Межотраслевой научно-технический комплекс (МНТК) "Микрохирургия глаза" имени академика Федорова - учреждение настолько же всемирно известное, насколько и неординарное: взять хотя бы его отца-основателя.
Святослав Николаевич был человек глобального мышления. Он мыслил категориями страны, Земного шара, космоса...
Христо Тахчиди
12 филиалов МНТК заняли стратегические позиции в самых густонаселенных регионах страны. Его штаб-квартира расположена в равноудаленном от ближайших станций московского метро и далеко не центральном районе Бескудниково, ее корпуса полны иностранной речи, внутри местами напоминают четырехзвездочный отель, и над всем этим красуется всевидящий глаз - эмблема МНТК.
Отовсюду - с портретов, фотографий - на вас с хитрым прищуром смотрит покойный Федоров, чье 80-летие отмечается этим летом.
В то время как судно "Академик Федоров" с российскими полярниками на борту пробивается к Северному полюсу с особой миссией показать всему миру, что Россия по-прежнему великая полярная держава (МНТК не имеет отношения к этому судну, но есть что-то в высшей степени символическое в том, что на его борту - имя академика), мы разговариваем с нынешним руководителем лечебного заведения, в народе больше известного как федоровский институт.
Беседа проходит недалеко от кабинета самого Федорова, там теперь музей, там все, как было при академике - гири на полу, бумаги на столе, фотографии на стенах. Здесь культ Святослава Федорова, и даже удивительно, что нынешний гендиректор - не сын, и даже не родственник академика.
На вопросы Би-би-си отвечает генеральный директор Межотраслевого научно-технического комплекса "Микрохирургия глаза" имени академика С.Н.Федорова Христо Тахчиди.
Би-би-си: Христо Периклович, ходишь по вашему центру - везде фотографии Федорова, а вашу фотографию мы видели только вместе с академиком. Что для вас это имя? Понимаем, что вы относитесь к Федорову как к другу и учителю. Но это еще и брэнд?
Христо Тахчиди: Наверное... Наверное. Хотя я себе этот вопрос никогда не задавал. Так же как и никогда не задавался вопросами, висят фотографии или не висят. Это все порывы, душевные импульсы людей, работающих здесь. Административного посыла нет.
Би-би-си: Много ли осталось врачей, которые работали с Федоровым?
Христо Тахчиди: Из его гвардии - практически все. Причем я так веду хозяйство, что даже те, кто ушел на пенсию, остаются здесь консультантами, и они делают все то, что могут делать. Могут час работать - час работают. Могут через день - работают через день.
Би-би-си: И все-таки - не мешает ли вам, хирургу с мировым именем и руководителю знаменитого офтальмологического центра, такое повсеместное присутствие Святослава Федорова? На вас оно не давит? Не затеняет ли оно вас, в конце концов, как личность?
Это моя дистанция, которую я должен пробежать так же красиво, эффективно. Я делаю то, что я умею делать, делаю с полной отдачей, на все сто, сто пятьдесят процентов
Христо Тахчиди
Христо Тахчиди: Абсолютно нет. Я когда пришел сюда, после того как меня назначили, я задал себе этот вопрос: как себя здесь вести. И ответил на него. Вот человек нес эту эстафету жизненную, профессиональную. Пронес ее до этого уровня, передал мне в руки, и дальше я ее должен нести. Это моя дистанция, которую я должен пробежать так же красиво, эффективно. И я буду ее бежать ровно так, как я умею - не лучше и не хуже.
Сравниваться с кем-то - самое неблагодарное дело. Сравнения должны делать те, кто вокруг. Я делаю то, что я умею делать, делаю с полной отдачей, на все сто, сто пятьдесят процентов. А Федоров для меня - это уникальный человек, с которым я проработал 15 лет, к которому я относился со всей человеческой теплотой прежде всего. Это, бесспорно, старший в моей жизни, это профессионал в моей жизни, и это то, что было в моей жизни, и я благодарен судьбе за то, что это было.
Би-би-си: Когда говоришь с людьми о федоровском центре, они сразу вспоминают такие почти что культовые вещи, как операции на конвейере, плавучие глазные клиники... Что с этим со всем стало?
Христо Тахчиди: Это все - гениальные находки, поиски, идеи покойного Святослава Николаевича, который был просто заряжен подобными вещами. Это был человек глобального мышления, у которого не было ограничений в процессе мышления. Он мыслил категориями страны, Земного шара, космоса... Все, что он делал, - абсолютно правильная вещь. Многое из того, что он делал, общество не понимало. И мы не все не понимали. Но теперь очевидно, что все это было необходимо. Корабли, пароходы, самолеты, подсобное хозяйство и так далее...
