Предстоящая отмена голосования "против всех", увеличение минимального числа членов партий с 10 до 50 тысяч человек с проверками их численности с участием силовых структур, повышенный с 5 до 7% барьер для прохождения в Думу, запрет на формирование избирательных блоков на федеральном и региональном уровнях, усложнившийся сбор подписей избирателей и увеличение размера избирательного залога, введение императивного мандата - все это признаки намерения власти создать в России конструкцию с одной доминантной партией при контролируемых ею еще 2-3 партиях.
Одна из них - Компартия - чужая для нынешней власти, но с ней можно договариваться. Компартия не поддержала Касьянова, отказалась выставлять дочь Анатолия Лукьянова как совместного с либералами кандидата в Госдуму по Университетскому округу столицы. Есть еще вполне договороспособная ЛДПР. Теоретически имеется ниша для третьей оппозиционной популистской партии. Раньше предполагалось, что это место займет "Родина". Но "Родина", как и Партия пенсионеров, во время монетизационного кризиса проявила себя нелояльно - Рогозин объявил голодовку, Партия пенсионеров пришла на помощь демонстрантам.
Три года назад власть принимала всех, кто был готов идти с ней в одном русле при сохранении некой автономии. После монетизационного кризиса отношение к партиям изменилось. Фактически сделана ставка на создание доминантной партии, которая получит в Госдуме 50% голосов, и на 2-4 лояльные партии.
Есть ли доля правды в том, что власть декларирует стремление создать четко структурированную многопартийную систему? Думаю, есть. Благодаря переходу к пропорциональной системе выборов в процесс партстроительства активнее включаются регионы. Отмена голосования "против всех" делает партийную систему более прозрачной. Такой графы практически нигде нет, это некий пережиток битв конца 1980-х. Если мы от него избавимся, избиратель либо останется дома, либо будет искать протестную партию, за которую отдаст свой голос.
Поэтому есть проблема третьей протестной партии. На эту нишу могут претендовать или "Родина" без Рогозина и Глазьева, или другая партия, которая имеет хороший бренд. В полупротестную может трансформироваться Партия жизни как вторая партия власти, но для этого ей нужно найти аргументы, чтобы завоевать частично оппозиционный электорат.
Есть еще одна субкультура - либеральная. Сейчас она расколота на три группы, но если удастся создать новый бренд с новыми лидерами, можно получить до 10% голосов. Однако это должен быть принципиально новый проект, причем не настроенный против власти.
Ради какой великой цели выстраивается эта сложная конфигурация? Смысл - новая партийная система, которая напоминала бы мексиканскую систему власти. Там доминантная Народно-революционная партия правила очень долго, из своих рядов выдвигая президента, который менялся каждые 7 лет.
Это было бы идеально для Кремля, но наша система построена немного иначе. У нас складывается другой институт власти - президентство плюс преемничество, а партийная олигархия является подчиненным элементом. Есть традиция власти президента (императора, генсека), имеющая сакральный характер. В такой структуре создать партию мексиканского типа сложно. Власти хотелось бы иметь подконтрольную партию "а-ля КПСС" с сохранением частично автономных и контролируемых партий. Такая система включала бы и элементы мексиканской системы, и ГДР с ее контролируемой многопартийностью. А в будущем она могла бы развиться в нормальную партийную систему.
Если сохранится президентская власть такая, как сейчас, то есть президент - арбитр, верховный суверен, сакральный лидер, а премьер-министр за все отвечает, назначается президентом и лишь частично подконтролен парламенту, переход к нормальной парламентско-партийной системе окажется очень сложен. Но если полномочия парламента будут увеличены, мы можем приблизиться к французской системе, где президент тоже сакрален, но как только он теряет контроль над парламентом, теряется и сакральность.
Параллельно с партийными построениями мы наблюдаем и иные процессы, в частности видим, как тяжело найти консенсусного преемника для всей путинской элиты. Путин до конца должен оставаться верховным арбитром, иначе все расползется. Он боится заранее назначить преемника, потому что к нему начнет перетекать власть. Да и сам президент, похоже, пока не знает, какое место может занять в будущей системе. Вряд ли кто-то полагает, что Путин покинет пост и отправится сажать капусту. Невозможен и китайский вариант. Путин, по замыслу его окружения, должен остаться реальным лидером. Пока ни "семибоярщина", ни "диархи" не выбраны. Обе схемы не имеют хорошего институционального, юридического обрамления и могут быть основаны только на неформальных человеческих отношениях. А в политике это ненадежная основа.
Игорь БУНИН генеральный директор Центра политических технологий
http://www.mn.ru/issue.php?2006-20-5
