19 августа 1991 года. Санкт-Петербург. Что происходило в эти дни в Северной столице? Как питерцы отстаивали и защищали свое право на свободу и жизнь в демократическом правовом государстве? Каковы были их ожидания и насколько они оправдались теперь, десять лет спустя?.. О событиях, происходивших в Санкт-Петербурге во время августовского путча 1991 года, рассказывает депутат Государственной Думы, член федерального Политсовета партии ?Союз правых сил? Григорий Томчин.
Для меня 1991 год был переломным, годом, когда я перешел от своей постоянной работы ? я занимался проектированием и испытанием атомных подводных лодок ? к политической деятельности. С 1986 года я потихоньку занимался общественными делами, был членом демократической платформы в КПСС. Тогда мы с Филипповым занимались подготовкой к приватизации, и незадолго до августовских событий, 17 июля 1991 года, Верховным Советом РСФР был принят Закон о приватизации, что послужило началом появления частной собственности в России. Чубайса-младшего тогда в приватизации не было. Помню, что он был в исполкоме, занимался экономикой. С ним вместе были и Кох, и Маневич, и Дмитрий Васильев ? они все вместе составляли экономический отдел исполкома. В то время они начинали разрабатывать проект создания свободной экономической зоны в Санкт-Петербурге. Это было очень популярно. Еще не предполагали, с какой скоростью будет развиваться страна в плане экономических реформ, не знали, что будет правительство Гайдара, а у нас были к этому готовы, то есть часть будущей гайдаровской команды в Питере уже пришла к власти.
Мы приехали с семьей из отпуска 18 августа, а 19 августа, в понедельник, в 6 утра мне позвонили из нашего демократического Ленсовета, который располагался в Мариинском дворце на Исаакиевской площади, и сказали: ?Все. В стране переворот. Надо что-то делать. Приезжай?. Я попрощался с женой и дочкой. Мы с моим другом сели в старенький ?жигуленок? и поехали... Моя супруга говорит, что я, как тогда уехал, так и не вернулся до сих пор. Когда мы приехали, ситуация была абсолютно неясной: по телевизору идет ?Лебединое озеро?, что в Москве творится, непонятно, связь все время прерывается ? то есть, то нет. Меня потом удивил один факт, что в тот день, девятнадцатого, сразу после ?Лебединого озера? показывали фильм по произведению Кабакова ?Невозвращенец?.
Депутаты и весь старый демократический состав (в том числе и Ленинградский народный фронт, и Марина Салье, и Щелканов) собрались в Белом зале, Беляев занял место в президиуме. И вдруг к нам приехал генерал-лейтенант, зам. руководителя питерского ГКЧП, вышел прямо на трибуну и сказал: ?Не волнуйтесь, все в порядке, мы взяли власть, мы взяли город, все посты расставлены. Все спокойно, все будет как надо?. Это был первый шок. После этого произошло, на мой взгляд, решающее для Питера событие. Один из депутатов встал, прошел через весь зал, подошел к трибуне и ударил этого генерала в лицо. А тот от неожиданности упал. Вот в этот момент и произошел психологический перелом ? он упал, а все встали и закричали: ?Пошел вон! Мы берем власть! Власть взята! Власть берет демократический Ленсовет! У нас есть Щелканов (он был замом мэра, тогда он назывался ?черный мэр?, то есть работающий мэр. ? Прим. авт.), сейчас приедет Собчак ? Питер не сдается!?. И побитый генерал быстренько-быстренько убрался.
А надо сказать, что на выборах в Верховный Совет России в Питере победило очень много демократически настроенных милицейских чинов, вплоть до подполковников ? у нас тогда был Оржанников (депутат Верховного Совета), который боролся за права постовых, милиционеров и т. д. В общем, милиция у нас была представлена полностью и была на нашей стороне.
Что в Москве творится ? по-прежнему непонятно. Ельцинского воззвания мы еще не получили. Мы сами написали первые листовки для Питера, то есть еще до ельцинского воззвания, и достаточно быстро напечатали около 30 тысяч этих листовок ? нам все тогда помогали, в том числе и питерские типографии. В итоге днем 19-го они уже начали расклеиваться и распространяться по городу. Из какого-то частного кооператива (к сожалению, не помню его названия) нам привезли большую копировальную машину, и, таким образом, мы продолжали делать листовки и расклеивать их. Уже в этих листовках мы назвали захвативших власть ?гэкачепистами? и заклеймили их. Только потом пришло ельцинское письмо, которое мы тоже стали печатать и распространять.