Произошла революция в офтальмологии - от обычной хирургии она перешла к микрохирургии, к хирургии под микроскопом. Новая эпоха. Нужно было прокричать на весь мир: друзья, коллеги, товарищи, наступила новая эра, эра микрохирургии! Начинайте ее осваивать, это то, что даст колоссальный скачок для лечения глазных заболеваний!
Святослав Федоров - вестник, факелоносец микрохирургии в международной офтальмологии, глашатай новой эры. Это признано международным сообществом офтальмологов. Американская ассоциация ведет галерею великих офтальмологов - в ней вы найдете только Федорова от российской, да и вообще от восточной части...
Теперь конкретно по кораблям: у нас никогда не было своих кораблей. Это были совместные проекты, в которых мы участвовали. Самый первый проект плавучей клиники - с одесским пароходством, тогда еще был Советский Союз... Позже было еще несколько кораблей. Мы, в сущности, выступали в роли нанятой команды, которая выполняла медицинскую часть. Корабль - уникальная идея, потому что его территория является территорией страны. Поехать и оперировать в другой стране - непросто, нужно признание диплома, получение права на врачевание, экзамены, лет пять. А корабль - наша территория. Мы подплываем - и оперируем... Идея гениальная.
Проблемы возникли позже. Местным врачам - конечно, не в радость. Вы отбираете у них клиентов. Пока мы ездили и обучали новым технологиям - сопротивления было мало. Когда же мы их обучили - сопротивление стало возрастать. Ко второй половине 90-х уже мало кто нас пускал. Создавали препоны - нет места в порту, только на рейде, суммы выставляли, цеплялись к формальностям. Это нормально - значит, надо отваливать, микрохирургия в этой стране вступила в строй. Сейчас у нас нет кораблей, эта история свою миссию выполнила. Сегодня корабли не нужны - можно найти классную, хорошо оборудованную клинику. Все остальные вещи - из той же серии.
О конвейере и глобальном натаскивании мастерству
Би-би-си: А знаменитый конвейер цел?
Наша система доказала, что и на потоке можно работать с высокими технологиями. Это опыт уникальный, в мире мало кто его понимает
Христо Тахчиди
Христо Тахчиди: Все цело, все в рабочем состоянии, но сама конвейерная технология [в хирургии] используется сейчас крайне редко. У нас остался диагностический конвейер, прежде всего - для детей. Для них это - супер! Чтобы ребенка обследовать, его надо чем-то увлечь. Если он насторожен, вы его никогда не обследуете. А вот когда его сажаешь на эту карусель, вместе с группой - это как игра, на конвейере дети - участники процесса.
Что касается хирургии на конвейере, то по мере становления МНТК как ведущей [офтальмологической] структуры страны сюда стало поступать все больше нестандартных случаев, "неклассики". На конвейере хорошо оперировать "классику". Когда классическая патология идет - все замечательно, цели выдерживаются. Но попадется один атипичный случай, кто-то задержался - весь конвейер стоит. Поэтому мы раньше предварительно отбирали классику и выдавали с утра несколько сот операций. А потом занимались атипией. Сегодня эта "борода" атипичных патологий занимает, наверное, процентов 80-90. И, конечно, из-за 10 человек запускать конвейер смысла никакого нет. Больше работаем в индивидуальном режиме.
Но конвейер научил работать огромную плеяду хирургов. Каждый больной хочет прооперироваться у самого классного хирурга, да? Но тот в день может сделать три, ну четыре, ну максимум пять операций. На конвейере он может сделать 50 операций. Когда ему готовят этапы, он последний, он подчищает все, и вы получаете тот же [высокий] уровень. Когда мы готовили свою армаду хирургов, самые опытные сидели на конечных этапах, подбирали все за всеми, видели, кто как работает. Происходило такое системное, глобальное натаскивание мастерству.
В хирургии, вообще в рукоделии очень важен момент объема деятельности, накопительский опыт. Тот колоссальный опыт, который у нас есть, - он выгодно нас отличает от западной медицины
Христо Тахчиди
Второй суперзначимый момент - понимаете, существует такое понятие "стандартизация процесса". Когда мы стали заниматься конвейерной технологией, мы стали понимать, что же такое хирургический процесс. Оказывается, он состоит из шести-семи этапов, и в каждом этапе есть главная вещь, и эту главную вещь можно отрабатывать, довести ее до совершенства... Мы отработали алгоритмы скрининговых тестирований... Наша диагностическая линия построена по принципу конвейера - больной проходит по цепочке, врачи отсеивают "классику", потом более сложные случаи, и в итоге самыми сложными случаями занимаются самые опытные специалисты.
