Глава седьмая: Последние годы в Магадане. Завершение

В первых числах января 1978 года утверждение диссертации решили отметить в кругу близких. Но празднование пришлось отменить. У Андрея сильный приступ аппендицита. Необходимо лечь в больницу. До последнего момента он упрямо не понимает, чем ему может грозить просрочка. Хотел убежать из приемного покоя, где всегда не торопятся. Срочно оперировали. В палате очень угнетал его густой русский мат. Сам он никогда не ругался.

Некоторые замечания между прочим. Я уже писала мельком, что в 1973 году на Чукотке встречалась с участницами челюскинской эпопеи. И одна из челюскинок - Комова - рассказывала мне, что после того, как экипаж парохода "Челюскин" был спасен и оказался в поселке Лаврентия, у многих начались острые приступы аппендицита. Было так много оперируемых, что кончились обезболивающие средства, и оперировали даже по живому. Считалось, что это связано со стрессом.

Я надолго осталась в Москве. Наша дочка кончала школу, сдавала экзамены.

Андрей был один в Магадане. И, как всегда, когда он один, ему плохо. Очень плохо! Только сейчас я понимаю, как многое ему было невмоготу! Он пишет моей маме: "Что-то я себя чувствую очень плохо в последнее время. Вероятно, нервы совсем расшатались, боли во всем теле, начиная с пяток и кончая головой, особенно в животе, и сердце что-то стало сдавать: болит, участились перебои, пальцы рук иногда немеют. А тут еще в "Литературке" статья о том, как люди умирают, и что при этом ощущают, и вот сегодня видел скверный сон: будто зацепился за скалу, хочу спуститься вниз, а спуск, в то время как я стою на месте, делается все круче и, наконец, становится совсем крутым, так что мне ничего другого не остается, как падать... и всё идёт к тому, чтобы я упал и разбился, и я этого (во сне) страшно не хочу, но делать-то больше нечего, разве что висеть до изнеможения, и тогда все равно конец... и я решил лучше проснуться. Своей Мае и никому другому я об этом не пишу, но сами понимаете, с кем-то хочется поделиться, и никого, кроме Вас, у меня нет, с кем можно отвести душу".

Казалось бы: наконец его утвердили, все относительно благополучно. Но, видимо, слишком сильное, а главное длительное напряжение он перенес. И теперь наступила разрядка.

В начале лета Андрей должен лететь на Аляску. Прилетел в Москву - поездку отменили. Он пишет, что иностранцы его пока не интересуют. "Сейчас я занят вплотную своей флорой. Сделано 40 процентов. За следующий год нужно сделать остальные 60 процентов. Надо спешить. На этой почве и был у меня невроз, сейчас решил немного остановиться".

Запланированы работы на полуострове Пьягина - на северо-востоке от Магадана. Однако зацвел вейник, разыгралась аллергия, и Андрей не смог полететь. Забросились сотрудники лаборатории с приезжими из Москвы. Погода испортилась. Охотоморье накрыл какой-то особенный, не типичный для Охотоморья циклон. Андрей очень волновался. Действительно, там были приключения, унесло лодку, но к счастью, без людей.

12 августа мы уехали по трассе в Тенькинский район на стационар "Контакт" к Юрию Борисовичу Королеву.

Кроме трех вагончиков-балков, как я уже упоминала, у Юрия Борисовича есть избушка в горах. Там полная тишина. После стрессов это для Андрея особенно важно.

Из дневника: "17 августа. Поход на тундру. Тучи то набегают, то пропадают. Крутой подъем по королевской тропе. Довольно легкий. Весь день ходили по горным плато с альпийскими лужайками. Взошли на пики скал с останцами, туда, где мы бродили в 71-м году. Тогда для нас Магадан только начинался, я еще не переехала. А сейчас? Все те же безбрежные цепи синих гор, все те же осыпи. В долине широкая лента реки Кулу. Отсюда, с высоты, хорошо видно, какие жалкие позиции занимает лес, ютясь только по долинам, разреженными кусками поднимаясь по склонам. Царствуют здесь серые камни. Бесконечные осыпи. Пришли только к вечеру. У домика белели три глупые куропатки. Почти ручные.


21 августа. Несколько дней в обычном режиме. День в походе, день на закладку и переборку. Пора вниз и далее в Магадан. Утро прозрачное. Яркое солнце. Все так же прекрасна величественная Морозовская сопка. Спускаемся вниз, навьючив на себя весь багаж. Утренние тени бархатно оттеняют сопки. Природа светла и нарядна. Кое-где торчат уже червивые и размякшие последние грибы. В поселке только просыпаются. Навстречу мчится Юрий Борисович. Его красное лицо искажено. Волосы курчавятся. Чем-то он мне напоминает Мефистофеля, но доброго. Громким пронзительным голосом он кричит на кого-то в кустах, и в первое мгновение кажется, что он кричит на собаку. Ан, нет, это местный пьянчужка крадется опохмелиться к благообразному шоферу нашего института - Леше. А Леша вовсе и не благообразный, совсем наоборот, грубо матерится и пьет.

Пьяниц в Стоковом, как и везде на Колыме, полно. Пьяному Леше по серпантинам трассы ехать невозможно, разобьется. Нам приходится ехать автобусом. Кроме того, Юрий Борисович в поселке справедливо слывет главным носителем нравственности. Ю.Б.К.-- как он себя часто называет,- не пьет и не любит пьяниц. Впрочем как и я, и как Андрей. В поле у нас бывают долгие споры у костра или перед сном в палатке: алкоголизм - это болезнь или распущенность. Андрей считает пьянство распущенностью, я - болезнью.

Выходим на трассу. Сидим на обочине. Мимо идут машины, поднимая облака пыли. Первые блики осени. Кое-где яркие красные пятнышки листьев на березке Миддендорфа, желтые листья на чозениях. Тепло. Все сияет и блестит под лучами солнца. Как много здесь лишайников! На вершинах сопок, на перевалах - сплошные алекториевые тундры. Нет сомкнутых зарослей кедрового стланика. Он только в глубине распадков. Лиственница только в поймах. Через час приходит автобус. На Теньке (Тенькинской трассе) шоферы - свои люди. Они всех знают, всем остановят. Посадят пьяного и разбудят там, где надо.

Перевалы, серпантины. После Мадауна сопки сплошь покрылись густыми зарослями кедрового стланика. Заросли ольховника густые и ярко-зеленые. Наконец под вечер приезжаем в туманный и холодный Магадан.

В конце августа мы втроем: я, Андрей и Олег Тузов, студент МГУ, уехали на несколько дней в пойму реки Армань. 29 августа Андрей оставляет записку в лаборатории: "Дорогие девочки! 2 сентября у меня день рождения. Прошу ко мне с М.Т. часам к 5-6. Но чтобы вы не пришли к закрытым дверям, постарайтесь для нас выбить машину на вечер 31".

До Армани два крутых, но невысоких перевала. Со второго перевала к реке - долгий затяжной спуск. Справа вдоль трассы высокие предгорья покрыты редкими лиственничниками с вкраплениями каменной березы и густым подлеском из кедрового стланика, березок и рододендрона золотистого. А слева обрывы к морю. Природа в осенних, очень ярких красках. Алеет рябина бузинолистная, желтеет береза. Лиственницы еще зеленые, но кое-где схвачены желтизной. Палатку поставили в роще чозений на галечнике, недалеко от стремительного русла Армани. Пронзительный холодный ветер дует по руслу, словно в трубе. Мы очень мерзнем. Днем бывает тихо.

28 августа. Андрей и Олег идут в каменноберезники к морю. Я закладываю гербарий в палатке. Ветер настолько холодный, что паста в ручке застывает. Яркое солнце с ветром сжигают лицо. Андрей с Тузовым тоже обветрились и обгорели. Ветер усиливается.

29 августа. Противоположный, более высокий берег Армани резко отличается от низкого, заросшего чозенией. В пойменном лиственничнике крупные деревья. В зеленых мхах - орнаменты арктоуса альпийского. Хорошо выражены прибрежные луга с обилием рябчика, ириса. Находим галению, отсутствующую в чозенниках. Продолжает цвести вейник. У Андрея снова разыгрывается аллергия. Поэтому возвращаемся раньше срока. Идем по краю основного русла реки. Внизу прозрачная быстрина. Приехала машина. Мчимся яркой, освещенной солнцем дорогой. Высокий перевал. Синие бухты. С дороги виден, как на ладони, остров Недоразумения. Впереди - Магадан".

Отмечать день рождения Андрея стало традицией. Высокий, крупный, с приятными чертами лица и курчавыми волосами, Олег Тузов внес оживление в женский коллектив нашей лаборатории. 2 сентября, в день рождения Андрея, у нас дома собралась наша лаборатория. Все нарядные, особенно Галя Антропова с распущенными и как-то особенно уложенными волосами. Сближает пережитая опасность на полуострове Пьягина. Есть что вспомнить. Первое - там медведи встречались на каждом шагу. Их разгоняли ударами в чайник. Второе - ушли в поход по берегу моря под обрывами. Начался прилив. Еле спаслись в ложбине между скал. Высокая вода держалась долго. Спортивный Олег сумел вскарабкаться по обрыву, пришел в лагерь и на резиновой лодке приплыл к запертым в каменном мешке Лиде Благодатских и Гале. Лодка маленькая. Сначала Тузов отвез Лиду, потом приплыл за Галей. Море было гладким и тихим. Стоял штиль, и ничто не предвещало бури. Но как только стали подплывать к лагерю, ветер стал относить легкую резинку в море. Боролись с ветром долго. Победила сила Тузова. Все дни сильного шторма лежали в палатке. Лодку унесло. Медведь раскачивал палатку. И еще какие-то ужасы. Но все живы. Все любят героя Тузова. Планируют поездки на будущий год.

На следующий день я и Андрей улетали на Камчатку, а оттуда на Курильские острова.

Дневник: "3 сентября. Рано утром вновь одеваем рюкзаки на спины. Ясный холодный день. Автобус мчит нас к аэропорту привычные 56 километров. Только начинают желтеть тополя, и кое-где краснеет березка Миддендорфа. На посадке в моем кармане рюкзака засекли флягу со спиртом. Я мечусь, прошу оставить, кудахтаю. Разозлилась и решила вылить спирт в урну. Как только стала отвинчивать пробку, пожалели. Тащим на себе вещи в самолет. Взлетаем. Сквозь облака, как на ладони, под нами лежит трасса, серые гольцы на вершинах сопок обрамлены зеленью. Затем долина Олы, Атарган, мыс Харбис. Пересекаем полуостров Кони. Все знакомо.

Наплывает туман, и только у берегов Камчатки вырисовывается болотистый западный берег полуострова. Далее все больше зеленого. Высокие сопки с черными рваными острыми краями. Две огромные "сахарные" головки Авачинского и Корякского вулканов покрыты снегом. Самолет делает круг над Авачинской бухтой. Под нами изрезанные берега. Город тянется по берегу бухты. Куэсты, небольшие фьорды. Часть бухты закрывает караван белых облачков. Бешеный темп посадки на бетон полосы. Тепло! Елизово.

В Петропавловске останавливаемся у Дьяконовых. Баба Муся (Мария Александровна) сильно постарела, сморщена, но полна энергии. Павла Дьяконова уже нет в живых. Живет она с дочкой Валей и ее сыном-подростком Пашей, названным в честь деда. В однокомнатной квартире постоянно бывают гости, в основном из Ключей, где она с Дьяконовым жила долгие годы. Она - пенсионер республиканского значения! Андрей теперь для нее не Андрюша, а Андрей Павлович!


4 сентября. Улетаем в Эссо из Халактырки - местного аэропорта. Народ с утра ждет бортов. В Эссо летают только Ан-2 (10 человек). Стрекоза взмывает и снова под нами, но уже ближе, чем вчера, головки вулканов. До Милькова сплошная зелень. Ни одного поселка. Видим истоки реки Камчатки. Ниже по течению, серпантинные извивы, меандры реки, новые острова, зарастающие старицы. Оставляем в стороне бесформенный Толбачик и величественную Ключевскую сопку с заснеженными вершинами. Летим долиной реки Быстрой. По сторонам плоские столовые горы расцвечены осенними красками. Остальной фон зеленый. Садимся между гор. У маленькой будки аэропорта плакат: "Наш бассейн самый лучший на Камчатке!" Это не выдумка. Построенный комсомольцами большой бетонный бассейн с раздевалкой, с горячим полом - украшение не только Эссо, но и всей Камчатки.

Не успеваем отойти от аэропорта, как нас подвозит почтовый ГАЗ-66 и везет прямо к лесничеству. Домик лесничего на пригорке рядом с больницей. Жена лесничего - гречанка Мимоза, сын - Дионис.

Эссо - большой поселок с деревянными тротуарами, палисадниками перед уютными домами. Сажают цветы и овощи. Поселок в зелени посаженных тополей и осин. Плещемся в теплом бассейне. На вкус вода пресная, но все нас уверяют - очень полезная.

Лесник Антип выделяет нам комнату, отапливаемую термальными водами в двух батареях. Термальные воды пахнут серой. Отвинчиваем кран и получаем воду для мытья посуды. Очень удобно.

В 9 вечера наступила темная ночь. Над большой сопкой на холодном черном небе сверкает ковш Большой Медведицы. Ночью был заморозок.

5 сентября. С утра идем в горы. Вчера мы их долго рассматривали, умилялись их близости, как обычно, обманчивой. Проходим мостик через реку Уксичан, приток Быстрой. Начинаем подъем на увал. Так здесь называют горы. По пути высокотравье, редкий лиственничник и высокие вазовидные кусты кедрового стланика разной степени густоты. Толстые стволы простираются вниз по склону, пружиня под ногами. Каменная береза осталась внизу. Выше - пояс густого стланика. Кое-где выглядывают высокие деревья рябины в осенней расцветке. Есть и низкая рябина бузинолистная. Выше вейник с ольховником. На крутом склоне появляются альпийские лужайки. Много нового. Осень, но собирать еще можно. Папка раздулась и отяжелела. Забираемся на "пупочку" - так мы назвали вершину горы, которую видели снизу из поселка. Это, оказывается, не вершина, а нижняя часть хребта. Пламенеет арктоус альпийский, много стелющейся малютки-кассиопеи плауновидной. Красочные лужки филлодоце. Желтые низкие куртинки ивы красноплодной. Начинаются щебнистые участки, здесь много нового. Жаль уходить. Но уже 5 часов, дотемна нужно спуститься к реке, к поселку. Вниз по крутому распадку чуть ли не бежим. Пробираемся под стволами ольховника, прыгаем по камням. В высоком вейнике Андрей получает дозу пыльцы. Далее травы по пояс. Ступишь - проваливаешься в яму. Андрей говорит: "Каждый шаг - подвиг". Устала. Наконец шум реки. Последние усилия, и мы в пойме. Уже в темноте подходим к поселку. В бассейне окунаем уставшие тела в теплую воду. Над нашим домом сверкает холодный отблеск заката. Банка компота, капустный салат, горячий картофель - благодеяния Мимозы довершают блаженство. Мы погружаемся в теплоту спального мешка.

6 сентября. Весь день закладываем гербарий. Разживаемся газетами. Мимоза продолжает нас благодетельствовать: то морковь, то картофель, не говоря уж о посуде. Приходил пьяный знакомый. Набежали другие пьяные рожи и увели первого в неизвестном направлении, с глаз долой. Из дома наблюдаем тучи, наплывающие на "наши" горы. Холодно. Видимо, со дня на день пойдет снег. В бассейне очень горячая вода. Еле выдерживаем. В магазине только хлеб и огромные, холодного копчения красные рыбины. Это нерка - самая благородная из красных рыб.

7 сентября. Ночью лил проливной дождь. В горах снег. Несмотря на непогоду, идем на плато в долине Усикчана. Снизу все кажется близким и низким. На поверку, долгим и трудным. Так и сегодня. Сначала веселая дорога мимо горячих источников. Клочья тумана и туч ложатся пластами и тут же разметываются. Ищем место для подъема. Начинается бесконечное карабканье в стланике по очень крутому, почти отвесному склону. Мокрые стволы пружинят. Лишайник скользит под ногами. Ноги утопают в сфагнуме. Каждый шаг дается с большим трудом. Промокли. Куртка насквозь. Стланику нет конца. Наконец, видим осыпь и надеемся на лучшее. Но неизвестно, что лучше: осыпи из легкого вулканического туфа - непрочные (где ты, наш магаданский гранит?) или мокрый со сфагнумом стланик. Все покрыто скользкими лишайниками. Через два часа выходим на плато, которое нас разочаровывает бедностью растительности. На нем преимущественно голубичники с вкраплениями кедрового стланика. Глубокая промоина. Но воды нигде нет. Проходим все плато. Решили спускаться по ручью. Начинаем спуск в узком ущелье с отвесными склонами. Сначала маленькие альпийские лужайки. На них - желтая арника Лессинга, колокольчики, живокость. На каждом шагу белый цветущий белозор, последние цветки на лютиках. Продираемся сквозь мокрый ольховник. Прыгаем по камням. Полное впечатление, что мы петляем, оставаясь на той же высоте. Может быть, так оно на самом деле? Близится темнота. Обливаясь потом, рассекая мокрый вейник, прыгая по камням, спешим изо всех сил вниз. Неизвестно, сколько продлится эта скачка с препятствиями, эти нащупывания дороги в вейнике и прыжки по камням. В темноте такой путь немыслим. Светлого времени остается всего час. Опять спешка. Наконец долина ручья расширилась. Уже в полных сумерках мы вышли на дорогу. В памяти остались пламенеющие деревья рябин, заросли смородины печальной, осыпанной ярко-красными ягодами, нежно-желтые кроны берез. Пять километров по дороге в полной темноте заняли не более часа. Мостик через реку нашли наугад. Очень устали. У меня болят ноги, у Андрея - зубы. Мимоза сильно волновалась. Тут много медведей. Во время спуска мне все время казалось, что нас "пасет" медведь. На пути встречались свежие э медвежьи экскременты. Мимоза рассказывает: летом медведь загрыз охотника прямо на дороге. Нашли только резиновые сапоги с ногами. Ужас. Андрей опять злится, слушая рассказы Мимозы. Я молчу и боюсь.

11 сентября. Андрей чуть ли не каждые полчаса выходит из домика и вглядывается в беспокойное метание разнокалиберных облаков. В течение часа почти все небо может очиститься, и тут же огромные синие тучи закрывают ближайшие сопки, ложатся в долинах.

С утра в маршруте. Повезло. Сразу нашли вырубленную в кедровом стланике тропу. Осенние краски: красные рябины, желтые березы, малиновая голубика. Поднимаемся в мокром высоком вейнике. Вода весело стекает в резиновые голенища сапог. В распадке тропинка вверх то видна, то исчезает. Береза идет вверх, вплоть до горных тундр, нисколько не убывая. На плато вышли в 11 часов насквозь промокшие. Пронзительный холодный ветер рвет одежду. Закладывать сборы в папку трудно. Распадок, по которому мы сегодня поднимались, начинается в огромном цирке, заключенном со всех сторон высокими горами. Осыпи поросли альпийской растительностью. Снизу из поселка они выглядят забавными зелеными полосками. На вершине цирка перевал. Сейчас, осенью, он ржавого цвета. Справа острый пик горы. Какие огни тут горели когда-то? Выходим на заброшенную стоянку коряков. У большого костра сушим одежду. Начинаем подъем. Все вокруг заволокли тучи. Сыплет град. Он сбил все капли с кустов. Ноги остались сухими. Только взошли на первую "пупочку", как взошло солнце. Внизу, в ущелье Усикчана скапливаются черные тучи. А у нас наверху солнце. Новые находки. Ходить по осыпям из туфа трудно. Легкие крупинки скатываются из-под ног. Ноги проваливаются. Медленно, с трудом поднимаемся на самую высокую точку горы. Солнце исчезает. Наплывают тучи. Андрей уже не виден, хотя он от меня на расстоянии не более 50 м. Влажные пятна мелкозема без растительности "стекают" вниз. Между ними полосы горной тундры. Влажный мелкозем засасывает ноги. Это ярко-коричневая грязь гейзерита. Идем обратно. В болотце набираю воду в чайник. Несу. Есть опасность выйти на обрыв. Рискуем. Я несу чайник с осторожностью. Не хочу разлить воду. Крупные камни скатываются. Ноги опять засасывает. Идем гуськом, с осторожностью. Спустились. Накрыла туча. Сыплет крупный град, мгновенно устилающий землю. Он скользит под ногами. Я продолжаю спускаться с чайником на весу. Андрей с большой папкой трусит по дну цирка в ернике и ольховнике. Развести костер очень трудно. Помогают сухие стружки, таблетка сухого спирта. Костер пылает. Сопка у нас за спиной мгновенно побелела. Успели. Нас греет "красный цветок". Пьем чай под градом. Спуск с сопки проделываем в темпе по насту из града. Он сыплет всю дорогу. Сильно вымокли. Сапоги наполнились водой. Иногда отливаем для большей подвижности. Сквозь тучи яркое солнце освещает желтые ягоды жимолости шамиссо. Лиственницы и березы отражаются в дорожной луже. У реки дети-коряки с длинными удилищами поймали несколько "мальмушек". Нам дают одну. К дому приходим в полной темноте. Добрая Мимоза поит горячим чаем с вареньем.

12 сентября. Закладка гербария. В "нашем" распадке лежит снег. Он уже не тает. Над бассейном пар.

13 сентября. Поход на увалы вниз по течению реки Быстрой. На сборе картофеля и турнепса работает весь поселок, включая райисполком. Поднимаемся по увалу и оказываемся в красивом осеннем березовом лесу. Прохладная свежесть, опавшая листва, пожелтевший травяной покров. В стланике мхи, плауны, ковры линнеи. Заросли с элементами темнохвойной тайги рядом с каменноберезниками с преобладанием злаков и жимолости камчатской. Ушли далеко. Но здесь, наверху, очень громко слышны из усилителя, поставленного на полях, то песни битлов, то французские шансоны. Песни звучат все громче на нашей "галерке". К вечеру спускаемся с увала и в пойме встречаем большую заросль боярышника Crataegus chlorosarca - харемы. Высокие - до 4 м деревцевидные кусты усыпаны вкусными ягодами.

16 сентября. Позади два дня беспросветной непогоды. Нельзя и думать об отлете. Вещи упакованы.

Наконец сегодня все сияет под осенним солнцем. Горы бархатные, темнозеленые, с белыми снеговыми вершинами. Ночью сыпал снег. В аэропорт провожает Мимоза. Сообщают - борт вылетел из Питера. Так тут зовут на ленинградский лад Петропавловск. Начальник аэропорта, он же кассир, говорит, что летит первая ласточка. Знакомый ветеринар предлагает по этому поводу всем "вздрогнуть". Еле отбились. Маленький помятый мужчина всем надоел. Прилетает самолет. Грузимся. Мотор работает, а сморчка с лицом печальной жирафы нет. Ветеринар его втаскивает в последний момент. Привязываемся. Летим. Ветер качает нашу скорлупку. Неожиданная посадка в Лазо. 11 лет назад мы сидели за тем же столиком. Андрей ловил на себе комаров, складывая их в кучку. Здесь В.Ворошилов не позволил нам пойти на гору Николку. В густом тумане тогда мы ее так и не увидели. Теперь она сияет снегами, высокая и островерхая. Следующий пункт - Мильково. И снова полет мимо острых пиков гор, разломов, горных озер, распадков. Экзотика! В нашем салоне - новый пьяный нахал. С "жирафой" они обнимаются и пьют. Садимся в Халактырке. Молоденький пилот сетует: столовая закрыта, а ему летать целый день. Оставляем ему наш завтрак.

В Петропавловске удалось поговорить с детьми по телефону. Есть новости из Москвы и Владивостока. Заявку на мою монографию о рододендронах дальнего востока не удалось утвердить. Значит можно спокойно плыть на Курилы, хотя обидно.

Несколько дней в Петропавловске сильно утомили. У наших хозяев тесно и шумно. Их гостеприимству нет конца. Знакомые из Ключей, где долго жила Мария Александровна то прилетают, то улетают. Не отдохнешь, не заснешь. Ходили вдоль бухты в каменноберезняках и высокотравье. Под вечер на остановке автобуса встретили знаменитую Анну Сушкину с супругом, участницу челюскинской эпопеи. Год назад я вместе с их дочерью Асей Виталь встречалась у Королева на его стационаре "Контакт". Энергичная пожилая дама, подражает мужчине. Дань ее молодости, когда женщины водили самолеты, пароходы. Рядом с ней послушный безмолвный муж. Сушкины также собрались на Курилы. Из Петропавловска раз в месяц отходит на Курилы теплоход. Мы его ждем. Он отойдет только 29 сентября.

Свободное время мы используем для поездок. Научный сотрудник института вулканологии Н.Василевский уверенно сказал нам, что из Пиночево за день можно пешком выйти в высокогорья. Мы наивно ему поверили. Погода холодная, сырая. В горы мы шли очень долго. До высокогорий так и не дошли.

28 сентября. В кассе морвокзала выстаиваем большую очередь за билетами. Будет очень обидно, если не достанется.

29 сентября. Теплоход "Урицкий". Серое туманное утро. Сыплет мелкий дождь. У выхода из бухты - скалы "Три брата". Идем вдоль берегов Камчатки до мыса Лопатка. За Лопаткой на Парамушире встает величественный вулкан Алаид. Каждый старается рассказать об ужасной катастрофе, когда Северо-Курильск был смыт огромной волной цунами.

1 сентября. Быстрый ход нашего теплохода замедляется. Идем вдоль Итурупа. Видны вулканы Баранский и Грозный. Места, где мы бывали четыре года назад. Больше 5 часов стоим в бухте Касатка у поселка Буревестник. Никого не выпускают на берег. Швартуемся у Шикотана и только на следующий день приходим в Южно-Курильск.

2 октября. Кунашир. Стоим на рейде. Долго не присылают плашкоут. Тепло! Зеленые берега. Мы на юге! Прощаемся с Сушкиными. Они отправляются дальше, на Сахалин. Прыгаем на плашкоут. Проверка документов. Пристань. Грязные серые дома. Везде пахнет рыбой. Влажно и жарко. Обливаясь потом, под тяжестью сеток и рюкзаков идем в лесхоз. После долгих просьб нам все отказывают. В магазинах пустота. Жилья нет нигде. Весь жалкий поселок, то есть город, забит военными. Никуда нас не пустят. Идем в гостиницу. Там нам также отказывают. И когда, казалось положение совершенно безвыходное, на нашем пути встречается благообразный донор. На его груди значок - капелька крови. Зовут его Лазарев Борис Павлович. Обещает после работы устроить в сарай к соседям.

В ожидании донора мы устраиваемся на песчаном пляже у выброшенных на берег остовов кораблей. Дремлем, греемся на солнце. Под вечер Лазарев ведет нас к соседке. Хозяйка сарая - душевнобольная, с высунутым языком, все время тяжело дышит и чмокает. Кроме хозяйки, в доме живет краснорожий пьяница Саша по прозвищу Гордеич. Совершенно невменяем. Качаясь, открывает сарай. Рядом грязный курятник. Курочки задумчиво заглядывают внутрь. Андрею очень нравится. Подметаем. Света нет. Но есть крыша!

3 октября. С утра идем к пограничникам на горячий пляж. Там должны дать разрешение на работы. Дорога тянется вдоль моря. Отлив. На мягком песке - скопления водорослей. Много чаек. Тонкие ножки кажутся смешно приставленными к туловищу. Другое дело, когда они плавно качаются на волнах - маленький белый кораблик.

На прибрежных песках - опушка из розы морщинистой, за ней темный пихтовый лес. Много красники, черника, менцизия. Есть и большие экземпляры тиса. В подлеске вечнозеленый падуб. На опушках бамбук, гортензия, багульник крупнолистный. Большой приморский луг. Травы пожухли. Болото. Росянка, клюква огромных размеров, такая, какую мы встречали на Итурупе. Пыльной дорогой поднимаемся на сопку. Через несколько километров приходим в пограничную часть. Полно воронья. Они не каркают, а хохочут, почти полностью имитируя человеческий голос. Поселок пограничников издалека кажется игрушечным. Правильные квадратные дома, ровная дорожка. Все это в контрасте с мягкими облесенными сопками, подернутыми легким туманом. Точь-в-точь японские гравюры. Ждем. Пограничники по струнке ходят строем. Капитан Назарко интересуется красникой. Выписывает пропуск. Оказалось, кроме штампа еще нужна важная бумажка - разрешение на производство работ, которой у нас нет. Пожалел. Обложенные бумажками, мы свободны. Можно и выкупаться. Серные ванны за горой. Плещемся в небольшой шестигранной ванночке.

На обратном пути перед нами вырастает гора. Андрей ползет на нее, хотя после купания в ванночке распарился. Даже по прямой дороге идти трудно, но ему нужно все осмотреть. Внизу обрывы, плещется море. Вспоминаю, как на мысе Гамова он лез на морские обрывы, приводя меня в отчаяние. Здесь тоже самое. Обратный путь вдоль моря. Устали. Ноги вязнут в песке. Собираем ракушки, дышим морским воздухом. В нашем курятнике знакомимся со Славой - сыном хозяйки. Это высокий белокурый нечесанный балбес. Читаем при свечах.

4 октября. Холодно. Ветрено. Закладываем гербарий. Дует со всех сторон. В доме тяжело и затхло дышит хозяйка. Дремлет в тяжелом запое засиженный мухами Саша, то есть Гордеич.

5 октября. В маршруте. Берег моря. Большие песчаные дюны заросли розой морщинистой. Идем по приливной полосе. Солнце припекает, дует ветер. Вдали в море - скалы. Одна - очередной чертов палец. По отливу идем берегом дальше и дальше. В глубине бухточки палатка. В ней три солдата. Один из них, казах, подходит к нам и требует документы. Отходит в сторону, делая вид, что умеет читать. Выходим на скалы. Огибаем. Дальше по прижиму - глубокая вода. Тут не пройти. Пытаемся залезть на скалу - не получается. Приходится возвращаться и обходить прижим лесом. Начинается прилив. Ноги обдает белая пена волн. Солнце припекает по-летнему. Наверх тропинка для смелых "в никуда". За вершиной - обрыв в море. Андрей, словно акробат, идет по самому по краю. Лучше не смотреть. Я вся сжимаюсь. Но Андрею нужно все пройти до конца. Быстро спускаемся вниз. У меня долго дрожит все внутри от пережитого. Оказывается, по отливу тут есть дорога, проходят даже машины... Сейчас вода по колено. Сапоги полны воды. На берег выброшены морские звезды, и лежит странный моллюск - гигантская мокрица. Никогда такой не видела. На склонах ветровые формы пихт. В море торчат новые чертовы пальцы. Вдоль дороги отвесные обрывы. Стоит лестница. Андрей забирается и собирает скальные растения. Здесь ободранный золотой корень, за которым, как и за клоповкой, тут особенно охотятся. На обратном пути идем сначала зеленомошной тайгой, а потом долго по зарослям густого бамбука. Сухо шелестят пыльные листья. Вид сопок, покрытых лесом с разного цвета оттенками зеленого, прекрасен. Трудно представить более привлекательную картину. Большие рощи колючих аралий с огромными сложными листьями. Далее, в обход - снова идем берегом моря. Прилив усиливается. Море вливается в устье речки. Приходится идти по пояс в воде.

Вечером у нас в сарае в гостях сосед-донор, Борис Павлович Лазарев. Он жаждет ходить с нами. Андрей с Лазаревым пьют местный вермут, по-видимому, гадкая бормотуха. Ночью был заморозок, а утром ясная прекрасная погода.