Но обстановка все равно оставалась тревожной ? пришло сообщение о том, что на нас идет Псковская дивизия. Ребята поехали на завод ?Равенство?, договорились с охраной, взяли старую ремонтируемую военную радиостанцию, привезли прямо в Мариинский дворец, запихнули на самый верхний этаж. Это позволило нам в самом начале, хотя это и было довольно сложно, прослушать разговоры командования военных училищ и отлавливать переговоры Псковской дивизии.
В это время штаб, куда входили и Щелканов с Собчаком, занимался консолидацией общественности. Сразу оказали поддержку и Ленинградский народный фронт, и демократическая платформа КПСС, и Народная демократическая партия, и общественные движения, в том числе ?Мемориал?, ?Солдатские матери? ? в общем, все демократические силы. Пришел и Юрий Болдырев, он в то время был союзным депутатом. Все время кто-то присоединялся, кто-то приходил. Я тогда в основном занимался написанием различных документов, воззваний, решений.
А Смольный занят. То есть Собчак был у нас, а вот обком партии замер, замер как перепуганный. Но, тем не менее, оттуда и из штаба военного округа все время велись переговоры о том, что в Питер надо ввести войска, а Псковская дивизия была в то время наиболее верная властям десантная часть. Настроение было паршивое и тревожное.
Потом Москва нам сообщила, что они планируют митинг протеста на 20-е число. И мы тоже решили провести свой митинг 20-го числа. То есть представьте себе: 19-е число, когда еще вообще ничего не ясно, а мы готовим митинг. Ночь была очень тревожная, поскольку Псковская дивизия уже приближалась. Некоторые добровольцы выехали ей навстречу, не выдержали. И встретились они с ней уже к утру около Гатчины, а Гатчина находится всего в сорока километрах от Петербурга. И там Псковская дивизия остановилась, поскольку никаких четких указаний из Москвы ей не поступало. Тогда мы стали собирать народ на Исаакиевской площади, и уже к ночи собралось очень много людей. Питер все-таки не юг ? погода хотя и была хорошая, но ночью стало довольно прохладно.
Был введен комендантский час, угрожали арестами, но мы ввели свои патрули. Кто-то привел фуры из кооператива по перевозке мебели, которые мы использовали при строительстве баррикад вокруг Мариинского дворца. Кооперативщики действительно помогали очень сильно ? и типографиями, и провизией, и транспортировкой.
Мы не могли дать людям никаких сведений, а стали просто распределять обязанности, рассказывать, как нужно держать оборону. Листовки мы делали и распространяли прямо через окно Мариинского дворца, которое выходило на Исаакиевскую площадь. Были установлены телекамеры, и от нас началась трансляция всего происходившего на Европу.
Потом мы узнали о том, что курсанты артиллерийского училища направляются на захват нашего митинга. Тогда девушки, которые были на площади, вышли навстречу курсантам и попросили их не выступать против народа. В итоге они встали на нашу защиту, хотя и были безоружными.
Ночью у нас прекратилась связь с Москвой, народ стал волноваться, и тогда сначала Собчак, а затем Болдырев и Щелканов как одни из наиболее известных в городе людей монотонным, очень занудным языком часа три рассказывали людям, кому, где и какие позиции занять и что делать. Полночи организовывали людей, для того чтобы народ не нервничал, а чем-то занимался. Вскоре стали поступать различные телеграммы и листовки с информацией о том, кто еще присоединяется и как разворачивается ситуация в стране.
В общей сложности на митинге было больше 120 тысяч человек. Для Питера это очень много ? вся Дворцовая площадь была занята, места всем не хватило, и народ растянулся по Невскому.
На трибуне выступали Собчак, Щелканов, Марина Салье, питерские депутаты. Я знал, что Галина Старовойтова была где-то рядом, хотя на трибуне я ее не помню. Очень много пришло деятелей культуры, в том числе и Олег Басилашвили. Местное телевидение тоже было на нашей стороне.
К утру мы узнали, что в Москве обстановка по-прежнему не прояснилась, и весь день прошел практически в таком же напряженном состоянии. К утру 21-го наконец стало ясно ? победа. Псковская дивизия развернулась и ушла назад. С 21-го по 22-е число питерская партийная организация была закрыта, Смольный был опечатан. Ощущалось единение на площади, единение между всеми жителями города.
