В реальной международной жизни отношения между государствами основываются не на праве и даже не на договорённостях, а на силе[1]
Д. Тренин, директор центра Карнеги в Москве
Это высказывание Д. Тренина абсолютно верно и даже банально, но примечательно, что в СССР, а нередко и в современной России до сих пор апеллируют к «международному праву» и некой «абсолютной» правовой справедливости во внешней политике, не делая порой выводов из того, как подобный подход разрушительно сказался на СССР и России. Идеология «правового дебилизма» – удел правоведов, которые крайне далеки от современной политики.
В реальной политике важна идеология, опирающаяся на силу, при том понимании, что сила это категория очень широкая, включающая в себя самые разные формы – от применения оружия, в том числе ядерного (или угрозы применения), до силы примера, образца, модели (мягкой силы). При этом постоянно ведется поиск всё более эффективных силовых инструментов и способов их применения, нового баланса между такими силовыми инструментами в политике. Если в прежние годы и тысячелетия этот баланс был между «груженым золотом ослом (подкупом)» и завоеванием, то теперь спектр таких средств и приёмов существенно расширился, но конечная цель стратегии практически не изменилась – подчинение правящей элиты (или её уничтожение)[2].
Если национальные и государственные интересы преимущественно объективны, то их трактовка может (и чаще всего бывает) не просто необъективна, но и неадекватна. В особенности если идеологические и ценностные установки правящей элиты частично или в основном противоречат национальным интересам. Пример гитлеровской Германии начала 30-х годов, правящая элита которой стремилась пересмотреть результаты Первой мировой войны, – характерен: от относительно адекватного восприятия реалий до шовинистического угара прошло всего несколько лет, полностью изменивших её оценку МО в мире.
В настоящее время подобные переоценки происходят достаточно регулярно, более того, стратегическое прогнозирование и планирование в области формирования национальных стратегий предполагает подобный обоснованный пересмотр заранее. Так, заявление Дж. Байдена о пересмотре силовой политики в сентябре 2021 года отнюдь не было случайностью. В РЭНД, например, уже в январе 2021 годы был подготовлен специальный доклад, который обосновывал такую необходимость. В нём, в частности, говорилось[3]: «Соединенные Штаты сталкиваются с рядом проблем национальной безопасности, в то время как федеральный бюджет испытывает давление из-за кризисов в области общественного здравоохранения и инфраструктуры. В ответ на эти вызовы растет общественный интерес к переосмыслению роли США в мире. Согласно одному варианту – реалистичной великой стратегии сдерживания – Соединенные Штаты примут более согласованный подход к другим державам, уменьшат размер своего военного и передового военного присутствия, а также прекратят или пересмотрят некоторые из своих обязательств в области безопасности. Чтобы помочь политикам США и общественности понять этот вариант, авторы этого отчета объясняют, как политика безопасности США по отношению к ключевым регионам может измениться в рамках общей стратегии сдерживания, выявляют ключевые вопросы, на которые нет ответа, и предлагают следующие шаги для разработки политических последствий этого варианта. Авторы находят, что региональная политика в рамках общей стратегии сдерживания варьируется в зависимости от уровня интересов США и риска того, что одно сильное государство может доминировать в регионе. Из-за значительного военного потенциала Китая сторонники сдержанности призывают к большей военной роли США в Восточной Азии, чем в других регионах. Авторы рекомендуют сторонникам широкой стратегии сдерживания продолжать разработку своих рекомендаций по политике. В частности, они должны определить, какие изменения в возможностях и поведении великих держав поставят под угрозу жизненно важные интересы США, морские районы, в которых Соединенные Штаты должны сохранять превосходство, приоритеты военной деятельности в мирное время и сценарии войны, которыми должно руководствоваться Министерство обороны США при планировании.
В качестве основных выводов авторы доклада сделали следующие выводы, большинство которых нашло своё подтверждение в последующей политике Дж. Байдена: 1. «Сторонники сдержанности» имеют оценки угроз и предположения, которые отличаются от оценок и допущений политиков, которые формировали общую стратегию США после окончания холодной войны»[4].
Эти отличия заключаются в следующем: «Как правило, «Сторонники сдержанности» будут больше полагаться на дипломатию для урегулирования конфликтов интересов, поощрения других государств к лидерству и сохранения военной мощи для защиты жизненно важных интересов США». Если бы использовалась грандиозная стратегия сдерживания, Соединенные Штаты имели бы меньшие вооруженные силы, меньше обязательств по обеспечению безопасности и сил, базирующихся за границей, и более высокую планку для использования военной силы по сравнению с нынешней политикой.
1. Конкретные последствия этой великой стратегии варьируются в зависимости от региона и от уровня интересов США и риска того, что одна-единственная держава может доминировать в регионе.
2. Сторонники сдержанности стремятся к более тесному сотрудничеству с нынешними противниками США, такими как Россия и Иран.