6 октября. Славик с утра на работу не идет. Мать лежит в полузабытьи. Саша продолжает пить. Закладываем гербарий. Перебираем сетки. Днем идем на источники. Девять километров берегом. Потом лес, и далее в гору по тропе. Речка обрамлена высокоствольными пихтами. В подлеске вечнозеленая скиммия, падуб, много менцизии, проростки вьющейся гортензии. Нужно выходить на дорогу. Задерживаемся у актинидии. Висят зелененькие ароматные ягодки со вкусом ананаса. К дороге выходим сквозь заросль бамбука. Где же источники? Идем вверх вдоль реки, заглядывая во все углы. Встречаем трактористов. Оказывается, мы прошли вверх намного дальше. Спускаемся и оказываемся у "Росинки". Это серный источник. Источник - это маленький бассейн. Доски домика расписаны и похожи на типовую детскую площадку. Как на надгробной доске, на сером камне начертано, что это благоустройство вокруг источника создано пограничниками в честь 60-летия советской власти! Барахтаемся в теплом источнике с серным запахом. На обратном пути папка оттягивает плечо. Дорога длинная. Подвозят на "виллисе" до самого дома. Благородный Борис Павлович протянул к нашему сараю провод с лампочкой Ильича. Да здравствует свет!

7 октября. Сегодня - день Конституции. Сильный ветер. Холодно. Ночью были заморозки. Весь день погода менялась на глазах: то град, то солнце. Небо то полностью открывается, то покрывается многослойными разноцветными, от дымчатых до почти черных, тучами. В сарае очень холодно и неуютно. Идем в дом. Там тяжелый запах. Хозяйка с бессмысленным взором, разговорчивый Славик и Гордеич, который "развязал". Пьет вермут. Работать в такой обстановке нет возможности. Андрей в одночасье заболел. Воспалилось горло. Пытается отдыхать в доме. Я сижу в сарае. Совсем рядом играет оркестр в честь праздника. В 17 часов митинг и торжественное собрание. Потом концерт на улице.

8 октября. В шесть утра успеваем на первый автобус. Тепло. Звездное небо сменяется ясной зарей. Выходим на 17-м километре трассы на Головнино. Сразу углубляемся в пихтарник. Идем по старой японской дороге к заброшенному серному заводику. Пихтарник сменяется бамбучником. Бамбуки не так густы, как на Итурупе, но и здесь шуршащая, железно-шелестящая, грубая пыльная зелень скрывает тропу, на которой то и дело лежат упавшие стволы. Сломать ногу ничего не стоит. Утренние лучи начинают освещать пихты. Осенней окраски еще нет. Только кое-где ясень и сумах пестрят желтым и красным. Остатки серного заводика еле заметны. Вверх тропа идет в бамбучнике. После полутора часов подъема подходим к фумарольному полю. Здесь и серные источники. Парим ноги. Северный ветер не позволяет нам полностью выкупаться. Фумарольное поле - небольшая пустынька, полностью лишенная растительности. Сильно пахнет серой. Из земли с шумом вырываются пары, пыхтящие, словно большой паровоз. Одна фумарола - самая большая и шумная. Она вся окутана паром, разлетающимся в разные стороны под сильным ветром. В ее центре небольшое жерло, обрамленное наплывами желтой серы.

Идем вверх по распадку лиственного леса. Преобладает каменная береза. У верхней границы леса - горная тундра с вечнозелеными кустарничками: диапенсия, брусника, рододендрон камчатский, арктерика. На обрывах скал, покрытых зелеными мхами, краснеют сочные крупные ягоды красники, словно их кто-то разбросал. На вершине вулкана Менделеева кратера не видно. Все заросло кедровым стлаником, сквозь который торчат острые черные невысокие скалы. Отсюда виден весь остров. День ясный. Ни одного облачка. На юге - небольшой вулкан Головнина. На севере - огромный величественный Тятя. На горизонте в дымке - снеговые вершины Хоккайдо. По совету Лазарева спускаемся с противоположной стороны вулкана. Путаемся в высоких зарослях кедрового стланика, ниже - в зарослях падуба. Приходится сползать со скал. Скользим вниз по высокому бамбуку, по гибким стволам. Сухая пыль въедается, не дает дышать. Выходим к обрыву с ярко-желтой почвой и по осыпи очень медленно спускаемся к фумарольному полю. Местами вся поверхность почвы источает струйки пара. Выходим к остаткам японского кирпичного завода. Каждый кирпич приводит Бориса Павловича в восторг. Японские, аккуратные кирпичики очень отличаются от привозимых с материка наших больших рыхлых кирпичей. Меня поражает прочность телеграфных столбов. Японцы пропитывали дерево серой, и оно годами не разрушается. По сторонам на каждом шагу горячие, шипящие и булькающие источники. Вода в речке становится беловато-голубой. Серный ручей впадает в мощный коричнево-ржавый приток, растворяющий голубоватую речку. Спешим, почти бежим, перепрыгивая с камня на камень. Вот и "Росинка" с ее безвкусным теремком и массой голых тел, барахтающихся в небольшом бассейне. Следующий пункт - кислая речка. Дорогу хорошо знает Борис Павлович. 40 минут быстрого хода по густому лесу, и мы оказываемся у теплой реки, которая течет в каменном ложе. Здесь, в отличие от серных источников, вода кислая. Лужа с грязью тоже теплая. Каскады водопадов, "ванночки", то есть вырытые по краю речки небольшие бассейны. Всё это в глухом, защищенном со всех сторон лесу. Купаемся, стоим под водопадом. Усталость уходит. Две гостеприимные купальщицы угощают нас картошкой, сваренной в кипящем ключике! Барахтаемся в грязях. Лечимся. Уже поздно. Нужно выйти на трассу засветло. Идем опять лесом и бамбуком.

На Речной (так зовется наша улица) всё та же кампания. Гордеич по прежнему пьет, Славик славит на все лады Гордеича, мать лежит. Вонь и грязь. Мухи обсидели потолок. Меняем гербарий.

9 октября. Закладка гербария. Тепло, ветрено и очень красиво. Все время пахнет морем. Идем обеспечить тылы к знатной рыбачке Фаине Александровне. Нужно же где-то жить. Ее разваленный дом стоит на обрыве у мола. Вокруг лежат горы панцирей морского гребешка, но, к сожалению, все перебитые. Налетает свежий ветер. Тучки заволакивают вершину вулкана Менделеева.

10 октября. Поднялся ветер. На море шторм. Станция вулканологов стоит на берегу. Это красивый особняк, а в нем важный главный вулканолог Мархинин. Удалось договориться. Он берет нас в кальдеру вулкана Головнино. Там он будет стоять три дня.

12 октября. Сегодня уезжаем в Головнино. Тащим тяжелые вещи через весь поселок. Ноги увязают в песке. Андрей стал задыхаться, когда приходится носить тяжелые вещи. У дома вулканологов разложены спальные мешки, у всех очень занятой вид. Мне это кажется удивительным, так как собираются они уже больше недели. Нам дают поручение. Мы должны составить рацион на 12 человек с расчетом на три дня. Для нас трудная задача. Ведь мы видим этих людей впервые, не знаем их традиций. Капризам нет предела и путанице тоже. Оказалось - есть в запасе тушенка. Что же покупать? Мы несколько раз проезжаем мимо нашего сарая в поисках продуктов. В конце концов догадались: мы здесь некстати, не знамениты, как, например, писатель-фантаст из столицы и оператор, тоже видимо из центра. Он будет снимать фильм о Мархинине...... Мы ведь издалека, из Магадана.

Год или два спустя, как-то случайно, по телевизору я увидела шипящие фумаролы, импозантного Мархинина на фоне вулкана. Диктор торжественно вещал, что большой ученый стоит у истоков жизни на земле.

По дороге у Серноводской заставы тщательно проверяют документы. Едем в гору. Деревья среди бамбука стоят островками. Резкий спуск в кальдеру. В центре - ярко-голубое озеро, словно из медного купороса. Есть еще небольшое кипящее озеро. Там пыхтят фумаролы. По берегу черный сыпучий шлак. Вечером сильный ветер в темноте рвет в стороны языки огня большого костра.


13 октября. У кипящего озера раньше был японский серный заводик. Теперь все в запустении. Поднимаемся на край кальдеры. Везде бамбук. Встречаем магнолию обратнояйцевидную с большими лопатчатыми листьями. Красивая листопадная магнолия мне хорошо знакома по Батумскому ботаническому саду. В природе, на территории нашей страны она распространена только здесь, на юге самого южного острова Курильской гряды. Должна строго охраняться. Внесена в Красную книгу. Но Гордеич нам с упоением рассказал, как местное население собирает ее листья, лечится от гипертонии. Действительно, магнолия - ценное лекарственное растение. Спасет ее, по всей видимости, только то, что она растет в весьма труднодоступном месте.

Добираемся до гребня и в бамбуке находим самый главный для меня вид - рододендрон Чоноски. Рядом - большие кусты багульника. Странно - он растет в сухом бамбуке. Мы шли целый день до заставы Алехино - не дошли и вернулись. Решили расстаться с вулканологами и идти в Алехино самостоятельно.

14 октября. С утра Мархинин позирует перед камерой. Потом вся компания уезжает. Прячем в бамбуке палатку и идем к морю. Узкий распадок, которым мы спускаемся, хорошо защищен. На противоположной стороне ветер гнет огромные деревья. Здесь он дует, как в трубе. Алеют необычно ярким цветом листья сумаха, краснеют дубы. Огромные березы поднимаются вверх из глубины ущелья. Вьется по деревьям древогубец. Лианы очень толстые. На ветвях ярко-желтые плоды. Дорожка поворачивает в очень глухое, защищенное от ветра ущелье. Здесь деревья особенно высоки. Магнолии, березы, акантопанакс, ясени, маакия. Далее резкий спуск к морю. На берегу картина меняется. Ветер бушует, оборвал листья, намел их в большие кучи. А у самого моря ветра нет, даже припекает. На узком пляже огромные, круглые, обтесанные штормами валуны. Здесь остатки почти разрушенной заставы. На доске надпись, что эта застава охраняется государством. Почему эти обломки должны охраняться государством - загадка. Возможно только потому, что напротив остров Хоккайдо? Нам, на этот вопрос никто не дал ответа. Но мы предполагаем: это связано с тем, что раньше пограничники пользовались конным транспортом, по крутым тропинкам спускаясь к заставе. Теперь все механизировано. На берег моря никакая автомашина не проедет. На узкий берег моря вертолет не приземлится. Заставу закрыли.

Шторм. Идем вдоль берега. Я срываюсь с камня, падаю. Опять будет синяк. Для Андрея это - сигнал смыться. Оставляет папку и уходит осматривать скалы. Я остаюсь наедине с бушующим морем. Вдали в тумане Хоккайдо. Долго жду, досадую, плачу. Где он? Ползу вверх на скалу. Никого нет. Вижу Андрея внизу, сразу успокаиваюсь. Обратный путь идет быстрее. Нас снизу, с пляжа, вносит в распадок сильный ветер, и снова мы в густом огромном лесу.

Озеро. По-японски оно называется Итибасинайо. Вулканологи уехали. Мы одни. Ветер стих. Заготавливаем бамбук, в нем будем ночевать. Спальные мешки увезли вулканологи. У нас только палатка. Ночью опять поднимается ветер. Холодно. Согреваемся спиртом.

15 октября. Тайфун стих. Белые барашки на ярко-голубом озере улеглись. Поднимаемся на край кальдеры. Вдали море. Хоккайдо как на ладони. В проливе кораблики. Живописной тропой идем несколько километров в лесу, а потом спускаемся к морю, любуясь морскими просторами. Пустынный пляж. Вдалеке на берегу застава. Одинокий солдат ходит по берегу, рассматривая дары шторма. Множество цветных разорванных сетей, туфли, старые игрушки! Он на нас не обращает ни малейшего внимания. Застава - маленький домик. При входе большая надпись: "Все, что принадлежит народу, должно охраняться!" Начальник заставы забирает документы. Мы будем ночевать перед заставой, на ее территории не должны находиться посторонние. До вечера можно сходить в лес. Кисти съедобной калины, кизил. Высокая лилия - кардиокринум. На верхушках канделябров большие коробочки, набитые семенами. Огромные боровы - достопримечательность заставы - носом выкапывают лилию, внесенную в Красную книгу... Огромные пихты, ели, магнолии. Лес красоты особенной. Переваливаем через хребет и оказываемся над обрывом, с видом на море. Вдоль берега курсирует крейсер. Поздним вечером нам разрешают выкупаться в горячем источнике. Ложимся в маленькие низкие шестигранные ванночки - фасон, оставшийся после японцев. Распаренные, ложимся на сырые матрацы, которые нашли рядом с заставой. Ночь очень холодная. Дрожим. Засыпаем в забытьи после изрядной дозы спирта для "сугрева"...

16 октября. Утро. Застава заперта. Никаких признаков жизни. Только в 11 утра совершенно заспанный старшина, окруженный кошками, отдает нам документы. На прощанье еще раз плещемся в ванночках.

14 километров идем до Серноводской заставы. Сначала дождь накрапывал. Потом все сильнее и сильнее. Затем накрыл шторм с ветром. Шальные пограничники с трудом отметили наши документы. На счастье, попалась попутная машина. До самого Курильска поливал холодный дождь. На Речной нам искренне рады. Валентина Семеновна, наша полоумная хозяйка, оказывается, соскучилась и привязалась к нам. Вечером опять размышления: "Завязал Гордеич или развязал..."

19 октября. Сегодня мне 43 года! Целый день пакуем гербарий. Пишем этикетки. Удалось отправить три посылки! Под вечер черная туча накрыла Курильск. Гремели громы, сверкали молнии! Купили круглую бутылку "Гамзы" и торт, отправились к Лазаревым.

20 октября. Пакуем посылку. В избе запустение. Славик спит на полу. Хозяйка выпила горсть транквилизаторов и продолжает ныть: "Славик, где ты?"

Путь к источникам показался коротким. Привыкли. Распадок, темный лес и у каскада теплые воды, ванночки в каменном ложе реки. На источниках пара ученых все время, что мы барахтались, как кайманы, в грязи, трясли колбу, выясняя химический состав целебных вод.

По возвращении обнаруживаем у нас Анну Петровну Сушкину. Они с супругом вернулись с Шикотана. Рассказывает всем о своих приключениях на теплоходе "Андровская". С каждым разом ее рассказ шлифуется. Видимо, войдет в историю.

21 октября. Сегодня последний день на Кунашире. В окружении наших шизофреников зашиваем последние посылки. Сушкины сообщают: "Урицкий" будет в три часа дня. А почта закрыта на перерыв! В темпе укладываем вещи. Нужно успеть отправить посылки. Огромная очередь. Никто не торопится. Приходят преданные Сушкины. Рвутся принять участие в экспедиции, поднести груз, пробить отправку посылок! Ура! Посылки сданы! Напряжение спадает. Последнее "прости". С бутылкой идем прощаться к Лазаревым. Сушкина в четвертый раз кормит нас рассказом о своем путешествии. По поводу названия теплохода "Ольга Андровская" значительно говорит: "Баба есть баба". У нее бравада - она "мужик". Это весьма экстравагантно для пожилой дамы и ее бледного, худого и послушного мужа, безропотно сопровождающего ее в этих далеких турне.

Нужно спешить. Месим грязь до пристани. Но там никто ничего не знает. Сушкина мечтает познакомиться со знатной рыбачкой. Идем к ее разваленному домику рядом с причалом. Хозяйка под большим градусом. Сушкина и рыбачка бросаются друг другу в объятия. "Я мужик" - кричит Сушкина, "и я мужик", - вторит ей рыбачка. Анна Петровна рассказывает о своем участии в челюскинской эпопее, но хозяйка еле соображает, качается. Оставляем Анну Петровну закреплять знакомство. Люди тащат с пригорка чемоданы. Начинается посадка на плашкоут. Пограничный досмотр. В море высокая волна. Сильно качает. Плашкоут подбрасывает на высоту в два этажа. Объявляют, что по случаю непогоды на Шикотан заходить не будут. Трап катается по плашкоуту. Нужно вовремя заскочить. А мы нагружены! Как-то это удается. Мы на корабле! Нас помнят, встречают! Вдали в темноте видны огоньки Курильска. Теперь наша жизнь потечет в ритме: ужин, кино, сон!

23 октября. Идем на север. К вечеру у Парамушира темно-серые тучи низко висят над кораблем. Пейзаж почти северный. Если бы не кратеры, мрачные разломы - все было бы точь-в-точь как на Чукотке. Везде тундра. Японский аэродром пришел в негодность. Всю зиму сообщения вообще не будет. Только раз в неделю, а чаще всего реже, катер с Камчатки будет привозить почту. И все. Уже третьи сутки красиво живем. Но завтра мы придем в Петропавловск, и конец отдыху.

24 октября. Утро. Медленно идем вдоль знакомых берегов Авачинской бухты. Листья облетели. В природе ясность и строгость. В Петропавловске меня ждет телеграмма. Оказалось, мою заявку на монографию приняли. Необходимо сдать рукопись до Нового года! А улететь в Магадан мы можем только через неделю! Нет билетов!

У Дьяконовых в "теремке" ночует одновременно до шести человек. Гости, веселье, разговоры. Устали.

Самолет взмыл. Под нами все бело. Через три часа под крылом вижу заснеженный полуостров Кони, залив Одян, Атарган. В Магадане давно зима".

До конца декабря я работала над оформлением монографии "Рододендроны Дальнего востока, структура и морфогенез". Это было сверхнапряженное время. Нужно было успеть во время сдать рукопись в издательство "Наука". Андрей мне помогал. Был действительно настоящим ответственным редактором. Но ворчал, хотел заниматься своими делами. Я очень устала, но успела в срок.

Поездки 1978 г.: Август: Магаданская обл. (Верхнеколымский стационар "Контакт", Армань). Сентябрь: Камчатка (Эссо, Пиночево, окрестности г.Петропавловска), остров Кунашир (г. Курильск, вулкан Менделеева, кальдера вулкана Головнино, застава Алехино).

Публикации 1978 г.: У Андрея вышло шесть печатных работ. Три по флористике, три на эволюционную тему. В "Журнале общей биологии": " Изменение образа жизни растений в онтогенезе", "Эволюция эмбрионизации у растений".

1979 С начала 1979 года, одновременно с работой над "Флорой Магаданской области", Андрей работает над монографией "Эволюция жизненных форм растений". Чтобы объективно оценить работу сотрудников лаборатории, Андрей разработал коэффициенты оценки. Доктор наук должен выполнить наибольшую работу, старшие научные сотрудники - несколько меньшую, и так далее по нисходящей. Это организует коллектив. Андрей показывает им пример.

Борьба за первое место среди лабораторий института приобретает форму игры, азартного спорта. Мы второй год на первом месте!

Андрей уехал в командировку "на материк", работать в гербариях. Я радостно ему сообщаю: "Наша лаборатория вырвалась вперед и получила 170 очков. Орнитологи 130, а остальные - 70-90, а Берман - 32 очка!"

Кроме радостных сообщений, были и тревожные. Я отправила рукопись своей монографии в Москву посылкой, в срок. А она пропала. Уже январь. Андрей прилетел в Москву, а рукописи там нет... Я хожу на почту, выясняю. С удивлением работники почты мне сообщают, что пропадают в основном меха, а бумажки никто посылками не высылает. Действительно, в "Науку" все работы посылалось бандеролями. Работники издательства за посылкой не пошли. Андрей мне звонит, успокаивает: "У тебя ведь есть черновик, второй экземпляр". Я ему в ужасе: "Загнанных лошадей застреливают, не правда ли?". Подумать о том, чтобы этот рывок повторить - было немыслимо. Главное - рукопись нашлась.

Зимой мы возились с работами Юрия Павловича Кожевникова. Он издавал депонированную монографию. Кроме того, прислал в чукотский сборник огромную статью. Часть работы пришлось делать мне, оформлять документы, редактировать. Юрий Павлович все наши магаданские годы требовал к себе большого внимания, заваливал Андрея письмами и рукописями. Андрей, хоть и ворчал, но, чувствуя глубокую увлеченность Ю.П. ботаникой, выполнял все его просьбы.

Юрий Павлович был постоянно неудовлетворен, жаловался на свое трудное положение в Ленинграде. Андрей хлопотал, хотел его устроить к нам в институт на работу. Но Контримавичус был не намерен устраивать Кожевникова в свой, то есть наш, институт. Прежде всего, потому, что тот испортил отношения с Борисом Юрцевым, которому Контримавичус симпатизировал. Да и сам Юрий Павлович не был намерен менять свое прочное и удобное положение в Ленинграде. В дальнейшем, при каждой встрече с Юрием Павловичем, я выслушивала его намерение уехать в очередное место, прекрасно понимая, что никуда он не уедет, а будет жить в Ленинграде.

Андрея выматывало постоянное недомогание. В мае ему делают кардиограмму. Давление 160 на 90 и диагноз: атеросклеротический кардиосклероз... Несмотря на это, работал он с особенной энергией.

В мае мы с Андреем организовали в геологическом институте СВКНИИ чтения в честь Ж.Б.Ламарка. Отмечали юбилейную дату выхода "Философии зоологии". Андрей посвятил свой доклад взглядам Ламарка. Он так увлекся, что написал по этому поводу статью. Эту статью в виде главы он включил в свою книжку по эволюции биоморф растений. Но она, к сожалению, в книгу не попала.

В начале июня мы работали на Атаргане, недалеко от поселка Ола на побережье. Там, где мы с Андреем были весной 1974 года. На сей раз в отряде ботаники - я, Андрей, Света Ершова и энтомологи - Эрих Матис и Витя Ведерников. Матис - средних лет, невысокого роста, тихий и аккуратный, возглавляет в нашем институте энтомологическое направление. Витя - молодой специалист, худощавый, с маленькой, очень круглой головкой. Большие круглые очки дополняют впечатление стрекозы. Нас сопровождает учительница биологии из поселка Ола. Она когда-то хотела устроиться в наш институт, но единиц не было. Устроилась преподавать биологию в поселке Ола. Учительница надеется снова заниматься кедром, кедровым стлаником и поступить на работу в наш институт. На Атаргане она устраивает нас к своим знакомым. Семья большая, простая и шумная. Мы в теплоте и тесноте, но не в обиде. Сильно мучают клопы.

В полном составе идем в маршрут на мыс Харбис. С самого начала обнаруживается: учительница одета не по-полевому, без брюк и сильно отстает. Андрей, как всегда, не обращает внимания на окружающих. Прошли 10 километров по косе, затем берегом. Андрей выбирает небольшой крутой распадок для подъема на горную тундру. Отсюда мы начнем подъем вверх, на тундру и будем спускаться по другому склону, к выступу мыса Харбис.

Энтомологи остаются внизу. На подъеме трудно, приходится хвататься за ветви, напрягаться. Скользит сухой вейник, тащит вниз. Учительница еле ползет и не решается жаловаться ни мне, ни тем более Андрею, который по привычке вырывается вверх. Толстые сережки каменной березы раскачиваются, прямо в нос летят фонтанчики желтой пыльцы. У меня аллергия. Тру глаза, чихаю, но ползу. Под нами необычайно красивое синее море с белыми чайками. Через залив вдалеке виден весь заснеженный остров Завьялова. Мыс Атарган сверху формой напоминает муравья.



Магаданские раннецветущие растения Еще одно усилие, и мы на горной тундре. Пологие склоны, небольшие снежники, рядом лужки, щебнистые плато. Глядим на кустарничковую тундру - глаза разбегаются. Пятна белых цветов - диапенсии, колокольчики брусники, голубики, белые кассиопеи, розовые куртины рододендрона лапландского. Все сияет. Пронизывает холодный ветер. Света с учительницей в стороне, она все время отстает. Я их поджидаю. Андрей досадует.

По крутизне морского склона начинаем спуск к мысу Харбис. На небольших полянках белеет нежными головками дриада аянская. Так круто, что нам приходится ехать на "пятой точке", вниз, как на санках, по сухому вейнику. Сверху не видно, есть ли тропа у мыса Харбис или нет. Андрей предполагает, но до конца не уверен. Меня тревожит, пройдем ли мы берегом со слабой учительницей, если на берег наплывет прилив. Спорим, а тем временем учительница полностью обессилела и на каждой полянке ложится, говорит, что в институт работать не пойдет. Идти она уже почти не может. Я уговариваю Андрея идти обратно вверх, как бы это ни было трудно. Нужно откуда-то брать силы и идти обратно. Что мы и делаем. На вершине не задерживаемся и с полуобморочной учительницей начинаем спуск. Обратный путь знакомый, но очень непростой. Особенно трудны последние этапы. Энтомологи поднимаются по распадку и буквально подхватывают на руки несчастную женщину, спускают вниз. Мы у берега. Но еще нужно пройти несколько километров до поселка.

Нужно собираться в дальние летние экспедиции. Запланированы работы в поселках по среднему течению реки Колымы с забросами в горы Колымского нагорья.

Наш сын Павел сможет прилететь только 25 июня. Ждем из Москвы и Олега Тузова - студента МГУ, который был у нас на практике в прошлом году. Поэтому, мы на неделю едем на Сплавную.

Из дневника: "19 июня. Состав группы: я, Андрей, Света Ершова (Константинова), Оля Иконникова и Витя Ведерников.

Останавливаемся на надпойменной террасе одной из проток реки Хасын. За протокой - чозениевые рощи в весеннем наряде. Лиственничники полностью сведены. На горизонте - синие силуэты гор с полосками снега в распадках.

20 июня. С утра пасмурно. Мы со Светой остаемся закладывать гербарий, остальная группа сплавляется вниз на красной резиновой пироге. Целый день идет проливной дождь. В шесть пришли все промокшие до нитки. Нашли росянку и клюкву четырехгранную.

21 июня. Непогода. Унылая картина. Я, Света и Андрей идем вверх по Хасыну. На лугах цветущие черные рябчики, синяя мертензия. Пенье птиц. Кукование кукушки. Стареющие тополя исполинами стоят над лесом. В тихих старицах отражается черемуха. Она перевивается стволами, ложится, укореняется. Есть места, где темно. Набредаем на полянку ярко-алой цветущей грушанки кровянокрасной - "колымский ландыш", так ее здесь называют. Крупные лиловые цветы княжика охотского густо обвивают ивы на опушках леса.

Недалеко аэродром "56 километр". Взлетающие самолеты разрывают облака. К вечеру снова сильный дождь.

22 июня. Весь день со Светой закладываем гербарий. Остальные в маршруте. Серо. К вечеру развеялось. Сопки на горизонте темно синеют. Одна имеет форму вулкана. Свежо и тихо.

Вечерами перед сном играем в шарады. Победила шарада Светы Ершовой: Чай. Стул. Хина. А все вместе: "Частухина". Дело в том, что в нашем институте работает молодая, способная, веселая, и совсем не "хина" Света Частухина.

Рядом сельскохозяйственные угодья. Вместо комаров в палатку набиваются мухи. Они не кусают, как известно, но противно ползают, щекотят, летают. Ловим их. Андрей пользуется своим испытанным методом - поджигает свечкой. Но если комары маленькие, быстро сгорают под пламенем, мухи - более крупные, сразу не сдаются... Оля Иконникова не принимает участия в этой кампании, тяжело вздыхает.

23 июня. Зато утром на рассвете Оля первая ушла за черемухой на букеты. В Магадане черемухи нет. Наконец после сплошных дождей ясное утро. Все умыто. Так обидно уезжать. Днем даже удалось позагорать.

26 июня. Магадан. Встретили Павла. Ждем Тузова. Сообщил: прилетит прямо в Сеймчан. Поэтому улетаем вчетвером: Андрей, Павел, Света и я.

Перед отъездом на все лето мы в заботах о полевом оборудовании. Холодный ветер метет пыль между серыми коробками домов. Идем на склад.

После Сплавной нужно разобрать вещи. Расстилаем, проветриваем, выворачиваем наизнанку палатку, из которой неожиданно на просторы столицы колымского края вылетают тысячи мух.

Теперь нужно собраться на все лето. Мы давно знаем наизусть, что нам нужно взять. Распределяем вещи между членами отряда, упаковываем в баульные мешки, во вьючные ящики. Закупаем продукты, получаем спирт. Нужно так упаковать вещи, чтобы не было лишнего, ведь все тащим на себе. Долго раздумываем, брать - не брать войлок, чтобы постелить на пол палатки. Решаем взять. И в этот войлок укутываем канистру со спиртом. Необходимый запас - разменная монета в экспедициях.

Наконец, куплены билеты до Сеймчана, заказывается машина в аэропорт.

27 июня. В аэропорту на погрузке с пристрастием просматривают вещи. Злая тетка на регистрации в лоб спрашивает меня: "Что там в кошме?". Я признаюсь: "спирт". И тут началось. "Его нужно сдать в багаж", - говорит. Если сдадим - значит, обязательно украдут. А самолет уже стоит. Что делать? На глазах у тетки распаковываем вещи, вытаскиваем канистру. С ней Света уезжает обратно в Магадан. Она планирует до следующего, вечернего рейса купить пластиковую канистру и провезти в ней спирт. Мы улетаем. Света успела все сделать. На посадке она передала свой чемодан со спиртом транзитному пассажиру, и он его преспокойно пронес! Тетка не верила, следила. Через 40 минут мы встретили Свету в Сеймчане. Её попутчик отдал чемодан и улетел.

28 июня. Базируемся на лесоохране. Ставим палатку в лиственничнике, рядом с парашютной вышкой. Вечерами к нам на чай приходят сотрудники лесоохраны и начальник лесоохраны Володя Киреев.

Сразу договариваемся о лодках, вертолете и др. Киреев готов нам оказать всяческую помощь.

29 июня. Ждем Тузова. На лесоохране есть и плавсредства. В ясный день на моторке переплываем полноводную Колыму. Жара. Весь день ходим по красочному склону, собирая мелкие подушки, флоксы, душистый тимьян, словно где-то в степи. Внизу Сеймчан, аэропорт и бурная в разливе, мчащаяся Колыма как на ладони. За ней зеленеет огромная долина, на горизонте синеют горы.

1 июля. Наконец дождались Олега. Сразу улетели в Рассоху. Далекий поселочек на севере, куда летает за два с половиной часа Ан-2.

Поселок - это одна широкая улица, разъезженная вездеходами. По обочинам стоят добротные избы. Эвены на кочевке. За поселком большой, пустующий кораль. Избы не заперты, в них пусто. Но одна изба вполне обжита. В ней бойкая старушка Настя варит самогон, продает.

3 июля. Заняли полуразваленную избушку. Из маленького окна открывается вид на кораль, а за ним - степные склоны.

Жизнь идет в обычных ритмах: экскурсия, закладка, перекладка и опять сборы. Андрей ходит в маршруты почти каждый день, а остальные поочередно.

7 июля. В окрестностях Рассохи высоких гор и, соответственно, горной тундры нет. Эвены выпасают стадо оленей на горе Конус. На стоянку эвенов отвез вездеход. Ночевали в чуме. Эвены с утра до вечера бегут за огромным стадом. Труднейшая жизнь.

10 июля. Из Рассохи перебросились в поселок Ороек, на границе Магаданской области с Якутией. Нас встречает стройный, голубоглазый, с приятным, несколько женственным лицом, белокурый Володя Щеглов. Они с Киреевым друзья, заядлые охотники.

Лесоохрана, куда нас устраивает Щеглов, - небольшой домик на берегу Колымы. Вокруг неказистые избушки, где ютятся в основном бичи. Рядом с лесоохраной большая вертолетная площадка. Сюда самолеты не летают. Везде грязь и запустение. Живем вповалку в одной комнате лесоохраны, куда по утру приходят лесники и долго играют замусоленными картами.

Отношения в поселке вполне домашние. Через несколько дней нас все знают и оказывают всяческое гостеприимство. Но главный наш благодетель - Щеглов. То рыбку вяленую - уек (мойву) - принесет, то мясо сохатого. Тут на сохатого ходят, кажется, все.

Тузов задирает Свету. Он груб и неприятен. Все время чем-то недоволен, что вносит в наш маленький коллектив напряжение. Спальные мешки, в которых мы спим, лежат рядком. Ночью Света храпит. Олег ее грубо обрывает, Света плачет. Андрей помалкивает, хотя, видимо, у него со сном тоже не все в порядке.

Щеглов дает нам лодку, своего сотрудника Володю Обоева. Он возит нас вниз и вверх по реке на экскурсии.

1 августа. Из Оройка на барже поднимаемся вверх по Колыме на Коркодонскую метеостанцию. Ночами холодно. Баржа медленно ползет вверх. Кажется, что стоим на одном месте. Медленно мимо проплывают в сумерках белой ночи красивые берега, покрытые лиственничником. Впереди виднеется "Палец" - высокий останец, у которого камни выветрились так, что вверху остался только острый пик.

