границей, на турецкой стороне. Обратно на машине едем быстро вниз. В Аджарии все рядом, и вместе с тем все разное. Каждое ущелье имеет свое лицо, а главное, отличается от побережья. Не прошло и часа, как мы подъехали к дому сестры Дато, недалеко от Батумского аэропорта. Многие жители горной Аджарии переехали в окрестности Батуми. Милая полная улыбающаяся женщина одета по тамошнему обычаю в байковый халат. Потчует нас лобио, то есть фасолью. Еда очень вкусная. Двор заасфальтирован, ни одной травинки. Только большое дерево лавровишни у калитки, темнеет жесткими блестящими листьями. Его основание также залито асфальтом. На ветвях большие свечи ароматных соцветий, вокруг которых вьются пчелы. Их так много, что стоит гул.

Следующая поездка в горную Аджарию, в окрестности Шуахеви. От села Замлети по крутым склонам, цепляясь за ветви и стволы чорохского дуба, то поднимаемся, то спускаемся в ущелье Аджарисцкали. Одна из ценных находок - желтая асфодель, выросшая на крутом склоне. Достать ее трудно. Позже мы еще раз обнаружили её в Чирухи. И спустя несколько лет - еще раз уже в Турции. И всегда в этих краях она растет одиночно. Желтый цветок смерти (по греческому преданию) каждый раз добывать нам было трудно.

С 22 по 29 апреля в Тбилиси проходил 4-й конгресс европейско-средиземноморского отделения МАБС. Что означает МАБС, до сих пор для меня осталось загадкой. Конгресс - сказано слишком пышно. Иностранцев - раз-два и обчелся. Их лелеяли как самых-самых.

В программе - экскурсия по ботаническому саду. Он отгорожен от города отрогом Коджорского ущелья. Крутые склоны гор с дикой растительностью прорезаны узкими параллельными тропинками. Андрей отдельно от толпы лазает по склонам. Я беседую со Звиргстом - известным ботаником-дендрологом из Риги. Одновременно, одним глазом, с верхних дорожек слежу за тем, как Андрей исследует крутые склоны ущелья, рассматривает то, что растет под ногами. Не хочу терять его из вида. Это уже вошло в привычку. Звиргст мне говорит, что хорошо знаком с нашими работами. "Слишком многое говорится по пути, скороговоркой!" - говорит он. Я возражаю - лучше сказать, хоть скороговоркой, чем вовсе ничего не сказать.

После конгресса несколько поездок. По пути в Боржоми заезжаем в Гори, чтобы увидеть домик Сталина. Это знаменитое место - предмет поклонения. Простой домик окружен мраморными колоннами.



Зеленый мыс. СемьяВ Кахетию - Телави и Лагодехский заповедник - поездка сопровождается приятными застольями с множеством разнообразных вин, осмотром имения Чавчавадзе. Все говорит о щедрости, радушии и гостеприимстве. Особо подчеркивается, что русские в течение всего XIX века грабили Грузию, увозили в Россию главные ее драгоценности. Одновременно забывают, что весь XIX век Грузия, ранее раздираемая соседями, была под прочным патронатом России.

У Андрея все эти чванливые, несправедливые высказывания вызывали протест. Он заступался за родную державу - Россию, вступал в споры. Вроде бы тихий человек, но в некоторых случаях бескомпромиссно лез на рожон.

Лагодехский заповедник Андрею был хорошо знаком. В 1989 году они с Павлом провели здесь несколько дней, поднимаясь в высокогорья. Андрей сразу же откололся, ушел вверх. Обратно вернулся грязный, с полной папкой. Пришлось отмываться в ручьях.

И снова мы разъезжаемся. Его майские письма полны энергии, заботы о доме. Он, словно по традиции военных лет, сообщает цены на продукты. По талонам отоваривает сахар и водку. Ходит за ветеранским пайком для своей матери.

Андрей отослал тезисы на высокогорное совещание. Одновременно написаны тезисы на совещание по ароидным. Пишет мне с досадой, что пропустил время подачи на конкурс в Главный ботанический сад. На какую должность он рассчитывал? Не знаю. Но видно - работой в МГУ он не удовлетворен.

Из письма: "Тихомиров мне выговаривал, мало, мол, забочусь о саде, надо больше, а в конце концов оказалось то, что надо сдавать его в аренду, голландцам или еще кому. Впрочем, зарплату платят".



Дагестан. КурушНаши знакомые, молодая пара Люда и Гриша Йордановы, живут в Болгарии. Андрей списался с ними и получил вызов. Дело оставалось за валютой. Но даже по закону разменять советские деньги на валюту было делом немыслимым. Жители среднеазиатских республик занимали очередь огромными кланами. Андрей наивно, каждые 10 дней, ходил в эту очередь, отмечался почти все лето. Никуда не ездил и досадовал. Потом махнул рукой на это дело и поехал в Дагестан, вместе с сыном, выполнять условия договора.

Он дал слово приехать на Зеленый мыс ко дню рождения Павла - 11 августа. И выполнил. Приехали они грязные, уставшие. Из Куруша он описал два вида колокольчика и один род колокольчиковых. Работали они и в Цейском ущелье. Андрей и Павел крайне немногословны. Слова не вытянешь. Но в этот раз Андрей с жаром рассказывал об обратной дороге, где они совершали чудеса героизма. С трудом забирались в тамбур поезда. Андрей под впечатлением надвигающейся анархии, развала. Второе, о чем он рассказывал, - так это про культ Сталина. Осетины считают Сталина своим, осетином.

На машине ГАЗ-66 вместе с сотрудниками ботанического сада поехали в высокогорья, на яйлу Чирухи. С нами едут Давид (Дато) Гвианидзе, Гия Леонидзе и Нино Манвелидзе. Проезжаем Цаблану. После обвала остался голый обрыв. В высокогорьях, на яйле остановились в доме лесника. Внизу ночует скот. Мычат коровы. Снизу поднимаются неприятные испарения.

Наутро мы увидели удручающую картину. Вся почва изрыта копытами. Летние домики стоят рядами, поднимаясь по небольшим ущельям выше на яйлу. Дорога размыта. Везде овраги. У подножья Арсиянского хребта главная широкая грунтовая дорога соединяет между собой заставы. От нее в стороны расходятся дороги второго, третьего порядка, а затем скотобойные тропки. Только на крутых скалах, там, куда не могут забраться голодные коровы, можно кое-что выкопать. Перебираясь с одной скалы на другую, доходим до вершины, откуда открывается вид на турецкие выпасы.

Застава Чирухи находится у соединения Арсиянского и Шавшетского хребтов. Только на нейтральной полосе можно представить, как выглядели ранее высокогорные луга. Травы пестреют красками, стоят высоко. В ложбинах они по пояс. Нам разрешили ходить по нейтральной полосе в сопровождении вооруженного пограничника.



Аджария. Шавшетский хребет. На границеВ конце августа, ночью я слушала радиостанцию "Свобода". Ушам не поверила - в Москве государственный переворот, слышны крики толпы. В то время я не знала, что среди людей, собравшихся у Белого дома, был и наш сын Павел. Днем смотрела по телевидению "Лебединое озеро", ждала известий. Но тревоги не было, а была твердая уверенность в том, что старое, советский строй вернуть невозможно. В этом же был уверен и Андрей.

В сентябре я приехала в Москву, где все-таки были куплены билеты на поезд до Софии. Андрею удалось закупить какой-то дефицит, который мог компенсировать наше пребывание у знакомых Йордановых. Валюту получить так и не удалось. Выручил брат Люды. Где-то были раздобыты доллары и там, в Болгарии, разменяны на левы - болгарскую валюту, без которой передвижение по стране было бы невозможно. Все складывалось как нельзя удачно. Известный ботаник Рудольф Камелин снабдил Андрея рекомендательными письмами в ботанический институт в Софии, в музей природы.

Андрей еще с весны намечал интересующие его маршруты. Первая поездка в Мальовицу в Родопах. Можно попасть в высокогорья, в альпийскую зону.