3. Основная область разногласий среди сторонников сдержанности – стратегия США в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
4. Сторонники сдержанности утверждают, что возвышение одного могущественного государства в Восточной Азии, Европе или Персидском заливе поставит под угрозу жизненно важные интересы США, но пока не предложили руководителям политики, как узнать, что такая угроза возникает.
Адекватное понимание интересов и ценностей, лежащих в основе стратегии, возможно на основе некой относительно устоявшейся системы взглядов, которая представляет собой идеологию. На мой взгляд, идеология – не только вполне научное явление, выражающее систему фундаментальных взглядов на потребности (интересы) общества, но и обязательное условие для формирования эффективной политики и стратегии, т.е., во-первых, это – система взглядов и идей, упорядочение различных идей, концепций и самых разных представлений – от религиозных и политических до экономических и военных, а, во-вторых, эта система, отражающая социальные интересы (потребности) части общества (классов, социальных групп, правящей элиты, отдельных индивидуумов[5]). Напомню в этой связи, что категория «интерес» – «реальная причина социальных действий, лежащая в основе непосредственных побуждений»[6].
В-третьих, это система управления обществом и государством. Именно в это качестве она имеет самое прямое отношение к эффективности Стратегии национальной безопасности. Исключительно точно и подробно это описал крупный русский военный теоретик Александр Андреевич Свечин. Так, в своей работе «Безыдейность», посвященной стратегии и идеологии самых разных ракурсов:
– значения идеи для стратегии;
– операционная линия и идея;
– направление и стратегия;
– объем средств и энергии;
-идея и решение в стратегии и т. д.[7].
Это создает вполне научную картину для политики. Идеология, как отражение интересов, означает некую систему взглядов, формирующих эти интересы, их защиту внутри субъекта и продвижение вовне. Это качество идеологии очень хорошо видно на примере Украины, где с помощью русофобской идеологии удалось переформатировать сознание значительной части общества в стране. Другими словами, идеология – не просто и не только «отражение потребностей», но и искусственное создание таких потребностей, как, впрочем, это действует и общепризнанно в рекламе, когда создаются искусственные, нередко не только не нужные, но и вредные потребности для части потребителей.
С точки зрения субъектов, формирующих МО-ВПО-ЛЧЦ, – наций, государств, социальных групп и отдельных акторов – это означает, что идеология, как система взглядов, наиболее точно отражает потребности таких субъектов. Так, в 90-е годы главным политическим субъектом в России была достаточно широкая социальная группа либеральной буржуазии, которая стала активно формироваться в СССР с конца 80-х годов. Поэтому идеология нации, общества и страны (Российской Федерации) находилась под сильнейшим давлением и силовым влиянием именно этой социальной группы и её потребностей в идеологии – либеральной идеологии и её идеологов – политиков, ученых, журналистов, – среди которых были сформированы идеи, идеологемы и концепции преимущественно на основе западных либеральных идей, не допускавших иных толкований. Все другие идеи и идеологии были практически запрещены. Их назвали в своей массе «красно-коричневыми» и пр. «самодельно-придуманными», а для надежности даже запретили в Конституции РФ 1993 года.
Тем самым был расчищен путь для монопольной, но достаточно примитивной либеральной идеологии, как системы взглядов на развитие общества, экономики и государства, на базе которой стали создаваться учебные программы и формировать политический курс. Однако, эта заимствованная искусственная для России идеология не смогла по вполне очевидным причинам совместиться с мировыми и российскими реалиями и уже с конца 90-х годов столкнулась с сильными кризисными явлениями, которые стали следствием экономического кризиса, финансового кризиса, войны в Чечне и кризиса государственных институтов.
_____________________________________
[1] Тренин Д. Новый баланс сил: Россия в поисках внешнеполитического равновесия. М.: Альпина Паблишер, 2021, с. 53.
[2] Флавий, И. Против Апиона. О древности иудейского народа. В кн.: Иудейские древности- М.: «Издательство АЛЬФА-книга», 2017 (Полное издание в одном томе), с. 1213.
[3] Miranda Прибе, Bryan Rooney. Применение сдержанности. Изменения в региональной политике безопасности США для реализации реалистичной великой стратегии сдерживания / РЭНД, 2021, январь / https://www.rand.org/pubs/research_reports/RRA739-1.html
[4] См. подробнее: Байгузин Р.Н., Подберёзкин А.И. Политика и стратегия. Оценка и прогноз развития стратегической обстановки и военной политики России. М.: Юстицинформ, 2021, сс. 8–9.
[5] Индивидуум – зд.: каждый самостоятельно существующий, отдельный гражданин. См.: Краткая Российская энциклопедия. М.: ОНИКС, 2003, с. 1019. Категория, которая в связи с быстрыми темпами роста креативного класса и самозанятых становится отдельной социальной категорией.
[6] Краткая Российская энциклопедия. М.: ОНИКС, 2003, с. 1032.
[7] Свечин А.А. Безыдейность. В кн.: Стратегия в трудах военных классиков. М.: Финансовый контроль, 2003, сс. 562–571.