3 августа. Метеостанция находится у впадения Коркодона в Колыму, в одной из её проток. Это добротный рубленый дом, в котором живут молодые супруги Селифановы. К своим обязанностям они относятся с большой ответственностью. Через каждые два часа отправляют данные, отстукивая морзянку. Метеостанция - бойкое место, что-то вроде клуба. Сюда заходят все без исключения баржи, следующие вниз и вверх по Колыме от Сеймчана до Зырянки. Все капитаны - друзья метеорологов.



Степные склоны Колымы8 августа. Селифанов на лодке возит нас на степные склоны. Стоит прекрасная погода. Нам удалось обследовать большое пространство. Пойма Колымы широкая. Заболоченные лиственничники, кочкарные болота, постоянно залитые водой ивняки с осокой, старицы. Есть и настоящее озеро. Селифанов рассказал нам, что там водились прекрасные карпы, но метеорологи глушили рыбу, и теперь ее нет.

10 августа. Хребет Кудлей тянется вдоль Коркодона. Забираемся на хребет по крутому склону, поросшему редкой лиственницей. Обливаемся потом, не решаясь снять штормовки. В этих местах особенно много комаров. На вершине хребта причудливые известняковые останцы, маленькие, не сравнить с гигантами на Таскане. Ветер разогнал комаров, сразу стало холодно. Открылся вид на разливы Колымы, горы. Внизу вьется лента Коркодона. Лодка Селифанова медленно поднимается вверх по реке. Сверху она сначала кажется маленькой точкой. Мчимся вниз, чтобы лодочник нас заметил. Гремит выстрел, отдаваясь эхом на склонах. Пока мы спускались, Селифанову удалось застрелить большого лося. Лось лежит в воде у берега, и Селифанов пытается его причалить. Нужно помочь. Туша очень большая. Но Андрей насупился. Не подходит.

11 августа. Стоит жара. Колыма сильно обмелела. Баржи не ходят, а нам нужно подняться в Сеймчан. Мы перекочевали на берег Колымы. На высоком берегу Колымы поставили палатки. Загораем у кромки воды, иногда окунаемся. Утомительное ожидание. Гербарий высушен. Андрей опаздывает в Хабаровск на Тихоокеанский конгресс, но не очень волнуется. Ему здесь, на природе, нравится больше. Тузов все сильнее мрачнеет и хамит.



Курилы. У острова ШикотанОднажды к нам приплыл на катамаране из пустой бочки рыбак. Хотел узнать, когда же будет баржа. Таким же путем он уплыл вниз в Ороек.

16 августа. По-прежнему жарко. Охотник Антон, наш старый знакомый, предлагает свозить на свой остров на Коркодоне, там он делает массовые заготовки черной смородины-дикуши, зимует и охотится на соболя. Сказал, что возьмет для заготовки смородины бочку. Летом он сдает ягоду на пункт приема в Сеймчане. Меня, Свету и Тузова Андрей отпускает. Плывем вверх по Коркодону. По берегам - сказочной красоты лиственничники. Нетронутый остров Антона зарос высоким тополевником. Здесь густые, обильно плодоносящие заросли смородины-дикуши. Не зря ее называют алданским виноградом. Ягоды крупные, темные, в больших кистях. Антон деловито берет бочку и большой овальный банный таз. За ушки привязывает веревку и вешает себе на грудь. Подходит к кусту смородины и ударяет по ветвям. Ягоды ссыпаются в шайку. У нас со Светой так ловко не получается. Антон собрал целую бочку. Мы также довольны сборами.

Едем обратно. Холодно. Пронзительный ветер дует как по трубе. На реке барашки. Погода портится. Ягоды вскружили голову Тузову. На рассвете следующего дня он покинул наш лагерь и ушел жить на метеостанцию к Селифанову, собирать ягоду. Хочет заработать. Андрей нам по этому поводу сказал: "Так будет всем нам спокойнее". Действительно, Тузов всех нас держал в напряжении.

20 августа. Льет проливной дождь. Колыма вздулась. За несколько часов уровень в реке поднялся на несколько метров. Исчез пляж, исчезла лестница, сделанная нами на обрыве к реке. Начался сильный паводок. Огромная река в разливе мчит серые стремительные воды. Противоположный берег едва просматривается.

Мы оказались на острове. Вокруг все залило водой. Как сохранить сухим гербарий, и останемся ли мы вообще живыми? Река гудит. Собака, прибившаяся к нам, лает на плывущие совсем рядом вырванные с корнем деревья. Неожиданно подплывает на лодке Тузов за своей бочкой с ягодой. Андрей тихо и деликатно говорит ему: "Как нам быть? Нужно спасать гербарий". А тот в ответ: "Пропадайте вы тут к чертовой матери!" И уплывает.

Вода прибывает. Андрей с Павлом пошли искать деревья, куда можно привязать гербарий, если вода затопит остров. Ивняк слабый, гнется.

Неожиданно далеко внизу по реке видим белое пятно. Потом все явственнее и явственнее. Глазам не верится. Из Зырянки, как только вода поднялась, отправили в Сеймчан баржу с грузом. Баржа! Это спасение! Баржа все ближе. Решаем сигналить из ракетницы. И правильно делаем. Капитан думал, что мы ягодники, собирающие смородину. Баржа пришвартовывается к нашему островку. Капитан узнает Андрея. Он плавал с ним на Омолоне в 1976 году. Два дюжих матроса грузят нашу бочку с ягодой на баржу. Через нескольких минут мы покидаем островок. Еще некоторое время мы переживаем чудесное спасение. Хриплый голос Высоцкого раздается "по окрестным берегам". Можно отдохнуть".

Вдоль реки видим знакомые берега, степные склоны. Через два дня мы снова в Сеймчане.

В конце августа мы работали в окрестностях Сеймчана, в пойме Колымы. Андрей опоздал на конгресс, но не жалел.

В сентябре мы снова на несколько дней ездили на Атарган. Полевые работы на этом не закончились. Андрей со Светой Ершовой и Евгением Тихменевым забрасывались на запад по побережью Охотского моря на Монтеклейские горячие ключи.

В начале ноября очередной раз нас гоняли на овощную базу перебирать гнилую капусту, сложенную в мешки. Капуста - не картошка. Тут своя специфика. Прежде всего - это дефицит. Нужно очищать вилки от гнилых листьев. Андрей относится к этой работе с большой ответственностью. Но за свой труд всегда берет натурой. Два вилка ему удалось принести домой. Хорошо, что не поймали. Я всегда волновалась. А он упрямо всегда отбирал несколько, но лучших: то картофелин, то луковиц.

После демократической Кубы нам разрешили посетить и капиталистические страны. Мы купили путевки в круиз по юго-восточным морям. Нас ждут тропики, Япония! В те, уже далекие времена поездка в капиталистические страны была дорогой. Попасть в такую поездку очень трудно. Мы не пожалели денег и оказались в каюте первого класса.

Из дневника: "12 ноября. Сначала Хабаровск. Снега нет. Но холодно.

В большом холле центральной гостиницы установочная лекция. Стращают, предупреждают: ходить только тройками, чуть ли не взявшись за руки.

13 ноября. Находка - порт отправления. Снега нет. Ветер. Изнываем. Небольшой теплоход "Приамурье" готовится к дальнему плаванию. Наконец, проходим таможню и поднимаемся на теплоход. Раздается марш "Прощание славянки". Пароход отчаливает и набирает скорость. Огни Находки исчезают. Начинается сильная качка.

14 ноября. Весь день в море. Штормит. Проходим Сонгарский пролив. Серые скалы. Тучи. Холодно. Идем на юг вдоль берегов Японии. Вдали светятся города. Качает.

15 ноября. Утром заходим в величественный Токийский залив. Над нами один за другим взлетают в небо "боинги". Вдали морской порт в виде огромного корабля. Швартуемся в гавани Хоруме. Полдня стоим на палубе, изнываем. Перед нами серый дом, грузчики в респираторах и белых перчатках грузят цемент. Наконец нас везут в город.

Везде огромные развязки. Узкие тротуары и знакомые мне с детства деревья: гинкго, камелии, все японское и только японское.

Официальная программа. Везут на фирму "Тошиба". Здесь царство электроники. В огромном холле что-то вроде люстры переливается всеми красками под тихую мелодию. В большом зале маленькая красивая японочка держит в руке стальной грибочек. На экране выстраиваются квадраты с видами Японии. Чудеса техники и гармонии.

Только после ужина дают свободное время. Отпускают тройкой. К нам прилепилась Раечка - женщина с длинным, лошадиным лицом, назойливая. Ее муж - партийный функционер в одном из поселков на Колымской трассе. На главной улице Гинзе знаменитый театр Кабуки. Любуемся маленькими витринами, чистотой. В конце улицы удается посидеть в тихом скверике. Ирисы обрамляют маленький прудик. Вода льется по маленькому каскаду. Японский садик. Рядом гудит огромный город. Здесь, в тихом местечке, город кажется за экраном.



Токио17 ноября. Подъем в 6 утра. Экскурсия в горы Никко. Долго, очень долго выезжаем из города. Трудно провести границу, где кончается Токио, и где начинается пригород. Вдоль современных улиц несколько раз видим сваленные в кучу каменные фонарики. Здесь раньше были японские садики. На каждой улице флажки возвещают распродажу подержанных машин: все улицы запружены ими. Для нас это небывалое зрелище. Школьники в желтых шапочках, взявшись за руки, идут в школу. За городом - маленькие сады. В них одно-два мандариновых дерева, хурма, вся в желтых плодах. Дороги платные. То и дело останавливаемся у кордона, где наш шофер на ходу отдает талончик.

После 2,5 часа езды начались предгорья. Натуральные леса из криптомерии японской. Остановка у огромной автозаправки. В магазине красивые повседневные товары. Детские игрушки очаровательны. Мандарины уншиу, крупные, величиной с маленький апельсин, висят рядами в сеточке, словно желтая гирлянда. Решаемся купить и попробовать, что вызывает удивление у наших спутников. Нам ведь разменяли на все страны только 30 советских рублей. Деньги берегутся как зеница ока для Сингапура, где можно что-то купить из "тряпок" и выгадать.

Впервые удается сбегать в лесок на несколько минут. Вижу в диком виде абелию, поэрарию и заросли энкиантуса. Выше - хвойные леса. Маленький, как с картинки, город Никко. Все тут дышит древностью и патриархальностью. Люди одеты скромно, по-европейски.

Огромная долина, покрытая лиственным, уже безлистным лесом. Священные обезьяны не боятся людей. На гору Никко поднимаемся по 48 знаменитым серпантинам-виткам. Едем круто вверх. Качество дороги идеальное. Вдоль дороги обрывы покрыты сетками. Городок у большого озера. Холодно, но снега нигде нет. В туристическом центре полно народу, в основном молодежь. Все очень чисто, никакого шума. На жаровнях лежат необычной формы моллюски.

В программе - водопад. Спускают вниз на огромном лифте. Смотровая площадка может вместить несколько сот человек. А водопад ниже среднего. Струйка стекает по скалам. Может быть, потому, что глубокая осень? Обед в ресторане на берегу озера. На тарелке всего очень мало. Маленькая рыбка форель, несколько горошин. Все красиво. Рисовый хлеб очень свеж.

Свободного времени нет. Отсюда никуда в сторону не выберешься.Обратно вниз спускаемся по другой дороге. Те же витки, так же ограждена дорога от падения камней, и мы снова в Никко. Дают возможность пройти по территории буддийского храма. Андрею удается собрать первый гербарий. Идем по длинной аллее криптомерий с огромными стволами. Ярко-красные крыши пагод украшены драконами. Монахи в белой одежде. Народу много, но экстаза на лицах я не вижу.

Обратный путь в Токио затягивается. Едем медленно, в темноте. Бесконечные пробки. Уйма машин.

18 ноября. С утра везут в императорский дворец. Несколько низких сосенок изящно изогнулись, как будто бы под ветром. Огромные, широкие магистрали украшены орнаментами из цветущих хризантем, обрамленных вечнозелеными приземистыми кустами гардений.

Посещаем огромный, почти дикий парк в центре города. Густые рощи вечнозеленых мирзинолистных дубов, говения сладкая роняет ветви с мясистыми плодоножками. Поют птицы. В синтоистский храм привели красивых маленьких девочек в кимоно на освящение. Так и хочется сказать - крестины. Андрей убегает в лес. На дороге подметает дворник, не обращающая никакого внимания на Андрея, лихорадочно собирающего на обочине папоротники и запихивающего их в карманы. Моросит дождь. Андрей приходит весь в грязи.

Следующее по программе - обзор города с токийской телевизионной башни. Внизу в холле стоят восковые фигуры самураев. Очень натурально. Комфортабельные лифты поднимают вверх. Из обзорной башни видны бесчисленные улицы, 3-6 - ярусные развязки дорог. Очень много зелени!

И снова свободное время. Теперь мы немного освоились, освободились от Раечки. Сегодня воскресенье. Торговый день. Поэтому Гинза полностью отдана пешеходам для посещения магазинов. В огромном количестве сувениров находим цепочку с крестиком. Его, оказывается, нельзя покупать. Мы - советские люди, должны числиться атеистами, так объясняет Раечка. Думаю припрятать. Говорят, могут отобрать на таможне. Идем вдвоем мимо игровых автоматов, которые видим впервые, мимо кафе, где девушки миловидно и бесконечно кланяются перед молодыми людьми. Жизнь, своя японская жизнь кипит на Гинзе.

В 15 часов все уже на теплоходе. Проверки. В 18 отчаливаем. Буксир тянет нас из гавани, а потом набираем скорость, и Японские острова остаются вдали. Темнеет. Штормит.

19 ноября. Шторм. Весь день лежим. Качает. Добываем с трудом немного газет для закладки гербария. Как хорошо, что у нас отдельная каюта. В дело идут и глянцевые проспекты, что нам дали на "Тошибе". Обнаруживаем, что там Курильские острова причислены к Японии!

20 ноября. Идем на юг. Стало тепло. Наполнили бассейн. Развлекают самодеятельностью. Сегодня день группы из Узбекистана. Потрясли богатейшими подарками капитану и команде.

21 ноября. Шторм 8 баллов. Тепло. Загораем. За бортом летучие рыбки. Поздний вечер. Мы стоим на носу. Корабль разрезает воду, поднимая волны. Завораживающее зрелище. Небо расцвечено яркими звездами. Андрей удивляется: "Те же созвездия, но на новом месте". А главное - Южный Крест. Он тоже ясно виден. Тихий океан - не пустынное место. То и дело в темноте появляются, словно пасхальные пироги, ярко освещенные многопалубные теплоходы. Наш корабль меняет курс. Получен сигнал "SOS". С палубы в темноте, как в театре, виден тонущий корабль. К нему подходят несколько кораблей. Штормит. Лодка не заводится. Дают красную ракету. Наконец, лодке удалось подплыть. Люди спускаются по веревочному трапу. Лодка отплывает к японскому кораблю.

23 ноября. Мы на Филиппинах. Манила. Внизу у корабля пестрая толпа молодых людей бросает нам монетки и просит в ответ наши. Играет оркестр с огромной трубой. Каждого одаривают ожерельем из душистых неизвестных цветов. Быстро рассаживают в автобус. Пересекаем город в основном с двухэтажными, ничем не примечательными домами. Реже встречаются высотные квадраты домов, обрамленные обширными газонами, шпалерами из разноцветных бугенвиллей. Везде кокосовые пальмы. Много открытых бедных лавчонок. В грязных канавах барахтаются дети. Улицы запружены небольшими, ярко раскрашенными джипами с картинками и трогательными надписями. Например: "О, papa!", "О, mama!" На капоте маленькие фигурки серебристых коней. Везде торгуют кокосами и ананасами. Как только автобус останавливается, собирается толпа с сувенирами из ракушек, куколок и других безделушек. Орут, их отгоняют полицейские.

Едем на юг. Проезжаем несколько маленьких городков, где жалкие лачуги находятся рядом с комфортабельными двухэтажными домами. Как и в Маниле, много католических храмов. На домах тоже кресты. Все зелено. Жара. В автобусе нет кондиционера. Буйволы обреченно жуют жвачку. Предгорья в дымке. После двухчасовой тряски по жаре - невысокие горы. Привезли к местечку Пагасан. На маленькой пристани у темно-коричневой быстрой реки посадка в длинную лодку. Гребец на корме, а в центре лодки помещаются только три туриста. Рядом неизменная Раечка. Возможно, ей поручили следить за учеными. Но у Андрея идеальное алиби. Он собирает только растения. Ни с кем не заговаривает.

На стремнине реки за банку сока уговорили не ехать на водопады, а пойти в лесок на берегу. Андрей на скале собирает папоротники. Раечка терпит. На водопады мы уже не попадаем. Лодка разворачивается, подключается к веренице других, плывущих на большой скорости вниз. В ресторане беспорядок. Шведский стол. Кулинария своеобразная. Острые подливы, пресный рис, вареная капуста с каким-то вьюнком, приторный соус из бананов, водянистые арбузы.

После обеда удалось побродить по скверу. Андрей нашел канаву, в ней набрал множество папоротников. В восторге!

Возвращаемся в Манилу. Провозят по улицам, не открывая дверей автобуса. Мы под охраной. У изысканного магазина успеваем собрать растения на стене и купить половинку тридакны. Темнота наступает мгновенно в 6 часов. В город вечером не пускают.

24 ноября. Экскурсия по Маниле. Форт Сант-Яго с казематами и музей, связанный с памятью о народном герое Хосе Рисале. Перед музеем - парадный сквер с тропическими деревьями, многие из которых в цвету. Огромный квадрат международного центра выстроен японцами. В гигантском холле - люстра на весь огромный потолок. В полный рост портреты маслом президента Филиппин Маркоса и его супруги.

Демонстрируют документальный фильм об истории Филиппин. В конце фильма большой портрет Мао Цзедуна (в знак дружбы с Китаем) и Подгорного (в знак дружбы с СССР).

Привозят на закрытый рынок. За воротами охрана. Мир изысканных сувениров. Андрей в азарте накупил раковин, среди которых одна особенная, маленькая, вся колючая.

25, 26 ноября. Загораем на палубе. Штормит. Развлекают, устраивают спортивный праздник. Наша магаданская группа такая азартная, что мы, несмотря на огромные тела узбеков, перетянули канат. Очень этим гордимся.

27 ноября. Утром просыпаемся как обычно, но на улице еще темно. Астрономическое время не совпадает с судовым. 6 часов. Стоим в заливе Кучинг у острова Калимантан (Борнео). Изрезанные красивые берега сплошь покрыты мангровой пальмой ниппой с огромными листьями. Андрей возбужден, долго фотографирует.

С корабля видна китайская деревня рыбаков на сваях. Протоку заполнили маленькие суденышки. В Кучинге дома, в основном двухэтажные, еле выглядывают из зелени рощ огромных разнообразных пальм, очень высоких деревьев. Вдоль улиц полянки, заросшие злаками, выглядят так же, как лужки в Подмосковье. Забавно наступать на траву стыдливой мимозы. Она тут же складывает свои сложные листья. То же самое было и на Кубе. Мимоза - сорное растение! Открытые лавки изобилуют плодами: ананасы, бананы, дурьян. Много неизвестных плодов, среди которых букеты с красными "шишками" рамбутана.

Китайский храм без дверей, весь расписан драконами. Преобладает красный цвет. Андрей бегает вокруг и собирает все, что может, в основном папоротники. Пакет быстро набивается. Времени нет. Газеты добываем с трудом, в основном на улицах.

Везут к музею. Мы с Андреем ходим вокруг музея, собираем, копаем. На улице экспонаты из жизни племен Малайзии. В скале вырублена фигура охотника. В программе посещение огромной мечети с золотыми куполами. В мечеть впускают и женщин. Андрей говорит, что здесь настоящая дружба народов, терпимость к вероисповеданиям.

Обедаем в огромной беседке. Шведский стол. Грузины брезгуют. Кто-то пустил слух, что самое вкусное блюдо - это змея. Вполне вероятно. Раздают букеты с рамбутаном. Внутри мохнатого плода - скользкая, еле сладкая косточка. Во время обеда Андрей уходит. Я волнуюсь. Тут очень строго с посадкой в автобус.

Везут в даякскую деревню под названием Лонгхауз. Только недавно тут исчезла оспа. Огромные деревья вдоль шоссе. Везде рощи пальм. Углубляемся в лес, едем горной дорогой. Где-то вверху, очень высоко, зеленым шатром смыкаются кроны деревьев. Почти темно. Ярко-красные откосы лишены растительности. На стволах много эпифитов. Проезжаем мимо плантаций черного перца. Они небольшие, с трудом отвоеваны у буйного тропического леса. Невысокие опоры обвиты маленькой слабой лианой. Вьется горная грунтовая дорога. В основании деревьев - огромные досковидные корни, между которыми может спрятаться человек. На почве ползут разнообразные бегонии. Хотим купить дурьян, но он тут стоит дорого. По дороге собираем гербарий. Подходим к цели нашего путешествия - к этнографическому селению даяков. Длинные деревянные бараки на сваях. На высоких балконах стоят маленькие живые люди в виде экспонатов. Я и Андрей не заходим в бараки, собираем травы перед домами.

По возвращении у пристани последние сборы. Нас, как пионеров, считают по головам и успокаиваются. Андрей влетает на трап последним, но никто не сердится. Все добродушно, с пониманием относятся к его работе.

28 ноября. Весь день в море. За бортом дельфины, летучие рыбки. Завтра кульминация круиза - Сингапур. Все деньги припасены для покупок.

29 ноября. На рассвете входим в Сингапурскую бухту. Небольшие заливчики заполнены кораблями. Формальности занимают минимум времени. Меняют деньги на сингапурские доллары, и мы сразу становимся богатыми! Жара невыносимая. Наш гид - малаец Филипп. В городе широкие проспекты, высокие дома, зеленые бульвары. Никакой скученности. Смотровая площадка - зеленая гора, созданная руками человека. Газон из карликового фикуса. Андрей убегает в заросли глейхении, похожей на гигантский орляк.

Прогулка по знаменитому парку тигрового бальзама. Сюжеты взяты из малайского эпоса. Одна скульптурная группа следует за другой. Андрей убежал собирать гербарий. Я его потеряла. У меня совершенно пропал интерес к бесчисленным странным фигурам. Пришел в последний момент.

В зоопарке звери на воле. Все необычайно чисто и красиво. На осмотр дают только минуты... Турне по городу. Вдали джонки, плавучие города бедных. Вечером свободное время на дешевом базаре. Андрей захотел купить красивую железную коробку. Я возмущаюсь, в конце-концов сдалась.

Прошли годы. Давно изношены дефицитные тряпки-подарки, привезенные в нашу закрытую страну. Уже 10 лет как нет Андрея. А яркая расписная коробка напоминает мне тот теплый вечер, шумную улицу и нашего растерянного спутника-геолога, купившего мешочек со смехом. На всю улицу из мешочка раздается громкий, истерический смех. А геолог никак его не может утихомирить, нажать кнопку, чтобы затих.

Хочется почувствовать аромат страны. В красивых стеклянных ящиках-холодильниках лежат огромные гроздья винограда. Тропический виноград очень вкусный. Есть и яблоки, и груши. Велорикши и просто рикши возят в основном американцев.

30 ноября. Свободное время. Гуляем у пристани. Фотографируем Мирилина - эмблему Сингапура - льва с рыбьим хвостом, созданную в честь Раффла, одного из основателей этого свободного города. Город-сказка. Акведуки превращены в комфортабельные магазины с кондиционерами. Нет нищих и попрошаек. Особенно впечатляет территория бухты, отвоеванная у моря! Все это кажется каким-то чудом.

Мгновенно спускается ночь. Мы сидим в парке недалеко от причала. Скоро идти на посадку. Смотрим на яркие звезды, расписавшие все небо. Вечером немного прохладнее.

1 декабря. Идем на север. Опять сильная качка. На корабле праздник Нептуна. Нептун ловит всех, кто попадется на глаза и окунает в воду, а потом, если удается, ставит на теле несмываемую печать. Весело.

2 декабря. Вьетнам. Плывем вверх по огромной реке Меконг. Однообразные берега. Мимо проплывают лодочки с одним парусом из бамбука, набитые до отказа рыбаками.

Хошимин. Первое, что бросается в глаза, везде огромное количество людей. Большинство на велосипедах. Много велорикш. Легковые машины переделаны на потребление дизельного топлива, сзади торчит большая, словно у трактора, труба, из которой вылетает сизый дым. Дым скапливается под высокими деревьями. Многие ветви высохли. Дышать трудно. Большая площадь запружена велосипедистами. Много нищих.

Музей посвящен войне во Вьетнаме. Стена, пробита снарядами, танки. В музей мы не идем, а пытаемся хоть что-то собрать на улице. Кокосы тут мелкие. Плантации неухоженные. В городе много нищих. Тунеядцы наводнили город и не желают работать.

Вечером свободное время. Улицы не освещены. В темноте на страшной скорости мчатся мотоциклы. Прямо на мостовой лежат тела. Их очень много. Ночуют бездомные. Проводить время в прогулке по городу в таком окружении не хочется. Вернулись на теплоход. По причалу ползают толстые тараканы величиной с палец.

3 декабря. Знакомство с Хошимином продолжается. В зоопарке масса народу. Все запущено. Голодные нищие клянчат у нашего автобуса. Грязная худая женщина держит на руках совсем исхудалого ребенка.

В детском доме дети спят на голых нарах. Зарабатывают плетением красивых хлебниц из листьев кокосовой пальмы. Узоры сложные, очень красивые. Мальчик дарит маленькую плетеную лошадку. Доверчивые лица. Для нас дают концерт. Пронзительно гремят литавры, бесконечно повторяется любимый мотив: "Наш адрес - не дом и не улица, наш адрес - Советский Союз". На улице ливень такой силы, что выйти за порог нельзя.

На овощном рынке вместо картофеля продают ямс и таро.

Обратный путь на север. 4 дня мы на корабле в открытом море. Продолжает качать.

9 декабря. Нагасаки. Мы снова в субтропиках. Долго стоим в сказочной красоты бухте. Красивый город на зеленых холмах, окружен небольшими бухточками. Обломанный атомной бомбой синтоистский насест оставлен в назидание потомкам. В парке пальмы трахикарпусы, темные мирзинолистные дубы. Тонко пахнет, роняя малюсенькие белые цветочки, маслина душистая. Приятная прохлада. Тишина и покой.

Парк Гловера. На гору, освещенную солнцем, нас поднимает эскалатор. В парке, несмотря на декабрь, много цветущих растений. Особенно хризантем самых разнообразных форм и красок. Сочетания фантастические. Клумбы из цветной декоративной капусты. Дорожки обрамлены вечнозелеными деревьями. Ярко цветет камелия масличная. Чайное деревце покрыто кремовыми ароматными цветами.

У нас осталась горсть советских монет. Я решила их подарить подросткам. Через несколько минут эти ребята нас догнали и вручили нам мелочь, но уже японскую. Для нас - целое богатство. На японскую мелочь на развале с уцененной посудой мы купили очень красивые расписные блюда.

В центре города - католический храм. Большое распятие Христа перед храмом строго обрамлено гималайскими кедрами.

В школе самураев совсем маленькие дети дерутся в основном ногами, мгновенно и замысловато крутятся.

На пристани нас провожают представители Общества дружбы с СССР. Японские девушки в национальных нарядах держат ленточки, а мы держим эти ленточки с другого конца. Корабль медленно отходит от причала. Вот уже появилась полоска воды. Ленточки рвутся. Звучит протяжная грустная музыка. Круиз заканчивается. Теплоход быстро отдаляется. Буксир выводит наш корабль на середину бухты. Буксир сигналит три раза. Теперь до Находки - только открытое море.

10 декабря. Жизнь на теплоходе заключается и в самодеятельных выступлениях каждой из групп круиза из разных областей и республик Советского Союза. Наша группа должна выступать под конец. Сочинили капустник. Еще во время репетиций мы покатывались со смеху, когда Андрей решил плясать и петь "В траве сидел кузнечик". Надели на него зеленую кофточку. Толстенький, он был очень комичным. После концерта его звали не иначе как "Кузнечик".

Наш теплоход ждало неприятное приключение. Волны утихли, мы шли ровно. И вдруг корабль резко накренился. Китайский пират - небольшой корабль - шел прямиком на наш теплоход и хотел его протаранить. Опытный капитан сумел вовремя увернуться. Оказывается, такие маневры китайцы предпринимали неоднократно. Капитана благодарили и чествовали как героя.

Последняя перед Находкой ночь была очень тяжелой. Разразился сильный шторм. Старый корабль трещит. Волны поднимаются и заливают верхнюю палубу. Вдруг затихли машины. Что можно думать? Корабль стоит или идет? Понять невозможно. Глухая ночь. Мы с Андреем лихорадочно думаем о плавательных средствах. Наконец винты начали тихо работать, но не в полную силу. По прибытии нам сказали, что, действительно, испортилось управление, и мы с большим трудом и очень медленно добрались до Находки.

Мы очень боялись, что на таможне наш гербарий конфискуют. Сухие папки с гербарием Андрей распределил между нашими попутчиками на случай, если конфискуют у нас. Хоть что-то останется. Но все обошлось. Был в нашей группе анонимный стукач, который потом должен был сделать отчет о нашей благонадежности или наоборот. Мы, благодаря увлеченности Андрея, считались благонадежными.

По приезде в Магадан навалилась работа. Четыре корректуры, в том числе моя монография по рододендронам. Андрей сдает рукопись книжки "Эволюция биоморф растений". Весь декабрь и начало января я рисовала, перерисовывала, дублировала рисунки его рукописи.

Прошедший год Андрей, несмотря на трудности, считает удачным, особенно декабрь, когда он закончил рукопись очередной монографии и отправил ее вместе с корректурой моих "Рододендронов" в Москву.

Поездки 1979 г.: Июнь: Магаданская область (Атарган, Сплавная). Июль: Магаданская область (Сеймчан, Рассоха, Ороек, метеостанция Коркодон). Сентябрь: Атарган, мыс Харбис, Монтеклейские горячие ключи. Ноябрь: круиз по юго-восточным морям - Япония (Токио, Никко, Нагасаки), Филлипинские острова (Манила, Кучинг), остров Калимантан, Сингапур, Вьетнам (Хошимин).

Публикации 1979 г.: Вышло 10 работ. Из них 6 флористических и 4 биоморфологическо-эволюционных.

Поездка в Юго-Восточную Азию принесла нам не только яркие впечатления, но и знакомства с «лучшими» магаданскими людьми, среди которых была и тренер в бассейне. Зимой 1980 года мы получили возможность посещать бассейн. После дневных трудов - час плавания. Усталые, просветленные, мы тихо идем домой через парк. Мороз. Снег скрипит под ногами. На темном небе мерцают звезды! Красота!

В выходные дни, как и раньше, мы ходим в далекие пешие прогулки в окрестностях города, чаще всего по льду Нагаевской бухты. Мы любим магаданскую зиму.

К началу 1980 года монография Андрея «Эволюция биоморф растений» закончена. На очереди сборник наших трудов. Но главное – обработки сборов прошлого года.

Заключительная глава в книгу об эволюции биоморф, написанная под влиянием взглядов Ж.Б.Ламарка, вызвала бурю возмущения у технического редактора издательства «Наука» Н. Бабуриной. В обязанности технического редактора не входит вникать в содержание текста. Но Н. Бабурина, редактировавшая большинство наших с Андреем монографий, претендовала на большее, считала себя ученой. Ранее она работала в области генетики. Защитила диссертацию, на которую мы ей писали положительный отзыв. Но она никак не могла стерпеть поддержку Ламарка. Главу из рукописи она выбросила.

Андрей всеми силами отстаивает эту главу. Ищет поддержки у своего друга Юрия Евгеньевича Алексеева, ответственного редактора этой книжки. Но Юра – человек тихий, не хочет ссориться с Бабуриной, которая самовольно изъяла эту главу и припрятала рукопись у себя дома.

Из журнала «Природа» статью на ту же тему вернули с отрицательным отзывом. Дарвинизм был незыблем.

Но Андрей не успокоился, позже с помощью В.А.Красилова и Н.Н.Воронцова опубликовал ее в дальневосточном сборнике.

