Зиму 1974 года мы провели в Москве в прикомандировании. 14 февраля в Главном ботаническом саду я защитила кандидатскую диссертацию на тему: "Системы побегов и циклы их развития, на примере семейства жимолостных". В моей жизни это было грандиозное событие, к которому я шла очень долго и самостоятельно. Сначала изучала только голубую жимолость. На экспозиции полезных растений природной флоры, где я работала, росли два куста с вкусной ягодой. А так как я кончила сельскохозяйственный институт, то решила внедрять эту ягоду в Москве. Она, в сравнении с другими ягодами, созревала очень рано. Принесла ягоды в витаминный институт на анализ. Научный сотрудник института сообщила, что две мыши, наевшись этих ягод, умерли. Я ответила на это, что, возможно, мыши объелись. На Дальнем Востоке эта ягода - одна из самых популярных. А у москвичей настороженность к этой ягоде была связана с тем, что в лесах Подмосковья растет другой вид жимолости - жимолость лесная - "волчья ягода", с ядовитыми плодами.
В настоящее время жимолость голубая в садах Подмосковья - любимая ягода. Сначала я изучала только голубую жимолость. И обнаружила закономерность, связанную с цикличностью развития побегов. Захотелось узнать, как же дело обстоит и у других видов жимолостей, а потом и у всех представителей семейства жимолостных. Мне повезло. Жимолости, в своем большинстве - кустарники. И у них, у всех мое маленькое открытие присутствовало. Затем я решила исследовать и доругие роды семейства жимолостных. Откровенно говоря, уже не вкусные ягоды увлекали меня, а система побега формирования, присутствовавшая не только у жимолостей, калин и бузины, но и у всех кустарников. Меня все больше увлекала биоморфология. Мои теоретические работы по структуре кустарников имели и прямое отношение к агрономическому приему - обрезке кустарников. Но работа затягивалась. Мы переехали в Магадан, и это также затрудняло организацию защиты диссертации.
В 1972 году мой руководитель В.Н. Ворошилов заболел. Это задержало защиту еще на год. Перед защитой он уехал в Железноводск, в санаторий. Я волновалась, просила характеристику у А.К.Скворцова, возглавлявшего отдел флоры. Буквально в день защиты от Ворошилова по почте пришла блестящая характеристика. Боялась я и председателя диссертационного совета Петра Ивановича Лапина, зная его отношение к Андрею. Но он поддержал работу. Проголосовали единогласно.
Андрей старался помочь. Нарисовал схемы и рисунки, например, дерево с синим стволом и красными ветвями - для контраста.
Из Москвы во Владивосток Андрей отправил В.А.Красилову, своему будущему оппоненту, большую, на 45 страниц, статью "Биоморфологический анализ как основа филогенетической систематики растений". Написао он Красилову и о том, что некоторые его работы пробуксовывались или залеживались в течение 8 (!!!) лет.
Главное положение этой работы заключалось в том, что в систематике растений необходимо учитывать не только цветок, но и вегетативные органы - биоморфы.
Основное время уходило на очередную переработку и сокращение диссертации. Я боялась оппонентов, противников. Нашла редактора, отдала ей рукопись, заплатила. Когда Андрей увидел свою рукопись, всю исчерканную, возмутился. Может быть, он был прав. Писал он хорошо, был грамотным. Но я боялась лишних придирок, подстраховывалась.
Вторым важным делом, которым мы занимались всю зиму, был обмен квартир. Мать Андрея - Ольга Андреевна - ослепла, отец вышел на пенсию. Решено было объединиться. Трудность заключалась в том, что мы обменивали две двухкомнатные квартиры на одну четырехкомнатную. В Москве четырехкомнатные квартиры, как правило, были коммуналками, в которых жило не менее трех семей. Никак не разменяешь. Ездили, смотрели, звонили и устали. Неожиданно в апреле родственница тетя Клава увидела объявление около метро "Аэропорт". Обмен состоялся. Мы съехались с родителями в 4-комнатную квартиру на Ленинградском проспекте.
Станция метро "Аэропорт" находилась под нашим подъездом. Поэтому мы, хоть и числились на 4-м этаже, фактически находились на втором. Поздним вечером из-под земли можно было слышать, как идут поезда подземки.
Наш дом находился совсем близко от того места, где в 1933 году родился Андрей. Но избы, в которой произошло это знаменательное событие, к тому времени уже не было. На этом месте выросли большие дома. И только старая ветла, скованная асфальтом, напоминала о том времени, когда здесь были деревянные домики, окруженные садами. В 1998 году не стало и ветлы. Не стало и Андрея. "Плакучей ивы тень..."
Летом состоялся переезд. Андрей пишет дочке Оле: "Очень, очень интересно пожить на новой квартире. Такого простора у нас еще никогда не было. А потом, ведь в этих местах я вырос и помню этот дом с самого начала, как помню себя. Жили мы в маленьком домике, который теперь снесли, совсем недалеко. Но в школу приходилось ездить за "Динамо", на ул. Марины Расковой, и на дорогу у меня уходило с полчаса. Обидно, конечно, было проходить мимо близкой школы и ехать в дальнюю, но с другой стороны - эти поездки по получасу были теми же прогулками, особенно когда я шел после уроков домой. Очень часто, особенно весной, мы ходили пешком".
В те годы были мужские и женские школы. Школа около дома тогда была женской. Она находится во дворе дома, в который мы переехали в 1974 году, и в ней учились наши дети и внуки.
Шестого апреля Андрей улетал в Магадан. Я нарисовала плакат: Андрей в самолете, а мы машем ему: "Счастливого полета - расставаться неохота!"
Я осталась в Москве доделывать техническую часть диссертации, чтобы отослать ее во Владивосток. Я понимала ответственность момента. А чувствовал ли его Андрей? Вопрос. Мне было важно, чтобы все было гладко, чтобы не придирались к оформлению. Этому придавалось особое внимание. Диссертацию снова, в который раз, оказалось необходимо перепечатывать. Возникали сбои. Машинистка оказалась малограмотной. Пришлось перепечатывать по-новому. Нужно было вставить в текст латынь, выверить список литературы, особенно иностранной. Я взвалила на себя огромную работу: проверяла текст, в местах опечаток вклеивала вырезанную отдельно букву. Диссертацию во Владивостоке было необходимо получить не позже 10 мая. Андрей мне взволнованно писал, что 15 мая должен состояться последний перед летними каникулами ученый совет, где будут принимать его диссертацию к защите. Если она не будет представлена, ее к защите не примут.
Из-за майских праздников все могло сорваться. Я с моей соседкой и подругой Валей Пироговой успели забрать рукопись из Нефтяного института, где печаталась работа, в последний момент перед первомайскими праздниками, пока не наложили печать на двери.
Последний штрих. Нужно успеть перед праздниками и на почту, упаковать и отправить три увесистых "кирпича" рукописи. Почту не опечатывают, но на праздники закрывают, что фактически одно и тоже. Пришлось опять все делать в последний момент!