На туристическую базу, расположенную в лесном поясе, раз в день идет автобус. Сначала дорога идет вдоль холмов с буковым лесом. Выше начинают появляться ельники. Автобус останавливается у небольшой гостиницы для туристов. Нас предупреждают: обратный рейс будет в 4 дня. Другого транспорта нет.

Надеемся подняться в высокогорья и вернуться в срок. Проводника у нас нет, ориентироваться трудно. Горы затянуло туманом. Собирается дождь. Вокруг густые заросли соснового стланика (Pinus mugo). Как две капли воды он похож на кедровый стланик, в зарослях которого мы много раз продирались в Охотии. В зарослях горной сосны ходить так же трудно, как и в кедровом стланике. Нас накрыло дождем с туманом, видимость минимальная. Мы давно вымокли, но упрямо ползем вверх. Я начинаю беспокоиться - вероятно, мы заблудились. Но Андрей, расстроенный жалкими сборами, считает, что нет. До высокогорий так и не добрались. Идем в полном тумане. Заблудились. Андрей ошибся первый раз в жизни. Со скандалом я настояла на своем и оказалась права: по туристической тропе спустились вниз к шоссе. Там нас, совсем мокрых, на пути вниз, в Софию захватил автобус.

Оставив почти высушенный гербарий, мы уехали на юг, в Петрич. Остановились в уютном лесничестве. Лесам в Болгарии придают особое значение, чуть ли не почитая их священными. В тихой гостинице с балкона свешиваются огромные, длиной с локоть, гроздья уже спелого винограда. Нас зазывает к себе в гости работница лесничества. Угощает пивом. Особое внимание она оказывает Андрею, который стремится закладывать гербарий, а нашей соседке нужен компаньон.

Экскурсия в каштановый лес на границе с Македонией. Ходим по нейтральной полосе, совсем рядом с Грецией. Вокруг старые каштановые пни. В лесу очень сухо.

На обратном пути из Петрича заехали в заповедник в горах Пирин. Вышли на полустанке, а рюкзак с гербарием спрятали в кустах. По сухим холмам с редким можжевельником переваливаем с одного холма на другой. Так же, как и в Средиземноморье, в сентябре сильно печет солнце, осеннего холода нет. Находим маленькую, умещающуюся на ладони черепаху. Назвали ее Пеатриче.

Под конец своего пребывания в Болгарии мы экскурсировали в окрестностях Софии. На Искырском водохранилище поднялись на сухие холмы. На гребне попали в очень густые и колючие заросли терна. Обратно спустились по очень крутым склонам, заросшим дубняком.

На вершину Витоши - горы над Софией высотой 2290 м, - нас поднял подъемник. Сильный холодный ветер на плато не давал спокойно собирать.

Осенью в Москве Андрей нездоров: болят зубы, искривился и болит позвоночник. Идти к врачу не хочет, только жалуется. А кому он может еще рассказать о своих недомоганиях? Дома в Москве он - глава семейства, а жизнь с каждым днем становится все более суровой и непредсказуемой.

Андрей хотел поехать ко мне на Зеленый мыс, но пристала Тужилина - бойкая дама, издающая маленькие просветительные брошюрки по линии общества "Знание". Когда на Андрея нажмут - отказать не может. Андрею очень захотелось написать популярно о биоморфологии. Он назвал небольшую книжку "Что такое биоморфология". Писал, писал и уложился в срок. А Тужилина исчезла, как и исчезло ее издательство "Знание". Так и не удалось осенью ему приехать на Зеленый мыс. Потом он очень тужил по этому поводу. Все уже разваливалось. А рукопись до сих пор лежит в столе.

Осенью на него навалилась масса дел. Вот что он мне пишет 16 октября: "Уже половина октября прошла, а к брошюре я и не притрагивался. Некогда: то хоз. дела (мытье окон, химчистка, магазины, дача), то отзывы надо писать (две диссертации, автореферат, статья из "Бот. журнала"), то отчеты (тоже не менее двух). Силы уже не те, вечерами, если перед этим не поспишь часа два, работается не более часа же, только утром остается часа 3-4, а тут ведь еще гербарий: аджарский, дагестанский, осетинский, болгарский!"

И еще в том же письме: "Хорошо, хоть недомогание прошло, а то после вашего отъезда еле передвигался дня два-три. Вероятно, реакция после напряжения и перемена климата после Болгарии. Появился сахар, но что делается! Прямо не то, что толпы, а именно массы, самые всенародные. Даже и не очереди. Да. Хорошенькие времена нас ожидают. И с хлебом перебои. А в остальном, прекрасная маркиза - все хорошо, все хорошо!"

Провожая дочку и внучек из Батуми в Москву, в аэропорту, в свалке я потеряла паспорт. Это сломало все планы. На восстановление паспорта ушло более трех месяцев! Требовалось удостоверение моей личности из Магадана и еще свидетельство о браке. А оно лежало где-то в Москве... И это там, в Махинджаури, где я выросла и впервые получала паспорт!

Мы были в разлуке. Поэтому переписывались чуть ли не каждый день. Андрей полон сочувствия, соскучился, хотя мы виделись совсем недавно.

Пишет: "Так что в эти продуктовые и очередные (очередь) заботы я вполне вжился, трачу на них значительное время, стою, горжусь, когда достану колбасу или, к примеру, печенье. Вот только очереди за сахаром и водкой пока нам недоступны. Еще я не созрел, чтобы стоять и записываться с ночи. Но, может быть, будет такое. Скорее всего, все к тому идет".

"У меня на почве ежедневных тревог по поводу продуктов и денег, как я думаю, развились многочисленные неврозы. Прежде всего, заболели все зубы. Сразу, но главным образом с левой стороны. Правда, иногда затихают, иногда болит макушка, как игла пронзает. Позже - шея слева. Справа - бок. Хондроз в основании черепа. Просыпаешься с болью и засыпаешь. Пишу не для того, чтобы жалела, а для обрисовки обстановки. Хлеб кончается. Надо идти стоять полчаса. За молоком очередь метров за 100 от дверей магазина".

И еще: "Вообще в Москве страшные слухи ходят, что зимой ничего не будет. Да и сейчас сахара нет. Выбросят кое-где, так сразу огромная толпа набегает. Вчера получил ветеранский паек матери, так просто смех: маленький кусочек масла 100 грамм, столько же сыра, баночка сгущенки, полкило колбасы. В магазины выбросили вареную колбасу, так за ней толпы, никуда не протиснешься, а так в магазинах пусто. Но, правда, Оля как-то устраивается, главным образом тем, что перешла на вегетарианство. Да это всем нам предстоит. Еще перестала употреблять соль. Я тоже стараюсь, но пока не совсем удачно. Видимо, самое верное - отвыкнуть от всего: и от соли, и от сахара, и от масла. Даже за хлебом кое-где очереди".

В конце ноября: "Дела мои таковы: две защиты прошли, где я был оппонентом, одну статью в "Бот. журнал" отправил, где я с Куваевым. Остался отчет по работе, статья о каштане, свои две статьи в "Бот. журнал". Кроме того, необходимо быть на заседании ГБС, посвященном памяти М.В. Культиасова, 14 ноября".

"В.Н. Тихомиров заставил меня выступить на семинаре на кафедре высших растений в МГУ. Я выбрал тему: "Жизненные формы и их категории" по своей книжке 10-летней давности ("Эволюция биоморф растений"). И что бы ты думала? Восприняли все как совершенно новое, во-вторых, отвергли с порога как нетрадиционное. Я просто обалдел от удивления - и это МГУ, рассадник новых знаний! Говорят: не надо нам вашего определения жизненной формы, давайте серебряковское. Я говорю: "Чем же мое плохо?". Снова зачитываю, медленно, каждое слово, нарочно останавливаюсь, чтобы все ясно было. Ничего конкретно сказать не могут, т.е. возразить нечего, а вот просто так: не хотим, и все, будто речь шла о приглашении к трапезе. А Тихомиров онтобиоморфы одобрил, видать, в виде утешения. Ну, каков академик, в руках которого судьбы науки?"