В зимний период бумажная канитель в институте набирает обороты. Кончаются отчеты – начинаются планы, утверждение сметы расходов на полевые исследования.

Андрей был единственным заведующим лабораторией, который не стремился иметь отдельный кабинет. Работал вместе со всеми. Считал, что его присутствие организует сотрудников.

Направление наших работ поддерживает в «Журнале общей биологии» Меркурий Сергеевич Гиляров – главный редактор, известный ученый эволюционист.

Мы в числе всего 19 человек включены в туристическую группу в Австралию, на ботанический конгресс.

Весной вышла из печати моя книжка «Рододендроны Дальнего Востока». Я послала ее А.А.Яценко-Хмелевскому. И он мне по этому поводу пишет совершенно поверхностное письмо, обвиняя всех биоморфологов в сектантстве. Секта – и баста. И никакого объяснения. Андрей пишет ему по этому поводу несколько писем. Выдержка из одного из них: «Вы пишете, что Ваши мысли иногда появляются в печати без ссылок. Но и мои мысли тоже, бывает, появляются в печати без моей подписи. Вот, например, с 62-го года я говорю о том, что у однодольных первичны деревья, и именно за это (или, точнее, из-за этого) я и поссорился с некоторыми БИНовцами (которых Ворошилов очень метко назвал хунвейбиновцами), а сейчас, по Серебряковой, дело обстоит так, что я вовсе и ни причем, и что это всегда признавалось. Мои статьи по эволюции типов цветков тоже долгое время не принимались, так как я высказывал такую ересь, что апокарпный гинецей может быть и вторичным. А теперь вот, по В.Тихомирову, тоже оказывается, что в этом нет ничего особенного, и здесь тоже нечего копья ломать. Я могу претендовать хотя бы на соавторство той идеи, что эволюция жизненных форм идет в сторону убыстрения смен осей, которая целиком приписывается Серебрякову. По крайней мере, я об его взглядах ничего не знал, когда писал на эту тему свою курсовую в 54-м году.

По поводу понятия «дерево». Оно меня не волнует. Если вы внимательно читали мою последнюю работу в ЖОБе, то могли заметить, что мой критерий прогресса - не столько «древесность-травянистость», сколько интенсификация различных процессов, прежде всего роста-отмирания».

Для флористических обработок необходима работа в центральных гербариях, особенно в БИНе. До полевых работ Андрей летит в Москву, а затем в Ленинград. По возвращении он пишет Юрию Павловичу Кожевникову. Опять идет разговор о приезде Кожевникова в Магадан: «Для меня Ваш переход к нам имеет свои положительные и отрицательные стороны. Положительно то, что я получаю хорошего, если не сказать отличного, сотрудника. Отрицательно то, что я теряю хорошего друга в БИНе. Подумайте как следует, не спешите с ответом (в пределах месяца-двух). Спасибо за Ваше гостеприимство в Ленинграде, вы меня очень выручили, я был совсем разбит».

Постоянные недомогания портят настроение Андрея. Особенно тяжело возвращаться в Магадан. Мучает адаптация. Он долго и мучительно привыкает он к магаданским суточным ритмам. Говорит, что поэтому лишний раз не хочется летать «на материк».

В мае льют дожди, сыплет мокрый снег, реки вздуваются. И только в начале июня начинается вегетация. Еще рано ездить в экспедиции. Но Андрей очень соскучился по природе. В конце мая втроем с нашей дочкой Олей и лаборанткой Светой Ершовой он едет на несколько дней на Оксу – неподалеку от Магадана. А я остаюсь в Магадане. Работаю над монографией по кустарничкам северо-востока. Работа изнурительная. Но я дома одна и могу полностью сосредоточиться.

Окса – гористая местность по пути на Армань напротив острова Недоразумения. Крутые склоны спускаются вплоть до морского берега. Они покрыты кедровым стлаником с вкраплениями каменной березы и лиственницы. Тут на белой мелкой щебенке найден новый вид прострела. Андрей назвал его прострелом магаданским. Мохнатые лепестковидные чашелистики его светлосиреневые.

Ура! Спускаясь с гор по снегам, Андрей однажды провалился по шею в снежный завал. Девочки не могли понять его трагического положения и смеялись. Торчала одна голова. Я вспоминала, как часто мы скатывались с сопок вниз по снежникам. Сядем на папку или просто так «на пятую точку» - и мчимся вниз по плотному снегу, быстро сокращая расстояние.



Магадан, перед отъездом в полеЗапланированы работы в Сеймчане. Нужно застать степные склоны в цветении. Затем полетим в Омсукчан и будем забрасываться в верховья Омолона.

В отряде, кроме меня, Андрея и Оли, – Галя Антропова с собакой Лимбо, энтомолог Витя Ведерников, с которым мы уже ездили в поле, и Коля – студент-географ из Владивостока.

Сеймчан. Широкая долина Колымы, далекие горы. Мы опять на лесоохране, где нас встречают как старых знакомых, всегда помогают с транспортом. Делимся новостями.

На лесоохране новый сотрудник – летный наблюдатель Боря Хобта. Красивые курчавые черные волосы зачесаны набок. Он знает, что производит впечатление «на женский пол». Девочки млеют. На Боре лежит печать выпускника Московского лесотехнического института. Хобта со своей собакой один ходит зимой на соболя. Высшее достижение!

Около нашего костра вечерами собирается «общество». Это в основном летнабы и лесоохранники. Рядом с лесоохраной расположились географы из МГУ.

Дневник: «19 июня. Сеймчан. Жара и комары. Маршрут в пойму Сеймчанки. Река в разливе. Перебираемся через рукава. Прострел даурский отцветает, но ветреница даурская, калужница в полном цветении. Вышли к свалке. Пели «Выбираем трудный путь, опасный, как военная тропа». Разозлили Андрея. За свалкой кладбище. Безвкусные ограды. Искусственные цветы. Неопрятное запустение. Вечный покой. Гудронка. Так называют большое искусственное озеро. Бросаемся в бодрящую воду. Долго не продержишься. На берегу комары с особым удовольствием набрасываются на наши голые тела. Натягиваем штормовки и на последнем дыхании по жаре добираемся до раскаленных палаток.

21 июня. Главная забота – попасть на степные склоны на противоположном берегу Колымы. Река в полном разливе. Лодок полно, но у всех без исключения летят шпонки и не заводится мотор.

Бродим по пристани. К кому бы пристать и за спирт переехать на другой берег?! У причала баржа СПН. А на ней знакомый капитан Василий Иванович. Радостная встреча. В 16 часов, как только разгрузят баржу, она пойдет вниз по разлившейся Колыме в Балыгычан за лесом. Нас могут свезти вниз до Замкового, а на обратном пути взять обратно. Андрей не хочет терять времени. Уплывает с Олей на склоны. А мы едем на лесоохрану собрать продукты и оборудование.

В 4 часа мы на пристани. Баржа уже почти разгружена. Василий Иванович не может ждать. Андрея и Оли нет. Что делать? Не ехать же без них. Вдруг вижу знакомую самоходку «Марину», а в ней также знакомого механика в клетчатой кепочке, предмет особого кокетства! Он выручает. Выплываем на стремнину. Один прижим, второй, третий. Наконец вдали Оля машет белым платком. Они уже давно стоят с наполненными папками и ждут лодку, которая за ними не пришла.

Срочно грузимся. Баржа отчаливает. Штурман Саша отдает нам свою каюту. Можно принять душ! Мчимся вниз мимо степных склонов, затопленных островов. Через два часа показались зубцы Замкового. Солнце садится за зубцы, отсвечивает.

С трудом высаживаемся. Вода затопила балаганчик. Баржа сигналит и исчезает. Ставим лагерь выше по склону.

22 июня. Замковый. Утро ветреное и солнечное. Все, кроме меня, уходят в маршрут на зубцы и степные склоны. Я весь день закладываю вчерашние сборы и принимаю гостей. Здесь собираются баржи, лодки. Знакомые общаются. Мы для них ученые, знакомые – биологи. Подкатила самоходка «Обстановка». Следит за фарватером.

23 июня. Бесконечно льет дождь. Дрова мокрые. Костер гаснет. Макароны сварили с трудом. Измучились и отравились дымом. Посыпал снег. Вода поднимается.

Баржа пришла только ночью. Вверх ползет очень медленно. Гружена как попало наваленными бревнами. Отогреваемся у штурмана на мягкой постели. Разбираем, сушим гербарий в страшной жаре под стук дизеля.

В Сеймчане прощаемся с капитаном. Снова лесок лесоохраны и дружеский ужин у костра. Галя Антропова торжественно отмечает 10-летие работ в экспедициях.

Снова пакуемся. Отправляем вещи на машине в Омсукчан. Бродим по пыльному, жаркому и сонному поселку. Закупаем вещи. Андрей с Галей уехали на Эльген.

Во время тушения пожара на Буксунде потерялся человек. На вертолете Киреев – начальник лесоохраны, срочно летит на поиски. Взял нас с собой.

В последний вечер прощальный ужин. Белая ночь. Рассказы.

27 июня. Сеймчан. Сборы. Трогательные прощанья. Грузимся в самолет вместе с нашим старым знакомым летнабом Хайдарычем. Прощай, долина Колымы! Летим на восток. Тонкая лента Колымы исчезает. За перевалом – маленькая точка поселка Лунный. А далее бесконечные заснеженные сопки. Перед Омсукчаном – большая испещренная разработками гора. Прииски Невский и Дукат – крупнейшие на Колыме.



Омсукчан, аэропортНа залитом солнцем аэродроме после гостеприимства сеймчанских друзей мы почув­ствовали себя одино­кими. Но ненадолго. Начальник лесо­охра­ны Родичев Александр Степано­вич быстро устроил нас в домике лесо­охраны.

Из Магадана прибыли энтомологи. По дороге машина трижды ломалась. Все покрыты толстым слоем пыли, устали, измучены. Машина набита до отказа. В ней еще группа московских геологов. Энтомологов четыре человека. Родичев терпит всю эту ораву. Но вертолет не резиновый. Идут переговоры и споры. Андрей рассудил: без мужчин нам нельзя. Поэтому полетит географ Коля. А из энтомологов Витя Ведерников и мальчик 15 лет Олег – тихий и бездеятельный.

Витя, оказалось, с большими комплексами. Ему очень хочется властвовать и чувствовать себя начальником. Голова круглая и два круга очков – большая стрекоза. Коля – ужасная балаболка, но безотказен.

29 июня. Отлет назначен на 10 утра. Погода портится. Моросит дождь. Вещей огромное количество. Риск. Грузимся в темпе. Главный вертолетчик Лукомский – виртуоз. Взлетаем с трудом. Тучи мчатся фронтом. Летим низко, под сопками. Знакомые картины осыпей, желтые лишайники. Сквозь туман переваливаем через перевал. Снова горы. Садимся у огромной наледи. Последняя роща лиственниц. Выше только тундра.

Выгрузились на галечнике широкой поймы речки Жданки. Таскаем ящики на пригорок. Ставим лагерь под дождем. Все пропитано влагой. Чтобы поставить печку, приходится вырубать корни. Начинается оттайка мерзлоты. Мы будем спать на воде! Делаем отводной канал! Ветер рвет палатку. Печка греет. А это главное. Макароны готовы. Андрей забирает ключи от продуктового ящика, где среди продуктов хранится канистра со спиртом.

Сразу по прилете Андрей уходит на ближайшую сопку собирать растения. Здесь еще весна. Цветет лапчатка одноцветная, остролодка чукчей, много кассиопеи четырехгранной. К вечеру Андрей приходит мокрым и усталым. Сразу же представители от молодежи во главе с Галиной Леонидовной обращаются с деликатной просьбой к Андрею - налить кружечку из канистры, чтобы «не затушить энтузиазм».

30 июня. Солнце играет всеми красками. Ветер разогнал тучи. Поют птицы. Рядом с палаткой гнездо кедровки. У голубой наледи – густые заросли ивы аляскинской и Крылова. Куски наледи по мере оттаивания отваливаются и с грохотом падают, сотрясая долину «пушечными» выстрелами.

31 июня. За наледью долго тянется каменистая тундра с большим участием вересковых кустарничков. Цветет диапенсия, лезелеурия, кассиопея. Филодоце мало. Небольшие куртины рододендрона золотистого похожи на большие желтые букеты. На северных склонах сплошные покровы ягеля подавляют рост кассиопеи. На каменистом плато – ковры цветущей дриады. При каждом порыве ветра она колышет цветками. Ива чукчей блестит остренькими листочками. На обратном пути вспугнули гнездо крачек. Птицы хотели отвести нас от гнезда и с криками летали над нами. Бесстрашные, они даже бросились на Андрея. Переходили полноводные речки. Измокли и забрались на высокую наледь.


Андрей каждый день в маршрутах. Мы по очереди остаемся в лагере закладывать и перекладывать гербарий, сушить матрасики и газеты. Очень выручает пресс, который я когда-то придумала. Две рамы завинчиваются и прессуют свежий материал.

3 июля. В лесу влажно. Лишайники пружинят под ногами. На подъеме – огромные чаши кедрового стланика. На плато – кустарничковая тундра. Ярко-зеленые пятна арктоуса. Дицентры так много, что весь склон краснеет. Наконец и находки: мытник головчатый, несколько крупок. На трех сопках нашли по одному одуванчику. Один из них с красным соцветием. Много мытников: пушистый, розовый мытник Адамса, мытник милый, тоже розовый, есть и кремовый лаппонский. У озера нежно пахнет ярко-голубой эритрихиум, оттеняется калужницей перепончатолистной. Во влажных ивняках есть и купальница.

На обратном пути изнемогли в долинном кочкарнике.

И так каждый день. Андрей оставался в лагере только один раз. В высокогорьях со здоровьем у него лучше. Нет аллергии. На сердце не жалуется. Из транзистора по голосу Америки здесь, на краю света узнали: умер Володя Высоцкий. Наш кумир. В самых дальних уголках Колымы, везде звучали его песни. Юра Королев свой маленький фильм заканчивал песней Высоцкого: « В суету городов, и в потоки машин…. Лучше гор могут быть только горы». Лучше гор... что может быть лучше гор... И красота, и преодоление, и новые находки, друзья!

12 июля. Вертолет не прилетел. Мы привязаны к лагерю. Отойти далеко нельзя.

13 июля. Яркое солнце. Быстрей бы улететь. Вдруг из-за сопки появляется Ми-4. Летит высоко и вскоре исчезает. Что бы это могло означать? Вдруг снова гул вертолета. Выбегаю из палатки. Вертолет очень низко летит над сопкой, садится у наледи. Начинаем лихорадочно собирать лагерь. Но, оказывается, горючее на исходе. Перебросить нас не могут. А могут только забрать в Омсукчан меня и Олю. Коля задумал писать письмо невесте. Не может найти конверт! Спешка дикая! Хватаю гербарий, рюкзаки. Винты работают. Еле успеваю поцеловать на прощанье Андрея. Ми-4 взмывает. Исчезает и наледь, и наш маленький лагерь. Переваливаем за хребет».

В Омсукчане я купила хлеб, конфеты. Написала письмо Андрею в надежде, что их перебросят на следующий день. Мне бы знать, что будет дальше, мне бы остаться хлопотать о вертолете!

14 июля я с Олей уехала в Магадан, а оттуда на Сахалин.

До середины августа я не имела никаких вестей. Была уверена, что наших заберут. Но несколько раз мне снились страшные сны. Вот и не верь снам или названиям. Ведь стояли на речке Жданке!

Оказалось, вертолет на Жданку не прилетал три недели. Продукты кончались. Отходить от лагеря нельзя. Андрей не выдержал и пошел пешком в поселок Буксунда за 85 километров от Жданки. «Бравые» ребята Витя и Коля отказались идти. С Андреем пошли Галя Антропова и Олег, которого я считала почти ребенком. Шли четыре дня по кочкарной тундре. У Гали разболелась нога, но она держалась из последних сил. Не доходя двух километров до поселка, увидели: идет на посадку вертолет. Галя дала сигнал из ракетницы и чуть не расстреляла вертолет. Сдали нервы.

Андрей пишет родителям: «Теперь я живу в поселке как городской житель, в комнате с печкой и телефоном. Еще остается одна поездка в горы. Я надеюсь, что так долго сидеть не придется».

Андрей уже полностью собрал материал для «Флоры» и теперь считает самым главным писать определительные ключи.

Поездки, экспедиции 1980 г.: Июнь: окрестности Магадана (Окса, бухта Светлая, бухта Гертнера) Июнь-июль: Магаданская область (п. Сеймчан, урочище Замковое, пос. Омсукчан, заброс в верховья Омолона на реку Жданку, пос. Буксунда, пос. Аякс).

Публикации 1980 г.: Вышло 4 работы, 3 - по флористике и одна - в «Журнале общей биологии» о взаимосвязи биоморфологической и таксономической эволюции у растений.

1981 Новый год мы встречали вдвоем. Я доделывала рукопись «Кустарничков». Андрей, будучи ответственным редактором, во всем мне помогал. Но главная его работа – это «Флора».

Часть материала можно было издавать через дальневосточный центр в виде препринтов. Книжечки с обработками отдельных семейств. Таким образом, общее число печатных работ у Андрея быстро увеличивалось. Одновременно можно было увидеть и объем будущей работы, и недостатки.

Зима, как обычно, шла в своих постоянных ритмах. Утром Андрей делал зарядку, завтракал и точно в 9 утра шел на работу. В лаборатории он работал до обеда в 13 часов. После обеда отдыхал в течение часа, а затем обрабатывал просмотренное и снова с пяти вечера работал в лаборатории, «разгребал» всякую бюрократическую писанину.

Вечерняя прогулка была для нас обязательной. В метель и в хорошую погоду мы часов в 9-10 вечера выходили из института и совершали «почетный» круг по главным улицам Магадана. Вечер завершался чтением. Особенно мы любили читать друг другу «Записки Пиквикского клуба» Диккенса.

Вышла из печати монография «Эволюция биоморф растений». Полагающиеся автору 10 экземпляров в магазине «Академкнига» выкупили в Москве родные. Эти экземпляры разошлись быстро, а другие купить мы не успели. У меня дома сейчас только один затертый экземпляр.

К этому времени относится знакомство Андрея с Александром Орионовичем Шубиным – ботаником с Сахалина. Шубин зовет Андрея работать на Сахалин. От Магадана Андрей начинает уставать. Ему хочется новых земель и новых просторов.

В апреле нам сообщают из оргкомитета ботанического конгресса, что из-за резкого сокращения туристической группы нас исключили. Еще в 1980 году мы были очень обнадежены, мечтали поехать в Австралию на ботанический конгресс. Поездка стоила дорого. Перелет до Сингапура, а оттуда в Австралию всего на несколько дней на одного человека стоил больше 4000 рублей. Я считала, что в Австралию, о которой Андрей мечтал давно, должен поехать только он. На поездку могли уйти почти все наши северные сбережения. Но Андрей благородно записал нас обоих. К сожалению, поездка не состоялась.

На Сахалине остановились у Шубиных. Александр Орионович работает в Южно-Сахалинском НИИ, собирает горцы. Надеется сделать диссертацию.

В середина мая на Сахалине - самая ранняя весна. Сопки еще под глубокой пеленой снега. И только в долинах на лужайках расцвела калужница, молодые ростки которой собирают корейцы для весенних блюд.

Из моего дневника: «14 мая. Погода пасмурная. Сегодня идем на сопку в окрестностях Южно-Сахалинска. Наш проводник – Саша Шубин. С утра мы пытались купить билет на самолет до Южно-Курильска и, чтобы сэкономить время, оставили деньги и документы в кассе с тем, что вернемся не позже восьми вечера.



Сахалин, КорсаковЗа городом в перелесках появились весенние: краснобурый симплокарпус, белый лизихитон. Много эфемероидов: ветреницы, хохлатки, горицвет, гусиный лук. Незаметно поднялись на гору, перевалили первый хребет и оказались у северного склона в зеленомошном пихтарнике с подлеском из черники. А выше по распадку еще везде лежит глубокий снег. Андрей просил не заходить в снега, его интересует растительность. Но Саша сказал, что рядом перевал и мы его быстро пройдем и окажемся близ города. Подъем становится все более и более трудным. Легкий и тонкий Саша прыгает впереди козликом. Мы же, толстые и неуклюжие, проваливаемся в снег. Я встала на четвереньки, словно медведь. И тут же увидела следы крупного медведя. Здесь следы медведей много крупнее, чем на севере. Оказалось, мы заползли на самую высокую сопку. Перевала нет. От города отошли далеко. Проплутав в зарослях стланика, решили возвращаться. Увязли в глубоком снегу. Нужно спешить. Скоро восемь вечера, а мы далеко. Мчимся вниз. Саша бежит впереди, строго напоминая: «время – деньги». Действительно. Наши деньги лежат в кассе. По городу бежим из последних сил, производя на окружающих странное впечатление.

Билеты купить не удалось. В Южно-Курильске размыло взлетную полосу».

Через несколько дней из Корсакова мы на теплоходе «Ольга Андровская» отплывали на остров Кунашир.

«19 мая. День в пути. Стоим на рейде в Курильске. Итуруп. Бухта Китовая. Все серо и туманно. Вулкан Богдан Хмельницкий почти весь в снегу. На его вершину ложатся темные серые тучи. Вспоминаю наше восхождение на этот вулкан. Осенью он был бесснежным. Долго плывем вдоль острова. Узкие бухты почти до основания скрыты тучами. Высокие вулканы курятся. В проливе между Итурупом и Кунаширом началась сильная качка. В Южно-Курильске утомительно ждем плашкоут. Проверка. Трап катается по плашкоуту. Спрыгнули. Теперь мы качаемся на плашкоуте, рядом громада теплохода. Маленькая кучка людей на плашкоуте быстро отдаляется от белого теплохода. Знакомая пристань.

20 мая. Южно-Курильск. Солнечный прозрачный день. Загораем и любуемся чистотой неба, нарциссами. Остановились в избушке у Лазаревых рядом с курятником, в котором жили в 78-м году. Сумасшедшая хозяйка Валентина Семеновна выздоровела и выглядит прекрасно для своих 57 лет, все время хохочет своим беззубым ртом и копошится в огороде. Ее сын Славик на лечении, был пойман на воровстве лошадей. Знакомые, у которых мы остановились, наоборот, опустились. Лазарев уехал на Сахалин. Его супруга завела друга. В нашем лице они рассчитывали найти собутыльников.

Здесь холоднее в сравнении с Сахалином. Природа только-только начала просыпаться.

21 мая. На экскурсии. Прибрежные дюны. На травянистых откосах, среди густой травы, нашли примулу Фори и селагинеллу, заросль ботриостеге с торчащими темными ветвями. Волны гребешками издалека накатывают на большой песчаный пляж. Дымкой заволокло горы. На горизонте еле просматриваются снеговые вершины Хоккайдо.

На заболоченном лугу собирали селезеночник, лизихитон. Поют жаворонки. Оказывается, они вместе с воробьями налетают стаями на огороды, моментально склевывая посевы!

22 мая. Тепло, даже жарко. В пихтарнике темно. Среди зеленых мхов заросли еще голой менциезии пятитычинковой – высокого кустарника из вересковых. Ольха стоит голая, еще не цветет. Только кое-где лопаются сережки. Травянистый покров на заболоченных лужках уже ярко-зеленый. На болоте полно по-зимнему краснолистной клюквы огромных размеров. Вода прогрелась. В лиственных лесах поют птицы, пошло в рост высокотравье. На вершине попадаем в заросли сухо и противно шуршащего бамбука. Под ногами пружинят гибкие стебли. Солнце припекает. С облегчением снова входим в тенистый и прохладный пихтарник и быстро спускаемся вниз по распадку. Мощные лианы гортензии пальчатой присосались к стволам берез. Обратный путь по берегу моря. Андрей рассматривает и собирает ветвистые водоросли. Море пахнет свежестью. Вечера ясные и прозрачные!

23 мая. Идем на горячие источники. Сыплет дождь. 17 километров по дороге, а потом тропинкой вверх вдоль реки. Лесное ущелье со всех сторон защищено, но тайфун добирается и сюда. По пути мы несколько раз встречаем свежесломленные верхушки пихт. Под проливным дождем согреваемся в ванночке – небольшом углублении у реки, наполненном горячей целебной водой. Рядом грязи. Лежим, ощущая целебность и важность момента. Весь обратный путь любуемся видами весеннего леса, моря и вулкана. Холодный ветер подгоняет.

25 мая. Весь день сильный ливень. Холодно. На море шторм. Все заволокло туманом. С хозяевами разлад: поздно вечером приходят пьяными. Во время выкопки растений сок сумаха попал в ранки на руках. У нас началась лаковая болезнь – язвы на всем теле сильно чешутся. Тут называют это заболевание «ипритка».

27 мая. Поход на «кислую» речку, а затем на «серную». Ветрено и очень холодно. Много копали и получили добавочную дозу ядовитого сока сумаха. Вся почва перевита его корневищами. Необходимо оформить документы у пограничников. Идем на «горячий пляж» – резиденцию пограничников у шести ванночек. Небольшие шестигранники обрамлены кафелем и наполнены горячей водой. Приглашали купаться. Но мы предпочли уйти в лес.

28 мая. С утра пасмурно и холодно, но кое-какая видимость. Решаемся идти на вулкан Менделеева. В открытом кузове холодный ветер рвет штормовку. На двадцатом километре трассы начинается японская конная тропа к бывшему серному заводу. Бамбук высокий, скрывает сваленные стволы, через которые то и дело приходится перелезать. От серного заводика дорога идет вверх по сплошному бамбуку. Путь длинный. Бамбучины переплелись между собой, и по пути приходится их расплетать, раздвигать. Выматываемся, а бамбуку конца нет. У вершины серная речка пробила русло в белом сыпучем грунте и выходит к фумарольному полю. На голом плато пыхтят, выбрасывают пар две фумаролы. В воронке желтая сера. Текут горячие ручейки, булькают кипящие ключики. Туман скрывает вершину вулкана до самого подножия. На склоне, в лесу и в бамбуке полно снега. Вверх идти бессмысленно. Дождь и ветер усиливаются. Бросаем последний взгляд на причудливые скалы на вершине, на фумаролы и поворачиваем вниз к источникам. Купаться или не купаться? Под дождем и ветром, в горячем потоке руками выкапываем в мягком грунте ложе. Пролежали около часа. Встаем и надеваем ставшую колом одежду. В бамбуке, пропитанном влагой, мы совсем промокли. Сапоги наполнились водой и вздулись. По расплетенному бамбуку идти легче. У остатков серного заводика с большим трудом развели костер. Но сучья мокрые и только дымятся. Снова в дорогу, в движении легче. Пройдя почти весь бамбуковый путь с перелезанием через стволы, обнаружили отсутствие копалки. Забыли у костра! А запасной нет. Пришлось возвращаться. И опять перелезаем через бесконечные мокрые стволы. На центральной трассе ни одной попутной машины, ни одной. Идем и идем. Спирт не согревает. На подходе к Курильску догнал ПАЗ. С нас стекает потоками вода, стучат зубы.



Курилы. У острова ШикотанВ избе печь натоплена, хозяева отсутствуют - как всегда, в загуле. Спасибо!

29 мая. Весь день льет дождь, ветер, а к вечеру дождь со снегом! И это в конце мая!

Днем приходил хозяин. Растопил печь. Сказал, что завтра должен быть теплоход, но сильно штормит. Лаковая болезнь усиливается. Поражена шея, плечо, рука. Язвы чешутся и не дают спать.

30 мая. Шторм. Непогода. О теплоходе ничего не известно. Ходили на пристань. Обещают завтра. Жизнь на островах суровая и неустроенная. Магадан в сравнении с Кунаширом кажется раем земным!

31 мая. Посадка на теплоход «Серго Орджоникидзе» будет в 9 утра. Последний взгляд на дом, речку, уточек. Месим грязь к пристани. Там стоит пестрая толпа отплывающих. Полно детей. Горячее время отъезда в отпуска. На рейде качается теплоход. Подают плашкоут. Пограничник проверяет документы. Толпа напирает. Андрей уступает место женщинам с детьми. Я – тоже. Привозят группу солдат. Они вне очереди. Посадку прекращают. Самые отчаянные прыгают на плашкоут без трапа. Но мы не можем. На спине рюкзаки, в руках – сетки. Обещают прислать второй плашкоут. На причале пронзительный ветер. Объявляют: мест на теплоходе нет, пассажиров больше брать не будут. В отчаянии бродим по пристани. Драматизм положения заключается и в том, что поездка в Америку опять маячит для Андрея. Кажется, на сей раз все реально, но нужно поспеть вовремя.

Вдруг пришвартовывается почтовый плашкоут. Грузят почту. На плашкоуте отправляют на Сахалин женщину-шизофреника в сопровождении милиционера. Самые отчаянные, в том числе и мы, прыгаем на плашкоут. Почтовый работник, сопровождающая посылки, орет на нас, пытается вытолкать. Но мы стоим, не шелохнемся. «Ладно, поболтаетесь и вернетесь!» – кричит почтальон. Плашкоут отчаливает. Качает, но мы не замечаем. Все мысли о посадке. Трап спустить отказываются. Будут брать почту с кормы. Сумасшедшая в легком платье ругается матом. Я от холода лязгаю зубами и этим её раздражаю. Плашкоут вплотную подходит к корме. Его подбрасывают волны. На гребне волны маленький человечек прыгает, хватается за поручни, забирается на теплоход. Мы снова ухаем вниз. Сопровождающая почту мне говорит, что так она влезает на теплоход всегда. Вижу – когда мы снова на гребне волны – подхватили женщину, за ней прыгает и хватается за борт следующий мужчина. Решилась и я. Снова плашкоут несет вверх. Подпрыгиваю, меня хватают за руки, и я переваливаю через поручни. Рюкзаки, сетки Андрей мне бросает вверх. Теперь его очередь. Он ухватился за борт в очень неудобном месте. Сначала повисает над водой. Я хватаю его руки, держу из последних сил... сейчас перевалюсь через борт... Он подтягивается и залезает!

Ура! Мы на корме! Хватаем вещи и прячемся. Сначала никак не можем прийти в себя. Не верится. Но потом успокаиваемся. Туман едва-едва рассеялся, и перед нами весь остров в снегу, даже ближайшие сопки, не говоря о вулкане Менделеева. Долго сидим смирно, боимся засветиться. Теплоход все не отчаливает. Только когда подняли якорь, мы решились подойти к кассе. Помощник капитана набрасывается – мы не прошли пограничного досмотра. Качает. Подплываем к Шикотану. Чайки парят совсем рядом. Буксир, зарываясь в волну, огибает теплоход.

1 июня. Весь день идем в сплошном тумане. Теплоход постоянно сигналит. Туман настолько густой, что не видно мачты».

На Сахалине нас ждет известие о том, что в Москве уже куплены билеты до Нью-Йорка. А мы все еще на краю земли.

Знакомый геолог обещал забросить на север Сахалина в Оху, а оттуда прямиком в Магадан. Андрей поверил. По возвращении оказалось, что это блеф. Геолог запил. Рейса нет. Время упущено. В начале лета с Сахалина попасть на материк так же трудно, как с Курил. Геолог – «честный» малый – связывает нас с его знакомым артистом, у которого блат. Отдаем документы, деньги. Артист исчезает. Начинаются приключения. Выяснили – артист выступает в маленьких поселках Сахалинской области. В погоне за ним побывали в Утесном, в Новиково, в Белокаменке. Время тянется.

С Шубиным и ботаником из Орла – Ниной Державиной - совершили восхождение на пик Чехова. Крутой подъем в гору. Красивый лиственный лес на подъеме сменился бамбучником, среди которого – краснолистные кусты японской вишни. Белые цветки на красном фоне! Идем круто вверх под сильным солнцем, и вот первая вершина. Основной покров горной тундры – брусника с вкраплениями багульника, немного водяники, спиреи и стелющейся березы Эрмана. По коньку хребтов поднимаемся все выше к вершине 1400 м над уровнем моря. Тропа на северном склоне сначала идет в тоннеле, прорубленном в стволах кедрового стланика. Ниже начинается бамбучник. Это старая японская тропа, очень похожая на те, что мы видели на Кунашире. Спешим прямиком вниз по березняку с папоротником орляком. Молодые сочные ростки торчат вверх, закручиваясь на верхушке круглой улиткой неразвернутых листьев. 9 вечера, а до города далеко. Мчимся вниз на центральную трассу. Вдоль дороги – пункты приема папоротника. Ранней весной тут его массово заготавливают. Потом этот папоротник засаливают в бочках, сушат. Отправляют в Японию. Ходят слухи, что самые рьяные заготовители получают талоны, позволяющие им купить машину!