В мае с детьми гуляли по ботаническому саду. Весна. Пели соловьи, все цвело. Везде нас окружала яркая, свежая зелень. На прудах утки забавно бороздили водную гладь. Зашли и в отдел флоры, вспоминали нашу прошлую жизнь. Эта прогулка на всех произвела большое впечатление. Ведь в Магадане в мае еще снег и метель. Я написала Андрею письмо с восторгами и пожеланием вернуться поскорее в Москву. Он отреагировал без энтузиазма.
"Откровенно говоря, я не разделяю твоих слез по поводу Москвы. Даже как-то не хочется в который раз говорить о наших преимуществах здесь. Семейный уют, конечно, хорошо, но мы даже в экспедиции ездим вместе. А что касается детей, то идиллия с ними быстро кончится: подрастут - и ту-ту. Даже если мы будем жить в Москве, надо, чтобы взрослые, тем более женатые дети жили отдельно".
На лето дети оставались в Москве. Это было связано с трудностями организации защиты Андрея. Но родители Андрея рассчитывали на то, что внуки останутся в Москве и на зиму, будут учиться в московской школе. Часто говорили об этом. А меня это приводило в отчаяние. Остался большой архив с письмами, которые я посылала детям чуть ли не каждый день.
Далее в том же письме: "Конечно, обстановка в институте, или "нашем заведении" (как мы его называем с Королевым), не идеальная, но все равно тут мы на первом месте и у нас есть друзья. Не забывай, что при всем великолепии на экспозиции диких полезных (в отделе флоры ГБС) ты оставалась в ГБС лаборанткой все 10 лет, а я младшим научным сотрудником. Ну и что, что Скворцов поехал за границу. А разве мы не катаемся? А ведь он наверняка не летает на вертолетах.
Наконец, Москва для нас и не закрыта. На следующий год мы там пробудем по крайней мере половину лета. Да и как место жительства здесь мне больше нравится. Вышел из дома - и пешком пошел в горы. Единственное, что может сыграть роль, если говорить о переселении, - это характер работы. Когда мне разонравится изучать местную флору (в сущности, флористика - это баловство, несерьезное занятие) и когда что-то более серьезное найдется в Москве, что-нибудь связанное с широкими проблемами эволюции и систематики, тогда, конечно, стоит подумать о возвращении. Но все же здешнюю "Флору" я сделать должен".
В мае он пишет: "Времени зря не терял. Написал статейку насчет трав, ездил с Кривошеевым на Ньюклю, собрал хохлатку. Погода уже теплая, в городе травка зеленеет, на приморских склонах тоже зелень появляется, хохлатка с бутонами, пушица даже цветет. Горы все в проталинах". В том же письме сообщает, как трудно утвердить смету на полевые работы, получить оборудование, машину. У него высокое давление.
Андрей пишет родителям: "Дорогие мамочка и папочка! Обо мне не беспокойтесь. Все у меня очень хорошо. Никаких неудобств и никакого давления. Удивляюсь, откуда вы взяли, что у меня какое-то давление. И пить я никогда ничего не пью, кроме воды, разумеется, да еще какого-нибудь спирта. Работа у меня совсем не пыльная, можно спать хоть полный день, а можно сходить, когда захочется и куда захочется. На работе все тихо и спокойно, никаких тревог и волнений, кроме как насчет экспедиционной машины и сметы. Но со сметой все уже сделано. Дали нам в этом году 10 000. Можно ездить от Чукотки до Сахалина и летать 10 часов на вертолете. Отношения у меня со всеми очень хорошие или, в крайнем случае, просто хорошие. На 1 мая мне наприсылали всяких поздравлений из Москвы, Ленинграда, Владивостока от всяких докторов и профессоров. А я вот никому не послал, и вот приходится отвечать. Сейчас нужно идти в дом политпросвета на совещание по сельскому хозяйству Магаданской области, завтра будет заседание ботанического общества, послезавтра - ученый совет.
А на дворе у нас уже тепло. Снег перестал идти, все тает, все горы стали пятнистыми, с моря лед унесло, издали оно такое же, как и Черное. 3 мая ходил на экскурсию по берегу. Нашел очень полезную вещь - большую сетку, а в ней две мельхиоровые ложки и нож, завернутые в белую тряпку. Ее я выбросил, а сетку, нож и ложки взял себе. Дома у меня тоже все в порядке. Королев за всем следит и все за мной убирает. Ворчит, правда, что я неряха и ничего не кладу на место, но на все наводит порядок. Вот только пыль не вытирает и пол подметает редко. А так даже постирал мне рубашку и майку. Не знаю только, что с костюмом делать. Совсем запылился и завозился. А с питанием у меня все налажено. Готовлю сам, супа хватает на неделю, и вообще на еду времени почти не уходит, потому что пообедать и поужинать стараюсь в гостях. Как-то в апреле заходил на базар и покупал овощи. Картошка - 50 коп., огурцы - 8 руб., помидоры - 15 руб. Когда-то для меня были дороги помидоры за 5 руб., а теперь вот приходится покупать за 15! Но, в общем, все продукты есть и всякие овощи, и мясо, и хлеб, и даже зрелища, в основном телевизионные.
Пока всего хорошего, обнимаю и целую, поздравляю с днем Победы. Ваш Андрей".
В середине мая диссертация вместе с авторефератом уже находилась во Владивостоке. Моя подруга Рита Назарова написала мне, что я постаралась, текст был и отредактирован, и выверен. Теперь Андрею нужно было спешить во Владивосток на апробирование диссертации. Оттуда он планировал лететь в Якутск на симпозиум "Биологические проблемы Севера", а затем в Новосибирск - редактировать монографию по однодольным.
Я прилетела из Москвы в Магадан накануне отъезда Андрея. В мое отсутствие квартиру никто не убирал. Нужно было устраивать генеральную уборку. Костюм и вправду очень запущен. Срочно сдала его в чистку. Утром, перед отъездом в аэропорт обнаруживается: паспорт Андрея остался в кармане костюма. Везде необходим паспорт, особенно в закрытом городе Владивостоке. Что делать? Андрей улетел без паспорта. Я бегу в чистку. Большие мешки с одеждой грузят в машину. В последнюю секунду удается извлечь паспорт! Ура! Но как его доставить во Владивосток? У нас дома живет Леня Кузьмин, гельминтолог, с которым мы в прошлом году ездили по трассе. Он советует мне отправить изображение паспорта фототелеграфом.
Фотограф спрашивает: "Ваш муж утонул?" В Магадане часто тонут. Я в ужасе. Фотограф успокаивает: "Будет долго жить!" Фотографию паспорта он сделал мастерски, но на почте фототелеграмму отправить наотрез отказались. Пограничная зона...
Во Владивостоке Андрей успешно апробировал диссертацию и был участником регионального совещания ботаников. Совещание возглавлял С.С.Харкевич, согласившийся оппонировать диссертацию при условии, что ее пошлют на внешний отзыв в БИН, в Ленинград.