Я хлопотала о получении нового паспорта, взамен потерянного. По этому поводу время от времени ездила в Хелвачаури - районный центр. С Зеленого мыса до Батуми на автобусе 10 километров. Из Батуми на троллейбусе еще столько же, вдоль аллей огромных эвкалиптов, посаженных при осушении Кахаберской долины. И только тогда попадаешь в "страну Хелвачаурию", где находится райсовет, а над ним обком КПСС и другие присутственные места.

В декабре темнеет рано. Электричество гаснет неожиданно, часто во всей Аджарии, и тогда жизнь останавливается.

Село Махинджаури, где я когда-то кончала 8-летнюю школу, находится в 2 километрах от моего дома. В чернильной темноте я нащупывала ногами дорогу, шла мимо сельсовета (тогда это уже звучало по-грузински сакребуло). Неожиданно провалилась в яму, но неглубоко. Вылезла. Вымазанная в грязи я, буквально заползла на гору, к себе домой.

Наутро непогода сменилась ярким солнцем, и я поехала в Батуми звонить в Москву. Из автобуса я увидела яму, в которую провалилась накануне, содрогнулась. Яма была глубоким колодцем, наполовину наполненным водой. Он остался от недостроенного водопровода Чаква-Батуми. По счастливой случайности, в темноте, я попала ногой на маленький бортик. Еще шажок - и я бы обязательно ухнула вниз, и вероятнее всего навсегда....

Все годы моей жизни в Аджарии, с 84-го года, впрочем как и в Магадане, я была привязана к телефонной станции. В то темное время разлуки и ожиданий я старалась звонить при каждой возможности, почти каждый день. Ездила в город, то есть в Батуми. Это выглядело так: в кабинах автоматы горстями "поедают" драгоценную денежную мелочь. Часто бумажные деньги не разменивают, мелочи не хватает. В очереди курят, иногда в лицо. Но я привязана невидимыми нитями к этим кабинкам, к телефонной станции. Успокаиваюсь, только когда слышу родные голоса.

Деньги, скопленные на Колыме, обесценились. Инфляция.

Зеленый мыс. По шоссе на Батуми течет поток машин, груженных самыми разнообразными товарами, в основном велосипедами. Он устремляется на таможню за Батуми - Сарпи, а оттуда в Турцию. Там этот товар можно обменять на доллары! Но для получения визы, паспорта, нужен хоть маленький капитал, которого у нас нет. Андрею очень хочется попасть в Турцию для обследования, особенно той части Турции, которая до 1918 года относилась к Российской империи.

Уже составлен список флоры Аджарии, выделены типы растительности, выделены редкие виды. Кроме Аджарии, Андрей вплотную занимается флорой Куруша в Дагестане.

Поездки 1991 г.: 1991-ый год - плодотворный и напряженный. Это 5(!) поездок по Кавказу и поездка в Болгарию. В Аджарии он побывал два раза - весной и летом. Был участником средиземноморского конгресса.

В апреле: Аджария (Мачахела, Замлети, Шуахеви), Грузия ( Телави, Лагодехи, Коджорское ущелье, Боржоми). Июль: Дагестан (Куруш), Юго-Осетия (Цейское ущелье). Август: Аджария (яйла Чирухи, яйла Сары Чаири, Шуахеви). Сентябрь: Болгария ( София, гора Витоша, Мальовица в Родопах, Петрич, горы Пирин, склоны Искырского водохранилища).

Публикации 1991 г.: Подготовлено к печати семь статей. В 1991-м году вышло 14 работ, в основном посвященных флоре Кавказа. Самые главные (совместно со мной) вышли в "Журнале общей биологии": "Базальные и медиальные девиации в эволюции жизненных форм высших растений" и "Классы метамеров деревьев".

1992 5 января 1992 года Андрей пишет мне последнее перед моим приездом письмо. Сильно скучает, ужасается, сравнивает положение в Грузии с 1918 годом. В то же время меня представили к званию главного научного сотрудника. Объявлен конкурс. Это вселяет надежды.

Из письма: "Вот ведь в Тбилиси как обернулось, кто бы мог подумать, при таких-то их заверениях (помнишь Ратиани на конгрессе), что они не дикари. А вот поди ж ты, оказались самыми отъявленными дикарями. Хуже, чем где бы то ни было. Но надеюсь, что дни Звиада (Гамсахурдия) сочтены. Медленно, но верно этого фанатика убирают. Дай-то Бог. Но если не сейчас, то все равно это неизбежно. Рано или поздно его уберут, и политика изменится в лучшую сторону, то есть в пользу негрузин. Правду сказать, грузины все же лучше, чем другие, в частности, чеченцы. Эти уж совсем дикари. Все сейчас надеются, что мы переживаем самый пик всяких невзгод, месяца 3-5, и после - получшает. Лишь бы тебе удалось вырваться побыстрее". И я буквально "вырвалась".

27 января проходило очередное совещание по филогении растений.

В МГУ, на кафедре высших растений Вадим Тихомиров отмечал свой 60-летний юбилей. Было много гостей. Пришло много народу с других кафедр. В большом, темном коридоре расставили длинные столы. Произносились тосты. Пришло много уже остепененных учеников Вадима Николаевича. Это их любимый учитель, с которым его учеников связывает полевая практика, студенческие песни. Вадим подарил мне тогда маленькую книжечку "Звенящие ландыши" с собранием его лирических стихов, вероятно, написанных в молодые годы. На развороте книжечки на двух страничках перечисляются его многочисленные регалии, что не вяжется с милым, бесхитростным содержанием стихов.

Завершил банкет просмотр слайдов - воспоминание о полевых практиках последних лет в Мордовии. Именно таким я и представляла заведующего кафедрой: и знающим, и демократичным человеком.

Я говорила Андрею, что напишу о нем книжку под смешным названием "Одержимый птенчик". Дело в том, что иногда я звала в шутку Андрея "птенчиком". Савелий Томирдиаро - наш магаданский знакомый, уехав в Ленинград, написал нам письмо. Жаловался на одиночество и писал: "Никто меня не называет птенчиком..."

В начале марта я опять улетала на Зеленый мыс. Опять привычная задержка. Сижу в грязном аэропорту. Пишу впечатления, озаглавив: "Мой одержимый птенчик". "Каким я на этот раз нашла Андрея? Сильно поседел, но похудел. Соскучился. Одежда старая, ходит в куртке, купленной еще в Магадане в 84-м году. Дом в полном развале, и ему от этого трудно. У машинки - нашей верной "Оптимы" - буква вылетает, но чинить ее сложно. Организовать машину, для того чтобы свезти пишущую машинку в ремонт - сложно! Вот и печатает он с пинцетом, каждый раз выправляет буковку! Работает как вол, строго по расписанию. Встает рано утром и делает серьезнейшую зарядку. И кувыркается, и делает гримасу льва, до пота выжимается, завершая погружением в холодную ванну. Вода ледяная, и он выходит оттуда красным. Режим соблюдает жестко. С утра работает, днем едет на работу в ботанический сад. Работа его поглощает. За два месяца полностью обработан дагестанский гербарий и написан список растений Куруша".

Благодаря регулярной зарядке, обливаниям и режиму - полнота, такая сильная в 80-х годах, отступила. Но, несмотря на постоянные недомогания, поверхностный сон, невралгические боли, радикулит и испорченные зубы, - он считал, что лечиться у врачей вредно, нужно справляться собственной волей. Часто повторял: "Хочешь быть здоровым - будь им", так же, как и расхожую фразу о счастье, которую он также очень любил: "хочешь быть счастливым - будь им!".

27 марта 92-го года Андрей - участник совещания в Липецке, посвященном флоре Центральной России. Его доклада в программе нет. Там были заявлены всего несколько парадных докладов. Из письма: "В Липецке все было хорошо. Доклады, заседания, приемы, знакомства. Может быть, когда и придется снова втискиваться в Россию. А может быть, и совмещать. Месяц в Турции, месяц в Греции, месяц в Болгарии, а остальное в России. Мечты!"