Остальной путь пешком. Только в 11 вечера попали в город.

Считанные дни остаются до отлета в Америку, а мы все еще на Сахалине. Артиста поймали в последний момент. Стоим у кассы. Толпа напирает. Уже ничему не верим. Билет получен. Отрываемся от острова и летим в Хабаровск, где обстановка не менее напряженная. Весь зал, окрестности аэропорта, устланы картами Советского Союза. Они продаются в ларьках и служат ложем пассажирам, ждущим отлета сутками.

С Андреем в Америку летел Алексей Пугачев - почвовед, сотрудник нашего института. Под эту поездку его приняли в ряды КПСС. Он должен следить за беспартийными учеными – Андреем и его ленинградским коллегой Борисом Юрцевым.

Были в Вашингтоне, в Канаде. На Аляске плыли по Юкону. Андрей был поражен прекрасным состоянием лесов Аляски, отношением американцев к животным. Медведи спокойно выходили на дорогу. Туалеты и места отдыха встречались там, где надо. Оборудование было прекрасным. Даже такой молчун, как Андрей, был под огромным впечатлением и рассказывал с восторгом об этой удивительной стране.



Карагана гривастая. Ольское платоВ отсутствие Андрея мы работали на Колымском нагорье в районе Кулу на Хеникандже и на Омчане. На Ольском плато нашли карагану гривастую, за которой охотились с 1967 года. Она оказалась у подножия горы Ледяной, в стороне от «китайской стены».

Из Америки Андрей прилетел в Москву. Звоню ему, спрашиваю - купил ли пишущую машинку. Мы договаривались, что он там купит качественную, американскую – основное наше орудие труда. А он мне в ответ: «Я купил тебе дублёное пальто». Я опешила. Он, оказывается, когда-то слышал, что это моя мечта. Попав в фешенебельный магазин в Фербенксе, купил мне модную дубленку – писк моды в то время! «Как же ты подгадал, что она мне в самую пору?» – спрашивала я его потом. «Я ее мерил на себя!». Он, гипертоник, сильно располнел. Но не настолько, чтобы не мерить на себя дубленку!

Пришла телеграмма от Андрея. Ждем его в Магадане 31 июля.

Дневник:«30 июля. Задержка с самолетом. Будем встречать Андрея завтра. С трех до четырех дня солнечное затмение. Весь город высыпал на улицу с темными стеклышками. Наступила тьма. Самое интересное, как постепенно стало рассветать, и все пришло в норму. Засияло солнце!

На складе утрясали вещи, выбивали машину в Сеймчан.


1 августа. Опять не встретили Андрея. Поехали на Снежку. Жара. Купались в реке. Заедала мошка.

2 августа. Встретили! Андрей весь день перебирает, смотрит наши сборы. Доволен. Нам приятно. Дождь. Холодно.

3 августа. Следующий маршрут запланирован сначала на машине до Сеймчана, а оттуда на вертолете на запад, в Таскан и на Каньон. В машине нам отказывают. Скандал. Выбили! Грузим. Наш отряд почти семейный: я, Андрей, дочка Оля – студентка биолог, сын Павел – студент МАИ, дипломница из Владивостока Ира Драневич. Организационная возня. Опять просмотр гербария. Ночные сборы. Одновременно нужно срочно читать и отправить в Москву корректуру «Кустарничков». Успеваю.

4 августа. Выехали рано. Машину ведет наш замечательный шофер Коля Игнатенко. Весь день в пути. На счастье, идет дождь, не пыльно. Остановка в Мяките. Туалет без задней стенки. Спереди тоже не все в порядке…Андрей зарывается в ватники и воет, вспоминает американские туалеты. Но мы их не знаем. Нам привычнее. Приехали в Сеймчан ночью. Нас не пускают на лесоохрану. Пришлось ехать к Киреевым. Ставим палатку. Костер разводим у нашего кострища.

5 августа. Сеймчан. Налаживаем полет. Как всегда, с оформлением большие сложности, звонки в Магадан. Сколько бюрократии! Вечером отмечаем у Киреевых свой приезд.

6 августа. Сеймчан. Лежим на деревянном помосте лесоохраны, загораем. Колька пьет. Жара.

7 августа. Опять жара. Наконец нас ставят в план, но только на вечер в воскресенье. Убиваем время. Идем в маршрут по протокам Сеймчанки. Жара неистовая, изнуряющая. Возвращаемся мокрые, потные.

8 августа. Грузим вещи на склад аэропорта. Это значит, полет реален. Все нас хорошо знают, встречают как родных. Страшная жара. Пыль. Прощаемся с Колькой. Жаль расставаться. Он, как всегда, был душой коллектива.

9 августа. Утром нас будит командир вертолета. Погода портится. Нужно быстрей нас забросить. Словно солдаты на побудке, выскакиваем из спальников, грузимся в вертолет в дикой спешке. Ветер. Дают отбой. Обидно. Возвращаемся обратно и идем в кино сразу на три сеанса подряд! Назавтра мы только в резерве.

10 августа. С утра опять спешка. Грузимся, подвозим вещи к аэропорту. Вертолеты разлетаются в разные стороны. Ждем в полном неведении. Тучи то нагоняет, то разгоняет. И опять боевая готовность, но начальник вертолета хочет обедать. Боимся отойти. Нам не до обеда. Знаем, как тут бывает. Наконец грузимся и летим! Ми-8 летит быстро. Появляются известняковые горы-гребешки, останцы. Садимся в долине Таскана перед горой Шогучан на ручье Веселом! Чудесное место. Долина реки широкая.

11 августа. День рождения Павла. В маршруте Андрей, Ира и Павел. Мы с Олей в лагере. Обживаемся, собираем ягоды и печем на костре торт! Вечер у костра. Уже прохладно.

12 августа. В маршруте Андрей и Оля. В гости пришел геолог Володя Шпикерман. Он из геологической партии в Ягодном. Место дикое, но, оказывается, мы не одни. Это приятно. Вышли в пойму. Там его и встретили с собакой Бахусом.

13 августа. Дождь, переходящий в снег. Весь день в палатке. Надоело. На сон грядущий Андрей, по просьбе молодежи, рассказывает историю России. Дружный храп.

14 августа. Поход вниз по реке Таскан. Стадо горных баранов проскакало по осыпи совсем рядом. Бараны выходили и в долину реки на галечник. Сначала я их приняла за оленей. Места поразительной красоты. Белые известняки слепят глаза.


16 августа. Маршрут на дальние останцы. На скалах баранья лежка. На разложившемся помете нахожу крошечный проломник, помещается на ладони! Оказался новым видом.

19 августа. Валентин Нилов – проводник Шпикермана - рассказывает мне о своем нерадостном детстве в Ленинграде, о блокаде, о ссылке на Колыму. Об отце-генерале, «сугубом и жестоком».

Бараны подошли совсем близко. Странно, не боятся. Валентин утопил ружье. Оно лежит в стремнине. Не вытащишь. Выручил вездеходчик. Он вдруг появился со стороны Ягодного и помог его извлечь.

21 августа. Перебазировались в Каньон. Быстро садимся на отлогую косу рядом с метеостанцией. Выбрасываем вещи. Вертолет тут же улетает. Засветло успеваем поставить палатки. Рядом метеостанция, окруженная помойками. За ней гора отработанной руды. Её называют «Сахара», а за ней брошенный лагерь заключенных.

22 августа. Сегодня маршрут в горы. Идем все. Сначала вверх по густому ернику. Около лагеря кладбище. На могилах невысокие дощечки с еле просматриваемыми номерами. С сопки хорошо виден весь брошенный лагерь, окруженный двумя протоками, словно рвом. Сохранились вышки, колючая проволока. Поднимаемся вверх по распадку на плато. Трудный подъем. Ходили весь день. Обратно спешим. Осыпи. Крутые обрывы. Скоро стемнеет, а курумникам нет конца. Спускаемся по очень крутым склонам. Но нужно успеть засветло. Пришли в темноте.

23 августа. Под гору Эзоп идут Андрей и Павел. Пришли поздно. Видели остатки самого строгого лагеря. Заходили в карцер. Все опутано колючей проволокой.

Я, Оля и Ира днем ходили в лагерь в двух километрах от наших палаток. При входе в лагерь - большой портрет «отца народов», то есть Сталина. Хорошо сохранился, только немного выцвел. Бараки стоят рядами. Между ними выросли тополя. Прошел дождь, пахнет прелой листвой. На каталке лежит куча огромных заскорузлых ботинок. На окнах решетки. Все остальные лагеря на Колыме почти исчезли. Рыбаки и охотники растащили доски. А здесь все как будто застыло и было совсем недавно. Гляжу на пустую вышку. Закрываю глаза и представляю, как тут в 60-градусный мороз зимой. Этот лагерь сохранился только потому, что мосты на дороге в Сеймчан давно сорвало. Проезда нет. Можно добраться сюда только вездеходом, и то только в середине августа, когда вода перед заморозками спадает.

Вечером топим печку. Холодно. На лужах корочка льда.

24 августа. В излучине реки густые заросли голубики. Это «медвежья тундрочка». Полно медведей. Среди острых выступов скал на вершине – гнездо орланов. Два крупных орла кружат над нами совсем близко. Долго спускались к реке. Крутые склоны в мелкой щебенке.

27 августа. На рассвете разбудил вертолёт. Андрей никак не мог развязать завязки на спальнике и словно червяк копошился. Улетели быстро. В тот же день удалось упаковаться и улететь в Магадан».

В Магадане 2 сентября отмечали день рождения Андрея. Ему 48 лет. Кролев написал стихи. Среди гостей- Боря Юрцев. Он летит с Чукотки, но все еще полон воспоминаниями об Аляске».

В сентябре краболовное суденышко доставило нас на край Нагаевской бухты в маленький распадок. На крутом склоне в зарослях рябины с трудом поставили палаточку. Вечером сидим у костра. Гладь Нагаевской бухты бороздят моторные лодки. Вдали освещен закатом остров Недоразумения, светит огнями Магадан. Я отвлеклась. Слышу, Андрей говорит Гале Антроповой: «Скоро грянет революция». Я про себя ухмыляюсь. Какая там революция! Все падает, тихо распадается. Все хронически плохо. Народ молчит. В слова Андрея совершенно не верится. Но он, провидец, был прав. Не прошло и нескольких лет, как забродила перестройка, что-то лопнуло и покатилось.

В бухте Светлой, на восток за бухтой Нагаево, неожиданно нашли биквицию – редчайший здесь вид, обычный для Чукотки. Потом на скалах собрали новый вид эдельвейса. Огромные, обкатанные волнами шаровидные скалы притерлись друг к другу. Взбирались вверх в щелях отвесных скал. А наверху у края огромной бухты острыми пиками торчат вверх каменные нагромождения –«венцы», приютившие иву красноплодную. Через день красота осени сменилась печальными картинами осенних дождей.

Андрей снова засел за обработки. За гербарий. Опять нездоров. Еще в Америке у него очень болели голова и спина, рука. Радикулит.

Поздней ночью я, прилетев из Якутска, шла от автовокзала домой, по шестигранникам магаданских тротуаров. Что первое меня поразило дома - так это куча лекарств на журнальном столике. У Андрея радикулит в тяжелой форме. Сильное переутомление. Теперь он не возражает прикрепиться к спецполиклинике, так называемой обкомовской. Там лечилась партийная элита и еще граждане, состоящие на руководящих должностях. Андрей как заведующий лабораторией имел на это право. Я могла там лечиться только как жена заведующего лабораторией. Мы, ученые, числились наравне с обслуживающим партийную элиту контингентом.

Чувствовалось – настало время уезжать с Севера. Устали. Пора домой. Мечтали об отпуске, о теплой осени на Зеленом мысу как о земле обетованной. Туда попали только в конце ноября, не надеясь погреться. Но судьба нам улыбнулась. В то время, как в Магадане в декабре выли вьюги, рано темнело, в Колхиде было жарко. Температура поднималась до 26 градусов. Мы загорали на теплом солнце. По соседству с нашим домом в садах мандарины еще не были собраны и красиво желтели на фоне темной листвы. Мы блаженствовали. На хурме висели, словно яркие фонари, плоды. Виноград был собран еще в ноябре. Теперь созрело молодое вино, дополнившее блаженство южного зимнего отдыха.

В конце декабря в Москве проходило очередное совещание по филогении растений. Мы оба были докладчиками.

Поездки 1981 г.: Май: Сахалин (окрестности Южно-Сахалинска, Белокаменка, Утесное, Новиково, пик Чехова), Курильские острова, остров Кунашир (Южно-Курильск, вулкан Менделеево). Июль: Америка (Нью-Йорк, Вашингтон, Аляска). Август: Магаданская область (Сеймчан, Таскан, ручей Веселый, Каньен). Сентябрь: Магадан (Нагаево, Каменный венец, бухта Светлая).

Публикации 1981г.: 15 опубликованных работ, большинство флористические. Главная работа монография – «Эволюция биоморф растений».

В середине января 1982 года, возвращаясь в Магадан, мы с грустью оставляли московский дом. Трудно было отрываться от родных, от детей. В то же время встреча с Магаданом уже была привычной и радостной. Там тоже был наш дом.

Павел с Андреем нервно паковали чемодан. Они всегда были заодно, Лишнее, на их взгляд, выбрасывали, показывая свое умение. Хотелось привезти в Магадан что-то особенное. Что-то есть в Магадане, что-то другое в Москве.

В аэровокзале с трудом зарегистрировали багаж. Ко мне подходит вроде бы приличный человек. Просит дать денег, мол, обокрали, застрял в Москве. Сколько раз мы слышали рассказы о жуликах, попрошайках. И все равно попадали на крючок!

Поздним вечером нас после регистрации запустили в накопитель. Ждем. Объявляют задержку до утра. Говорят, забастовали шоферы автобусов. Уже в те годы многое разваливалось, но как-то тихо. Сидим и досадуем. Так как живем всего в двух трамвайных остановках от аэровокзала, вернулись домой. На рассвете все же решили пойти в аэровокзал, проверить положение вещей. Мороз 30 градусов. В аэровокзале тот же попрошайка промышляет у очередей. Накопитель пуст. Пассажиры уже отправлены, а наши вещи сиротливо лежат в стороне у стойки. Некогда разговаривать и возмущаться. Хватаем чемоданы. Ох, как тяжело мы их регистрировали, что-то прятали! Теперь все зависит от скорости такси. Мчимся, красно светят звезды Кремля. Промелькнул дом Пашкова, музей изобразительных искусств им. Пушкина. На замерзших торосах машина то и дело подскакивает, но мчит и мчит. В Домодедово долго объяснялись, пришлось снова перерегистрировать багаж. Но успели! В самолете долго приходили в себя. Могли опоздать. Повезло. Но так бывало много раз. Привычно, в очередях мы боролись за свое место под солнцем.

Автобус едет 56 километров по трассе в Магадан, поворачивает на гору, и вот хорошо знакомый щит: «Вас приветствует Магадан». Спуск вниз, небольшой подъем по улицам города. Вот мы и дома!

Мы оставили квартиру нашему любимому, но пьющему шоферу Кольке, и он безобразно ее запакостил. Уже в который раз мы переживаем эти безобразия! Несколько дорогих потерь, в том числе пластинки с песнями Высоцкого. Даже Андрей считает, что необходим ремонт.

Вдвоем клеим обои, красим. К моему удивлению, Андрей без досады и с большим умением и аккуратностью работает вместе со мной. Обои очень красивые. Нам приятно видеть результат нашей работы. Вдруг Андрея заклинило. В коридорчике он хочет наклеить темный кусок. Это меня возмущает. Но ничего не поделаешь – приходится соглашаться. Потом привыкла – смотрела и посмеивалась.

На второй день по приезде к нам на квартиру пришел новый сотрудник Б. Похожий на длинную злую лягушку, он мне крайне неприятен. Из соседней комнаты слышу довольно громкую беседу Андрея с Б. Андрей доказывает ему, партийному, что необходима хотя бы двухпартийная система, а не однопартийная, тоталитарная. Чувствую – Б. вызывает Андрея на провокацию. Но прекратить разговор не могу. Через час я зашла на работу и обнаружила там того же Б., перематывающего пленку на диктофоне. Я разволновалась. Андрей часто был неосторожен в разговорах.

В этот же день в ресторане отмечали юбилей института. Мое настроение было сильно испорчено, тревога не проходила. Но этот инцидент не имел продолжения.

Десятилетие института отмечали торжественно. Как быстро пролетели эти годы! Мы стали уже ветеранами. Обстановка была уже совсем иная, чем десять лет назад. Отдельно, на возвышении сидели директор и его приближенные, среди которых нас уже давно нет. Но все веселились искренне. Танцы под оркестр. Много молодежи. Юра Королев сочинил по этому поводу поэму в стихах.

Подвели итоги соревнования между лабораториями. Мы обогнали все зоологические лаборатории на 1000 очков. Поэтому хитроумные зоологи решили нас вовсе исключить из передовых, наградив Андрея месячным окладом, а меня грамотой. Мы возмущались.

В начале апреля мне пришлось улететь в Батуми на целых два месяца к больной матери, оставив Андрея одного в Магадане.

Несколько лет назад, еще до отъезда в Литву Витаса Контримавичуса, когда был еще жив Алексей Петрович Васьковский, как-то зимой Даня Берман делал доклад на тему «Что есть почва». Оригинальность доклада заключалась в том, что, по мнению Бермана – почва – это тот субстрат, на котором может прорасти растение независимо от того, воздух это или вода… Все зашумели. Контримавичус смотрел в рот Берману, словно пифии. Некоторые ученые пытались возражать, приводили определения. Алексей Петрович, со свойственным ему тактом старался до конца выяснить позицию Бермана. Заведующий лабораторией почвоведения Игнатенко с красным возбужденным лицом приводил классическое определение почвы. Но Берман пел соловьем. И вот встает Андрей, и как «великий» артист, протянув руку, пощупав воздух, заявляет: «Разве мы не знаем, что такое почва? Это земля. А все, что говорит Даниил Иосифович Берман – чушь собачья». Неужели такие трюки мог простить сверхсамолюбивый человек! И позже Андрей был неосторожен с Берманом. Эти мальчишеские упражнения позже обошлись Андрею очень дорого.

Статью о Ж.Б.Ламарке, отправленную в сборник по проблемам эволюции, просят «подчистить». Он возмущается: «Обе теории (дарвинизм и ламаркизм) не противостоят, а дополняют друг друга. Менять же саму направленность статьи я не могу, так как в этом случае попросту теряется ее смысл, по крайней мере, для меня самого».

До полевого сезона для «Флоры» осталось обработать одуванчики. Но этот материал очень трудный.

Директора нашего института Витаса Контримавичуса, уехавшего на родину, в Литву, сменил Георгий Краснощеков. Отношения у Андрея с ним более чем прохладные. И раньше нас раздражало то, что судьбы института решались в зависимости от симпатий или антипатий начальства, а не от стратегии развития института. Я все чаще задумывалась над тем, каким бы мог быть талантливым заместителем директора по науке Андрей. Именно по науке. Как важно гармонично развивать научные направления в комплексном институте, где на стыке разных направлений возможны контакты. У нас же в институте происходила не стыковка, а наоборот. Каждый руководитель выпячивал свое направление. Особенно зоологи. Поэтому образовались большие перекосы в зоологическом направлении.

Когда пришел к руководству Краснощеков, интриги, скандалы усилились. Витас обладал способностью не разжигать скандалов. Краснощеков не имел этого дара, был мелочным и мстительным. Темноволосый, среднего роста, молчаливый, он у меня и внешне не вызывал симпатии. К такому, как прежде к Витасу, не зайдешь поговорить по душам.

Вспоминала, как я, которую уже два года «мазали», обвиняли в том, что я написала анонимку, в 79-м году пришла к Витасу и просила объективно разобраться, перестать клеветать. И он сначала в сердцах мне заявил, что считал Хохрякова хорошим парнем, а теперь Андрей « ест из той тарелки, в которую с…». Я возмутилась, говорила резко, доказывала нашу непричастность к этой грязи. И Витас понял. Больше разговоров на эту тему не поднимали. С Краснощековым так не поговоришь. Около него совсем другие люди.

Магадан Андрею надоел. После окончания «Флоры» он планирует уехать либо во Владивосток, либо в Якутск. С Дальним Востоком ему расставаться не хочется.

Андрей мне пишет на Зеленый мыс: «Я, правда, был болен. Теперь лучше, но состояние тревоги и неопределенности, пожалуй, усилилось. Вчера имел разговор с Краснощековым, из которого стало совершенно ясно, что ни о каком развитии лаборатории не может быть и речи, брать от нее он готов, а давать – ничего. Со снабжением в институте все хуже, с ужасом думаю о том времени, когда нам понадобится машина, опять начнется нервотрепка и склока. Да и весь этот месяц на нервах, то по поводу отвозки бумаги, то по поводу ее привозки. «Флору» я, в общем, кончил, осталось только доработать сборы прошлого года. Ничего принципиально нового ждать уже от Магадана не приходится, так что все подходит к тому, что срок нашего пребывания здесь подходит к концу самым естественным образом. Взял билет во Владивосток, оттуда лечу в Якутск. Так что теперь дилемма не в том, чтобы уходить или нет, а в том, когда и куда. Думается, что в Якутск можно прямо через месяц и провести полевой сезон где-нибудь в Верхоянье. Конечно, Якутск не сахар, но тоже есть свои плюсы. Морозы, должно быть, компенсируются близостью расстояний внутри города. Насчет печати будет самостоятельность. И больше не будет таких унижений как у меня с препринтом об эволюции. Сами будем распоряжаться ставками, машинами и т.д. Самое же главное – более высокая ступень. Личное общение с академиками и т.п. Впрочем, если с АН ничего не выйдет, можно уезжать и в Грузию, ведь у нас в запасе еще полтора года. В Батуми, конечно, почет и уважение, но уж масштабы какие-то мизерные и работать там все давно отвыкли. Гербарий, верно, годами не обрабатывается. А ведь главное, что тяготит здесь, в Магадане, именно то, что невозможно расширить масштабы деятельности, а как мы теперь сможем обходиться без лаборантов, да и без м.н.с.? До пенсии еще лет 5, а то и 10. А самое главное – почему бы не попробовать? Больше развалить, чем уже развалено, невозможно, да и за развал сейчас не судят, а повышают. Сегодня 1 Мая. Демонстрация, а погода мерзкая, всю ночь дуло и завывало, выпал мокрый снег, сыро и промозгло. Колонка наша совсем крохотная, я только дошел до дома и пошел греть ноги, промок. В общем, все сумрачно и скверно…»

Затяжной кризис продолжается. И при Витасе Андрей не мог развивать лабораторию. Сколько ни просил новые ставки – Витас не давал. А при Краснощекове началась травля. Очень обидно, мы много работаем, а награждают и продвигают совсем никчемных людей, еще зеленых юнцов. Все дела в институте, как и во всей стране, решаются келейно, только между своими любимцами.

Экспедиционные работы должны проходить в районе Оройка, в среднем течении Колымы.

Мужчин в лаборатории мало. Мы надеялись на Павла Жмылева, недавно приехавшего к нам на работу выпускника МГУ. Но он решил сплавляться самостоятельно в Охотоморье. Андрей уступил. Он никогда не давил, не требовал. Все делал в интересах дела. Таким образом, нас осталось четверо: я, Андрей, Оля и Ира Драневич.

Произошло замирение с Колькой Игнатенко, который зимой загадил нашу квартиру. Написали ему записку о том, что мы его полностью прощаем и что он нам ничего не должен. Он сразу же пришел к нам и, как сказал Андрей, «простил нам свое хамство…»

Колька в знак замирения сразу же наладил машину, везет нас в Сеймчан. Шофер в экспедиции – великий человек, а Колька вдобавок – любимый!

Из дневника: «18 июня. Магадан. Уезжаем на все лето. Машина стоит у института. Солнечно и прохладно, ветер несет пыль по голой улице. Грузимся. В последний момент наш начальник отряда Павел Жмылев вносит «на распахнутых руках» ящик сливочного масла – 25 килограмм. Учитывая колымскую жару, это довольно коварно. Объясняю. В магазинах с продуктами плохо. Перед началом полевого сезона на складе мы можем затовариться: вот и выписал Жмылев по неопытности много. И то, что ему не нужно.

Дорога по трассе до Сеймчана привычна и утомительна. Все пропылились, но девочки довольны. Снова в пути. Будем в интересных местах.

19 июня. Сеймчан. На лесоохране общаемся со старыми знакомыми. Все по-старому: аэропорт, аэродром, пыльная улица и лесоохрана. Жара, комары и пыль. Спешим на причал. Вода в Колыме быстро падает. Пойдет последняя баржа – СПН. Она еще грузится. Кран поднимает наши вещи на баржу. Рискованное мероприятие. Боюсь, что все треснет, упадет в воду. Капитан Березовский сам принимает и расставляет вещи! Сегодня у его помощника день рождения. Поэтому баржа пойдет завтра. Ночь прошла под истошные крики в несколько туров. Команда гуляла с местными девицами. Все перепились. Капитана искупали, и он мчался кому-то мстить за оскорбление. Все сопровождалось отборным матом.

20 июня. Погрузка окончилась только днем, но оргия – нет. Еще два часа оформляют отход. Наконец отчаливаем. С этого момента, не доверяя команде, капитан в мягких тапочках стоит у штурвала. Вода низкая, мели. Колыма прекрасна, особенно белой ночью. Синеют сопки, воздух становится беловатым. Прохладно. Днем очень жарко.

21 июня. У Сугойского кривуна горят леса. В Оройке причалить не можем. Вещи перевезли на лодке. Володя Щеглов устраивает нас в большом сарае, недалеко от берега.

22 июня. Андрей и Ира идут на степные склоны. Жара невыносимая. В центре поселка грязное пространство, что-то вроде площади. В застывшей грязи разбросаны доски для того, чтобы можно было пересечь это пространство в непогоду. Около домов теплицы. За пленкой зеленеют лианы огурцов. Рядом с домами помойки. На реке зеленые острова, высокий гористый прижим.

К пристани ежедневно подходят баржи, разгружаются и тут же отчаливают. Лесоохрана не зависит от местных властей. Красивый голубоглазый начальник лесоохраны Володя Щеглов – законодатель моды, щеголяет особым магнитофоном, японскими часами. С утра на лесоохране собирается его команда – народ пестрый, большинство - просто вольные охотники. Зимой ходят на соболя. Большей частью бездельничают, но когда пожары – проявляют чудеса героизма. Одеты во что попало и выглядят весьма «красочно». Завскладом Владимир Петрович Марков – бич бичом, но важничает. Постоянно просит выпить.

23 июня. Девочки остаются в поселке. Меня с Андреем Щеглов везет вниз, к прижиму. Целый день идем вверх по раскаленному склону, через большие гари. На вершине – триангуляционная вышка. Открылся вид на извивающуюся лентой Колыму, дальние темно-синие сопки. Маршрут бездарный. Обратно по раскаленным камням чуть ли не бегом спускаемся к реке. Преследуют комары. Внизу по реке мчится моторка. Машем изо всех сил. Но с реки мы незаметны. Два раза моторка колесит то вверх, то вниз, ищет. Наконец, увидели. В лодке постепенно остываем.

24 июня. Оля с Андреем едут на Карасиное озеро. Поход не удался. Сильно ободрались. Завхоз Владимир Петрович выпросил у меня спирт за свою работу по перевозке. Тут же надрался, и в таком состоянии ехать за Андреем и Олей, я понимаю, не может. Попросила Щеглова. Но тут пьяный завхоз пробрался к лодке и умчался первым. Щеглов завел вторую лодку, бросился вслед. На стремнине Владимир Петрович выписывал необыкновенные узоры, ставил лодку чуть ли не вертикально. Всю эту картину мы наблюдали с берега. Здесь это модно, высший шик. Через полчаса все вернулись без приключений.

25 июня. Ира и Андрей снова едут на озеро. У Оли температура. Я зайцем бегаю по поселку в поисках фельдшера. Он оказался домашним, милейшим и невежественнейшим человеком. Славится плясками в клубе.

Предмет нашего волнения – масло. Оно портится на глазах.

26 июня. День ветреный и пасмурный. На сегодня был намечен торжественный выезд баржи «Сток» на косу, место гулянья ороекцев, где не бывает комаров и можно загорать. Привезли стайку девушек из Глухариного – поселка в 30 километрах от Оройка. Наконец, появился охотник Обоев – наш проводник. Теперь можно собираться на Чебукулах. Там на берегу стоит избушка.

27 июня. Весь день отлеживаемся, сушим гербарий. Его уже порядком. У Андрея недомогание. Читает девочкам лекции по эволюции. Комары ошалели. Несмотря на холод, совершают набеги. Спим под пологами.

У реки бойко. То и дело жители поселка с детьми, собаками едут на рыбалку. Привозят чебаков и щук. У домов висят вязанки вяленой рыбы.

28 июня. Собираем вещи, продукты. В Чебукулахе рассчитываем быть неделю. Лодка маленькая, вещей много. Нужно делать два заезда. Первыми уплывают Андрей и Оля. Приходят «гости». У всех магнитофончики с кассетами. Песни Высоцкого, «Машина времени». Много знакомых. Игорь, который в 1979 году на катамаране из пустых бочек сплавлялся по Колыме, охотник Антон, с которым мы в то же время собирали смородину-дикушу. Савенков – капитан «Венеры», сильно располнел. Некий Хохол опять прибыл с очередным магнитофоном, хочет покорить Иру. Все они мелькают, а время идет. Обоева все нет. Наконец, появляется. Но нужна еще одна лодка. Много вещей. После трех неудачных попыток находим лесоохранника Сашу – ухаря. Все время старается перегнать нашу лодку. Опять немыслимые виражи.

В Чебукулахе стоим на коренном берегу у большой протоки. Перевозчики, получив плату, тут же надрались и, отъезжая, выделывали на реке всякие штуки. Особенно отличался Обоев – поворачивал лодку на 180 градусов, вставал во весь рост и т.д. Белой ночью с обрыва смотреть на выкрутасы лодок на колымской стремнине – зрелище впечатляющее.

Избушка стоит на берегу Колымы. Место очень красивое. Стоим на коренном берегу у большой протоки. На островах- ивовые заросли. Прозрачный ручей. Густые заросли березки. Цветет ветреница лесная. В наше отсутствие Андрей с Олей привели избушку в божеский вид. Их здорово закусали комары.

29 июня. Андрей с Ирой идут на степные склоны вверх по Колыме. Мы с Олей работаем в густом лиственничнике, выросшем на гари. Продираться в нем невозможно, густо щеткой стоят молодые деревья. Перед сном растянули полога. Читаем вслух «Швейка».

30 июня. Старая вездеходная дорога оставила глубокие, еще не заросшие следы. Все заболочено. То и дело пересекаем ручей. Печет солнце, заедает гнус. Среди тайги стоят аккуратные бревенчатые домики. Все брошено и безжизненно. В центре поселка всего одна улица, на засохшей глине отпечатки следов медведей, сохатых, лис. На хлебопекарне изображена круглая мордочка и надпись «Ни хлебом единым!» Не «не», а «ни»…

По договору Обоев должен быть с нами, возить вверх и вниз по Колыме. Но его все нет. По пути вверх по Колыме на свою Коркодонскую заимку заехал охотник Антон с супругой и детьми. С ним охотник Вася. Привезли бутылку коньяка. Огурцы. Хорошо помнят нашу флягу со спиртом. Ждут нас в гости.

Андрей изо всех сил борется за режим. Но светлые белые ночи скрадывают вечера. Солнце садится только в 10 вечера. Планируем трехдневный поход в горы. Оставлять вещи в избушке рискованно. Будут искать спирт. Нужно прятать вещи – тулуп, спальники – все то, без чего нельзя работать.