Би-би-си: В западных клиниках работают по-другому?
Христо Тахчиди: В западных клиниках преимущественно работают по принципу индивидуальных приемов. Один врач. Частная практика доминирует. Там примат мастера на все руки. Уникальность же нашей системы заключается в том, что мы работаем с колоссальными потоками больных. (Я вам говорил о 300 тысячах операций в год - а диагностик порядка 900 тысяч!) Это те объемы, которые переваривают наши 12 центров. Но работа с большими потоками в сознании общества автоматически связана с низким качеством. Наша система доказала, что и на потоке можно работать с высокими технологиями. Это опыт уникальный, в мире мало кто его понимает. Не больной движется, ища своего врача, а врачи всех уровней квалификации собрались в одном месте.
Би-би-си: У вас лечится много иностранцев...
Если 20 лет назад, когда мы начинали, мы покупали немецкий прибор, который работает до сегодняшнего дня без проблем, то сегодняшние немецкие приборы работают порядка пяти лет
Христо Тахчиди
Христо Тахчиди: Более 2 тысяч в год - больше половины из Германии. Почему люди едут? Качество высокое - цены ниже, чем на Западе. И есть вещи, в которых мы доминируем, если сравнивать с западной медициной, в которых мы единственные. Например, глаукома - повышение внутриглазного давления, которое приводит к гибели глазного нерва.
Вся западная медицина сориентирована на то, чтобы ее лечить консервативным путем, то есть с помощью капель и так далее. Замешано это, конечно, на колоссальной фарминдустрии, которая делает на этом сумасшедшие деньги. Потому что больной глаукомой - это как наркоман. Он каждый день должен капать капли - и так всю оставшуюся жизнь. Это великолепный источник для пополнения бюджета аптеки. И вот в силу влияния фармакологического лобби или еще каких-то причин западная медицина колоссально отстала в области хирургии глаукомы. И те разработки, которые мы сделали 15 лет назад, и у нас уже опыт в сотни тысяч операций - они буквально лет пять назад для себя открыли.
В хирургии, вообще в рукоделии очень важен момент объема деятельности, накопительский опыт. Тот колоссальный опыт, который у нас есть, - он выгодно нас отличает от западной медицины. И клиники целенаправленно направляют сюда - даже из Америки, даже из Германии - безнадежных больных. Хирургия, которая родилась в этих стенах, так называемая рефракционная хирургия, хирургия аномалий рефракции - самый большой опыт в этой области у нас.
И именно базируясь на нашем практическом опыте удалось выстроить компьютерные программы, на основании которых было создано новое поколение инструментов, приборов, хирургических аппаратов, К примеру, для того чтобы эксимерный лазер сделал правильную операцию, отшлифовал поверхность линзы, чтобы она идеально попадала в нормальное зрение, этому прибору нужна колоссальная компьютерная база данных, построенная на опыте предыдущих операций. Так вот это все и собирается здесь, из этих источников.
Би-би-си: Где производятся эти приборы?
Христо Тахчиди: Мы [в России] практически ничего не производили. Основная производственная база - западная. Но в последние годы мы стали двигаться в этом отношении, выпустили третье поколение эксимерного лазера, так называемый микроскан - и преимущественно работаем на нем. По надежности и эксплуатационным особенностям он эффективнее западных образцов. Почему? На Западе приборы сейчас делаются так, что через какое-то время они обязательно выходят из строя. Вы можете судить об этом даже по бытовой технике. Так запланировано - чтобы покупали новые. То же самое творится и в медицине. Если 20 лет назад, когда мы начинали, мы покупали немецкий прибор, который работает до сегодняшнего дня без проблем, то сегодняшние немецкие приборы работают порядка пяти лет. Наши технические творцы до этого еще не дошли, поэтому наши приборы пашут с утра до ночи, и изнашиваемые зоны у них длительно работают.
О помощи государства и деловом альтруизме
Би-би-си: Академик Федоров первым в Советском Союзе применил новые методы ведения дел в медицине, принципы самоокупаемости. Тем не менее на вашей вывеске написано "федеральное государственное учреждение". Вы рассчитываете на поддержку государства? На какую?