Из письма: "Защита Кузнецовой прошла бурно, как и ожидалось. Твой отзыв зачитывался, еще было три отрицательных отзыва, но ей как с гуся вода. Выступала Шорина. Крылова хвалила взахлеб. Потом я раскритиковал. Голосование такое, что я сам не ожидал: 7 на 7 при одном воздержавшемся, которым был я. Занял центристскую позицию. Гатцук с Шафрановой наперебой кричали: "Ваш ученый совет опозорился!". А позвольте, чем? ... Есть теперь у меня идея-фикс - самому заняться соцветиями. Прямо покоя не дает, все флористические спектры полетели и все прочее. А так хорошо получились "Жизненные формы плодов и семян" для Войтенко".

(В. Войтеко - преданный ученик Р.Э Левиной в Ульяновске, организовывал совещание по репродуктивной биологии. Андрей послал туда тезисы.)

В этом письме много от характера Андрея. Кузнецова интересуется ботаникой, разбирается, много работала - значит, чего-то заслужила. При всей его антипатии к ней - черный шар бросить не может. Для него человеческие отношения - не главное, главное - наука. А тема у Кузнецовой новая, еще неразработанная - соцветия. Это так интересно! И он, как это часто бывает, загорается. Теперь ему очень хочется заниматься соцветиями!

В архиве лежит письмо, адресованное Геннадию Федосеевичу (фамилии и адреса нет). Некоторые мысли этого большого письма интересны. "Письмо Ваше прочитал. Оно напомнило мне защиту своей собственной докторской по филогении и систематике лилейных, которую я защищал во Владивостоке (БПИ) в 1974. Она же явилась причиной (основной по крайней мере) переезда в Магадан в 1970 г. т.к. в Москве в ГБС была сильная оппозиция во главе с Ворошиловым. Сейчас-то он старый и смирный, сидит дома и пишет небольшие статейки в Бюллетень ГБС и даже в мою честь описал один новый вид с СДВ (Север Дальнего Востока). А тогда он был во главе отдела флоры ГБС и считал меня молодым выскочкой (в 1969 г. мне было 36 лет). Я и сам понимал, что чем больше филогении и всяких новых эволюционных законов - тем хуже, и поэтому старался все больше свести к систематике. Я тогда разделил лилейные на несколько семейств (точнее, восстановил ранее выделенные) как луковые, сасспарилиевые, иглициевые, триллиевые. Тогда это восприняли как оригинальничанье, а сейчас, благодаря Тахтаджяну, от лилейных вообще ничего не осталось. Так вот и получается по старой схеме: сначала - не может быть, потом - здесь что-то есть, и наконец - а это все мы уже давно знали", и ты сам оказываешься в дураках....

Тем не менее жить надо. И работать. А теперь конкретнее: то, что мхи - потомки зеленых водорослей и всех прочих высших растений, не новость, конечно. У Веттштейна есть схемка, которая это показывает. Но тем не менее сейчас господствует взгляд Циммермана на то, что мхи боковое слепое ответвление филогенетического дерева высших растений, и доказательство обратного (то есть точки зрения Веттштейна) может быть предметом защиты. Даже несмотря на то, что эта же точка зрения изложена и мной, так как у меня эта идея высказана, но не разработана детально. Есть только "голая идея", состоящая в том, что первичные мхи были плавающими и затем - лежащими на сырой прибрежной почве, со вполне дорзивентральными гаметофитами, со спорофитами, возникшими "де ново" и потому ортотропными. У Вас, насколько я понял, точка зрения несколько иная: мхи с самого начала обладали ортотропными и гамето - и спорофитами. В таком случае Вам надо дать ответ на вопрос: откуда у них взялась сразу такая механическая прочность? Ведь водоросли, как настоящие, так и водные цветковые, будучи вынуты из воды, как известно, "опадаются", их механические ткани ослаблены, т.е. сама вода их держит. И ничто в воде не способствует развитию механических тканей. Даже и у таких массивных водорослей, как бурые - ламинария, нейроцистис, саргассум, несмотря на наличие стеблеобразных частей, они вне воды их не держат, не стоят. Ну, а с зеленых и вообще взять нечего. К примеру, хары - на что уж обизвествленными бывают, жесткими, и те "стоят" только в воде.

И потом надо Вам объяснить обратное: как из прямостоячих мхов возникли лежачие, каковы все маршанциевые - юнгерманиевые, в общем, все печеночники. С моей точки зрения, объяснять тут нечего, так как это - первичный признак. А с Вашей - дело другое. Ведь стоять - иметь преимущество в дальности разноса спор, а тут вдруг утрата такого важного завоевания. Отчего?

Но более важный вопрос, который касается одинаково и Вас и меня - это промежуточное звено между мхами и другими высшими растениями. И по гаметофитам, и по спорофитам. Вы, как я понял, придерживаетесь той точки зрения, что первичные наземные растения были изоморфными. Но ведь доказательств этому нет, а только догадки об этом. То, что у гаметофитов псилотов есть устьица, доказывает только то, что они были первоначально наземными, но не ортотропными.

Но я, к сожалению, слаб относительно того, какие есть данные у современной палеоботаники относительно гаметофитов риниевых и прочих куксоний. Вообще тут без палеоботаники не обойтись, особенно без находок настоящих мхов. Когда я писал свои писания относительно первичности мхов как предков высших растений, то их самые древние находки датировались пермью, а сейчас, кажется, гораздо раньше: верхним девоном. Надо их искать и в силуре.

А в целом я присоединяюсь к Вашим советчикам, которые советуют делать крен на флористику. Не потому что я не люблю филогении, а на основании своего опыта, когда я чуть было не "пролетел", три года ждал утверждения! Ведь на защите докторской жизнь не останавливается, и после нее пишите что хотите".

Чтение газет снова вызывает его реакцию. Письмо в "Литературную газету": "Дорогие товарищи! Право, ваше (и не только ваше) недоумение по поводу расстрелов, репрессий и т.д. меня уже давно удивляет. Ну что за загадка? Мистика? Рок, иррациональность, театр абсурда? Да не больше, чем весь этот социализм, мнимый и настоящий в целом. Раз уж эта утопическая иррациональность как-то воплотилась, так она и должна быть утопической и иррациональной, этот "социализм" и фашизм, или как там еще и должен быть театром абсурда. Почему? Ну, общий-то ответ, по-моему, ясен. Потому что социалистическое (так называемое) общество иррационально, оно не способно поддерживать себя естественным образом из-за отсутствия производительности труда. Потому что понятие о счастье и труде несовместимы. Абсурд - звать к всеобщему благоденствию и процветанию через "свободный труд свободно собравшихся людей". Потому что каждый ведь будет думать только о себе. Захотел - потрудился, захотел - отдохнул. "Землю попашет - попишет стихи". Идиллия. Тоже театр абсурда, хотя и не страшный, а напротив - завлекающий. Это на сцене. А за сценой ведь кто-то должен приводить все в движение. Из ничего что-то не возникнет. Вот за сценой и происходит настоящее действо. Кручение театральной машины. Что здесь? Ну, прежде всего начальство, которое точно знает, что делать, потом штат чиновников, конечно, актеры (писатели, поэты, художники, ученые и т.д. и пр.), потом рабочие сцены. Лишних здесь быть не должно! Зрители - только снаружи, в зрительном зале, а то ведь свои-то могут заподозрить, что что-то неладно, начнут шептаться, шепот дойдет до актеров, и те станут плохо исполнять свои роли и мир чего доброго догадается, что "король голый". А этого ни в коем случае допустить нельзя. Вот вам и первая причина, с октября 17-го года: все сомневающиеся, т.е., извините, не сомневающиеся в абсурдности любым путем должны быть из театра абсурда удалены: изгнаны, а еще лучше - тихо и спокойно уничтожены. Разумеется, как можно незаметнее для актеров. А так как по мере развертывания действия театра абсурда в этом абсурде убеждается все большее и большее количество людей, отсюда ясно, что с течением времени качество ликвидируемых неминуемо должно возрастать. Это, разумеется, при условии, что главный пахан - человек более или менее умный, радеющий о своем театре, знающий всю механику. Потому что он знает: сомневающийся, хотя бы и молчащий, - это мина замедленного действия. Вот два первых пахана у нас были умными, по крайней мере, один - Ленин - точно. И сам понял, и своему напарнику строго настрого заказал: сорную траву из поля вон. А этот второй, хоть парень не промах, хорошим оказался только как ученик, хотя и первый. А вот учителя из него не получилось, Третий-то наш пахан оказался сущим дураком, даже скорее - дурачком, Никитушкой, за что и сам поплатился. Ну, а после него вообще о чем можно говорить? И пошло, и поехало все вкривь и вкось.