1 июля. К брошенным домикам мы идем вечером, по холодку. Добираемся за 2 часа. Выбираем одну из избушек. Оля всем устраивает постель на старых брошенных матрасах. В огромные щели залетают комары. Вспугнули зайца.

2 июля. С утра холодный ветер. Километров 10 месим грязь по старой вездеходной дороге. Девочки развлекаются, наблюдая свежие следы медведя, лося, лосят! Ползем вверх унылыми гарями. Но склон оказался очень интересным. На выходах известняков нашли венерин башмачок, рододендрон Адамса. Сильно замерзли под сильным ветром. С вершины открывается вид на далекие синие горы и излучины Колымы. Под вершиной вспугнули семейство диких оленей. Коричневый олененок еще без рогов, быстро догоняет взрослых.

На спуске устали. На склоне гарь. Искалеченная земля вся в трещинах. Возобновление очень слабое. Перебираемся через обгоревшие лежачие стволы. Внизу на дороге идти чуть легче. Это понимают и животные, оставляя на глине следы. До места, откуда начали подъем, прошли не менее 5 километров. Андрей бодрит нас, поет: «На рыбалке у реки… потерял рыбак портки». Особенно смешно у него получается «шарил, шарил, не нашел, без порток домой пришел..» Для девочек эта песня – новость.

В брошенный поселочек пришли только в час ночи. Очень холодно. Стаи комаров, мучавшие на дороге, исчезают. Согреться трудно. В щели дует холодный ветер.

3 июля. Обратный путь без приключений. Не торопясь, тащим большой гербарий. У нашей избушки видим несколько подозрительных людей. Расспрашивают об Обоеве. Все знают – Обоев хороший охотник. Эти люди – крысятники. Так в этих краях называют прилипал. Они выслеживают склады мяса, сделанные охотниками, и ночами воруют. Увидев приближающуюся лодку Обоева, быстро уплывают. Разбираем гербарий.

4 июля. Два дня посвящаем разборке и сушке гербария. Затем на двух лодках, с приключениями, пересаживаясь с лодки на лодку, плывем вверх по Колыме на метеостанцию у впадения Коркодона, ту самую, на которой мы стояли три года назад.

Начальник станции - Коля Сахно. Он, с женой Любой и дочкой, живет тут давно. Три года назад, когда нас возил Селифанов, Коля с семьей ездил в отпуск на «материк». Невысокий, голубоглазый сразу предоставляет нам жилье. Вечером смотрим кино «Подсолнухи». Ходили на коренной берег, на то место, где мы стояли во время наводнения в 79-м году.

5 июля. С утра все тихо. Якуты всю ночь шарахались. Охотники спят в бане. Лодочник по кличке Короток увозит Андрея и Олю на Кудлей – хребет над Коркодоном. Я с Ирой еду к подножию высокого странного «пальца», острой пикой виднеющегося далеко на противоположной стороне Колымы. Там много степных видов.

Андрей с Олей приехали только в 10 вечера. Комары неистовствуют. Успели сыграть партию в лото – традиционную игру на метеостанции.

6 июля. Весь день закладываем гербарий. Люба кормит нас как на убой: мясом, рыбой, пирожками, пончиками! Объедение! Днем едем с Колей Сахно на карасевое озеро. Он проверяет сети, мы собираем гербарий. Вода теплая. Цветет нимфея, заросли цветущей вахты. К вечеру закладка гербария и вечернее лото. Хорошо!

7 июля. Нужно возвращаться в Ороек. С утра ждем Обоева. Люба готовит котлеты. Вместо Обоева приезжают Антон и Андрюшка-якут. Сахно ставит на стол бутылку водки к котлетам. Снова отдыхаем, ждем, читаем «Швейка». На улице град с дождем. Появляются новые люди. Команда «Золотинки». Приносят водку, батарею пива, закуску. Душа общества – Сахно. Решено ехать вниз по Колыме на «Золотинке» и не дожидаться Обоева. Грузим вещи на две лодки и торжественно подъезжаем к барже. Множество провожающих: якут Андрюшка, Коля, старый якут. Стоят у «нашего» места. Прощаемся. Быстро спускаемся вниз по Колыме мимо «пальца». Теплый воздух бьет в лицо. Из домика на Чебукулахе нужно забрать вещи. На лодку без весел садится бойкий парень Федя. Берег однообразный, избушки не видно. Вверх-вниз. Наконец находим наш мысок. И вдруг навстречу нам - Обоев. Очень кстати. Привез письма из дома. Читать о Черном море, зеленомысских новостях тут, на краю света, особенно дорого. Подвозит к избушке. На «Золотинке» любуемся ночным закатом. Светлая ночь. В Оройке, пока выгружались, несмотря на глубокую ночь, навстречу к нам идет сам Щеглов. Сообщает: вертолетчики летают на пожары каждый день. Это означает – можем заброситься на Юкагирское плато.

9 июля. Знаменательный день. Володя Щеглов отмечает свой день рождения выездом на косу. Будут лучшие люди, будут шашлыки. С утра то взлетают, то садятся вертолеты, делают облеты. Снуют по реке баржи. Мы, недоспавшие, еле шевелимся, разбираем вещи, гербарий. К вечеру одеваемся не в полевое. Праздничный эскорт из нескольких лодок вывозит гостей на косу. На ней плоские камни. Можно танцевать. Щеглов привез оленьи шкуры, мы – ватники. Располагаемся у костра. Начинается застолье. Водка и шампанское. Молодой вертолетчик Витя все время пристает к Андрею – требует пить водку до дна. Белая ночь. Поблекли краски. Обоев в белой шапочке развозит гостей. В первой лодке трое. Оля осталась на косе. Вода быстро прибывает. После дождей начался паводок. К моменту разъезда коса сужается на глазах и вскоре будет затоплена. Мы уже в Оройке, стоим на пристани, ждем следующую лодку. В ней два мокрых вертолетчика – испуганные, пьяные. Наконец подъехала и Оля с остальными. Только тогда я немного успокоилась. Оказалось, пьяный Щеглов вместе с вертолетчиками перевернул свою лучшую лодку «Крым». Полночи шумели, привозили лодку. Переживали.

10 июля. Вертолетчики напросились на обед, перешедший в долгое застолье. Активное участие в застолье принимает Хохол, прозванный девочками почему-то Фербенксом. Днем он привез огромный кусок только что убитого сохатого. Гремят магнитофоны. Всем хочется танцевать. В том же помещении, в углу, я с Андреем спешим: разбираем, сушим, укладываем гербарий, связываем папки. Только в двадцать три вечера гости расходятся. Долго не могли заснуть. Мучили комары.

Из детской клеенки я сшила огромный плащ-накидку. Это моя гордость. И вещи укрывает, и в дождь незаменим. Ночью я в этой накидке пробираюсь к основному туалету поселка – «пизанской башне». Лучшие люди поселка во главе с главной соблазнительницей – продавщицей Валей – гуляют. Вдруг видят меня похожую на ку-клукс-клановца. Раздаются громкие вопли. Разбегаются.

11 июля. День рыбака. То и дело к лодкам подходят либо нарядные пары (на косу), либо в полевом (на рыбалку). Жена Фербенкса в нарядном халате примчалась к нам в сарай. Он мирно завтракает с нами. Его плитка, мясорубка нам верно служат. Принес огурцы, чеснок.

Часть вещей, сухой гербарий нужно оставить в поселке. Затовариться продуктами. Все рассчитать. Подаренную лосятину девочки нечеловеческими усилиями прокручивают через мясорубку, жарят котлеты. К вечеру активизируются вертолетчики. Варят уху из линьков, приглашают. Надеемся на завтрашний заброс.

К вечеру поселок наполняется пьяными. Обоев упал в реку, освежился.

12 июля. С утра чувствую себя совершенно больной. Ангина. Нужно утрясти вещи, готовить завтрак. Полный развал. На почте необходимо отправить посылки с гербарием. Купить продукты. Масло, которое нам навязал Жмылев, катастрофически портится. Девочки его срочно перетапливают. Андрей оформляет документы. Подогнали машину, грузимся. Бегу за хлебом, но его еще не выпекли. Едем к пекарне и берем 10 буханок горячего хлеба. Шофер ищет Обоева. Он должен лететь с нами, но исчез, видимо, пьет.

Вертолет готов, нас ждут. Грузимся. Бешено завертелся винт. Парим над поселком, рекой, удаляемся в горы на север, на Юкагирское плато, где еще не ступала нога ботаника! Сели у прозрачного ручья.

13 июля. Я больна, лежу. Наш ручей называется Томительный. Весело журчит у палатки, поет свою песню. Оля с Андреем в маршруте. Андрей рассказывает: олени сильно вытоптали тундру. Пологие плато. Высоты небольшие. Находок мало.

15 июля. Заболела ангиной и Ира. Разбираем гербарий. Неожиданно Андрей говорит, что перед отлетом Щеглов отказался нас выбирать. Это не его район. Вертолетчики, вероятнее всего, уйдут в отпуска и вернутся в Сеймчан. Вызовет ли Щеглов вертолет из Сеймчана, чтобы нас забрать? Шутит ли Андрей или говорит правду? Но Щеглов наш старый друг, неужели бросит и не вспомнит?

17 июля. Жарко. Парит. К вечеру Ира идет на плато собирать остролодку. Подъем занимает всего полчаса. Вдруг слышим гром. На Колыме гроза редкость. Черная туча, словно ворона, мгновенно налетает, уже видны молнии. Мы волнуемся. Ира, романтически настроенная, храбрая, стоит на голом плато. Даем залп из ракетницы. Вторая ракета оказалась испорченной, вьется по лиственничнику и поджигает сухой ягель. Оля с Андреем мчатся с чайником, гасят лишайник. Появляется Ира. Гроза пролетела стороной.

18 июля. За сопкой пожар. Издалека несет гарью.

До 21 июля – срока прилета вертолета - ходили на дальние плато.

Прошло 6 дней – вертолета все нет.

25 июля. Поворот к осени. Отцвел багульник. Разлетается пушица. Появились коричневые краски. Ручей по-прежнему прозрачен, но воды поубавилось. Постоянно прислушиваемся, смотрим в небо. Выше на плато выпасают оленей. К нам приходили пастухи, у которых стадо насчитывает до 4 000 голов. Пастухи вызывают санрейс. Им положена профилактика. Пастухи русские. Женаты на эвенках и очень довольны. Раньше бичевали, спивались в Сеймчане. Потом одумались и ведут здоровый образ жизни. Особенно помогла необходимость бегать за стадом, искать оленей.

28 июля. Просыпаемся поздно. Томимся. Тень лиственницы покрыла узорами крышу палатки. Жарко. Журчит ручей. Седьмой день ожидания. Полная безвестность. Опять гремит вертолет. Мы не верим глазам. Садится! Это вертолет землеустроителей, летит в Рассоху. Пастухи передали о нашем положении по рации. Быстро, как в бреду, заталкиваем все подряд без разбору. Летим в Рассоху на восток. А в Оройке находятся наши вещи. Туда приходит почта! Но нам лишь бы к людям. Пролетаем знакомую гору Конус и садимся в Рассохе, где мы работали в 79-м году. Знакомые лица. Встречает старая знакомая полупьяная тетя Вера. Те же домики, огромная улица. Счастливые, идем к тете Вере пить чай. Маленькая злая шавка схватила сзади за ногу, да так сильно, что прокусила брезент. Вся нога в синяке.

Нам выделяют вполне благоустроенный дом. Вещи подвозят на тракторе. Узнаем – вертолет у Щеглова каждый день работает на пожарах. Не может быть, чтобы забыл! Но мы сидели семь дней!

Вертолет со стойбища привез тушу оленя. Ее быстро распродают. Мы тоже купили здоровенный кусок. Оказалось – он густо засижен яйцами мух. В полутьме не рассмотрели. Идем к прозрачному ручью и отмываем. Две огромные кастрюли плова рассчитаны на росгипроземовцев, вертолетчиков – наших спасителей. Тут и сеймчанский врач Толя Будко. Он ведет девочек на эвенское кладбище, местную достопримечательность. Снова садится самолет, за ним вертолет. Прилетает Белый – ботаник из Магадана, работающий в Росгипроземе. Ведет себя отчужденно. Гербария своего не показывает и не интересуется нашим. В транспорте отказывает.

В соседней избе живет красивый молодой ветеринар Халил. Его будут забрасывать на стойбища. Сразу же пригласил Иру Драневич поехать с ним. Она в восторге.

29 июля. Утором жарко. По центру поселка одна огромная улица. Я иду в легком платье отдавать Вере мясорубку. В руках только мясорубка. Вокруг ни палки, ни камня. На земле только засохшая грязь. На пороге у бабы Веры сидит вчерашняя шавка. Глаза ее синеют от гнева, а вокруг собирается большая стая разнокалиберных дворняжек. Под предводительством шавки они собираются в стаю и довольно быстро бегут мне навстречу. Еще один миг – и мои голые ноги будут растерзаны. Что делать? Я ору изо всех сил, зову Халила. Ветеринар выбегает из своей избы, разгоняют свару и удивляется моему испугу. Когда позже у меня спрашивали, пугалась ли я чего-нибудь, я всегда вспоминала этот случай.

Вертолеты заняты на пожарах. Андрей с Олей ушли в пойму и вскоре вернулись, сварившиеся на жаре, закусанные комарами. На Сугое сильный пожар. Затушенный в июне, он теперь разгорелся с новой силой, идет сплошным фронтом. В Ороек ничего попутного нет. Ситуация все время меняется.

Зацвел вейник. У Андрея начались сильные приступы аллергии. Он планирует уехать на тундру, на Конус, куда должен пойти вездеход. Но ни на что надеяться не приходится, хотя Гулевский – директор стойбища, как и в 79-м году, старается нам помочь.

30 июля. На прощанье вертолетчики покачали девочкам корпусом вертолета. Мы махали! Самолетов нет. Недоброжелательный Белый все же улетел. Приехал вездеход с геоботаниками. В нем девочка Марина. Сразу же стала показывать неаккуратно собранный гербарий. Андрей счастлив – новый вид батрахиума. Хорошо бы его добыть на Лебединых озерах. Но туда можно попасть только вертолетом или вездеходом.

31 июля. Опять весь день договариваемся о поездках. Андрей надеется уехать на Конус. Вездеходчик пьет, не думает ехать. Над поселком серая дымка. Пожары разгораются. Ира должна ехать с ветеринаром, а на Конус поедет Андрей с Олей. Но пока все стоит. Работы почти нет. Гербария минимум. Сборы высушены.

1 августа. Опять планы меняются. Вездеходчик продолжает гулять. Никуда ехать не хочет. Вездеход то и дело шныряет перед нашей избой. Садится вертолет из Омолона. Спор из-за горючего. Гулевский должен срочно тушить пожар и максимально использовать вертолет, а вертолетчики - побольше налетать. А геоботаники - сохранить горючее. Кричат, спорят. Полная путаница. Моя поездка в Ороек за вещами становится проблематичной.

2 августа. С утра Андрей решил плюнуть на все и идти на Конус пешком. Все надоело. Поездку Иры на стойбище из-за все время меняющихся планов решили отменить. Наконец, вездеходчик собрался и увез на Конус Андрея, Иру и Олю. Только уехали – разразилась сильная гроза. Дождь лил до вечера. После жары приятно. Но я волнуюсь за Андрея и девочек.

3 августа. С утра договорилась с вертолетчиками о полете на Лебединые озера. Со скрипом, но берут. Наконец, Халил летит в бригаду. Он весь в ожидании работы. Надел все новое, в накомарнике, перчатках. Жара. Вертолетчики полны желанием мне помочь. Интересуются растениями, расспрашивают. Летим. Вижу сверху: все кочкарные болота на пойме искалечены вездеходными «дорогами». Пролетаем Конус, я высматриваю нашу палатку, но ничего не вижу, кроме эвенских чумов. В пятой бригаде оставляем Халила. Несмотря на жару, эвены в мехах. На озерах, пока вертолетчики делают облеты, могу 3 часа работать. На стоянке круглый год живет женщина с дочкой. Пьет. В старице большая щука смотрит на меня зло, словно в сказке. Жара. Нахожу батрахиум. Счастлива, отмываю корни. Собираю все подряд - получилась полная папка. В лиственничнике лишайники крошатся под ногами. Высших растений почти нет.

Вертолетчики наловили окуней. Чищу и жарю, наблюдая дружбу вороненка с двумя поросятами и щенком. Вороненок жалобно каркает, выпрашивая еду у жадных поросят, и купается под умывальником.

6 августа. С величайшим скандалом удалось отправить вездеходчика на Конус за Андреем. Вездеходчик захватил с собой беременную жену. Дикие нравы. Обратно приехали поздно. Не разбирая дороги, вездеходчик крушил молодые лиственницы, в темноте искры разлетались в разные стороны. Я с замиранием сердца смотрела на эту картину.

7 августа. Весь день закладываем гербарий. Резко похолодало. Сыплет снег. В избе тепло. Андрей читает девочкам лекции.

10 августа. Наконец развеялось. Надеемся улететь первым бортом.

11 августа. Утром на Ан-2 прилетел Н.Соколов. Делает облеты. Предлагает по пути забросить в Ороек. То, что надо. Летим вместе с Олей. Пилоты Макс и Вреш – наши старые сеймчанские знакомые. Макс, «Максютка» – знаменитый пилот. Вреш - тоже знаменитый. У него был случай. Загорелся самолет, и он, спасая детей, сильно обгорел. Оба влюблены в Север. Летим на бреющем полете вдоль реки Булун, затем вниз по Коркодону. На Колыме все заволокло дымом. Везде пожары.

2 дня приключений. Оле удалось покататься на моторке по Колыме. Водитель "подшафе", как здесь принято, выписывал на воде узоры. Потом долго тряслись в машине до Глухариного. На самолет успели. Предыдущий борт не долетел, сделал вынужденную посадку где-то в пойме. Много по этому поводу разговоров. Летим в Сеймчан над Колымой. Я высматриваю знакомые места: Коркодон, Палец, Замковый!

16 августа. Андрей с Ирой прилетели из Рассохи. Ира сразу улетала в Магадан. Мы стали дожидаться машины из Магадана, чтобы перебазироваться на Буюнду. Но, оказалось, в сенокосную страду выбить машину у нас в институте так же трудно, как уехать на вездеходе на Конус. Похолодало. Сыпал снег. Мы на лесоохране жили в сырой комнате без печки. Простудились. В сильном напряжении нас держали 10 дней.

Сколько же техники на лесоохране! И катер, и вездеход, не говоря о вертолетах. Это все используется на охоте. Это главное. Особенно зимой. Чем же заняться? Ведь зимой нет пожаров.

3 сентября приехала машина с Колей Игнатенко, Пашей Жмылевым и его женой Ирой Кривохарченко. Мы уже и не чаяли. В Балыгычане остановились в леспромхозе. В большой долине нещадно рубят вековые лиственницы. Заготавливают. Неизвестно для чего. Собирали гербарий в большой пойме. В основном ходила я с Пашей Жмылёвым. У Андрея аллергия.

Сразу же по возвращении в Магадан, не отпуская машину, в том же составе уехали на юг Охотского побережья в Талон.

Утром просыпаемся в густом молоке тумана, который развеивается только к полудню. Зато во второй половине дня, все сияет голубым, золотым и алым. Стоят замечательные осенние дни. Как всегда, ходим в близкие и далекие маршруты. Как всегда, дружим с любимым шофером Колей, несмотря на его разгильдяйство и пьянку. Безотказный, умный и веселый, он умеет и пошутить и помочь и создать веселое настроение в отряде. В тяжелых условиях это, пожалуй, самое главное.

Еще летом нам удалось попасть в число участников Средиземноморского круиза. В те времена своими глазами увидеть Турцию, Грецию, Италию и Испанию – кто бы не мечтал об этом! Я не сомневалась, что и для Андрея эта поездка представляет большой интерес, тем более что его всегда интересовала история. Однако, выяснив, что мы в основном будем ездить по городам, он расстроился. И только то, что мы будем на Канарских островах, где он сможет увидеть субтропическую растительность, несколько его успокоило. Поездки для него были всегда связаны со сбором растений, а не с культурной программой.

У Андрея идеальная характеристика. Все стукачи, как мне передали в магаданских профсоюзах, распределявших путевки, давали Андрею прекрасную характеристику: мол, его не интересует ничего, кроме растений!.. Как хорошо, что эти стукачи не беседовали с Андреем. Он не скрывал своего отношения к «Софье Васильевне», то есть к Советской власти, как мы ее между собой называли!

До отъезда в экспедицию, ранним летом, необходимо было оплатить стоимость путевок. Она привела меня в шок. Оказалось – мы должны были сразу выложить чуть ли все наши сбережения – больше 5 тысяч рублей. По тем временам – сумма огромная. Нам выделяли каюту люкс.

Работа в экспедиции отвлекла меня от этих огромных трат. Но позже, на корабле, я нисколько не пожалела о выплаченной сумме. Ехали мы с комфортом. Друзья и родственники просили нас поделиться своими впечатлениями. В те времена редко кто из нашего окружения бывал за границей.

24 сентября мы из Москвы уезжаем в Одессу. Перед отъездом страшная гонка. Сборы. До последнего момента чинили сумку, покупали часы. На Киевском вокзале, на огромном табло температура воздуха показывает + 17°. Но за несколько минут упала до + 15°.

В Одессе никого не знаем. Ищем гостиницу «Красная». Город весь в зелени, очень нарядный. Стены густо заплетены виноградом.

26 сентября. Одесса. Ждали руководителя. Выслушивали нудную установочную накачку. Досадовали. Гуляли по красивому городу с правильными улицами, домами преимущественно Х1Х века постройки. Бульвар с огромными акациями, каштанами и развесистой софорой. Нарядные люди спокойно ходят по улицам. Осмотрели «Привоз» – одесский рынок. Ночь мы проводим уже на корабле «Беларусь» в шикарной каюте гранд люкс. Она превзошла все наши ожидания. Это комфортабельная квартира с финским дизайном.

27 сентября. Одесса. С утра опять инструктаж. Потом длительная процедура обмена денег и, наконец, таможня. Смотрят внимательно, но наш чемодан не открывают. В 15 часов уходят последние пограничники. Поднимают очень высокий трап, и мы быстро отчаливаем. Вдали уменьшается потемкинская лестница, красочная бухта. Мы в открытом море. Уйма палуб. Мы на самой верхней. Наша каюта на самом носу. Таких как наша– только две. Вторая принадлежит директору круиза – приятному интеллигентному человеку.

28 сентября. Стамбул. В 12 дня вошли в Босфор. Берег совсем близко. У берега лепятся минареты мечетей. Далее коричневато серые холмы. Берега видны до деталей. Люди на лодках. В некоторых местах до берега не более 200 метров. Стамбул расположен в обширной бухте. Очень знакомая по картинам панорама. Мечети. Купола Айя Софии. В городе осмотр национального музея во дворце султана. За стеклом ятаганы украшенные бриллиантами, изумрудами огромных размеров. Далее мечеть. Необходимо снимать обувь и идти босиком по пыльному ковру. Вокруг мечети очень много знакомых растений, очень похоже на Батуми, но сказывается более сухой климат. Много пираканты – кустарника с мелкими красными ягодами. Мужчины одеты по европейски. Женщины в черном. В некоторых случаях закрывают лицо пестрым платком. Много низкорослых. Мужчины все без исключения темные, усатые, восточного типа. Множество экскурсантов разных национальностей стремятся в столицу Византии. Везут на мост через Золотой Рог. Душно. Дома скученно лепятся по холмам. Узкие улицы. Новые современные дома на окраине высокие, но не небоскребы.

Чувствуем важность момента. Попасть в Стамбул и в другие капиталистические страны в то советское время очень трудно. В вечерней программе – посещение кафе с исполнением танца живота. Этот танец у всех на устах. Но Андрей и слышать не хочет об этом танце. Поэтому мы единственные на корабле остаемся на палубе. Любуемся бухтой, красивым закатом на фоне темнеющего неба с четкими силуэтами минаретов. Быстро темнеет. Огоньки освещают верхушки минаретов. По бухте снуют паромы, катера.

29 сентября. Стамбул. С утра экскурсия по городу, затем свободное время для покупок и посещение Айя Софии.

Ждём. Гид Али отсутствует. Видимо по случаю национального праздника. Лихорадочно ищут запасного – Ивана. С жидкой бородой в потертых джинсах он похож на котенка. По русски говорит чисто, но со своеобразным акцентом. Сын эмигрантов. Показывают дворец султана, высокую стену гарема. Едем мимо памятника пирату Барбароссе, жившем в 16 веке. Почвы на обочинах улиц и холмов красные, похожи на аджарские. На окраине города дома – типовые коробки. На магометанском кладбище плиты прижаты друг к другу. Мост через Босфор – гордость турок. Попали в Азию всего за одну минуту. На азиатской стороне деревянные ветхие домики. Роща приморской сосны. На смотровой площадке изумительный вид на Босфор. Далекие берега в сильной дымке. Айя София огромный храм 6 века. Мозаичная икона Божьей матери. Огромные хоры. Царское место. Все грандиозно. Безобразные круглые щиты с арабской вязью из Корана. Храм был разграблен. Икон в храме нет. О их былом присутствии, говорят большие крючки. Множество туристов. Грязно и пыльно.

На корабль возвращаемся одурманенные смогом. Жарит солнце. Отчаливаем. В море приятный бриз. Ночью проходим Дарданеллы. Очень близко огоньки берегов.

30 сентября. Греция. Пирей. У причалов плотно друг к другу множество кораблей, яхт. Здесь был Саламинский бой! С корабля видны безрадостные серые предгорья. Город лепится по краям бухты по холмам, сохранив очень древнюю, первоначальную планировку улиц.

Жара плюс 32 градуса! Выпускают на час. Толпой идем по незнакомому городу. Зелени почти нет. Узкие улочки. В нижних этажах магазины. На витринах множество красиво разложенных товаров. На улицах пустынно, люди ходят не торопясь. Подъезды богатых домов отделаны мрамором. Много церквей. Небольшие базилики, ажурные колокольни.

Вечером едем в Афины. В полной темноте ярко подсвечен Парфенон. Ужин в ресторане. Танцуют сиртаки. Гвоздь программы – виртуозный исполнитель греческих и русских мотивов на бузуке – национальном инструменте, нечто между мандолиной и гитарой. И опять танец живота от которого все в восторге.

1 октября. Пелопонесс. В 8 утра посадка в комфортабельные автобусы с кондиционерами. По дороге в Коринф невысокие горы с обрывистыми скалами беловатого цвета покрыты низкорослой, формой напоминающей арчу, алепской сосной. На камнях подушковидные кустарники. Растительность – типичная фригана с полукустарниками, полукустарничками. Долины и пригорки сплошь заняты плантациями маслин. Старые деревья с шаровидными кронами и растрескавшимися стволами. Много фисташек. Посадки цитрусовых. Большая долина. Гид рассказывает: Здесь жила богиня плодородия Деметра и ее дочь Персефона.

Вдоль дорог часто встречаются маленькие часовни, похожие на скворечник. В крошечном домике на столбе – икона, перед ней лампада. На пригорках невысокие базилики церквей.

Горят сосняки. То и дело встречаются обширные черные гари. Коринфский канал имеет длину 6 километров, очень узкий и глубокий. Выпускают любоваться голубыми красотами и обрывами канала. Мы бежим в рощу низкорослого дуба хермесского. На выжженной почве собираем все подряд. Отрастает крупный птицемлечник с высоким цветоносом. В сосняке высокий белый крест. Много олеандра, пестреющей красными ягодами пираканты. Красивые особняки обвиты ярко цветущей красной бугенвиллей. Много дрока испанского. Вдоль речек - высокие заросли тамарисков. Вдоль дорог лежат расплюснутые, прижатые к почве цветущие каперцы. Рядом серые жесткие листья бешеного огурца. При каждом прикосновении маленькие огурчики плюются слизью. Крупные шаровидные кусты инжира обрамляют дорогу.

Едем в Микены к дворцу Агамемнона! Высокие, с пологими вершинами горы. Представляю, как на них зажигались огни, к.ак по этим знакам узнала коварная Клитемнестра о возвращении мужа с троянской войны. К холму с развалинами дворца – паломничество. Разноголосье народов. Камни под ногами отполированы ногами. Проходим вперед под арку знаменитых львиных ворот. Циклопическая кладка – для постройки дворца служили огромные квадратные камни. Спешим вверх на вершину холма. Андрей торопится собрать растения. Между камней пробивается цветущий и уже выгоревший на солнце маленький цикламен итальянский. Нещадно палит солнце. На противоположном холме слышится звон колокольчика. На совершенно отвесных обрывах пасется стадо коз. Мы спешим вниз, по дороге хватая все, что попадается на пути. Натыкаемся на густую сетку. Нет прохода… Снова бежим вверх и обратно. Жара! Стайка автобусов. Какой наш? Не опоздали! Раскопки Шлимана. Здесь он, как и в Трое, нашел уйму золота. Но мы не спускаемся в колодец раскопок, а наоборот, бежим на вершину холма, с которого прекрасно виден дворец Агамемнона. Среди диких грушевых деревьев выгоревшая трава.

Едем в Тиринф на родину Геракла. Здесь он совершил свой первый подвиг – убил Немейского льва.

Далее дорога в Арголиду. Едем мимо города Аргоса в Нафплеон – курортный городок на берегу Эгейского моря. Места эти связаны с мифом о Тесее. Именно здесь на холме несчастный Эгей стоял и увидел черный парус на корабле своего сына.

В Эпидавросе – родине Эскулапа нам показывают знаменитый театр с чудесной акустикой. Здесь до сих пор играют трагедии древних греков. Каменные скамьи расположены амфитеатром – как и в любом древнем греческом городе. Акустика действительно поразительная. Мы проверяем и слышим наверху каждое, хоть шепотом произнесенное слово стоящего на сцене. Амфитеатр окружают высокие можжевеловые заросли.

Теперь нам обещают пляж. Но до него очень далеко. Дорога вьется вдоль гор с густыми яркозелеными сосновыми лесами образующими сомкнутые насаждения. Есть и высокоствольные, у вершин – ниже. Море далеко внизу. К нему спускаются серпантины дороги. Наконец у маленького городка пляж. На песчаном берегу собираем кермек.

В Пирей возвращаемся под вечер. Бухта заполнена кораблями. Нет нефти. Полное впечатление что они готовятся к битве.

Вечером бродим по празднично освещенному Пирею. Магазины сверкают витринами. На память покупаем греческую вазу. Везде бензоколонки с эмблемой-ракушкой. В маленьком парке на обочине огромных размеров мирабилис с человеческий рост. Рядом такого же большого размера латук!

2 октября. Афины венчает Парфенон – творение великого Фидия. Развалины, к которым стремится огромный поток людей. Камни на подъеме отшлифованы ногами так, словно это каток. В храме Афины все скульптуры увезены. С Парфенона открывается вид замечательной красоты. Под холмом амфитеатр, за ним сосновая роща. Сорные заросли опунции. Сосняк крайне запакощен. Много мусора. Андрей возмущается:«Это ведь как наш кремль!».

Едем мимо храма Зевса, вернее Юпитера, построенный во 2 веке при императоре Адриане. Иудино дерево больших размеров. Показывают дом Шлимана. Сюда он тайно вывез золото Трои. Далее - академия изящных искусств, университет, национальная библиотека и, наконец, музей. В основном, античные ценности, найденные в последние годы. Несколько залов заполнено мраморными скульптурами. Здесь и ранний период греческого ваяния, и поздний. Есть и бронзовая скульптура мужчины, датированная 6 веком до н.э. Много римских копий. Запомнился Посейдон, Геракл, Пан – все первого века до н.э.

Едем по городу. Огромные деревья лавра благородного. Стрекочут цикады! Величественная скульптура императора Константина, созданная в 4 веке нашей эры, то есть вскоре после его кончины. Начинаешь понимать – в Греции христианство укреплялось очень сильно с самого начала.

Памятник Каликатронису, одному из борцов за независимость от турецкого владычества. Жил в начале 19 века. Памятник Байрону.

Свободное время мы используем для прогулки. Церковь с открытыми дверьми на все четыре стороны. Очень много верующих. На шее почти у всех - большие тяжелые кресты. Пронзительный звон колоколов. Кроме нарядной и благопристойной публики, на газоне расположились грязные хиппи.