Через несколько дней мы встретились в Якутске. Симпозиум "Биологические проблемы Севера" проходил в "теплой и дружеской" атмосфере. В Якутске было жарко, хотя Лена вскрылась недавно. Симпозиум завершился поездкой на Ленские столбы - одну из самых знаменитых сибирских достопримечательностей, в среднем течении Лены. По полноводной Лене бесконечной чередой плыли льдины. С реки высокие останцы-столбы казались белым городом. Добраться туда до растений сложно.
Цвела береза, а у меня аллергия. Поэтому на столбы пойти не смогла.На берегу в сумерках белой ночи горели костры. Участники симпозиума тепло общались. Уже поздно. Я тревожусь, Андрея все нет. Наконец вижу: идет вдоль реки оборванный, без фотоаппарата, но с полной папкой. Во Владивостоке Рита Назарова купила ему дефицитный фотоаппарат "Зенит". "Где аппарат?" Он мне в ответ: "Хорошо, что я сам вернулся".
Владивостокский ботаник Урусов, с которым Андрей ходил на эту экскурсию, много лет спустя в 2000 году рассказал мне, как рисковал Андрей на столбах: забирался на их вершины и перескакивал с одного на другой.
Из Якутска Андрей улетел в Новосибирск редактировать монографию "Происхождение однодольных". Там находилась и рукопись монографии "Закономерности эволюции растений".
20 июня, как только вернулись в Магадан, - улетели в Сусуман, откуда запланировали заброситься на озеро Дарпир. Часть нашего отряда уже находится в Сусумане.
Все идет без задержек. На Дарпир летим втроем: Андрей, я и Сережа - временный рабочий-десятиклассник.
Через полтора часа полета на запад сопки, бесконечно следующие одна за другой, стали изменять свои контуры и вершины. На них появились странные гребешки. Это выветренные древние останцы.
Снег лежит в распадках, поднимаясь к вершинам, стаяв только на южных склонах. В пойме Таскана огромные белые наледи. За ним - длинная голубая чаша озера Дарпир. Садимся на голой площадке рядом с домиками метеорологов. Выбегают два заспанных парня. 17-летние метеорологи уже два года живут в отрыве от цивилизации; прилет вертолета для них большое событие.
Несколько красавиц лаек - дети одной матери - бегают вокруг. Их дедушка волк. На противоположном берегу озера, на крутых склонах, русла высохших рек издалека кажутся белыми потоками. Весенние водные потоки обнажили белый известняк.
Через озеро нас перевозит Кадик - один из бравых метеорологов. С лайкой Кучумом он едет на рыбную ловлю. На подъеме вскоре находим множество новых, специфических для известняков видов, среди которых и мак. Растет он на влажных подушках сфагнума - совсем нехарактерное для маков местообитание. Андрей позже назовет его маком дарпирским. Заедают комары, ноги вязнут во мхах. Выше, словно на огромных террасах, как в парке, растут высокие лиственницы. На почве пестрый ковер беловато-кремовых лишайников с темной брусникой и шикшей. Лишайники, сверху высохнув, обламываются. А под хрустящей высохшей шапкой - слоевище влажное, словно резиновое, скользит. Между стройными лиственницами будто посажены высокие, компактные кусты рододендрона Адамса - кашкары. Маленькие цветки собраны в шаровидные головки. Розоватые, полупрозрачные, они издают нежный аромат.
На крутых склонах русла речек так белы, что слепит глаза. Выходим на горное плато. На хребте нас встречает пронзительный ветер. На плато белые, розовые или ярко-красные куртины рододендронов расцвечивают тундру. В тенистой моховой ложбине Андрей нашел новый вид - малюсенькую иву. Листья-крошки, величиной с мизинец младенца, лежат поверх мха. Длинные белые шнуровидные плети побегов спрятаны в моховой подушке. Чтобы заложить их в гербарий, приходится осторожно извлекать содержимое мха, расплетать и бережно укладывать на газету. Ветер рвет газеты. Мы защищаем лист. Новую иву Андрей назвал ивой дарпирской. Сверху, с вершины открывается череда синих гор, уходящих за горизонт. Внизу, за чашей озера, словно странный оазис - видны маленькие домики метеостанции. Лес вокруг домиков полностью вырублен.
Устроились в маленькой баньке рядом с гигантской помойкой. Я пытаюсь сжечь накопившийся за годы мусор. Но это наивная затея. Вокруг много битого стекла, посуды - всего, чем знамениты северные помойки.
В сарае хранится большое богатство - кинофильмы, собранные за многие годы. После изнурительного маршрута лежим в затемненной комнате - смотрим, наслаждаемся. Метерологи выучили фильмы наизусть, цитируют. Сережа, вместо того, чтобы перебирать гербарий, весь день читает старые газеты. Попадаются иногда очень интересные статьи. А тут ещё зовут в "кинозал". Хорошо! Надеялись, вертолет задержится. Мы будем смотреть кино, ездить на озеро. Так нет, вертолет прилетел в срок.
На обратном пути из Сусумана остановка в Эльгене. Большая птицефабрика осталась со времен ГУЛАГа. Она описана в "Крутом маршруте" у Евгении Гинзбург. Удалось устроиться при клубе, в ленинской комнате. Разрешают только на одну ночь. Больше нельзя. Тут портрет вождя - Ленина! Он ведь "живее всех живых". А наш шофер напился и отборным матом беспокоил всю эту ночь вождя и нас...
В Магадане ожидало известие. БИН, куда отправили диссертацию на внешний отзыв, отреагировал отрицательно. Никакого разбора положений диссертации, обоснования отрицательного отношения к положениям, выставленным на защиту, нет. Отзыв состоит всего из одной страницы машинописного текста. Андрей решил защищаться во что бы то ни стало.
Следующая поездка - на Чукотку. Я, Андрей, Лида Благодатских надолго застряли в Анадырском аэропорту. Самолеты не летают. Туман. Дождь. Занять кресло проблема. Долго ждем. Все надоело. Здесь и ленинградские ботаники. С Юрой Кожевниковым ушли на экскурсию в сопки. Начался обстрел. Оказалось - стрельбище. Пришлось ретироваться.
Решили съездить в город Анадырь. Он находится на противоположном берегу лимана, на высоком берегу. У маленькой пристани долго ждем катер. Около пассажиров, изнывающих от долгого ожидания и, по всей видимости, желания выпить, делает круги маленький мужичок со стаканом. Обслуживает ожидающих. Ему за компанию щедро наливают. От пристани вверх тянется улица, заканчивающаяся площадью с памятником вождю народов Ленину. Под памятником, в небольшом палисаднике с упоением роют землю три больших борова. Мы предполагаем: делают подкоп под советскую святыню!
К памяти Ленина в то время относились без особого почтения. Чем больше было шуму в 1970 году, когда отмечалось 100-летие со дня рождения вождя, тем больше возникало анекдотов. Мы с Андреем внесли в юбилейную серию свою лепту. Придумывали курьезные ситуации. Например, сценарий балета, с па-де-де Владимира Ильича с Надеждой Крупской. Но самый удачный розыгрыш, на мой взгляд, получился, когда мы сказали нашим друзьям, что написали статью о флористическом составе шалаша в Разливе, где перед революцией скрывался Владимир Ильич. А главное, что эта статья прошла в "Ботаническом журнале" на ура. Наши друзья поверили. Такое было время.