Но была допущена ошибка. Она состояла в том, что до ноября власть медлила, она не сделала необходимых шагов, не сформировала сразу нужное правительство. Надо было тогда же запретить на год-два компартию. Все это нужно было сделать немедленно.
А что касается наших ожиданий и насколько они сейчас оправдались? Я не думал, честно говоря, что мы так быстро продвинем реформы. Я не думал, что создание рынка пойдет так быстро, по этому поводу были большие сомнения. Мы очень многого не знали и думали, что реформы можно будет проводить более плавно. Реально, конечно, нам хотелось все сделать как можно быстрее, поскольку мы считали, что наш ?заряд? все равно будет тормозиться сверху. Мы не понимали, сколько нам нужно времени, для того чтобы возродить в России уважение к парламентаризму, к политике, к партиям, ? тогда люди не верили уже ни в какую партию. Но мы полагали, что это будет проходить быстрее. Я вообще думал, что экономические реформы будут идти медленнее, а политические ? быстрее. А произошло все наоборот, то есть первый скачок политических реформ прошел, экономические пошли сначала достаточно быстро (они уже потом замедлились), а политические резко от них отстали.
Вообще все произошло так, как и должно было произойти, поскольку мы плохо представляли себе страну, плохо представляли ее возможности. Самое главное ? это то, что люди плохо представляли себе, как нужно строить, зато как ломать ? все знали хорошо. В процессе слома старого строя все были едины, а вот что на его месте создавать ? тут уже начались разногласия чуть ли не с первого дня, во всем диапазоне: от либеральных коммунистов, социалистов, социал-демократов, либералов, консерваторов до крайних государственников-радикалов. Например, Илья Константинов. Раньше он был одним из питерских демократов, а сейчас ? один из руководителей Народно-патриотического фронта. И не потому, что он как бы переродился, а потому, что у него была своя коммунистическая идея, свой подход. Как говорил первый секретарь обкома еще до путча: ?Что такое Ленинградский народный фронт? Это три ?бороды?, и неужели с ними нельзя справиться?? Одна из ?бород? ? это как раз Илья Константинов, Петр Филиппов ? это сугубо либеральная ?борода? и третья ?борода? ? это Олег Вите, известный политолог.
Народ не очень понимал, что строить свободный мир ? это длительно и больно, что наша страна не так богата и что сразу все не получится: переход должен был быть довольно сложным, потому что сразу все из бедных в богатых не превращаются, а только постепенно. Таким образом, ожидания ушли. А со временем ушла еще и память о плохой жизни. Чтобы понять нашу общую судьбу, достаточно вспомнить свою жизнь, жизнь своей семьи, своих близких. А что это была за жизнь? В Питере были карточки, и пришли они не с Горбачевым, а задолго до него, с постепенными ограничениями продаж, исчезающими товарами... Когда еще не было российского правительства, а питерское было уже сформировано, в городе стоял вопрос о том, что запасов продовольствия осталось только на три дня.
И когда уже сформировалось российское правительство, в Питере произошло очень интересное событие: входившие в руководящие органы Ленинградский народный фронт и формировавшаяся ?Демократическая Россия?, объединившая всех демократов, 14 декабря выпустили постановление о свободе торговли и свободе цен. И оно было выпущено не потому, что мы хотели провести какую-то реформу, а потому, что ничего не было, вообще ничего. Люди стали запасаться солью и спичками. И это не следствие путча. К этому все шло еще до Горбачева, а он занимался только политическим преобразованием страны, ничего не затронув в экономике. Страна была на грани полного разрушения и голода. Только сейчас все это стало забываться. Я могу сказать, что, когда в начале 1991 года моя супруга потеряла карточки, причем потеряла дома, и со временем мы их нашли где-то за шкафом, я приносил еду жене и ребенку с работы из столовой. А если учесть, что в Краснодаре и Ставрополе карточек не было, то многие люди просто в это не верили и не верят, правда, многие этого и не помнят. Я думаю, что в этом вопросе нам придется преодолевать стереотипы не восьмидесяти-, а пятисотлетней давности...
"Правое дело" N 1 (2001)
Екатерина БУТОРИНА
http://www.sps.ru/?id=58987