У нас на корабле по соседству в каюте люкс едет внук Брежнева, тоже Леня. Но он худенький и выглядит карикатурно по сравнению с «гарным» и бровастым дедом, нашим первым секретарем, то есть главой государства. В каюте с ним красивая жена и ее подруга. Поговаривают– охранница. Вполне вероятно.

4 октября. Мальта. После дневного перехода мы в главном городе Мальты – Ля Валетте. Белые старинные здания. Поездка в старую столицу – Медину – память об арабском владычестве. Осмотр пышных католических соборов. Особенно подчеркивается то, что русский император Павел I был магистром мальтийского ордена. Показывают и катакомбы, в которых прятались во время гонений христиане.

Развито огородничество. Сухо. Проблемы с водой. По обочинам дорог высокие, более человеческого роста травы: анис, мелколепестник канадский. Заросли айланта. Олеандр растет деревом до 5 м высотой. Очень высокие культурные пеларгонии высотой до полутора метров. В сорных местах, на обочинах много одичавшей опунции. Созревают её красные плоды.

Италия. Вечером причаливаем в Чивитавеккио. Завтра осмотр Рима!

6 октября. Рим. Ранним утром формальности. Выверка паспортов. Полицейский острым глазом то на тебя, то в паспорт. Особенно внимательно на внука Брежнева. Тот , словно индюшонок, выставил грудь. Гордится происхождением.

Дождь, но тепло. Дорога в Рим тянется вдоль виноградников, посадок маслин. Только вдали видны облесенные горы. Едем быстро, но на подходе к Риму пробки, бастуют шоферы. Поэтому итальянцы на работу выехали на собственном транспорте, которого великое множество. Машины стоят вдоль тротуаров сплошной полосой. Подвозят к Колизею. Старые стены из коричневого кирпича не производят грандиозного впечатления. Сегодня Палатин холм со странными старыми домами, зияющими пустыми глазницами окон. Обрамляющая Палатин зелень усиливает впечатление ветхости. Рядом с этими жалкими остатками истории, пульсирует большой современный город, мчатся непрерывным потоком блестящие машины. Форум – те же обломки колонн. Очень трудно представить описанную неоднократно небывалую пышность, обилие мрамора, золото, триумфы! Нет грандиозности, которую рисовало воображение. Проезжаем мимо остатков храма весталок. Развалины. Несколько колонн между современными домами. Церковь 16 века Петра и Павла. В ней Моисей Микеланджело.

Красные почвы. Заросли ежевики. Эвкалипты. Серый можжевельник. Высокие кустарники эфедры густо покрывают невысокие холмы. Пинии. Окраины Рима. Большое кладбище машин. Мусор в больших черных пакетах выставлен на улицах. На стенах надписи. На одной вижу свастику и серп и молот. Знак равенства! Могилы этрусков. Оптовый рынок. Ворота святого Павла. Высокие платаны. Едем на холм Эсколино, что означает « часть целого». Между Палатинским холмом и Капитолием – форум. Невысокие колонны. Отдельно место, где сжигали труп Юлия Цезаря. На колонне Трояна - барельеф. Изображена битва Трояна с даками.

Все перемешано. Совсем недалеко от Форума огромный помпезный памятник начала 19 века. Могила неизвестного солдата. Памятник Виктору Эммануилу. За ним совсем небольшая капитолийская волчица с двумя младенцами – Ромулом и Ремом. Рядом невысокие заросли лавровишни с зрелыми плодами, вполне съедобными.

Едем по Риму. Среди современных зданий храм Минервы, развалины храмов 4 века до н э. Едем по улице Цезаря к месту старого форума. Здесь церковь 17 века, святого Андреа де Валлей. Это место связано с сюжетом оперы Пуччини «Тоска». Входим в Пантеон. Могила Рафаэля. Любимец Рима умер в 37 лет. Фонтан Треви. Скульптуры 17 века. Позднее барокко. Впервые источник был обнаружен Агриппой в 1 веке до н.э. Прозрачная вода бьет в бассейн. Полно народу. Бросаем монетки с надеждой сюда еще вернуться.

Следующий фонтан Тритонов. Произведение Бернини, основоположника барокко. Затем площадь святой Сюзанны. Термы Диоклетиана. Площадь Венеции. Здесь недалеко дворец президента. Торговые ряды Траяна. Опять Капитолий. Статуя Марка Аврелия. Кроме лавровишни в тенистом скверике в диком виде зеленеет акант. Далее площадь Сильвестра. Колонна невинной Марии и наконец площадь Испании. Большая лестница. Кафе, где часто бывал Гоголь. На стене его автограф. Едем дальше. Устали. Укачало. Никаких правил движения тут не соблюдают. Автобус то и дело тормозит. Площадь тополей. Обелиск привезенный из Египта императором Августом. Церковь Марии дель Пополо. Многие мраморные скульптуры повреждены, с потеками. Андрей говорит: «плачут».

На вилле Боргезе осматриваем картинную галерею. Здесь много Караваджо. Дворец Фарнезе. Микельанджело Площадь императора Августа. Опять этрусские могилы. Улица Кондотти – самая фешенебельная в Риме. Вечереет. По городу распространяется запах жареных каштанов, кофе. И опять едем, опять на каждом шагу исторические места, храмы, площади. Вечный город. Переезжаем Тибр. Замок Адриана. Замок святого Ангела. Можно очертить границы старого Рима. Вдали виден купол храма Святого Петра. Прогулка по холму Джаниколо. Здесь дуб Торквато Тассо. Устали. Полны впечатлений. Трудно все переварить. Неужели все это видели своими глазами?

7 октября. Сегодня Ватикан. По дороге из Чивитавеккиа заросли арундо. Кедр ливанский. Лесок из эвкалипта. Вдоль дорог заросли клематиса. Белая акация. Высокий анис. Заборы из пираканты. Много орляка. Травянистая бузина. Высокие колючие цезальпинии. Платаны. Улица Согласия. Въезд в Ватикан.

Долго идем вдоль высокой стены отделяющей Ватикан от города. Большая площадь. Показывают окошечко, в котром иногда появляется папа римский.

Входим в музей. Ботичелли. Микеланджело. Рафаэль - ученик Перуджино. Народ идет мощным потоком. Аполлон Бельведерский.

Розелли, Сигнорелли, Ботичелли. Купол Микеланджело. Огромный зал наполнен людьми. Полный зал, задрав голову рассматривают росписи на куполе. Святой Иероним Леонардо да Винчи. Египетский зал. Мумии. Розетский камень. Оригинал! Лаокоон Анаксимандра. Римская мозаика. Несколько залов подряд – римские мраморные статуи. Римские гобелены 17 века: Воскресение Христа, Бегство в Египет. Станцы Рафаэля 1511, 1512. Философы! В центре Аристотель и Платон. Апартаменты Борджиа. Сикстинская капелла. Страшный суд. Изгнание из рая. Микеланджело.

Грандиозный собор святого Петра. Захоронение святого Петра. Император Константин поставил первую церковь, просуществовавшую до 16 века. Старая разрушилась. Взамен поставили новую, при участии Микельанджело. В этой церкви короновали Карла Великого (Шарль Мань) Высота купола 135 м диаметр 41 м. Балдахин Бернини из 700 тонн бронзы. Могила святого Петра. Кафедра – произведение Бернини. Голова переполнена впечатлениями. Едем по набережной Тибра мимо тюрьмы под названием «Королева неба». Тиберийский остров в виде корабля. Круглый храм Весты. Храм мужества и счастья.

Стоим на холме Аветино. Сверху видны бани Каракаллы, стены Рима построенные в 3 веке. Холм Эскулино. Санта Мариа маджоре.

Едем в современную часть Рима. Дворец спорта. Улица Колумба. Ресторан гриб. Рим стоит на катакомбах! У ворот святого Себастиана начинается Аппиева дорога. Опять Колизей. Рассматриваем амфитеатр Флавия. Развалины золотого дома Нерона.

8 октября. Сегодня последний день в Риме. Вилла Боргезе остается напоследок. Осмотр знаменитой картинной галереи.

Голова идет кругом от разнообразных впечатлений: Бернини – Давид бросающий камень в Голиафа. Аполлон и Дафна.

Караваджо: Давид с головой Голиафа. Отдыхающий Давид. Кореджо: Даная .Тициан: Любовь земная. Антонелло: Портрет неизвестного. Ребенок вынимающий занозу – скульптура. Рафаэль: Снятие с креста. И многое другое.

Перед отплытием стоим на высоких палубах. К теплоходу подъезжают машины. Это внука Брежнева с супругой провожает посол. Мы видим подобострастные улыбки. Вслед за парой поднимающейся по трапу несут многочисленные коробки – подношения. Их складывают по соседству с нашей каютой, в просторной каюте гранд люкс, в которой едет директор круиза. Провожающие ворчат, но тихонько.

На этом дневник прерывается. Слишком все напряженно. Кроме культурной программы, у нас уже собран большой гербарий, которым нужно заниматься поздно вечером и на рассвете. Мы очень рады комфортабельным условиям для работы. Далее успеваю записывать только кое-что на ходу.

9 октября. Испания. Барселона. После сильного шторма к вечеру причалили к Барселоне. С корабля увидели высокие горы, рощи кипарисов, старинные замки. Формальности проходим мгновенно и свободно, весь вечер гуляем по Барселоне. Недалеко от порта, в начале большого бульвара высокий памятник Колумбу. Бульвар вымощен гладкими плитами. По обочине рядами растут высокие платаны. По сторонам лавчонки с разнообразными сувенирами: куклами, кастаньетами и очень красивыми веерами. Весь бульвар заполнен нарядной медленно прогуливающейся толпой.

10 октября. Барселона. С утра объезд города. В воскресенье улицы пустынны. Рядом со старинными помпезными серыми тяжеловесными домами – современные, с зеркальными стеклами. На улицах деревьев нет, но каждый свободный клочок, развилки улиц используются для больших клумб. Это густые кусты алоэ, пальмы хамеропс, рокарии. Композиции выполнены с большим вкусом. Чувствуется забота о внешнем облике города. Знаменитое творение Гауди – дом своеобразной архитектуры.

Проезжаем мимо памятника Колумбу. Гид объясняет. Барселона – столица Каталонии. Основал ее в 1 веке Барсино – римский полководец. Помпезная триумфальная арка поставлена в 1878 году. Площадь Испании. Здесь цирк где проходят корриды. Кое где деревья стеркулии в плодах. Алоэ ферокс, пираканта в плодах. Подокарпусы, пальмы! Много оградительных шпалер из питтоспорума. Вьется плумбаго с голубыми цветами. Инжир. Цветут большие агавы. Большое иудино дерево со стрючками на стволах.

Везут на гору в парк Гуэлле. Гауди. Оригинально. Периплока и текома вьются по обочинам. Кусты цеструма Парка с красными цветками. Кипарисы. Все осматривают парк. Мы убегаем на гору в сосняк. Заросли ежевики, клематиса, периплоки, и особенно сассапарили. В основании стволов всё переплетено. На окраине- утесник. Высокий мирабилис и зантоксилум. На горе в полном цвету деревья цареградских рожков.

Едем по городу. Банки Каталонии. Современная архитектура. Дом в зелени. Композиция из фатции японской, цветущей юкки. Готический кафедральный собор.

Музей Пикассо. В чем успех его картин? Для чего он дорисовывал картины Веласкеса, Эль Греко? Например, «Менины». И прославился. Нас быстро прогоняют по залам.

Большая площадь перед огромным готическим собором заполнена хороводами. Ритуальный танец единения. Что-то вроде молитвы. Играет оркестр. Люди взявшись за руки или положив руки друг другу на плечи танцуют совершая несложные движения. Движутся по кругу. Лица серьезные. Сгруппированы по возрасту. На молодых специальные тапочки. В середине круга горкой сброшены куртки.

Во второй половине дня везут 9 километров на гору Тибидабо над Барселоной. Главная цель – осмотр храма построенного Гауди. По пути сосняки, рощи из пиний дрок испанский, вереск. Подлесок из дуба хермесского, цитизус. Володушка кустарниковая. Стелющиеся лианы обвивают кустарники: смилакс, спаржа, периплока, каприфоль, ежевики. Все зеленое.

На вершине, кроме храма, детский городок, смотровая площадка, русские горки. Шумно. Свежий ветер. Все идут в храм. Мы спешим в обратную сторону в поисках спуска в лес. Виллы выстроились в ряд, не пройдешь. С трудом находим проход, продираемся сквозь густые переплетения ежевики и клематиса. Все загажено, в мусоре. Спускаемся по крутому склону и попадаем в настоящий лес из каменного дуба. Все зеленеет. Плющ густо устилает землю. Заросли средиземноморской калины лавролистной. На земляничном дереве висят гроздьями красные «земляники». Рядом такое же дерево, но уже только с цветками! По крутым склонам, по проторенным тропинкам пробираемся вниз. На крутых скалах сплошной покров мелкого папоротника – асплениума черного. На осветленных местах непроходимые заросли сасспарили, ежевики и плюща. Недалеко от высоких, более 25 м высотой каменных дубов роща сосны черной. Рускус с рост человека! Ниже по водотокам яркая зелень высоких платанов. Холмы на вершине в густых зарослях хермесского дуба. Вернувшись, мы еще успеваем зайти в церковь Sacre coer, увидеть пышный алтарь, красные свечи и шумную публику со вспышками фотоаппаратов.

В центре города в небольшом парке у недостроенного собора Гауди цыгане танцуют фламенко. Около пруда растет высокий, с курчавыми листьями папирус.

11 октября. На окраине Барселоны выставка народных промыслов. В маленьких магазинчиках продаются замысловатые, испанские воротники, веера и всякие прочие красивые сувениры. Маленький ушастый феннек сидит на пороге небольшого кафе. Это забавное домашнее животное, что-то вроде нашей кошки, Написал на порог, вызвав гнев хозяйки. Она шлепает маленького лиса. Он виновато убегает, размахивая пышным хвостом.

Вторая половина дня – свободное время. Поднимаемся на склоны еврейской горы в сад суккулентов. Это частное владение. Сад расположен на склоне южной экспозиции напротив морского порта. Пробираемся через колючую проволоку и бродим в полном одиночестве, очарованные огромными кактусами, цереусовидными молочаями. Удобные усеченные кирпичики с названиями растений покрыты майоликой. Их легко переносить с места на место. Коллекция огромная. Андрей хочет увидеть природную растительность. Выбираемся за дорогу в небольшую рощу сосны аллепской. На опушке дрок испанский, злаки. Высокий гомфокарпус, скабиоза, дикорастущая лаванда. Стрекочут кузнечики. В кустах большое осиное гнездо. Одичавший виноград. Огромный куст фикуса. Солянки похожие на хвойные. В кустах лежка цыган. Все сильно загажено. Возвращаемся в сад суккулентов и осматриваем его до позднего вечера.

Остается всего полчаса до посадки. У пристани стоит копия каравеллы Колумба. Удивляют ее маленькие размеры. Андрей вбегает на палубу, но нужно платить за вход. А деньги не разменяны.

12 октября. Остров Мальорка. Медленно приближаемся к очень нарядной пристани. В бухте много яхт. Город Пальма с огромным готическим храмом. И на набережной, и в городе – везде высокие и пышные кроны канарских финиковых пальм.

Едем на другой конец острова. Дорога идет вдоль плантаций миндаля. Попадаются высокие с пышными большими кронами деревья цареградских рожков – цератонии. Гид на мой вопрос отвечает, что ими кормят свиней. Вспоминаю притчу о блудном сыне. На полях стоят смешные круглые ветряки выкачивающие воду для полива. Сосняки с подлеском из жестколистных кустарников. Но дрока, как в Барселоне нет. Нет и пиний.

Пещеры приносят владельцу 60 миллионов песо в год. Вход стоит 200 песет, то есть полтора доллара. Спускаемся в пещеру по длинным переходам, любуясь огромными сталактитами, глубокими гротами, очень прозрачными подземными озерами. Около главного, самого большого озера концертный зал. Сюда, вдоль сталактитов, спускают нас на высоком эскалаторе. Будут давать концерт. Но Андрей рвется наружу, наверх, к растениям. Просим смотрителя вывезти нас наверх, дарим ему расписную ложку. Он очень удивлен нашим поступком, но все же поднимает вверх, на дневной свет.

Жара. На морском, каменистом склоне вечнозеленые плотные шаровидные или несколько расширенные кусты до 1,5 высотой. Главным образом эрика, зантоксилюм, сизифус. Есть и ладанники. В небольших промежутках между гигантскими подушками покров из уже сухих злаков. Большой ветвистый аспарагус. В сухом сосняке вылезают эфемероиды осеннего цикла: галантусы, мерендера, крокусы, цветущий нарцисс! Много маслины, а по опушкам вездесущая сассапариль!

15 октября. Канарские острова. В очень жаркий день наша «Белоруссия» подошла к причалам города Лас Пальмас – городу на острове Гран Канария. Зелени, канареек и жестколистных субтропических лесов, какие я себе представляла – нет и в помине. В бухте вода грязная, плавают масляные круги. Испарения и жара. Неподалеку от пристани баки огромных размеров в которых хранится американский бензин. Надпись «Эссо». Быстро высаживают на берег. С самого начала круиза все наслышаны о баснословно- дешевых ценах на Канарских островах. Все берегут свои жалкие 30 рублей, то есть 44 доллара, как нам их разменяли. У меня страшно болит голова. Но это не останавливает Андрея. Ему главное попасть на природу. Но где здесь природа? Идем жаркой улицей вверх на холм. Выходим к колючему заграждению. Андрей намерен зайти за проволоку. Далее прохода нет. Я бросаюсь ему в ноги, умоляю не ходить в запретную зону. Сцена. Слышится его привычное «Черт, проклятье». Соседней, узкой, такой же жаркой улочкой, наполненной низкопробными отелями и девицами определенного сорта, рассматривающих нас как пауков под стеклом, спускаемся вниз, в прибрежный парк. И только здесь, увидев огромную драцену, Андрей немного успокаивается. Тут же неизвестное нам молочайное. Большой куст с большим количеством стволиков. На верхушке розетка листьев и соцветия. К цветкам подлетают мухи. Снова удалось выйти за город, на холмы из пористого вулканического туфа. Все раскалено. На черных скалах точками разнообразные растения, в основном нам неизвестные. Два вида опунций. Разрастаются мощными кустами. У одного лепешки особенно колючие.

На Канарских островах нам предоставили, наконец, возможность самостоятельно ходить по городу. Мы уходили далеко на холмы, купались в море. Пляж находится в самом центре города. Вдалеке виден остров Тенериф. Днем, его вершина скрывается в облаках, поднимаются облака заволакивая вершину.

Поездка на один из пиков Гран Канарис. На скалах вдоль серпантинов дороги растут эониумы. Очень крутые повороты. Мы парим в воздухе. Две машины разойтись тут никак не смогут. Наконец видим рощу легендарных драконовых деревьев – драцен. Много агав. И везде дичающая опунция.

На обратном пути удалось осмотреть ущелье речки. Растительность по облику разительно напоминает Колхиду, но виды растений другие.

Андрей накормил нашу группу плодами опунции. Съели не очистив их от колючек, рот у многих распух. Не рассердились. Отношение к энтузиазму Андрея самое доброжелательное.

19 октября. Марокко. Рабат. Каса Бланка. Последний пункт. Большой шумный город. Женщины в длинных балахонах. В таких же, почти до пят, балахонах и мужчины. Шумно. На окраине, около дворца, много жимолости японской. Вьется бугенвиллея. В городе – старый город Медина. Много и почти темнокожих, похожих на негров людей с вьющимися волосами. Мы как никак в Африке…

По дороге в Рабат высокий молочай – пуанцеттия – рождественская звезда. Но растет он тут не как на Канарах деревом, а кустарником. Смоковницы. Бесстебельная пальма. Красноземы. Виноградники возделываются так же, как в Кахетии на шпалерах. Далее в дневнике записывает Андрей. Его непонятным почерком список средиземноморских элементов и список тропических африканских растений.

Круиз закончился. Мы привезли в Москву большой гербарий. Как и прежде в поездках за рубеж мы не отдыхали. Андрей и я рядом с ним, использовали малейшую возможность для сбора растений. Рядом с Андреем, я понимала – должна быть его помощницей. Не только сбор, но и этикетирование, закладка, переборка, сушка газет требовали максимального внимания.

Как было заведено в круизах – вечерами давались самодеятельные концерты групп туристов из разных городов. В нашем круизе в московской группе был известный эстрадный артист Петросян. Но он не выступал, а большей частью развлекал знаменитого внука Брежнева , особенно в ночном баре. Зато наша магаданская группа отнеслась к выступлению с ответственностью. Среди магаданских туристов были артисты театра. Андрей очередной раз прославился. Он, бородатый изображал «мальчика», который вынимает занозу. Много веков эта заноза не вынималась, наступил радостный момент. Андрей с радостным криком вырвал занозу и всем показал. После этого Андрей прославился и как артист и некоторые туристы брали у него автографы.

Наш сосед по каюте – директор круиза рассказал нам, что если в Марокко для всех нас круиз кончается, а элитарный внук поплывет дальше с новой партией туристов.

Но не пришлось внуку идти на лайнере «Белоруссия» на север. Конец октября. Капитан с директором перешептываются. Заболел дед, то есть Леонид Ильич. А возможно уже умер? У нас ведь не впервые задерживать похороны. Праздник могут нарушить, или не сообразить, как сразу народу сказать…

Прилетев в Москву, через день мы узнали – Брежнев умер. Москву закрыли, и она, ранее наполненная страждущими купить дефицит, неожиданно опустела.

По телевизору мы видим похороны. Чеканят шаг многочисленные военные. Мой свекр Павел Александрович в раздражении ворчит: «Вот вам и государство рабочих и крестьян». У мавзолея могила. Вокруг стоят родные, и я снова, но уже по телевидению, вижу и внука, и его миловидную жену. Когда опускали на веревках гроб, что-то случилось. Но гроб опустили.

Король умер. Да здравствует король! Нет, король, то есть советская власть, не умерла. Еще будут маленькие всплески: Черненко, Андропов. Но что же внук? Где он? Там, в круизе, говорили, что он работает в комитете по науке. Нам, научным сотрудникам, ничему удивляться не приходилось.

В дальнейшем внук себя утверждал слабо - вступал, и кажется, создавал меленькую партию. Недавно, к столетию Леонида Ильича, которого сильно реабилитировали, вспоминая Советскую властьчуть ли не как нирвану, показали и внучка. О! Он раздался, обрюзг, хотя еще молод. Показывал довольно скромные по современным меркам апартаменты дачи в Крыму, в которой прошли его блаженное детство и юность.

Нет, я надеюсь, король умер.

В конце ноября мы отмечали золотую свадьбу родителей Андрея.

Нам выдали талоны, по которым мы отоварили для свадьбы продукты. В ящике была красная икра, консервы, водка и коньяк. Драгоценные дефициты.

В Магадан вернулись в конце ноября и сразу окунулись в работу.

На профсоюзной конференции подсчитываются очки. Лаборатория ботаники опять попадает в первые ряды.

Андрей пишет обоснование организации Магаданского заповедника. Занимается описанием растений Магаданской области для Красной книги СССР. Эта работа занимает много времени, отвлекая от работы над «Флорой».

Поездки 1982 г.: Июнь: Окрестности Магадана( бухта Гертнера, бухта Светлая). Июнь-июль: Магаданская область (Сеймчан, Ороек, Юкагирское плато, ручей Томительный, Рассоха, Чебукулах, метеостанция Коркодон, пос. Буюнда, пос. Балыгычан). Сентябрь: Охотоморье (пос. Талон). Октябрь: круиз по Средиземному морю. Турция (Стамбул), Греция (Афины, Пирей, Арголида), Рим, Испания (Барселона, Канарские острова, Мальорка), Марокко (Касабланка).

Публикации 1982 г.: Вышло восемь работ. Это в основном препринты. Статья «Уровни полимеризации в эволюции растений» вышла в Известиях Академии наук.

Новый 1983 год мы встретили неудачно. Были приглашены в гости к знакомым. Наутро, когда возвращались домой, поднялась сильная метель, увязли в сугробе. Андрея продуло. Весь январь он сильно болел. Дышал очень тяжело, с сипами.

Андрей раздумывал – кто мог бы стать ответственным редактором его «Флоры». Сначала выбор пал на В.Н.Ворошилова. Он, автор «Флоры Советского Дальнего Востока», может подойти к труду Андрея с полной ответственностью. Но В.Н. всегда сомневался в его новых видах. Особенно задевало Андрея то, что Ворошилов не признавал его хохлатку магаданскую. Из письма к Ворошилову: «А теперь позвольте объяснить свое понимание вида: для Вас, как я понял, вид (практически) – такое-то количество гербарных листов, которые следует держать отдельной кучкой, а если смешать с другими – то снова можно ее легко выделить в отдельную кучку по вполне определенным признакам. Так? Хотя бы теоретически? (хотя могу держать пари, что и Вы не всегда сможете проделать такую операцию безошибочно). Для меня же вид – особое явление природы, особый «вид живого вещества, где на равных правах выступают и морфология, и биология, и география». Я вполне допускаю наличие переходных форм между видами, если они хорошо обособлены экологически и в какой-то мере географически. Или – наоборот – географически, а во-вторых – экологически. Поэтому мне кажется, что к своим видам я тоже подхожу отнюдь не с позиции: описать во что бы то ни стало, потому что они мои, а объективно, потому что они существуют. Ваши аргументы меня отнюдь не убедили». Далее он приводит многочисленные примеры.

Поэтому кандидатура Ворошилова в качестве ответственного редактора отпала. Был выбран Владимир Борисович Куваев, известный исследователь Севера, который и согласился взять на себя труд редактировать «Флору». Ему для пробы были отосланы препринты с первыми публикациями определительных ключей для будущей сводки.

В стране к власти пришел Юрий Андропов. В связи с этим на работе стали резко устрожать дисциплину. Волна строгостей прокатилась по всей стране. В Магадане в общественных местах в рабочее время вылавливали горожан и требовали оправдательные документы. А у кого их не было, куда-то на время отправляли… В институте всех обязали находиться на работе от звонка до звонка.

При входе в институт со времен «Дальстроя» существует вахта, та самая, где в 1967 году сидела тетка, вся в военном и с пистолетом. Времена военной формы и пистолетов у вахтеров прошли. Но они продолжали регулярно сменять друг друга, дежурили. Теперь возобновились проверки, но в комической форме. По утрам заведующие лабораториями во главе с директором выстраивались на вахте и учитывали приход на работу своих сотрудников. А тем, кто не приходит вовремя, «разбаловался», объявляли выговор.

От работы отвлекали и конфликты. Обстановка в институте раздражала Андрея. Ему бы сидеть тихо, заканчивать рукопись, быстрей издавать «Флору». Но он ввязывался в конфликты, защищаел сотрудников как из своей, так и из других лабораторий.

Например, в институте решили не издавать монографию энтомолога Эриха Матиса. Эрих Гергардович - тихий, бесконфликтный человек, но ему фатально не везет. Сначала обещали заведывание лабораторией, но оставили только группу. У него затяжной конфликт с Д.Берманом. По моему мнению, именно в этом трудность издания монографии. По этому поводу собирается ученый совет, критикуют работу Матиса, не утверждают документы на ее издание. А Андрей защищает. Он твердо считает, что любой труд, даже самый бредовый, имеет право на издание. Считал, что время покажет, кто был прав, кто виноват!



На субботникеКатаясь на лыжах на Марчекане, скатываясь по крутым склонам и снежному насту, я подвернула ногу и повредила мениск.

Андрей уходил на весь день и работал, работал. Это была гигантская работа. Переделывал. Обдумывал. Завершение работы над «Флорой» требовало полной самоотдачи. Из своей комнаты, где я лежала с больной ногой, постоянно слышала треск, словно кто-то ломал хворост. На самом деле Андрей в своем маленьком кабинете печатал и печатал, стучал на машинке.

Необходимо было день отработать на стройке. Это называлось «ленинский субботник». С субботника Андрей пришел домой в веселом настроении. По традиции, во время работы выпивали. Из маленького радиоприемника у нас на кухне доносился голос Аллы Пугачевой: «Миллион, миллион алых роз». Андрей прислонился к холодильнику и слушал. Потом исчез, что меня взволновало, так как я никогда не знала степени его опьянения. Вроде бы трезвый, но какие-то неуловимые неуверенные движения говорят о другом. Оказывается, Андрей растрогался, слушая песню, пошел на рынок и купил мне большой букет тюльпанов. Поступок для него революционный, потому что он не любил срезанных цветов и вообще не делал подарков.

Весной мы вместе улетали в Москву, а оттуда в Донецк на съезд Ботанического общества. Там мы оба делали доклады. После съезда были интересные поездки. Мы выбрали заповедник «Хомутовская степь». В степи Андрей ушел далеко, в одиночестве собирал гербарий. Я по привычке высматривала его полную фигуру, маячившую вдалеке, среди высоких ковылей и степных трав. Боялась – будут опять недовольны его опозданием на автобус. Он сильно располнел, мучила гипертония.

13 мая Андрея наградили орденом «Знак Почета».



Река КаваПо возвращении в Магадан Андрей сплавлялся по реке Каве вместе с В.Михайловым и П.Жмылевым. Я была на Зеленом мысу у больной мамы.

В его архиве я нашла записку, датированную 13.06.1983. Андрей пишет почему-то от руки. Может быть, в экспедиции?

«Что наша жизнь? Игра! Устал жить, но надо – ради детей, ради жены, ради родителей. Еще нет 50, а уже утомительно носить свое тело, организм работает на пределе. Не хватает гармонии. Как будто погружен и все глубже погружаюсь в трясину безразличия, равнодушия и лени (подчеркнуто). Ничего не хочется, ни-че-го.»

14.06.«Утро, солнце, и опять хочется чего-то, но чего-то совсем выходящего за рамки сегодняшнего, например кругосветного путешествия, признания, почестей, семьи, верных друзей и даже повелевать миром! Ах, каким бы я был добрым, но справедливым! Прежде всего, надо истребить ложь, обман, хитрость, коварство, демагогию – в общем, всякую неправду, а значит и несправедливость».

24 июля 1983 года: «Дорогая Вероника Генриховна! Давно Вам не писал после большого письма о Средиземноморском путешествии, которое, надеюсь (т.е.письмо), Вам понравилось. А теперь вот путешествую тут, поблизости по реке Каве. Река эта, как ни странно, течет параллельно берегу по совершенно ровной местности, страшно извивается, течение очень слабое. В одном месте подходит почти к самому побережью – на 10 км, да еще в этом месте от нее отходит протока, вытекающая тоже из озера (тоже Кава), южный берег которого подходит к берегу моря на 4 км, да еще в это озеро текут ручьи, верховья которых подходят к берегу моря чуть ли не вплотную, до 1,5 км. Правда, берег тут высокий, от прибрежной гальки поднимается сразу очень круто, в самых низких местах – на 200 м, а в высоких – на 600-700. Нас было трое, я и два моих сотрудника, ребята бывалые, полевые. Простояли на озере 4 дня, потом пустились в плавание. Вокруг масса птиц: утки, чайки, гагары, гуси, кулики да еще лебеди и орлы. Такой массы я еще никогда не видел, то и дело взлетают целыми стаями. Видели много медведей и лосей на берегах. Те и другие любят мелководные озера, что-то выкапывают со дна. Когда они таким образом заняты, можно подойти к ним потихоньку метров на 200, а как заметят, так сразу наутек во все лопатки, разбрызгивая во все стороны воду. В течение двух недель не встретили ни одного человека. Только самолеты пролетали вверху. Погода была, в общем, жаркой, в лодке ехали почти раздетыми, здорово загорели. Только вот в маршруты было ходить трудно, жара да еще местность, не приспособленная для ходьбы: ровные места все болотистые, кочковатые, сопки же покрыты горелыми лиственничниками с поваленными деревьями либо зарослями кедрового стланика, ветки которого направлены вниз по склону, колючие, да еще здорово пружинят. Но ничего. Плывя по реке, приходилось постоянно грести, так как течение очень тихое. Плыли с утра, часов с 10, до 8 вечера, с небольшими перерывами, через 2-3 дня плавания останавливались на 2 дня стоянки, исследовали окрестности. И ботанические результаты хорошие. Много нового и интересного находили, в том числе один очень красивый ирис, синий-синий, растет в массах. Таких синих больших полей я нигде не видел, даже в Средиземноморье. Много новых растений и для области, и для Охотии (тоже около 10)».