Большой поселок Лаврентия - на берегу залива. Кругом тундра. Погрузились в сплошной туман, то и дело наплывающий на поселок. Туман развеялся мгновенно. Открылась поразительной красоты картина: море, залив, сопки. Можно лететь в Уэлен. Всем тут руководит "начальник" Чукотки - главный авиатор Борис Комков, красавец с голубыми глазами. На мотоцикле он собирает пьяных чукчей. Им, грязным и сопливым, вытирает носы, сажает вместе с нами в Ан-2. Летим. Во время полета Комков зовет меня в прозрачную кабину.
Стоят: А. Егоров, Е. Каренченко. Сидят: слева - С. Бондаренко-Контримавичус,
М. Казыханова, В. Остапенко, справа: А.П. Хохряков, М.Т. Мазуренко Спустя несколько лет мне было очень приятно увидеть широким планом обаятельное лицо Бориса Комкова с экрана телевизора в популярной передаче "От всей души". Сейчас Комков живет в Пскове.
Внизу, как на географической карте, - Берингов пролив, за ним Аляска. Садимся на длинную Уэленскую косу. Маленькие домики. Над самолетом в виде фейерверка взмыли стайки стрижей.
Дневник: "3 августа. Уэлен. Лагуна, за ней мыс и далее Северный Ледовитый океан. Везде по поселку разбросаны китовые кости, огромные пни китовых позвонков. На берегу чукчи разделывают тушу моржа. Помогаем вытягивать на берег вельбот. Все мужчины-чукчи пьяны. Все женщины в огромных ситцевых платьях с оборками.
Экскурсия к горячим ключам. На заставе выписывают пропуск. На сопках сплошь каменистые осыпи. Внизу поселок погружен в туман. Сверху видны дальние заливы, горы, освещенные солнцем. На склоне сопки - кладбище. В щелях обломочных пород лежат в открытых гробах скелеты. Черепа зловеще выглядывают из-под камней. В горячих ключах купаемся в маленьком бассейне. Температура и вкус воды такие же, как в Таватуме.
4 августа. Андрей болен. Сильный приступ аллергии. Прилетел Александр Вольфсон - врач из Анадыря. Легендарная личность. Он много лет живет на Чукотке. Делает Андрею укол. Рассказывает - много чукчей больны эхинококкозом.
Вчера весь поселок пьянствовал. Чукчам выдают вино раз в неделю. Русским каждый день. Грязь. Грязные лайки с блеклыми синеватыми глазами. В окнах домов выбиты стекла. На территории поселка дети катают череп, как мяч. На берегу лежат большие китовые головы. Баланусы - морские желуди - образовали колонии на ранках и в щелях кожи китов. Там же скопления клещей.
5 августа. Андрею лучше. Ясный день. Идем к мысу Дежнева. На заставе долго проверяют документы. Под обрывами стальные волны, белый прибой, стаи птиц. Вдали в дымке - очертания гор Аляски. Вечером на берегу чукчи разделывают туши китов. Дети сосут кожу, как леденцы. Трактором отдирают кожу с жиром. Мясо везут в ямы заквашивать для копальхена - особой еды чукчей. Андрей с нами не идет. Он не любит такие зрелища.
6 августа. С утра волнение. Прилетели участницы челюскинской эпопеи - Комова и две ее пожилые подруги. Комову увозят в поселок Инчоун. Там она надеется найти своих учеников - чукчей. В 1923 году она здесь работала на культбазе учительницей. К сожалению, в живых остался только один... Комову сопровождает корреспондент газеты "Заря коммунизма" из Лаврентия.
7 августа. В косторезной мастерской работает знаменитая Майя Гемауге. На ее лице следы алкоголя. Она расписывает нам небольшой, найденный Андреем в лагуне, осколок моржового клыка".
По возвращении в Лаврентия договорились с вездеходчиками поехать на Лоринские горячие ключи. Там бассейн и птицефабрика. Качаемся много часов по кочкарной тундре. Большое испытание закончилось в большом сарае около горячего бассейна. Долго приходим в себя. В тумане ходим на пологие сопки. День ходим в маршруте, день закладываем, сушим, перебираем. В большом сарае удобно, но сыро. Газет мало. Рядом с сараем парит большой горячий бассейн.
На целую неделю нас накрыло туманом и дождем. Ходить в маршруты нельзя. Лежим в бассейне часами. Хилые курочки, совсем мокрые от обдающего их пара, задумчиво нас рассматривают. О чем они думают? И думают ли? Вокруг бассейна специфичная флора. Много заносных видов. Видимо, семена их попали сюда с птичьим кормом и во влажном тепле проросли. Андрей об этом позже написал статью.
Вездеход сломался. Купания в тумане продолжаются. Началась вторая неделя безделья. Впору впасть в отчаяние. Тучи развеяло. Но еще серо и холодно. Садится вертолет. Выскакивают молодые девочки. Бегут к бассейну, а мы с Лидой бежим к Комкову. Жалобно просим взять нас в Лаврентия. Он сразу же соглашается. Лихорадочно тащим мешки, папки в вертолет. В салоне вертолета стоим, плотно прижавшись другу, словно селедки в банке. Вертолет с трудом поднимается и совсем низко над волнами всего за несколько минут прилетает в Лаврентия".
Осень нужно посвятить защите. Поэтому решили оставить детей в Москве, а самим лететь во Владивосток, печатать автореферат.
Во Владивостоке остановились в семье Назаровых. Рита - Маргарита Михайловна Назарова, миколог из Биолого-почвенного института - моя близкая подруга. Ее супруг Юрий Николаевич - орнитолог, один из главных организаторов дальневосточного зоомузея. У них сын - школьник Алеша. Строгая мама Риты, Надежда Васильевна - хетагуровка. В 30-х годах она приехала на Дальний Восток по призыву Валентины Хетагуровой. Несмотря на тесноту небольшой двухкомнатной квартиры панельного дома, наши друзья помогали нам во всем в очень непростое для нас время .
Рита взяла на себя заботу отдать в печать автореферат. Пока идет подготовка к защите, мы собрались работать в Приморье и на Курильских островах. Вместе с нами наши сотрудницы: Лида Благодатских и Вера Звезденко.
Чтобы попасть на Курилы, необходим специальный пропуск. Его получают в главном пограничном управлении. После нескольких дней бесполезных хлопот понимаем: пропуск получить мы не сможем. Решили рискнуть.
Из дневника: "Владивосток. На посадке женщины грузят ящики с пивом. Плывем проливом Босфором восточным. Остров Сахалин. В Корсакове стояли пять часов. Удалось сходить на экскурсию в лес!
15 сентября. Еще ночью стали на рейд у Курильска. Светает. Вырисовываются контуры Итурупа. Весь остров в яркой зелени густых зарослей бамбука. Только в 9 утра пришел плашкоут - самоходная баржа. Большой трап катается по плашкоуту. Мужчины тут же выпивают драгоценное пиво.