Это то, что касается расстрелов, убиения, так сказать. Но не забудем о ГУЛАГе. За одно уж объясним вам, зачем он. Так вот, театр, сцена, актеры - это все очень хорошо, но кто же их будет кормить? Ведь театр сам по себе нечего не производит, он только потребляет. Даже и полуголодных актеров надо кормить, а чем, откуда взять? Ну, вначале ограбили царскую казну, потом капиталистов и помещиков, церкви, потом за крестьян взялись, но ведь все это (и многое другое, вроде изъятия ценностей) - разово? А чего же тут можно придумать лучше того, что было придумано уже давным-давно - рабовладения и крепостничества. ГУЛАГ - это и есть рабовладельческие государственные хозяйства, где достигались две цели: и уничтожение инакомыслящих, и даже просто сомневающихся, и даже еще проще - с подозрением на сомнения (тут уж важно не само сомнение по себе, а раб в чистом виде) и извлекаемая из них польза для театра абсурда. Надеюсь, вы теперь все поняли? Нужны были рабы, чтобы работали и работали, бесплатно. Чтобы выработались без остатка. При чем тут национальность, образование, вероисповедание, пол, наконец? Вот когда расстреливали - тут образ мыслей что-то значит, вот здесь, умный пахан это, конечно, понимал, в первую очередь нужно уничтожать всех потенциальных противников, потенциальных сомневающихся, т.е. интеллигенцию. Все другое значения не имеет. А для рабовладельческого предприятия в первую очередь нужны физически сильные и здоровые особи. То, что уничтожался интеллектуальный и физический потенциал, получалось как-то уже само собой, попутно, так сказать.

Я уже писал в вашу газету по поводу необходимости суда над так называемой КПСС. Надеюсь, и эти соображения послужат материалом для такого суда. И чем раньше - тем лучше".

Письмо в журнал "Знание - сила": "19 мая. Дорогая редакция! До сих пор как-то не замечал, что "Знание - сила" это не только научно-популярный, но еще и научно-художественный журнал. Считал его только научно-популярным. Но вот прочитал статью Г. Любарского и убедился, что действительно - художественный, и даже без всякого "научно". Очень художественно и занятно написано, красочно, с юмором, с фантазией. Только при чем здесь "научно"?

Я, конечно, понимаю, очень модно сейчас стало ссылаться на Любищева, Мейна, Раутиана. Подпустить что-нибудь из "Алисы" или на худой конец, из какой-нибудь другой сказки, вспомнить классиков античности или хотя бы Возрождения, в общем - блеснуть. Только ведь настоящая наука делается без блеска и без треска. Зачем эти деланные сожаления, что система жизненных форм якобы рассыпалась? К чему эти деланные вздохи о том, что она еще выйдет из архива в живую науку? И при чем тут Гетеанская теория стиля?

Любой мало-мальски образованный человек, прослушавший курс ботаники, скажет, что все эти расширения и сжатия в растении - просто чушь. Ну, семя, положим, сжато, а все растение - вытянуто, а что это за сжатие в чашечке? Точнее сказать - сжатия, множество сжатий? Да такого рода сжатий и на стебле можно найти сколько угодно, стоит только взглянуть на ветви деревьев и кустарников осенью, полным-полно на них "сжатых" почек! А что это за новое расширение в цветке? Что, чашечка, тычинки и пестики - это не части цветка? А они-то как раз и сжаты, и что это за расширение в плоде? Ведь плод-то - это не что иное, как созревшая завязь, то есть тот же цветок! Да и семена (сжатие) - не сами по себе, а из плодов, в конечном счете из завязей! Да не у всех растений есть цветки, плоды, семена, и - ничего, живут себе без всяких там сжатий и растяжений. Обсуждать-то это как-то смешно.

А тут еще новый оракул нашелся - Юлиус. Как хотите, а ботаники такого не знают, да и не ботаник он вовсе, иначе бы не выделял "семь основных жизненных форм высших растений" прежде всего потому, что таковые уже давным-давно выделены и общепризнанны, а семь юлиусовских форм не обнимают всего разнообразия жизненных форм растений, хотя бы и высших. Куда скажете-прикажете причислить мхи, папоротники, стланики, очень своеобразные и характерные для высокогорий формы подушковидных растений?

Ну, положим, есть такие кактусы, у которых стебли уплощены, имеют вид лепешки (опунции), но большинство-то из них - древовидные колонны, как ветвистые телеграфные столбы, если уж о каком либо преобладании тут говорить, так именно - осевом! И ничего тут "под Гете" не подгонишь, потому что и у Гете, как он ни велик, ничего путного по этой части нет.

Ну, то, что автор (Г.Любарский) не знает ни строчки всей огромной ботанической литературы на тему о жизненных формах, - это понятно, поскольку он не ботаник, это ясно. Только вот зачем тогда пускаться в глубокомысленные рассуждения на тему, в которой сам ничего не смыслишь, вот занимательный вопрос для такого журнала как "Знание - сила". А вот то, что Г.Любарский не знает и зоологической литературы на избранную тему - тут уж только руками остается развести. Ведь недавно вышла огромная книга, страниц на 500, "Экоморфология" некоего Алеева, как раз посвященная классификации жизненных форм животных, со всеми этими "стилями","рефренами" и пр. и пр., тут уж не только юмор и не только смех... И ведь была рецензия на эту монографию в бюллетенях МОИП, так что мимо научного работника (не юмориста только) она никак не могла пройти мимо.

Конечно, много в статье и совсем не смешного, как, например, о том, что биоценоз состоит из жизненных форм, что внешние признаки организма не менее важны, чем внутренние, о том, что эволюция совершается при ведущем изменении жизненных форм, о биоморфо-таксономическом несоответствии и пр. Только все это совсем не оригинально, обо всем этом писалось и не раз. А тут явно прослеживается покушение Г.Любарского на авторство.

Во втором номере "Знание - сила" за этот год была очень хорошая статья о дилентантизме и дилетантах. И как будто специально, ваша редакция в следующем номере публикует вышеизложенную статью Г.Любарского, которая иллюстрирует в живом, так сказать, виде, что же дилентантизм представляет собой на самом деле. Тут уж ей действительно не откажешь в юморе и остроумии.

С наилучшими пожеланиями процветания в наше нелегкое время

А.Хохряков. 19.05.92".

Двоюродная сестра Андрея Любовь Оганезовна Хохрякова и ее сын Рубен обратились к Андрею с просьбой отказаться от своей доли наследства в наследственном доме Хохряковых в поселке Ухтомская по Казанской железной дороге. И Андрей пошел навстречу. Но в шутку попросил за эту услугу 10 бутылок водки. Ездили к нотариусу, заверяли бумаги и также сердечно заверяли, что будут благодарны до гроба... Так оно и получилось. Когда я увидела Любу, Любовь Оганезовну у нас дома с большим портфелем, наполненном бутылками водки - была крайне удивлена. На мой вопрос Андрей ответил, что у него уже есть своя дача в "Отдыхе", поэтому он отдает Любе свою долю. Что касается водки, то это событие должно быть как-то отмечено, хотя бы символично, как-никак ходили к нотариусу. Водку он не пил и не любил, а любил вино.