В конце июля прилетели наши дети студенты. Мы уехали в экспедицию по Колымской трассе, а затем далее через Верхоянский хребет в Якутию до Хандыги на Алдане.

Дневник: «4 августа. Едем по Тенькинской трассе. Все зелено и красочно. Высокие перевалы, прижимы, затяжные спуски. В Усть-Омчуге остановились на лесоохране в маленьком домике на окраине аэродрома. В доме все вокруг устлано сеном. Его массовые заготовки идут полным ходом. Боря Хобта теперь здесь начальник лесоохраны. На месте его нет, он работает с сенокосчиками. Увиделись в последний момент перед отъездом. Сообщил печальную новость. В Сеймчане у Киреева сгорел на пожарах человек. Глухой, он не заметил огня. Теперь Киреев под следствием. Ему грозит «химия». То есть поселение в закрытой зоне.

5 августа. Далее едем до Нелькобы, а затем на Кулу к Юрию Борисовичу Королеву на «Контакт». Там Ю.Б.К. встречал по царски. Ходили в баню.

6 августа. В путь! За день проехали более 500 километров. Проехали всю Тенькинскую трассу. Перевалы Гаврюшка и Лачканах с высокими прижимами.

В Аян-Юряхе снова услышали почти легендарный рассказ о старике, который здесь в свое время пек необыкновенно вкусный хлеб. К нему ездили издалека. А когда старик умер, то в его избе нашли большой мешок, наполненный бумажными деньгами.



1000 км Колымской трассыВ столовой мы купили хлеб. Он был очень вкусным, выпечен по особому. Видимо старания старика не прошли даром.

Кадыкчан – грязный поселок без единого зеленого стебелька. Есть и 4-х этажные дома. Обедали в ресторане. Еле держались на ногах! Пыль утомляет. Потом ехали и ехали. Безлюдные многокилометровые пролеты. Огромные широкие долины, но горы до якутской границы невысокие. Встали в широкой долине Нерского плато, неподалеку от трассы, где в 1972 году нас привечал старик. Дом его и баню сожгли. Осталось только одно строение из всего хозяйства. Старик убил старуху и сидит!

7 августа. Нерское плато. Маршрут вверх по реке. Долго идем галечником, затем горным лиственничником. Потом ползем вверх по ручью, собирая по пути душистую смородину. На горное плато вышли только к часу дня. Шли хребтами. Зашли далеко, пришли поздно. Разбила ноги на галечнике. Но сильной усталости нет.

8 августа. Ходили на ближайшую к трассе вершину с триангуляционной вышкой. Долину окружают высокие цепи гор. Загорали. Молодежь полночи болтала.

9 августа. Поход в долину реки. Погода портится, ветер. Дымка. Где-то сильные пожары. Видели медведицу с медвежатами, оленей. В молодежной палатке хохот. Андрей не может заснуть.


10 августа. С утра погода пасмурная. Сборы лагеря заняли не более двух часов. В 11 мы уже в пути. Ровные долины, большие парковые лиственничники. Едем без остановки, покрытые густым слоем пыли. Мосты на трассе плохие, доски забиты крючками, очень опасными для шин. На небольшой остановке собрали ведро грибов. Наконец, Томтор – грязный поселок на равнине. Ни палисадников, ни огородов. В столовой «Айхал» пустынно. Во всю стену панно. Девушка, закутанная вуалью, с хлебом и солью, и розовый конь весь обмотан большой гривой и хвостом. Ходили на степные склоны. Долго ехали по жаре и по пыльной дороге. Накрыл дождь. Так и ехали весь день в сплошном дожде. К вечеру поставили на галечнике палатку. Андрей с Павлом ушли на степные склоны. Ходили под дождем дотемна. Вымокли до нитки.

11 августа. Утром побросали мокрые вещи в машину и снова едем по трассе. Виды изумительной красоты, горные озера. Дорога идет все выше в горы до перевала на высоте 800 м. Тут и остановились. Сегодня Павлу 20 лет. Готовим угощение. Отмечали торжественно. С шампанским, тортом и пловом. Павел топит печку в палатке. Обложил плоскими камнями. Молодежь веселится и днем, и ночью.

12 августа. Каменистое. Дождь. Сопки в облаках. В маршруте я, Андрей и Павел. Большая долина реки, курумники, среди которых в щелях много ивы барбарисолистной. Очень сурово. Ветер. Холодно. У горных озер я упала на камни, сильно ушиблась. Ползли в горы по осыпям. Пищухи смешно свистят и тут же прячутся, высовывая пушистый хвостик. На обратном пути в ернике полно грибов, в основном подберезовики. Выпасают оленей. К нам в лагерь приходили якуты. Ищут большой откол.

13 августа. В маршруте молодежь. Много времени ушло на закладку. Сборы большие. Вечерами подмораживает. Особенно хороши вечерние сопки, резко очерченные на фоне синеющего неба.

14 августа. Андрей в маршруте с Таней и Жмылевым. Павел весь день просушивал спальные мешки, заготавливал дрова, менял гербарий. Из маршрута пришли в половине десятого. Мы волновались, ходили встречать. Юра заклеил шины и, кажется, наладил машину.

15 августа. В маршруте Андрей с Павлом на дальних горах. Ветрено. Жаль уезжать. Много сборов. Место очень красивое. Холодно. Все время топим печку. Греемся у костра.

16 августа. Выезд в 11 часов. Холодно. Пыли нет. Высокие горы, обрывы, скалы. Дорога опасная. Ниже перевала очень широкие долины. У реки Томпо появилась ель с тонким стволом. В 4 часа добрались до Теплого ключа. Столовая закрыта. Пошел дождь. Очень неуютно. Машина стала останавливаться на каждом шагу. Юра то и дело поднимает капот, долго и тоскливо смотрит внутрь. Дождь льет все сильней. Мы голодные и мокрые. Темнеет. Ставим палатку у обочины дороги.

Утром дождь льет все сильнее. Что в машине сломано – неизвестно. К вечеру Юра выяснил: поврежден бензонасос.



В автомобиле ГАЗ-66 на трассе17 августа. Андрей с Павлом ходили до трех часов. Пришли вымокшие до нитки. Все мокро. Остались ночевать. Юра упрямо высматривает фонари­ком внутренности машины.

18 августа. Грузились под ливнем. Кое-как машина пошла. Путь в Хандыгу – сплошное мученье. Через каждые 200 метров останавливаемся. Юра поднимает кабину и что-то чинит. Потом опять ползем. И так, видимо, будет до самой Хандыги! Перед Хандыгой загорелся мотор, удалось в последний момент залить. Машина неисправна и требует основательного, если не капитального, ремонта. А обратный путь очень далекий. Бездумный Юра – даже троса в машине не имеет. Но что интересно. Стоило ему отойти и внимательно посмотреть по сторонам, как тут же на обочине трассы нашелся трос… Большой КрАЗ дотащил нашу машину в красивое место под Хандыгой на берег Алдана.

19 августа. С утра ветер. Он нас просушит. Типичный северный грязный поселок живет жизнью реки. Большая пристань, величественные пойменные леса. Есть почта. Летают самолеты, мчатся по реке катера. Река поднялась. Дожди.

20 августа. Распогодилось. Вода в Алдане высокая, продолжает прибывать. По реке несутся бревна, доски, коряги. Юра в поселке добывает детали для машины.

21 -23 августа. Стоим без движения. Начинаем понимать: шофер машину не починит. Что-то он делает, почему-то ночью и без фонаря. Одно чинится, второе ломается. Андрей сохраняет олимпийское спокойствие и ходит в маршруты. Травы высокие, заливные луга. Флора тут богаче, чем на лугах Магадана. Начался грибной взрыв. В маленьком лесочке вокруг нашего лагеря грибницы масленников дают новые грибы дважды в день. Моросит дождь. Вечерами любуемся огнями на реке.

24 августа. Вода все прибывает. Починку машины нужно брать в свои руки. Отправляюсь в поселок. Иду на автобазу к начальству. «Ученые», «доктор наук» – здесь слова чудодейственные.

25 августа. Машина отремонтирована. Кое-что привели в порядок, хотя полной уверенности в том, что машина исправна, – нет. Но мы можем выезжать, возвращаться! Это главное! Прощальный ужин у костра на берегу Алдана.

26 августа. Едем по трассе! По пути Андрей останавливается у надгробного памятника. Здесь медведь в прошлом году задрал 30-летнюю женщину. Снова по обочинам мелькают длинные, как карандаши, ели. Юра гонит машину во всю мочь. Наконец река, переправа, зеленые камни. Застряли посредине реки… Вытянули… Замочили гербарий. Пришлось разгружаться, просушивать. Места замечательной красоты. На сером ягеле - кусты рододендрона Адамса.

27 августа. Весь день без передышки преодолеваем перевалы Верхоянского хребта. Прижимы, спуски. Девочки измучены. Пылают краски осени. Ночуем у реки Айгахан в пойменном, по-осеннему желтом чозеннике. Вода в ведре замерзает. Закат красоты неописуемой.

28 августа. Начались степные склоны. Андрей с Павлом забираются вверх, собирают последние, еще не скованные морозом растения. Вот и «славный» Томтор, где мы намереваемся пообедать. Но по случаю воскресенья жители все перепились. Настроены к русским весьма агрессивно. Еле пробиваемся в столовую. Грязь. В чае, в супе полно мух.

Как часто говорил Андрей, я борец за правду. Приехав из экспедиции, я написала в центральную печать о мухах и порядках Томтора. Спустя два месяца получила ответ. Меры были приняты. В Томтор приезжала комиссия Совета Министров Якутской АССР.

Юра грозится: с минуты на минуту кончится бензин, а талонов у него нет!

Мы уже в Магаданской области. Очень устали. Запылены. На ночь устроились у реки. Холодно. Юра настрелял куропаток. Ручей прозрачный, ночью его сковало льдом.

29 августа. Еще два часа пути по плохой грунтовой дороге, и все печальные воспоминания о «мостиках» Оймяконской котловины позади. От Кадыкчана, где мы последний раз заправились на Юркины талоны, машина покатила как по зеркалу. Чистые поселки, иной ритм жизни. Основная Колымская трасса. Обедаем в чистейшей столовой! Быстро миновали Сусуман, и в 5 часов - уже в Ягодном. Связались с геологами, раздобыли талоны. Остались ночевать в пустой квартире Володи Мулюкина. В 1972 году он – юный натуралист – показывал нам здесь овощи огромных размеров. Теперь он превратился в комсомольского вожака. Агитирует поехать на озеро Джека Лондона. Я сомневаюсь. 2 сентября у Андрея юбилей - 50 лет. Не хочется опаздывать. Нас уломали.



Озеро Джека Лондона. 1983 г.30 августа. Больше всех возражал Юра. Опасался за исправность машины. Но потом сам же, никого не спрашивая, свернул в сторону озера. По дороге любуемся яркими осенними красками. Дорога разбита и не восстанавливается со времен ГУЛАГа. После 80 километров тряски показался пик Абориген. Высокие фантастической формы зубцы. У подножия – огромное озеро Джека Лондона. С дороги оно как на ладони. Оказалось – лагерь биологов нашего института стоит на противоположном берегу озера. К вечеру озеро заволновалось, поднялся ветер. Ветер рвет полы палатки.

31 августа. Ночью ударил мороз. Все поблекло, припорошило снегом. Вернулись в Ягодное, и машина встала, кажется, насовсем. Необходим серьезный ремонт. В Магадан будем возвращаться на автобусе. Морозит. Разожгли костер, греемся. Глубокой ночью удалось сесть в проходящий автобус -только благодаря комсомольскому авторитету Мулюкина. Трясемся по трассе в полуобморочном состоянии».

2 сентября Андрею 50 лет. Нужно успеть все разгрузить, отмыться, подготовиться к юбилею. Успела! Собралась лаборатория, друзья. Пришел Борис Юрцев. Он в Магадане пролетом с Чукотки. Много пели. Я брусничными ягодами вывела на пироге: «50 лет». Вся семья была в сборе.

На следующий день наши дети Оля и Павел улетели в Москву.

10 сентября мы уехали за Армань, на запад по побережью Охотского моря. Остановились, не доезжая переправы на Талон, почти на берегу моря. Нас четверо. Я с Андреем, новая сотрудница, миколог Нина Сазанова и толстый сонный парень. К переправе идет сплошной поток машин. Осенняя страда – ловля красной рыбы. У берега кувыркаются нерпы.

Прекрасная осенняя тихая пора. В воздухе особенная ясность, прозрачность. С вершины хребта открывается вид на ярко-голубое, до самого горизонта море. Полный штиль. Вдали, в морской синеве, как на картинке, разбросаны корабли. К северу, по другую сторону хребта, лежит широкая долина. Хорошо просматриваются глубокие прочесы ледника.

В полной темноте, почти на ощупь, спустились с сопки. На шоссе то и дело нам в глаза светили фары машин. На следующий день пошел холодный проливной дождь. Андрей с Ниной ушли в горы. Под дождем я долго не могла разжечь костер. Палатка промокла. Толстый парень спал. Пришла машина. Мокрые, мы возвращались в Магадан. Все это в последний раз.

Юбилей Андрея не был замечен и отмечен в институте. Он мне ничего не говорил по этому поводу, но явно был задет.

Поездка во Владивосток в прошлом году не прошла даром. Андрей был включен в члены экспедиции в тропические моря от Института географии и оформлял документы. Выезжать нужно было летом 1984 года. Мы очень радовались.

«Флора» готова. В декабре пришлось долго возиться с рукописью, с фотографиями и рисунками. Нужно отправлять ее в Москву на редподготовку. Машинистка печатала определительные ключи «Флоры» плохо и небрежно. Но работа была сделана!



Коллектив лаборатории ботаники ИБПСКонец года очень напряженный. О нем можно судить по отрывку письма к дочке Оле: «на лыжах не ходим, в основном в связи с авралом: скоро надо сдавать рукопись «Флоры Магаданской области», а еще много недоделок. На составление указателя ушла целая неделя, а уже давно надо делать выверку. Занимается этим пока мама. Положение ужасное, ошибок столько, что прямо ужас! А у нее еще свои дела с переаттестацией, с оформлением звания «старшего». И текущих дел по горло. В частности, утверждали с ней сборник на следующий год. А еще на нас свалилась проверка, то есть на институт в целом, но и нам тоже нужно готовиться. Проверить архивы, прибрать рабочие комнаты, упросить людей, чтобы не жаловались и на все вопросы отвечали бы, что всем довольны! А это ох как не просто! Ведь всегда есть на что пожаловаться, особенно на начальство. Одно только людей останавливает: комиссия с проверкой пройдет, а начальство-то останется, и уж потом отыграется на недовольных, чтобы не жаловались в следующий раз».

Наш институт отмечал Новый год в ресторане «Северный». В лаборатории не оказалось желающих. Энтузиазм первых лет приутих. А Андрей захотел пойти и повеселиться со всеми. Любил он и веселье и застолье.

Вспоминаю один курьезный случай. Друзья как-то пригласили нас в тот же ресторан «Северный». Публика разношерстная. Меня приглашает на танец, какой-то детина, спрашивает об Андрее: «Это твой парень?». Ему видимо невдомек, что в ресторан могут прийти и семейные пары. Андрей нисколько не приревновал, наоборот, говорит: «Пойду и поцелую его, он меня назвал парнем». Правда, не выполнил своего намерения. Андрей не хотел стариться, не любил, когда его, бородатого, называли дедом.

После напряженной работы ему необходимо было расслабиться. В ресторане его одели Дедом Морозом, и мы отплясывали вокруг елки. Танец Деда Мороза Андрей исполнил соло и выиграл бутылку шампанского. Мне общественное веселье всегда казались искусственным, раздражало. Но на сей раз все остались довольны. Это была последняя встреча Нового года в Магадане.

Поездки 1983 г.: Май: Донецкая область (заповедник «Хомутовская степь»). Июнь: Охотоморье, сплав по реке Каве. Август: поездка по трассе Магадан-Хандыга. Сентябрь: Охотоморье (Талон).

Публикации 1983 г.: Вышло из печати 11 работ. Это флористические работы по Северо-Востоку, подготовка к изданию «Флоры Магаданской области», препринты, издаваемые во Владивостоке, в Дальневосточном центре. Не менее важная работа связана с разработкой биоморфологических проблем, основная из которых «Биоморфологическая эволюция как активный процесс».

1984 Начало 1984 года было напряженным. В лаборатории на столе лежала почти готовая рукопись «Флоры Магаданской области». Андрей продолжал править, выверять. Как-то мы засиделись в лаборатории. Я включила электрический чайник в соседней комнате, решила перед уходом выпить чашку чая. Чайник стоял на столе рядом с развернутой рукописью. На столе лежали папки с гербарием. Я забыла о чайнике. Мы вышли на улицу. Я глянула вверх на наши окна. Горит свет. Решила, что пришла уборщица. О чайнике я вспомнила час спустя. Звоню в институт. Вахтер успокаивает: все обошлось. Оказывается, чайник, выкипев, стал плавиться и расплавил пластиковое покрытие стола. На противный запах прибежали сотрудники, игравшие в зале в настольный теннис. Еще немного, и в пламени сгорела бы рукопись, гербарий. Андрей меня успокоил: «Ладно, не волнуйся, все обошлось». Ни слова упрека от него я не услышала.

16 января Андрей улетел в Москву отвозить рукопись. Нужно было править статьи в Журнале общей биологии. Оттуда в очередной раз, после долгих рецензирований, вернули статью «Принцип взаимопомощи и интегральное размножение в эволюции растений и животных».

В феврале у нашего сына-студента каникулы. Андрей вместе с ним полетел на Зеленый мыс к моей маме. Их присутствие ее окрылило. Были разговоры о переезде на Зеленый мыс, которые я очень поддерживала.

При возвращении в Москву в последний момент Андрей обнаружил отсутствие паспорта. Весь дом перерыли, нигде не нашли. А как лететь? Оказалось, он потерял его еще в Москве, на посадке, и паспорт переслали в Магадан. С отлетом на Москву помог сосед, который, как это водится в Аджарии, имел родственников в аэропорту. Андрея беспрепятственно посадили в самолет.

А в это время в Магадане произошли неприятные события.

К нам часто заходил геолог Савелий Томирдиаро. В народе за ним прочно закрепилось прозвище «Термоядер». Вместе с Андреем они написали статью в местную газету «Магаданская правда». Андрея можно было подзадорить, и тогда он загорался. Дело в том, что Савлий всеми силами пробивал идею спуска воды в озерах Чукотки, где потом поднимались обильные травы. Этот способ осушения озер – аласов издавна традиционен в Якутии. Однако в сельхозинституте сопротивлялись. В Магаданской печати на этот счет оппоненты Томирдиаро писали всякие критические статейки, например: «Ихтиандры на покосе» и так далее. Андрей поддержал интересную идею - что тут было плохого?

Как только Андрей улетел, за статейку с Томирдиаро ему объявили строгий выговор. Оказывается, необходимо было согласование с институтом.

Томирдиаро агитировал меня поехать в Москву и встретиться с президентом Дальневосточного центра академиком Шило – геологом, в его московской резиденции. Советовал быстро действовать и защищаться. Он справедливо доказывал – иначе совсем съедят.

В Москве я встретилась с академиком Шило. Маленького роста, хитрый и на вид простоватый человек произвел на меня самое неприятное впечатление. Однако, спустя два месяца, в мае, когда меня уже не было в Магадане, Шило приехал в Магадан, и выговор с Андрея был снят.

13 марта умерла моя мама. Накануне Андрей написал ей подробное письмо, которое не достигло адресата. В нем он ей рассказал о своих делах, настроениях. Он всё еще был под впечатлением поездки в Батуми, чувствовал душевность и щедрость грузин: « В общем, решили все срочно бросить и ехать в Батуми, в ББС (Батумский ботанический сад). Да вот только оказалось, что М.Т. (это я) захотела написать еще одну книгу, но, чтобы ее написать, надо ждать конца года, а может быть, начала следующего. А потом, ей очень жаль оставлять неиспользованными четыре месяца творческого отпуска, так что дело затягивается не меньше, чем на год, а там, т.е. в апреле-мае 85-го года рукой подать до законного окончания срока северного контракта, до конца августа. А так как сразу не уйдешь из-за разных бумаг, отчетов, то мы решили установить крайний срок пребывания в Магадане сентябрем-октябрем 85 года». И еще: «Таких, как я, везде очень боятся, как бы не было конкуренции. Даже тут у себя я это ощущаю со стороны своих коллег. То один намекнет, что его труды, хотя и немногочисленные и не объемные, но зато очень-очень ценные, не в пример ботаническим, то другой – что вот он умеет руководить лабораторией как следует, не в пример ботаникам (хотя именно мы занимаем всегда первые места), третий вдруг заявит, что во всем институте никто не знает экологии и всем надо учиться у него. Было мое 50-летие, так ни слова, а в других институтах, смотришь, даже уборщицам преподносят адреса, и не на 50, а даже на какое-нибудь 55-летие. Ну, конечно, наш институт не какой-нибудь плохой, везде так: чем больше работаешь, тем больше на тебя косятся, и если у тебя (то есть у меня) такая нехорошая слава продуктивного ученого, так тебя (то есть меня) бояться будут везде, т.е. не хотеть меня (тебя) иметь своим сотрудником. Вот я и боюсь, что то же самое будет в ББС. Хорошо вести такие разговоры в абстрактном духе, тогда, конечно, каждый будет сыпать комплиментами, что, мол, такой ученый, такой разученный, мы вот только и думаем, ночей не спим, как бы заиметь такого, а как до дела – так и в кусты. Это из личного опыта - уже пытался бросить якорь в Москве. Надо бы прикинуться бездарностью, маленьким и ужасно скромным, почти незаметным и серым-серым, да уж что же теперь сделаешь, когда ослиные уши отросли так, что их ни под какой шапкой не спрячешь, т.е. это книги. Все же о них знают, хотя и делают вид, что их нет. В общем, надоело нам здесь, и мне в первую очередь. Я бы хоть сейчас рванул куда угодно, хоть на край света, например, на Сейшельские острова или остров Вознесения, или в Новую Зеландию, или в Новую Каледонию. Лучше всего, конечно, в какие-нибудь горы, Альпы, например, или Анды, Кордильеры, Гималаи! Чтобы тебе тут и тропики, и вечные снега, и альпийские луга, и густые папоротниковые леса. В этом отношении из знакомых мне мест больше всего подходит, пожалуй, Тенериф. Там и снег есть, хотя и немного, и леса хорошие, и тропики почти, и море. Море я тоже люблю. Ах, мечты! А вот как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, так и видишь, какая это пустая и глупая шутка, эта жизнь. Вот, поверите ли, как встанешь утром, так и думаешь: опять день начался, опять что-то делать, так надоело, скорее бы на пенсию, 4,5 года!»

Моей маме время от времени Андрей высказывал свои мысли, делился с ней, уважал. Он ей симпатизировал. Еще и потому, что она была в курсе его ботанической жизни, гордилась им, рекламировала. В библиотеке, где она работала, отдельно на стеллажах были выставлены наши работы.

Мысль об отъезде не покидала нас. Звали нас работать в город Горький (Нижний Новгород), предлагали заведование кафедрой ботаники в университете, а мне в сельхозинституте. Предложение было солидным, да времена противные. В это время там сидел под домашним арестом академик Сахаров, и с ним обошлись довольно грубо, когда он объявил голодовку.

Кроме Горького, Андрея звали в Якутск. В.Н.Андреев, заведующий отделом ботаники Якутского филиала, искал для себя смену. Кроме того, был еще вариант переезда во Владивосток. Андрей не очень хотел расставаться с Севером, с Дальним Востоком.

Переезд в Грузию был связан с риском. Но мне очень хотелось на родину. Я устала от Севера, вечных разлук. Еще зимой, когда Андрей привез рукопись «Флоры» в Москву, пытались со знакомыми и друзьями говорить о возвращении. Но все ахали, делали круглые глаза и пугали отсутствием мест. Надеяться на переезд в Москву и устройство на работу не приходилось.

Я улетела в Батуми, на Зеленый мыс. Устраивалась на работу в Батумский ботанический сад. Договорилась и об устройстве Андрея.

Наш маленький старый домик на Зеленом мысу, где я провела детство и юность, окнами выходил на плоскую площадку. В начале прошлого века мой прадед мечтал построить дом и сровнял верхушку холма. На конце площадки посадил три веерные пальмы. Дом прадед не построил. Грянула первая мировая война, а за ней и революция. А старенький домик садовника сохранился. С переездом на Зеленый мыс были связаны планы построить на северные сбережения новый дом. На пенсию нас добрые аджарцы не пошлют, ведь там никого не отправляли на пенсию. Андрей будет изучать любимые горы Кавказа. К нам будут прилетать наши дети, а потом внуки. Теоретически все выглядело правильно. Но практически оказалось иначе.

На начало лета была назначена поездка Андрея в тропики на одном из кораблей Дальневосточного центра. Были оформлены и отправлены документы. Казалось, ничто не может помешать этой поездке. Но в последний момент пришла телеграмма, что на его место взят профессор Воронов из Москвы. Поездка сорвалась.

Институт биологических проблем начало сильно лихорадить. Главная борьба шла между медиками и зоологами. Институт был задуман как медицинский, а создан как биологический. В нем осело много медицинских работников, однако и среди зоологов оказалось масса сильных личностей. Андрея вообще игнорировали. Он мечтал об увеличении ботанических кадров, но мечты оставались мечтами. Думаю, что Андрей мог бы быть идеальным заместителем директора по научной части: у него был талант планировать научные направления.

В это время Андрей работал со сборником по биоморфологии. На Зеленом мысу я налаживала новую и очень непростую жизнь в маленьком разваленном домике.

В начале июня Андрей неожиданно заболел. У него нервный срыв. Он связан с тем, что Андрей просил в дирекции института в связи с нашим отъездом отдать нашу квартиру своему сотруднику Саше Егорову – сыну известного зоолога Егорова. Но дирекция наотрез отказала и, мало того, написала жалобу в областной комитет партии, обвинив Андрея в том, что он хочет продать квартиру. В те времена – серьезный криминал.

Я посылаю телеграммы, прошу и требую его приезда. Он берет на все лето отпуск и в июне прилетает на Зеленый мыс. С мая я работаю в Батумском ботаническом саду. Запустение и безделье там бросаются в глаза. Но с другой стороны, в южной природе все так прекрасно!

Это единственное лето, когда Андрей не ежедневно ходил на экскурсии и сушил гербарий. Все лето он ходил на пляж, загорел и поздоровел. Заплывал далеко в море, отдыхал, ложась на спину. Мы давно забыли, что такое приятная курортная обстановка, луна, светлячки, праздность, отдых.

В середине лета собралась приятная кампания. Приехали из Москвы наши старые друзья – супруги ботаники Рита и Миша Пименовы с двумя очаровательными дочками, Дима Тухарели – филолог, профессор Тбилисского университета, и московский поэт Каллегорский. Все они отдыхали в соседнем доме отдыха и вечерами собирались у нас в беседке, обвитой виноградом.

Днем компания часто совершала приятные прогулки в ботанический сад. Заходили в мой так называемый кабинет. А на самом деле – кухню квартиры. В советские времена для сотрудников ботанического сада был построен двухэтажный жилой дом. На первом этаже располагалась начальная школа, детский сад. Школу закрыли, в ней разместили гербарий. Дом пришел в упадок. Текла крыша. Квартиры превратили в рабочие помещения.

Наша дочка звала Андрея «папусик». Когда Тухарели увидел здание, в котором предстояло работать Андрею, увидел проваленную крышу, сквозь которую во время ливней заливало лестницу, он произнес крылатую фразу, которую мы в семье потом часто повторяли: «Жаль папусика!»

Сотрудники ботанического сада едут на экскурсию в Сванетию. Народ собирается очень вяло. Прошли все сроки. Терпеливо ждет директор – Нодари (Нури) Мамедович Шарашидзе. Андрей, привыкший все считать до минуты и очень гордившийся своей точностью, сидит в автобусе как на иголках. Вдруг он вскакивает, хватает рюкзак и убегает. Я вслед за ним. Он в отчаянии спрашивает: «Как мы будем тут жить, если директор так ведет себя, если такой развал?» Но потом страсти утихают. Наконец все собрались, всем хорошо, все поют и даже пляшут. Проезжаем мимо ИнгурГЭС – огромного водохранилища в горной котловине. Выше дорога вьется над пропастями. В столице Сванетии Местиа – сванские башни. Андрей снова почувствовал себя в родной стихии. Совершил несколько экскурсий.

2 сентября в день своего рождения Андрей пишет план задуманной монографии.

БИОМОРФОЛОГИЯ И СИСТЕМАТИКА РАСТЕНИЙ

Глава 1. Определение биоморфологии.

1. Определение биоморфологии.

2. Основные систематические группы растений.

3. Основные правила систематики.

4. Основные представления об эволюции. Адаптациогенез.

Глава 2. Низшие растения.

1. Водоросли: низшие и высшие (происхождение многоклеточности), основные подразделения. Цианеи – происхождение.

2. Грибы. Растения или животные? Низшие и высшие. Моно или полифилия?

3. Лишайники. Моно или полифилия?

Глава 3. Высшие растения.

1. Мхи. Происхождение и эволюция.

2. Сосудистые споровые. Экологические особенности.

3. Папоротникообразные. Биоморфологическая классификация.

4. Голосеменные.

5. Цветковые.

Заключение. Биоморфологическая эволюция и систематика.

Именно 2 сентября в шикарном ресторане на берегу моря отмечали день рождения Андрея. Большинство чествующих – сотрудники ботанического сада во главе с Вано Рафаэловичем Папунидзе, заместителем директора Батумского ботанического сада, большим жизнелюбом и знатоком грузинского стола.

В октябре Андрей уехал в Москву. Сразу навалилась работа с «Флорой». Он сам делал цветные рисунки для Красной книги. И сразу заболел: горло, сердце, перебои. Господи! Я так привыкла к его постоянному недомоганию, да и сама болела часто, что уже как-то не обращала внимания на то, что он все делает через силу. Казалось, он на юге закалился, поздоровел. А тут сразу все насмарку!

В октябре в Таллине мы – участники совещания по адаптациям к Северу. Я для Севера уже отрезанный ломоть, а Андрей еще магаданец.



Таллин. Совещание по СеверуВ конце ноября Андрей вернулся в Магадан. В нашей квартире неуютно. Часть вещей упакована, все в развале. Ему было очень одиноко. Он собирал материал для монографии по анализу флоры Колымского нагорья, перепечатывал рукопись моей монографии по биоморфологическим адаптациям к Северу. Он проделал всю техническую часть: перепечатку, разметку рисунков, оформление документации. Он так хотел, чтобы я стала доктором наук, так помогал мне, так верил в меня, что я сама в это уверовала. И вошла в образ.

Неприятности в институте продолжались. В 1984 году был собран очередной сборник, написана «Флора», подготовлена к печати моя монография. Мы были уверены – наша лаборатория займет первое место. Для Андрея это была не игра, а результат его работы. Но начались тщательные проверки: сначала лаборатории присвоили какое-то из первых мест, но потом обвинили в фальсификации.

В Батуми я хлопотала о месте для Андрея. Это дело непростое. В Академии наук Грузии о ставке старшего научного сотрудника для Андрея хлопотал Вано Папунидзе. Он человек с большим весом – брат первого секретаря Аджарии Вахтанга Рафаэловича Папунидзе. В начале ноября Вано мне сообщил, что ставка получена. 1 декабря будет объявлен конкурс, и с 1 января Андрей уже может приступить к работе.

Несмотря на трудности, будущее мне видилось радужным. Зеленый мыс – моя родина. Мы построим дом. 1984 год – переломный. Мы оставляли Север.

Поездки 1984 г.: В 1984 году Андрей совершил только одну поездку в Верхнюю Сванетию.

Публикации 1984 г.: Вышло из печати 10 работ.