Устраиваемся в общежитии. Рядом живут студенты из Сибири. Работают на разделке красной рыбы. Шумно. Андрей не может заснуть. Нет места для установки палатки. Перед общежитием маленький пруд, вернее - большая лужа. В нем деревянная лодка. Ставим палатку над лодкой. На лодке надпись: "Memento mori". На берегу рядами сидят зловещие черные вороны. На Курилах особая черная разновидность этого птичьего племени. Ночью дождь срывает палатку, в озерце поднимается вода.
16 сентября. У пограничников получили разрешение передвигаться по острову. Сохранились старые японские названия речек. Идем на Первую Инкито. На сфагновом болоте - причудливые формы лиственниц. Стелется гигантская клюква. Зеленые бархатные склоны в бамбуке. Заразились соком ядовитого сумаха. Чешемся. В красочной бухточке лагерь свердловских подводников. Снимают фильм. Подозреваем - заготавливают икру. Рыбы в речке полно. Вода в море очень соленая и холодная. Никакого удовольствия.
17 сентября. По морскому берегу можно выйти к озеру Красивые глазки. Пересекаем речки Первую и Вторую Инкито, обходим высокий непропуск, крутой прибрежный мыс, выдающийся в море. На пустынном берегу - крупный галечник. Прибило разнообразные японские вещички. Дошли до устья Серной речки, которая берет начало у самого высокого вулкана Богдан Хмельницкий. Виноград амурский очень кислый, почти несъедобный. Самое сильное впечатление произвела крупная лиана гортензия пальчатая с белыми соцветиями.
18 сентября. Прежде чем подняться на вулкан Баранский, идем в поселок Рыбаки проконсультироваться. Необходимо иметь хотя бы кроки. Карты у нас нет, а местное население походами не интересуется. Директор рыборазводного завода показывает большие бассейны с мальками. Тут оплодотворяют икру. Завод остался с тех времен, когда эта территория принадлежала японцам. В каждом ручейке крупные рыбы плывут вверх по течению. В некоторых местах вода низкая, у самцов горб находится на воздухе. Многие рыбины не достигают нерестилищ, гибнут. Рыбы здесь во много раз больше, чем на Камчатке, тем более в Охотоморье. У директора рыборазводного завода гостят военные. Они ходили на несколько дней к выходам горячих ключей. Рассказывают, что их спутник обварил ногу, провалившись в горячую грязь.
20 сентября. На вулканы для облегчения похода спальных мешков не берем. С нами только одна маленькая палаточка и продукты на три дня. Котелок и тренога. Везде бамбук. 10 километров размытой лесной дорогой, после чего начинается подъем в бамбуке. Он выше человеческого роста, растет густо. Все, кто ходит в горы, ориентируются на старые японские, хорошо протоптанные, вернее, прорубленные в бамбуке тропы. Теперь они заросли бамбуком и еле видны. Бамбук смыкается над головой. Приходится раздвигать его руками. Выходим на верховое болото. Теперь, как нам объясняли, нужно найти, а вернее, нащупать ногами старую геологическую тропу, которая приведет нас на базовую площадку под вулканом Баранский. С радостью обнаруживаем тропу, постепенно спускаемся в долину речки. Начинаем понимать - заблудились, нужно возвращаться назад. Уже вечер, время потеряно. Решили заночевать в бамбуке. Вокруг следы медведей. Место дикое. Ломаем бамбук, стелем в палатке. Андрей ушел на экскурсию. Пришел, когда стемнело. Я волновалась. Утром вернулись вверх на горное болото.
Снова ищем тропу. Нашли, стали подниматься, долго и изнурительно раздвигая ветви бамбука. Наконец бамбук стал снижаться, появился обзор. Но до перевала еще далеко. На седловине нашли подходящую площадку для палатки с остатками кострища. Открылся прекрасный вид на склоны гор. Вдалеке курится вулкан Иван Грозный. Около зеленой лужайки - невысокие коврики вечнозеленой гаультерии Микели с белыми, словно ватными шариками ягод. Это мой объект. Кладу на ладонь белый шарик, чувствую очень знакомый запах апизатрона. У меня радикулит, и я время от времени растираюсь этим снадобьем со специфическим запахом. У гаультерии точно такой же.
Ложится ночь. Поднимается огромная луна, освещая странным светом окрестности. Над нами высятся черные пики вулкана Баранский. Отсюда кажется - до вершины рукой подать. Холодно. В маленькой палатке прижимаемся друг к другу. Лида, как всегда, боится медведей, а Андрей, как всегда, при упоминании о медведях злится.
23 сентября. Ясное утро. Подъем на вулкан трудный. Большие стволы кленов простерлись вниз по крутым склонам - "смотрят" кронами прямо в лицо. Нужно перелезать, подлезать под стволы. Ближе к вершине стланцы кончаются - начинается кустарничковая тундра. На черных пористых скалах вулканического туфа ковры кустарничков, среди которых есть совсем незнакомые, например арктерика, похожая на бруснику. Много бриантуса Гмелина. Все стенки кратера обросли ими, словно мхом.
Стоим на вершине кратера. Под нами лежит весь остров как на ладони. На север посмотришь - море, на юг - море.
В жерле пар, фумаролы, грохот подземелья, шипение, пахнет серой. Андрей спускается еще ниже и исчезает из поля зрения. Мы волнуемся. Вылез. Собираем, закладываем в папку сборы. Солнце высоко. На небе ни облачка. Тепло и тихо. Штиль. Отсюда сверху под вулканом на седловине четко видна наша маленькая белая палатка. В стороне между гор долина реки, фумарольное поле, белые фонтанчики паров. Туда и решаем спускаться вниз по ручью. Сверху все кажется близким и доступным. Начинается головокружительный спуск. Обходим водопады, цепляемся за скалы. Лида потеряла свой большой стальной нож, которым выкапывала мхи. Только под вечер спустились к фумарольному полю. Солнце осталось где-то наверху. Ущелье все уже. Находимся между почти сомкнувшимися, густо заросшими бамбуком крутыми холмами. Прошли одно, второе фумарольное поля. Встретили разрушенную пекарню. На горячих землях здесь готовили хлеб. Огромный "котел" с серой глиной булькает наподобие кипящей манной каши. Рядом булькает кипящая прозрачная вода. Скоро наступит темнота. В волнении среди бамбука нащупываем ногами тропу. Ура! Нашли. Теперь бы не сбиться и подняться на холмы, чтобы прийти к лагерю засветло. Быстро стемнело. На счастье, всходит огромная луна, таинственно освещая окрестности. Пересекаем реку с сильным серным запахом. Поднимаемся на очередной гребень, опять спускаемся, за ним вторая серная речка. Плавно поднимаемся, ориентируясь на черные пики Баранского. Наконец, выходим к нашей палатке. Весь остров ярко освещен мертвенным лунным светом.