Сегодня, спустя годы, Любовь Оганезовна этот благородный поступок расценила иначе... Высказала мне, мол, водка в те годы была дорогой, и Андрей дачу им продал в виде бартера. Слышать такие заявления мне было неприятно, обидно за Андрея. Сегодня этот дом в Ухтомской, совсем рядом с кольцевой дорогой уже находится на территории Москвы. Получилось, что этот благородный и на мой взгляд не совсем обдуманный поступок не объединил, а разъединил нас с родственниками.

В середине мая я ждала Андрея, он должен был прилететь в Батуми самолетом. Самолеты еще летали - целых три рейса в сутки. Но ни на одном из рейсов Андрея не было. Прошли сутки, я продолжала встречать. И опять я в аэропорту. Вдруг оказывается, что тот рейс, которым должен был прилететь Андрей, прилетел еще вчера... А его нет. Оставаться в аэропорту бесполезно, я еду на Махинджаурскую почту к моей подруге Миле Утянской. Сюда я хожу регулярно. Она соединяет меня с Москвой, накручивая какую-то старинную машину начала века... Иногда соединяет, и я слышу родные голоса. На сей раз связи нет. Я гляжу в окно, откуда открывается вид на море, на железную дорогу, которая тянется вдоль моря. В окно я вижу проходящий мимо длинный тбилисский поезд. Именно на этом поезде и приехал Андрей, но я об этом не знала. Совершенно опустошенная, иду домой и, заглушая тревогу, начинаю крутить собранный чайный лист (один из этапов приготовления чая). Но все внутри дрожит от тревоги, мысли роятся. Поднимаю голову - и вдруг в распахнутом окне вижу Андрея. Господи! Какое счастье! Оказывается, в Москве рейс на Батуми задержали. Тогда он сел на тбилисский рейс, а потом из Тбилиси приехал домой поездом. Слава богу... вся тревога позади. Мы вместе и надолго... Андрей приехал на все лето и был со мной без перерыва вплоть до 4 сентября.

Едем в Кобулети к нашему другу Джумберу. У него большая семья. Жена Джумбера Таня, родом из Твери, полна забот о доме. Семья большая - дочки с маленькими детьми, тихий сын. Идем на кобулетские, уже сильно деградированные болота. Ноги утопают в больших сфагновых подушках. Влажно и жарко парит. Главная достопримечательность - пышно разрастающийся большой папоротник, осмунда царская, по-царски раскрывшая огромные вайи. Она похожа на приземленный древовидный папоротник.



Батумский ботанический садВ верхней Аджарии, в горном селении Горджоми, живет отец моей приятельницы Наргиз Болквадзе. У нас на Зеленом мысу все зовут ее Додо. Так часто принято на Кавказе: у человека одно имя, но он носит совсем другую краткую кличку. Наргиз заведует в ботаническом саду медпунктом. Идя на работу, я иногда заглядываю к ней. Она темноволосая красавица и большая рукодельница. С огромным вкусом оформлен и ее гостеприимный дом на зеленом мысу, и клумбы сада. Фамилия отца Додо - Иремадзе, что означает в переводе "сын оленя". Наргиз давно приглашает нас поехать в горы к отцу - в Горджоми.

Маленький ПАЗ бойко поднимается по серпантинам дорог в верхнюю Аджарию. В высокогорном селении Хуло дорога сворачивает в одно из боковых ущелий Аджаро-Имеретинского хребта - противоположного Шавшетскому. В Хуло мы неожиданно встречаем ботаника из Москвы Андрея Георгиевича Еленевского, приехавшего в Батумский ботанический сад со своей преданной супругой Люсей и молодым корейцем - его учеником.

По аджарским меркам Горджоми - глубинка. Везде разбросаны дома, дороги размыты. Выше Горджоми транспорт не идет. Вдоль дороги на горных отрогах огромные оползни - результат селей. В одном месте снесло часть горы, нарушив сообщение. Тут, как и везде в Аджарии, видны следы перенаселения, перевыпаса, леса сведены. На крутых склонах цветет рододендрон желтый. Додо показывает мне желтеющие склоны, говорит: "иели". Так называется по-грузински желтый рододендрон. Сильный его аромат проникает и в автобус. Вокруг цветущих и еще безлистных кустов обильно вьются пчелы, несмотря на приближающиеся сумерки. В Аджарии свой вид пчелы, стойкий к болезням. В горах развито бортничество. На ветвях высоких буковых крон можно увидеть колоды - пчелиные ульи. Мед из иели темный, очень вкусный и часто ядовитый: вызывает временное сумасшествие. Вокруг этого явления много разговоров и легенд.

Горджоми - большое село. Двухэтажные деревянные дома прижаты друг к другу, длинные крутые улицы не замощены. Зелени, деревьев в поселке нет. Рядом с мечетью возвышается высокий минарет - здесь центр магометанской жизни Аджарии. Аджарцы - жители долины Аджарисцкали и ее отрогов - грузины. До порабощения турками они были христианами. В верхней Аджарии, в селении Схалта, до сих пор находится небольшой, прекрасно сохранившийся средневековый храм с гармоничной византийской базиликой. За 300 лет все население Аджарии приняло ислам.

В 1991 году к власти в Грузии пришел Звиад Гамсахурдиа, особенно подчеркивающий свое христианское происхождение. С его подачи, вместе с патриархом Грузии Илией, в Батуми были одновременно крещены несколько сотен человек. Молодежи нравится подражать столичным обычаям. Крестик святой Нино с опущенными вниз перекладинами - теперь главное украшение у девушек. Католический храм - одна из главных достопримечательностей Батуми - все годы советской власти был занят под архив и склад. Его открыли и назвали грузинской церковью. Открыли и церковь и в селении Схалта, что вызвало резкое сопротивление горцев.

Горджоми живет по-старому, по магометанским обычаям. Во время намаза на минарете мечети включается микрофон с записью молитвы. Истошно и громко, далеко разносятся незнакомые нам слова.

Дом Иремадзе типичен для горной Аджарии. На первом этаже скот. Зимой во время обильных снегопадов первый этаж засыпан снегом. Люди живут на втором этаже. К нашей радости, у хозяина нет коровы, что делает наше существование сущим раем. А так как дом находится над откосом, то с узкого балкона второго этажа кажется, что мы, по крайней мере, находимся на четвертом этаже. Открывается замечательной красоты вид на синие горы Шавшетского хребта, отроги гор, заросшие ельниками. В углу балкона - туалет. Экскременты летят под откос на пашню, где их с нетерпением ждут куры. В домах идеальная чистота: все выскоблено, посуда блестит. Нам предоставляют отдельную комнату. Для закладки, сушки гербария место идеальное. Пожилой отец Додо - учитель, он рассказывает, что был одним из организаторов советской власти в горной Аджарии.

На следующее утро, не дождавшись Андрея Георгиевича, мы пошли в горы на хребет Сакулаперди.

В июне в высокогорьях еще весна. Но солнце печет очень сильно. На хребет выйти не просто. Сначала довольно долго идем вверх по глинистой улице поселка, затем - бесконечными кукурузными полями. На окраине плантации стоит маленькая избушка. В ней дремлют старик и молодой парень, который с удовольствием собирается провожать нас на хребет.

Пьем холодный мацони - кислое молоко - и радуемся спутнику. Начинаем подъем, ничто не предвещает опасности. Тропинка начинает исчезать, а заросли становятся все гуще. Наш спутник изменяется на глазах, становится агрессивным и пытается сорвать у меня с руки кольцо. Я прошу Андрея не оставлять меня, идти рядом. Но он всецело поглощен растениями, а парень становится все агрессивней. Наконец удалось уговорить Андрея вернуться в избушку. Андрей ругается и злится, я что есть сил бегу вниз. Старик хватает палку, парень убегает. Оказывается, что это известный всему селу безобидный блаженный. Но поди разберись! А время потеряно. Близится полдень, а нужно подняться на хребет. По распадку, продираясь сквозь заросли высоких кустарников, выходим на вершину хребта Сакулаперди высотой 2500 м. В ложбинах еще лежит снег. А главное, хребет крутой, сюда скот не доходит, а поэтому растительность не тронута и не выбита. Можно собирать растения в их естественном виде. Редкое место в Аджарии! Рядом со снегом вылезают эфемероиды: встреченный на Сарбиеле рябчик, пролески, прострелы. В легких кедах ходить нелегко: мокрые ноги, проваливаясь в рыхлый снег, мерзнут. Для возвращения необходимо найти нужное ущелье и не уйти в сторону от села, хотя оно внизу видно как на ладони, а вой муэдзина так громок, что, кажется, мечеть совсем рядом. Отсюда хорошо видны и отроги, и вершины Шавшетского, противоположного Аджарисцкали, хребта. А по другую сторону - горы каскадами уходят на север Аджаро-Имеретинского хребта.