Если эту структуру сделать частной - это существенно снизит доступность для людей последних достижений офтальмологии
Христо Тахчиди
Христо Тахчиди: Почему "федеральное государственное"? Это системообразующая на самом деле организация - 12 мощнейших центров, разбросанных по всей стране, причем это не хаотичная разбросанность, а регионы, сознательно выбранные по плотности населения. Филиалы находятся в Хабаровске, Иркутске, Новосибирске, Екатеринбурге, Оренбурге, Волгограде, Краснодаре, Чебоксарах, Москве, Калуге, Тамбове и Санкт-Петербурге. Наша организация была создана в 1986 году. А когда в России были образованы федеральные округа, мы увидели, что попадание абсолютное. Государственное - потому что доступность нужна. Дело в том, что мы сейчас обеспечиваем 30% всей офтальмологической помощи страны. А если говорить о высоких технологиях - то больше половины. Так что если эту структуру сделать частной - это существенно снизит доступность для людей последних достижений офтальмологии.
Би-би-си: За счет чего же эта доступность достигается? За счет государственной поддержки? Или вы по-христиански помогаете бедным, а берете с богатых то, что бедные не могут заплатить?
Христо Тахчиди: На самом деле это такой альтруизм. Деловой альтруизм, я бы его так назвал. Это необычная система, замешанная на основах врачевания - гуманизме, желании помочь страждущему. Суть такова. Мы получаем бюджетное финансирование порядка 15-18%. Эти средства идут на лиц, социально незащищенных - инвалидов, участников войны, пенсионеров, детей. Средств не хватает. И еще один источник, обязательное медицинское страхование - ну, это вообще-то юморная история на самом деле. Стоимость средней операции там заложена - 2400 с копейками рублей. Столько стоит полноценная глазная операция в системе ОМС. Себестоимость в нашем бюджете - 16 тысяч. Реальная же себестоимость приближается к 25 тысячам.
Страхование занимает около 9% из общего финансового объема. Таким образом все остальное зарабатываем в платной системе, получая средства о тех, кто имеет возможность платить - это не только богатые, но и люди среднего достатка. Расценки разработаны так, чтобы услуги были доступны для людей среднего достатка, среднего сословия. Этими доходами от оказания платных услуг мы фактически покрываем недофинансирование обязательного медицинского страхования - и при этом еще платим все налоги. Вдумайтесь: мы получили плату, заплатили с нее налоги, а из того, что осталось, что в мире бизнеса называется чистая прибыль, мы закрываем дефицит бюджета - это феноменальная история вообще-то, трудная для понимания.
Би-би-си: Кому положено оказание бесплатной помощи?
Из 12-ти префектур столицы мы имеем право обслуживать только одну - ту, которой повезло, что мы находимся на ее территории
Христо Тахчиди
Христо Тахчиди: Существуют четко оговоренные условия, по которым мы имеем право брать на бесплатное обслуживание. Это больные с самыми тяжелыми, сложными операциями - пересадкой роговицы, у которых, предположим, сложная травма, реконструктивная хирургия, с опухолями... Есть такая новая категория, возникшая в связи с национальными проектами, - так называемые высокие технологии. Но высокие технологии - это квотированная система. Мы на наш комплекс получили 8 тысяч операций на год. Наш комплекс в год делает более 300 тысяч. 8 тысяч - это капля в море, но тем не менее - это шаг вперед. Если в этом направлении государство будет двигаться - это правильно.
Вторая статья - обычное бюджетное финансирование, там оговорены все сословия, кому положена бесплатная помощь, в основном, социально незащищенные слои. Что касается страховой медицины, то там система простая (основа - страховой полис), но уникальная с точки зрения реализации. Мы имеем право обслуживать по страховому полису только жителей Северной префектуры города Москвы. Из 12-ти префектур столицы мы имеем право обслуживать только одну - ту, которой повезло, что мы находимся на ее территории. Это тот элемент, добиться полного понимания которого я до сих пор не могу. Уникальная, конечно, история...
Христо Периклович Тахчиди - доктор медицинских наук, профессор, заведующий кафедрой глазных болезней Московского государственного медицинского стоматологического университета, председатель общества офтальмологов России, главный редактор журналов "Офтальмохирургия" и "Новое в офтальмологии", главный эксперт по офтальмологии Федеральной службы по надзору в сфере здравоохранения и социального развития.
С Христо Тахчиди беседовали Вера Леонтьева и Андрей Логутков.
http://news.bbc.co.uk/hi/russian/sci/tech/newsid_6922000/6922238.stm
30.07.2007