Смотрим с гордостью вверх на "наш" вулкан. Отсюда опять он кажется совсем близким. Но мы-то теперь знаем, как к нему тяжело добираться. И как он высоко!
В маленькой палатке мы плотно, как в стручке, прижаты друг к другу. Опять спали плохо.
24 сентября. Устали. Обратно бредем, раздвигаем бамбук. У Андрея заплетаются ноги. Только к вечеру добираемся до рыборазводного завода.
25 сентября. Поселок Китовое. В нашем общежитии события. За две красные рыбы арестовали четырех студентов. Они сидят в КПЗ. В кустах обнаружен ящик с красной икрой. Около него дежурят два милиционера, ждут воров. Об этом сразу нам сообщила комендант общежития. Нас тоже обокрали. Утащили деньги, и главное, - блокноты с документами, квитанциями. Через день их подбросили. Расследование ведут серьезно. У всех жителей поселка берут отпечатки пальцев.
27 сентября. Андрей и я пойдем на самый высокий вулкан острова - Богдан Хмельницкий. Взяли палатку и только чехлы от спальных мешков. Необходимо засветло попасть к базовому лагерю. Спешим, обливаемся потом. Остановки только по пять минут. На бесконечном галечнике сбиваю ноги, падаю, сильно ушиблась. В 18 ч 30 мин. мы у серной речки. У впадения в море она бурная, сильно пахнет серой. Тащим колья из плавника, заготовленные на берегу. Водопады, желтые камни и бамбук. Ровно в 19 успеваем поставить палатку. Темнеет очень быстро. Всходит луна. Шумит река. Все таинственно и красиво. Серная кислая вода забивает все вкусы. Ночью относительно тепло.
28 сентября. Оставляем вещи и продукты. Начинаем подъем по очень узкому каньону, пробитому рекой. Глухие высокие ущелья, гроты. Внизу почти темно. Только где-то высоко виден свет. Там солнце. По руслу идти легко. Камни в речке все в желтом серном налете и не скользят. Никаких водорослей и растительности тут нет. Сколько серы утекает в море! Каньон кончается. Крутые берега заросли бамбуком. На отмелях речки видны многочисленные следы медвежьих лап. Но нас этим не удивишь - мы на Колыме привыкли видеть их мозаику. Но тут вдруг Андрей мне тихо говорит: "Посмотри - гималайский медвежонок". И впрямь, небольшой медвежонок с белой грудкой заинтересовался нами и бежит рядом. А я боюсь его матери. Медведи на Курилах огромные. Что делать? Продолжаем идти. Я отчаянно пою: "Эти глаза напротив". Медвежонок отстает. Выходим на свет.
Появляются пресные ручейки. Выше сливаются две речки. Одна серная, вторая - пресная. Обходим высокое ущелье и водопад. Подъем круче, ручей все уже. Вода исчезает. Заросли ольховника, искривленные стланцы кленов. Под ними стелется высокогорная гаультерия. Через большую щель входим в огромный кратер с высокими стенками. В поперечнике он 5-6 километров. Огромные изломанные глыбы камней в середине кратера заросли деревьями и кустарниками. Чтобы пересечь уснувшее жерло в несколько километров, приходится взбираться на валуны, спускаться. Очень трудно. Много кассиопеи плауновидной, наползающей плотными ковриками на скалы. Большие кусты цветущей вейгелы Миддендорфа. Вверх на край кратера забираемся по осыпи вулканического шлака, затем по отвесной стенке, заросшей диапенсией. Наверху сильный ветер. Краснеет крупный арктоус японский. На остров наплывают тучи. Обзор исчезает. Под нами с одной стороны море, с другой - огромный кратер. Андрей на полчаса уходит по кромке кратера. Без этого он не может. Я отдыхаю.
15 часов. Спешим обратно. В кратере опять подъемы и спуски с камня на камень. Успеть бы спуститься засветло. В ущелье вижу рядом с нашими следами огромный след медведя. Видимо, медведица следила за нами. Бежим. Не застала бы темнота. Вверху в узком просвете скал гаснет закат. Ровно в 19 часов выходим на отмель. Красный куст рябины -опознавательный знак нашей палатки. Поднимается теплый ветер. Ночью за палаткой кто-то катает банки. Шумит река. Разводим костер.
29 сентября. С утра ветрено. Моросит дождь. Успеваем свернуть еще не намокшую палатку. На море сильный ветер, волнение. Под тяжестью груза, обливаясь потом, идем по галечнику, обходим непропуск, у второй Инкито отдыхаем. Наконец, пьем чай с пресной водой. Последний рывок. Под сильным ливнем приходим в общежитие.
30 сентября. Ливень, гроза. Все сотрясается от раскатов грома. Перед мысленным взором кипящая вздувшаяся река, по которой мы поднимались. К вечеру вода и в речке, и на озере у общежития сильно поднялась. Затопило всю равнину, подбирается к общежитию. Палатка над лодкой раздувается, словно парус. Не унесло бы в море.
6 октября. Холодно. Дождь. Неожиданно к общежитию подъезжают машины. Вываливается пестрая толпа оргнабора, быстро заполняющая общежитие. Шум, гам. Преобладают женщины. Они работают на разделке рыбы. За несколько минут все комнаты заняты, над постелями прибиты коврики. Начинается веселье. Пьют все. Я неосторожно одной из девиц дарю плитку. Мгновенно из-за нее возникает драка. Более сильная тетка захотела ею овладеть. Андрей от этого содома уходит в палатку на лодке. Утром я нахожу лодку с палаткой посреди озера.
8 октября. На рейде теплоход "Туркмения". Толпа пассажиров стоит на причале в ожидании посадки. Но сначала погрузка. С огромными рюкзаками на спинах ждут посадки и наши знакомые военные с Рыборазводного. На Курилах туристов не бывает. Это строго закрытая зона. Все эти военные блатные. Теперь они этого не скрывают. В их компании есть маленький, ниже среднего роста, молодой человек, над которым подсмеиваются. Но он сын какого то начальника. На плашкоуте главное - вскочить на катающийся по нему трап. Мы тоже нагружены. В руках сетки. Но труднее всего достается "малышу". Его почти не видно под огромным рюкзаком. Он разводит руки: "Скажите, куда мне идти?"
Прощайте Курилы! До Владивостока красиво живем. Смотрим кино, едим в ресторане".
В наше отсутствие Рита отпечатала автореферат Андрея. Гордится и радуется. Во Владивостоке много хороших, благородных, настоящих друзей. Рита среди них занимает одно из главных мест.
Большей частью мы живем на даче у матери Риты - Надежды Васильевны. Дачные участки в поселке Сад-город расположены на крутых склонах сопок среди дубняка. Длинные полосы посадок завершаются маленькой избушкой. В избушке - комнатка, устланная старыми пальто. Чадит керосинка. В тишине, на крошечной верандочке загораем под последними теплыми лучами осеннего солнца. Готовимся к защите. Многое волнует.