Идем по коньку хребта. С северной стороны - завалы глубокого снега. Спускаемся вниз, переходя с одного отрога на другой. И чем ближе к поселку, тем сильнее скотобой. Много скота разбрелось в беспорядке по жалким перелескам - обычная в горной Аджарии картина.

Ночью у Андрея был сердечный приступ, а мне залило кровью глаза. Резкие подъемы нам уже вредны.

В этом далеком селе сохранился обычай вышивать яркие цветы на белых полотнах. Стены домов украшены разнообразными вышивками. Чемоданы приданого наполнены вышитыми простынями. Яркие вышивки цветов очень напоминают украинские. Рассказывают, такой обычай существовал во всей Аджарии, но с появлением моды на полированную мебель вышивки выбросили.

То и дело мы слышим, как грабят поезда. Совсем недалеко от Батуми, в Поти, идут бои. Мингрелы-звиадисты выступают против партии Иоселиани-Кетовани. Оказалось - все бандиты... Госпиталь забит ранеными. Фронт совсем рядом.

В Батумском ботаническом саду организована поездка в высокогорья Аджарии, в Чирухи. Туда, куда мы ездили с Дато Гвианидзе в прошлом году.

Начальник - Зураб Манвелидзе - сотрудник ботанического сада, сын директора лесного хозяйства Аджарии. Невысокий, яркорыжий, он работает в отделе флоры. Растений он не знает. Отец дал ему на время свой высокопроходимый "козлик" - "виллис". Его загрузили спальными мешками, сетками, бумагой, продуктами. С нами Нино Мемиадзе и Гия Леонидзе - молодые ребята, которые ездили с нами год назад.

9 июля. Быстро мчимся вверх по долине Аджрисцкали по главному шоссе. Хорошо знакомые места. Проверочные пункты сняли, остались одни столбы. Сначала проезжаем Дологани, потом Пирвели Маиси. Здесь ранней весной в прошлые годы Андрей нашел новую для науки незабудку. У села Махунцети скалы нависают над рекой. На них растет вечнозеленая филлирея Медведева - здесь это редкость. Выше - родник Дандало. Рядом с горбатым средневековым мостом царицы Тамар через Аджарисцкали перекинут большой, современный мост. На противоположном берегу дом Зураба. Отец-директор мирно тохает, окучивает кукурузу. Зураб ему сигналит, тот в ответ машет рукой. От Шуахеви поворачиваем вправо. Горная грунтовая дорога вьется серпантинами вдоль Чирухи, набирая высоту. Крутые склоны покрыты ельниками. Зураб за рулем в приподнятом настроении. Все шутят и поют. Чем выше, тем больше восторг Зураба. В субальпийском поясе после очередного виража на полной скорости вылетаем на красочную поляну и останавливаемся над обрывом головокружительной высоты. Еще бы одно мгновение, и мы бы слетели в этот обрыв. Выходим из машины, переживаем счастливое непадение в пропасть. Но пора и вверх, в поселок. Оказалось, наши приключения на этом не закончились. Так же с разбегу Зураб въезжает к домам пастухов. В потрясенном состоянии он забыл залить воду в радиатор. Загорается мотор. Зураб в отчаянии отбегает, кричит нам, чтобы мы последовали его примеру. Положение не из лучших, вот-вот машина взорвется. На балконы соседних домов выбегают люди, смотрят, советуют. Нино схватила мой развернутый спальный мешок и накрыла уже загоравшуюся машину. Пожар погашен. Зураб клянется зарезать самого жирного барана. Но это для красного словца. На этом, к нашему счастью, приключения подобного рода закончились. Машина после маленького ремонта смогла ездить по избитым холмам высокогорий.

Самые удачные сборы мы сделали на заставе Чирухи. Там нас уже хорошо знают. Предоставили жилье, дали сопровождающих. Мы поднимались на хребет Шертули, пограничный с Турцией. Красочно цвели невытоптанные высокогорные луга.

Вторым значительным походом был подъем на самую высокую точку Аджарии - Канлы, высотой 3000 метров.

С заставы несколько километров едем на машине. На хребте Шертули большая седловина. С нее подъем идет круто в гору по осыпям и курумникам точь-в-точь таким, по которым мы ходили на Колымском нагорье. Серые камни покрыты лишайниками. Вот только нет привычного багульника с голубикой. Подъемы такие же крутые. Нас с Андреем сопровождает солдат, вооруженный до зубов, но местность пустынная.

Мы стоим на вершине, а под нами лежит вся Аджария. Большая долина реки Аджарисцкали уходит вниз к морю. Противоположный Аджаро-Имеретинский хребет скрывается в далекой дымке. Спускаемся. На седловине нас ожидают остальные участники экспедиции. Андрей захотел перейти границу и собрать растения на той, турецкой стороне. Это вызывает гнев и отчаяние Зураба. Он кричит, заламывает руки. Андрей спокойно пересекает границу. Она весьма условна - нейтральной полосы нет, зеленый лужок. Андрей собирает растения под отчаянные крики Зураба. Пограничники молчат, усмехаются.

На обратном пути на невысоком холме, поросшем ельником, нашли разновидность оносмы, которую Андрей описал в честь экспансивного Зураба.

Наш сосед на Зеленом мысу родом из горного села Хихадзири. Он рекомендует нас своим родственникам. Небольшой автобус ПАЗ везет нас в горы мимо Цабланы, еще не залечившей раны обвала 89-го года. Наши попутчики - большая семья, несколько лет назад переселившаяся из горной Аджарии на Кубань. Там тучные земли. Мать, окруженная детьми, прижимает их к себе, на остановках не хочет выходить из автобуса. Оказывается, по пути, в Мингрелии, бандиты устраивали обыски, убивали пассажиров. Им удалось с трудом выбраться в Аджарию.

В Хихадзири знакомых, к которым мы ехали, не оказалось на месте. Летом многие живут в горах, на пастбищах. Стоим в растерянности. Почтальон Резо зовет нас к себе домой, берет наши папки, рюкзаки. По узкой тропинке мимо огромных домов поднимаемся по склону к его не менее огромному дому. Там пустынно, жена его в горах на летнем пастбище Сары Чаири. Огромный дом охраняет сестра Резо, девушка не в своем уме, но безобидная. Резо говорит нам, что на следующий день, вероятно, в горы пойдет попутная машина. А пока мы располагаемся в его огромном доме. В одной из комнат стоят рядами мешки с крупами, орехами, мукой. Похоже на магазин. Резо объясняет нам, что зимой, когда Аджарию заваливает снегом, запас продуктов необходим.

На следующий день спускаемся на дорогу, и весь день проводим на остановке в ожидании машины. С нами еще группа терпеливых горцев. Но машины нет, и нам приходится снова возвратиться к Резо. Вещи мы предусмотрительно оставили в доме недалеко от остановки. С ними идти вверх по тропкам еще обиднее.

Пошел второй день ожидания и томительного безделья. Погода портится. Вдруг появляется машина. Шофер капризничает, не хочет ехать. Нынче бензин на вес золота. Резо - благородная душа - платит за бензин. Закон гостеприимства в горах мы встречаем на каждом шагу. Сигнал к посадке, множество людей разного возраста наполняют кузов: дети, взрослые, старики, которых заносят в кузов на руках. Прижавшись друг к другу, трясемся на камнях крупного приречного галечника, а затем берем вверх по грунтовой, сильно размытой дороге. На склонах гор ельники. Но чем выше в горы, тем сильнее эрозия, овраги. Верхняя граница леса представляет собой печальное зрелище. Везде торчат пеньки. Травы почти нет. Начинают появляться домики, разбросанные в горах без всякого порядка, все совершенно одинаковые. Кажется удивительным, как местные жители узнают свой домик среди сотен подобных.