Оказалось, как я и предполагала, Хржановский не очень хочет давать отзыв и прячется. Лететь во Владивосток он не собирается. Но его письменный отзыв необходим! Нужны и отзывы из крупных учреждений, особенно от докторов наук из Ботанического института в Ленинграде и из МГУ. Витас Контримавичус, очень заинтересованный в увеличении количества докторов наук в Магадане, и по человечески болеющий за Андрея, сам пишет Борису Юрцеву письмо с просьбой написать отзыв на диссертацию Андрея.
В ноябре в Магадане снова идут обсуждения. Без отзыва Хржановского защита не состоится. Необходимо его добыть во что бы то ни стало. Эту миссию я беру на себя. Покупаю панно из нерпы. С банкой красной икры лечу в Москву. С этими дарами Севера отправляюсь к Хржановскому. В последний момент перед отлетом из Магадана я выпросила у Андрея "куклу" - черновой вариант отзыва, который он, по нашей привычке, написал на черновике. Хржановский выговаривал и за эту "куклу", и за то, что Андрей высмеял В. Голубева на семинаре в Тимирязевской академии. Голубев - морфолог. Раньше работал в Главном ботаническом саду, и там его карьера не сложилась. Потом он переехал в Крым, в Никитский ботанический сад. Год назад Голубев делал доклад на кафедре ботаники в Тимирязевской академии. Заведующий кафедрой Хржановский с Голубевым были в дружеских отношениях. Ботаники из Педагогического института во главе с Т.И. Серебряковой резко критиковали Голубева. Андрей присоединился. Как с ним иногда бывало, войдя во вкус, ехидно его высмеял. Таким образом Андрей совершил очередной неосторожный поступок. Голубев отомстил. Прислал отрицательный, в очень резких выражениях, отзыв на диссертацию Андрея.
Встреча выпускников кафедры геоботаники 1957 годаВ Москве еду в Тимирязевку. Хржаровский живет на ее территории. В передней квартиры все переговоры идут через его пышную и надменную супругу. Она берет мои дары и "куклу" отзыва. На второй день на пороге появился сам Хржановский, который мне выразил свое недовольство, но сделал все чин чином.
Я с отпечатанным и, главное, заверенным отзывом в начале декабря прилетела во Владивосток.
На защиту прилетел из Магадана и Витас. С защитой все до последнего момента висело на волоске.
Дело в том, что бывший директор Биолого-почвенного института Николай Николаевич Воронцов - известный зоолог, - приехав во Владивосток из Новосибирска, стал насаждать свое отношение к науке. Требовал от научных сотрудников индекс цитирования, который у многих был невысоким. Не поладил Воронцов и с местными властями. Его сняли с директоров. Андрей считался протеже Воронцова, и это также сыграло свою печальную роль во время защиты.
Защита проходила в большом темном зале Геологического института в Академгородке. Мне все казалось радужным. Андрей сделал прекрасный доклад. Оппоненты были на высоте. Это С.С.Харкевич, Г.Э.Куренцова и В.А. Красилов плюс отзыв Хржановского. Отзыв Валентина Абрамовича Красилова особенный, он сравнивал логику Андрея и его эволюционные построения с таковыми Любищева - знаменитого нетрадиционного эволюциониста. Все шло гладко. На все вопросы Андрей ответил. Но мне показался подозрительным Петя Горовой - грубый человек, вроде бы свой, ботаник, рубаха-парень. Но он не скрывал: бросил черный шар. Когда объявили, что Андрей прошел еле-еле, на дробях, меня как громом поразило. Ведь никто не выступал против!
Вечером мы пошли в ресторан с Витасом и нашими друзьями Назаровыми, Сусанной и Артуром Крыловыми. В маленьком ресторане, недалеко от морского порта, плясали моряки. Я еще не соображала, что произошло на самом деле, была как во сне. Радости не было. Навалилась усталость.
30 декабря мы прилетели в Магадан. Наконец мы дома. Нет горячей воды.
Я говорю Андрею: "Может быть, наши испытания в этом году закончились?" На что он с иронией отвечает: "Подожди, старый год еще не кончился". Оказалось, я оставила кран открытым. Ночью дали горячую воду. Она залила кухню, просочилась вниз к соседям...
Заканчивался очень напряженный год. Несмотря на трудности, итог был положительным. Я и Андрей защитили диссертации - я кандидатскую, он - докторскую. Мы в Москве объединились с родителями Андрея. Стали жить вместе в большой четырехкомнатной квартире.
Поездки 1974 г.: В мае: Владивосток, Якутск (Ленские столбы, Табага). Июнь: Магаданская область (озеро Дарпир, Эльген, Сусуман). Июль-август: Чукотка (поселок Лаврентия, пос. Уэлен, Лоринские горячие ключи), Приморье (Хуалаза), Курильские острова, остров Итуруп (пос.Китовое, вулкан Баранский, вулкан Богдан Хмельницкий).
Публикации 1974 г.: Рукопись книги "Закономерности эволюции растений" уже прошла редподготовку. Вышло 10 работ. В основном флористические и эволюционные. В "Журнале общей биологии" напечатана работа "Формы и этапы полимеризации в эволюции растений".
1975 С 1975 года начинается долгий трехлетний период ожидания утверждения в ВАКе (высшей аттестационной комиссии) диссертации Андрея. Ее из ВАКа отправляли на внешние отзывы. Одни отказывались. Другие писали отрицательные. Сотрудники БИНа не имели права давать отзывы. Они уже высказали отрицательное отношение к его работе. Написала отрицательный отзыв ботаник из Педагогического института им. Герцена в Ленинграде - Письяукова.
Андрей уже не кандидат наук и еще не доктор.
Наша магаданская квартира - перевал-база для приезжающих на лето в экспедиции. На доске объявлений такая памятка: "Приедут без нас: 1) Ульянова Татьяна Николаевна, 2) Тихонова Наташа, 3) Мосин Алексей - у него здесь вещи, пусть живет пока не найдет места. 4) Кожевников Юра - молодой человек с бородой, 5) Юрий Борисович Королев - без бороды, 6) Королева Наташа. Поживет несколько дней."
Дети остались в Москве. В отпуск мы теперь будем уезжать зимой в Москву, к родителям и детям. А на лето будем брать с собой детей в экспедиции.
С лета 1975 года и до конца нашего магаданского периода жизни мы были тесно связаны с Сеймчанской лесоохраной.
В среднем течении реки Колымы вокруг Сеймчана - большая плодородная и, главное, теплая долина. Здесь выращивают в большом количестве капусту. В Сеймчане большой аэропорт, авиаотряд. Отсюда вниз по Колыме ходят баржи.
Летом мы планируем работать в среднем течении реки Колымы. Главное - заброситься вертолетом в интересный с ботанической точки зрения так называемый известняковый район. Это на реке Ясачной - притоке Колымы. В нашем полевом отряде Ларочка Васильева, Верочка Звезденко, Наташа - студентка географического факультета МГУ, 16-летний рабочий Вася Гаманов и наш 12-летний сын Павел.
Пока налаживали заявку на вертолет, спали в огромной палатке из парашютного шелка, прикрепленной к большому столбу. В такой палатке уместятся два-три десятка человек. Но как же там пыльно! Вылезать тоже сложно. Нужно нащупывать в легких складках выход... Комары в этом пыльном облаке, в отличие от нас, чувствуют себя прекрасно.
Едем в Эльген. Не тот, в котором мы были в прошлом году, где птицефабрика и ленинская комната. Этот Эльген - старый разрушенный поселок в 30 километрах к западу от Сеймчана. На широкой долине лежат руины обогатительной фабрики, остатки маленькой узкоколейки, брошенное огромное кайло.
3 июля 1975 года - день открытия ботанического конгресса в Ленинграде. Вечером Андрей торжественно смотрит на часы. В Ленинграде утро. Андрей поднимает тост.
Я считала, что его будут травмировать бесконечные вопросы о защите. И мы не поехали... Не знаю, были ли правы? Андрей пишет об этом периоде так: "Была страшная жара. Камни совершенно раскаленные - как в печке. 35 градусов, при этом масса комаров. На солнце жарко. Но раздеться нельзя, сразу бросаются тысячи, кусают. Ходить, особенно лазить по камням и скалам трудно. И так прошло почти 10 дней. Из особых событий были встречи с северными оленями и другими мирными животными, поимка медведя в петлю, вытаскивание машины из трясины, восхождение на три вершины, житие в балке, наполненном комарами".
Пошли в маршрут. По дороге перед балками геологов видим в петле большую медведицу. Петля сдавила туловище. Зверь изнемогает, хрипит. Андрей хочет освободить. Я в ужасе. Умоляю, хватаю за куртку, не отпускаю. Говорю: "Медведица пожмет тебе руку и побежит на сопку, найдет новый вид и подарит". Но нет. Чудес не бывает. Я бегу к вагончикам. Выходит заспанный геолог. Глазам не верит. Прямо рядом с домом попалась, глупая! Еле удалось увести Андрея в горы. Все подавлены. Слышится выстрел. Молчим. К вечеру возвращаемся в лагерь другой дорогой.
В Сеймчане жара. Утомительно ждем, когда вертолет забросит нас на Субканью, на запад. Там выходы известняков.
Наш полет объявляют под вечер. Долго торговались. Перегрузка. Андрей уже хотел пожертвовать Ларочкой. Но она - наш давний друг. Оставили болотные сапоги и еще кое-что. Вертолет бодает воздух. Маленькие спичечные коробки домов быстро исчезают. Утомительно долго летим над тайгой. Сели у ручья на полянку с цветущим эдельвейсом!
Дождь. Комаров особенно много. Место замечательное. Нарядный яркозеленый лиственничник, высокие кусты рододендрона Адамса. Под пригорком прозрачная речка. Ставим палатки под дождем.
Среднее течение р. Колымы Несмотря на усталость и дождь, молодежь поет под гитару. На следующее утро туман разметало, открылись чудесные виды. Цепи голубых и темно-синих гор.
Андрей пишет в Москву: "Стояли в совершенно диком месте, в сотнях километрах от всяких поселений. В течение двух недель не видели ни одного постороннего человека. Лишь два раза пролетал над нами самолет. Место было очень хорошее. Палатки стояли в лесу на пригорке, а рядом речка, недалеко - большая наледь, а кругом горы и тайга, всё лиственничники редкостойные и болотистые. Лишь кое-где возвышались безлесные вершины, покрытые горными тундрами и голыми камнями".
На следующий день дождя нет. Отмытые свежие листья блестят, играют на солнце. Природа в этих местах замечательная. Бесконечными цепями на горизонте тянутся ярко-синие горы. Вертолет задержался только на один день.
Мы снова на сеймчанской лесоохране. Можно полететь и с летнабами. Они наблюдают пожары, которых всегда много на Колыме. Лето короткое. Необходимо обследовать максимально возможное количество точек. Поэтому решено разделиться на два отряда.
Андрей с Ларочкой и Наташей улетает на Кедон. Наш же отряд на барже спускается вниз по Колыме на ручей Аронгаз у степных склонов урочища Замковое. Состав отряда: я - старшая, Верочка - выпускница Горьковского университета, Вася - пятнадцатилетний рабочий нашей экспедиции и мой 12-летний сын Павел.
Баржа стремительно несется вниз. По сторонам мелькают красочные берега. Через три часа на излучине появляются скалы с зубцами на вершине, похожие на замок. Место это называется "Замковый". За скалами - ручей Аронгаз. На берегу - поляна, удобная для лагеря. Ставим палатку, готовим ужин. Любуемся бархатными горами за Колымой, освещенными вечерним закатом. У наших ног - величественная река.
Подплывают два рыбака. Они хорошо знают сотрудника нашего Института Алексея Петровича Васьковского, работали с ним. Сообщают - это место Алексея Петровича. Рыбаки предлагают показать молодежи свою заимку на противоположном берегу. На одной из проток у них стоят сети. Там они ловят щук. Молодежь загорается. Рыбак усаживает Васю, Веру и Павла в моторку, и они уплывают. Я же остаюсь со вторым рыбаком. Проходит час, второй. Темнеет, а моторка не возвращается. Я впадаю в отчаяние. Рыбак рассказывает, какие бывают случаи на реке, тем более что его попутчик не совсем трезв. Наконец, вдалеке появляется лодка. Пересекает стремнину, приближается. К моему удивлению, ею управляет Вася. Оказалось, пьяный рыбак начал заводить лодку. Неловкое движение - и винт раскроил ему руку. Кость не задета, но рана большая, и потеряно много крови. Пятнадцатилетний Вася оказался молодцом, завел лодку и сумел переехать Колыму. Все в лагере. Это главное. Рыбаки решают на моторке плыть вверх по Колыме в Сеймчан, в больницу. Разумно. Лодка уплывает. Собака раненого рыбака - небольшая овчарка - остается с нами. Как только рыбаки уплыли, собака, пометавшись у наших палаток, бросилась в воду и скрылась в сумерках.
С утра мы ушли в маршрут на скалы Замкового и далее на степные склоны. Поднимаясь все выше и выше к зубцам, сверху мы в центре реки увидели точку. Сначала мы решили, что реку переплывает сохатый. Но, присмотревшись, обнаружили: плывет собака, возвращается в наш лагерь.Вечером она опять уплыла на противоположный берег в поисках своего хозяина и через некоторое время возвратилась почти обессиленная.
Прошло два дня. Баржа "Венера" с бравым капитаном Савенковым, очень гордившимся своей фамилией, возвращалась из Оройка. По договоренности она должна была взять нас обратно в Сеймчан. Лодка причалила. Мы грузим вещи. Собака снова плывет, возможно, опять на противоположный берег, но уже из последних сил. В стремнине она обязательно бы утонула. Мы ее силком подхватываем на баржу. Верочка весь обратный путь возится с собакой, ухаживает за ней, кормит. В Сеймчане мы сдаем ее хозяйке, жене рыбака. Рыбак лежит в больнице. А собаку привязали в сарае и почти не кормят. Плата за преданность.