Долго развозят пассажиров. Домик Резо такой же, как и все, тут живет его миловидная жена Марина с грудным ребенком. Марина и Резо - прекрасная пара. Оба невысокие, ладные. Наутро Резо оставляет нас на попечение Марины, а сам уходит раздавать по домикам пенсию. Кроме того, его беспокоит пропажа быка. Видимо, его украли. А может быть, этот бык заблудился между однообразными домиками или удрал на тучные луга Турции?

Наутро просыпаемся в густом тумане. Даже соседнего дома не видно. Радоваться приходится лишь тому, что мы в высокогорьях, а не на остановке в Хихадзири. Три раза в день Марина выдвигает небольшой столик и ставит на стол сметану с сыром, мчады и лобио. Жизнь крайне однообразна. Целую неделю никакого просвета!

Наконец одним утром туман разметало. Светит яркое солнце. На голубом небе - ни облачка, ясность поразительная. Перед нами на пригорке застава, совсем рядом с нашим домом. Это добротное кирпичное строение выглядит как нечто чуждое.

Начальник заставы идет нам навстречу. Завтра обещает подвезти к подножию главного пограничного хребта Бюют-даг, и мы сможем подняться на самую высокую его точку. А сегодня нас пускают без сопровождающего в западную часть охраняемой территории этой заставы, на нейтральную полосу. Но и здесь много выбитого и вытоптанного, потому что сюда в последние годы стали запускать скот.

Вдоль границы - маленькие столбики. Никого вокруг нет, и Андрей преспокойно идет за границу. Я очень волнуюсь, умоляю его вернуться. Но он не обращаетна меня внимания. Очень уж ему хочется побывать в Турции, хотя бы в нескольких шагах от границы.

Вечером разбираем сборы и готовимся к завтрашнему восхождению. На следующее утро ГАЗ-66 везет нас вдоль границы к подножию высокой горы, на хребет Бюют-даг. Здесь нас оставляют одних, предупреждая, что приедут за нами вечером.

На подъеме каменистые осыпи сменяются субальпийским высокотравьем. Многие виды растений в полном цвету. Трудно собирать крупные растения. Высокие, в человеческий рост, прочные стебли лилии Кессельринга с многочисленными крупными цветками подобны канделябрам. Они источают дурманящий аромат. Подъем крутой. Наконец выходим на хребет. Затем вдоль пограничных столбиков идем по коньку хребта на восток, досадуя на то, что нужно возвращаться назад.

Высокогорья под нами как на ладони. Слева зеленая турецкая сторона. Справа яркокоричневая - аджарская. На ней уже почти нет травы, и контраст между Аджарией и Турцией - разительный. Места вдоль границы безлюдные. С аджарской стороны от пограничного хребта обрыв в несколько километров. Следующая за заставой Сары-чаири застава Васюхно находится у подножья этого обрыва-гиганта. Сверху домики заставы выглядят спичечными коробками. Как оттуда делают обходы границы? Обратный путь вниз идет быстрее. На спуске держимся не пограничной тропинки, а по осыпям заходим на территорию Турции. Внизу у влажного лужка густые заросли. Андрей лихорадочно копает, я закладываю. Пограничники на машине уже ждут нас внизу и относятся к нашему нарушению границы снисходительно: видят нас, не сигналят. Бежим. Последние сборы. Андрей нашел на турецкой стороне новый для науки лютик.



Вид на море с Батумского ботанического садаГербария так много, что необходимо спуститься в Хихадзири, разжиться газетами, заложить гербарий и быстрей уехать на Зеленый мыс сушить его.

Попасть на автобус трудно. Дорога стала дорогой, но пока нам по карману.

На Зеленом мысу Андрей ходит вдоль морского побережья, собирает растения на приморских песках. Там появилось много нового. У меня перед глазами раскаленное побережье под лучами полуденного солнца. В колеблющемся от жары воздухе маячит фигура Андрея.

Чтобы попасть в Турцию, нужны деньги. Все покупается. С трудом добыли визы - это стоит дорого, по две тысячи рублей на человека. На большее нам не хватило. Для поездки, как минимум, нужно шесть тысяч.

В начале октября в Бологом на турбазе "Озерное" состоялась очередная школа по теоретической морфологии и анатомии растений. Организатором была кафедра ботаники Тверского университета. Там меня пригласили на работу в Тверской ботанический сад. Жизнь на Зеленом Мысу становилась все суровее, приходилось задумываться об отъезде в Москву.

В конце ноября в преддверии переаттестации Андрей представляет такие сведения:

"Ежегодно, уже в течение 7 лет, с 85-го года, в том числе и в весьма неблагоприятном 1992 году, провожу экспедиции в разные части Кавказа, в основном в Аджарию (но также в Абхазию, Осетию северную и южную, Дагестан, разные части Грузии, Армении и Азербайджана), где собрал гербарный материал в несколько тысяч листов. Выпустил несколько сводок по флоре указанных районов, главным образом с описанием новых таксонов.

В период 1985-1990 гг. заканчивал также свои старые работы по Колымскому нагорью и опубликовал монографию "Анализ флоры Колымского нагорья", где развил оригинальный подход к принципам ботанико-географического и флористического районирования. Свое дальнейшее развитие эти принципы получили уже на примере флоры Кавказа.

Занимаюсь также вопросами систематики, эволюционной теории и теоретической морфологии.

Признан международным биографическим центром в Кембридже "International Man of the Year 1991/1992".

После морфологической школы я улетала на юг вместе с сыном, который взял отпуск. Ехать одной было опасно, в Абхазии шли бои. Аджария была почти оторвана от внешнего мира. Ни почтовой, ни телефонной связи с Москвой не было. Только в начале декабря удалось с трудом связаться с Андреем, и я узнала, что в ноябре у него обнаружилась грыжа. Врачи боялись делать операцию - кардиограмма была очень плохой.

Но делать нечего - он рискнул, лег в больницу. Операция прошла благополучно.

Обстановка на Кавказе с каждым днем ухудшалась. Нужно было вывозить в Москву гербарий - 4 больших тюка, собранных за весь летний сезон, кроме того, что вывез Андрей в сентябре. Денег на авиабилет не хватало, цены менялись каждый день. Решили ехать в Тбилиси, а оттуда попытаться улететь самолетом. Обстановка в Тбилиси была тяжелой. За два дня цены изменились, мы опять не смогли улететь. Оставался один путь - ехать поездом через Баку. С приключениями, в разбитом поезде, с окнами без стекол, мы добрались до Баку. С не меньшими трудностями через Северный Кавказ - до Москвы. В Чечне обстановка была очень тревожной, но еще не было войны. На наш поезд напали бандиты, искали ценные вещи. Гербарий они не отнесли к ценным вещам, но мы боялись - разозлятся.

В Москве на платформе меня встречал сильно похудевший, внешне изменившийся Андрей.

Под Новый год он пишет нашим друзьям в Болгарию о том, как все подорожало. Очень его беспокоит повышающаяся квартирная плата. "Единственное, что еще у нас остаётся - это надежда на лучшую жизнь где-нибудь лет через 10, уже в новом тысячелетии. Любчик и Таня тогда будут совсем большими! В общем, поздравляем вас с наступающим новым 1993 годом! А желал бы я больше всего, чтобы мы снова встретились. Как нам тогда было у вас хорошо! Приезжайте и Вы к нам. Дачи на Зеленом мысу у нас уже не будет (надеюсь), а вот под Москвою, надеюсь, останется. В общем, счастья вам и процветания"!

Поездки 1992 г.: Май-август: Аджария (Кобулети, Горджоми, хребет Сакулаперди, Чирухи, гора Канлы, хребет Шертули, Хихадзири, яйла Сарычаири, хребет Бюют-даг).

Публикации 1992 г.: Вышло из печати шесть работ.