Современный ислам на Северном Кавказе крайне неоднороден. Он представлен целым рядом общественно-политических субъектов. Однако основными являются традиционализм и салафизм (суннитский фундаментализм).
Традиционный ислам еще совсем недавно представлял собой относительно сплоченную совокупность традиционно-верующих мусульман, отправляющих традиционный исламский культ на бытовом уровне, суфийско-тарикатистские структуры в республиках Северо-Восточного Кавказа (Дагестан, Чечня и Ингушетия), а также представителей т.н. `официального ислама`, группирующихся, в основном, в рамках административно-управленческих аппаратов религиозных организаций - духовных управлений мусульман (ДУМ). Сегодня на Северном Кавказе насчитывается 7 ДУМ, организованных, главным образом, в рамках национальных республик. В 1998 г. для консолидации усилий по противодействию `чистому исламу` был создан традиционалистский Координационный центр мусульман Северного Кавказа.
Тенденция последних лет, которая четко оформилась в текущем году - усиление центробежных процессов в традиционализме. В результате его достаточно размытая структура неуклонно разрушается. Преобладающий в регионе традиционалистский тип религиозного сознания верующих, особенно в предгорной и горной зонах северокавказских республик, согласно проведенным, прежде всего дагестанскими учеными, социологическим опросам и исследованиям, в последнее время явно тяготеет к фундаментализму. В ситуации системного кризиса элементы фундаменталистского сознания верующих оказались благодатной почвой для развития на их базе радикального исламского (неоваххабитского) сознания. Таким образом, при полном отсутствии на Северном Кавказе модернистских реформаторских процессов религиозное сознание горцев-мусульман сегодня оказалось представленным лишь двумя его типами: традиционным, тяготеющим к фундаментализму и экстремистско-ваххабитским.
Радикализация верующих, их отход от классических принципов традиционализма обусловливается, в том числе, и неустойчивостью официальных исламских структур - духовных управлений мусульман, которые, погрязнув в борьбе с неоваххабитами и междоусобных дрязгах, все более политизируются и одновременно, утрачивая авторитет, дистанцируются от рядовых верующих.
Наиболее затяжным и острым представляется конфликт между различными фракциями служителей мусульманского культа и группами верующих в Дагестане. Здесь к антагонизму традиционалистов (представленных последователями трех суфийских тарикатов) и фундаменталистов добавляются противоречия между духовными лидерами, представляющими к тому же разные этнические группы. Все это существенно радикализует традиционализм, обусловливая все большее восприятие носителями этого типа религиозного сознания салафитских ценностных установок. Так, например, согласно проведенному в 2004 г. ДНЦ РАН социологическому исследованию, 83 % служителей исламского культа и до 40 % верующих в республике сегодня придерживаются фундаменталистских взглядов.
Противоречия внутри мусульманских общин характерны и для других регионов Северного Кавказа. В Кабардино-Балкарии значительная часть мусульман не признает легитимным руководство ДУМ республики. В открытую оппозицию к нему ушла часть молодых служителей культа, получивших религиозное образование в странах Ближнего Востока. В Северной Осетии на состоявшемся в апреле 2004 г. третьем съезде мусульман лидеры 14 общин выступили с резкой критикой руководства ДУМ и лично муфтия Д. Хекилаева. Последовавшая смена последнего явилась выражением недовольства части верующих позицией руководства ДУМ по широкому спектру вопросов. Аналогичные процессы фиксируются и в других северокавказских республиках.
Сами же руководители духовных управлений мусульман и другие представители `официального` ислама выход из сложившегося положения видят исключительно в укреплении контактов с органами власти, вплоть до бюджетного финансирования исламских организаций государством, построении региональных исламских организаций (ДУМ) по бюрократическому образцу, со строгой иерархией и ответственностью нижестоящих (особенно первичных звеньев общин) перед вышестоящими и, наконец, закреплении за руководством ДУМ права опираться на репрессивный аппарат государства в борьбе с оппонентами, прежде всего, радикальными исламистами. Такая позиция, безусловно, ведет к укреплению `параллельных` официальным других исламских структур, объективно ослабляя традиционалистов.
Главным и наиболее опасным противником, антагонистом и одновременно оппонентом традиционализма в регионе выступает салафийя в форме неоваххабизма Последний (неоваххабизм) в силу известных политических событий второй половины 90-х и особенно после августа 1999 г. приобрел преимущественно ультрарадикальный (экстремистский) характер.
Вместе с тем, уместно отметить, что идеи войны с неисламским государством и обвинения соплеменников, не желающих воспринимать единственность и неделимость власти Аллаха, в неверии (куфре), для Кавказа не являются новшеством, импортированным из-за рубежа, хотя вопросы, связанные со степенью влияния внешнего фактора на процессы распространения идеологии и практики радикального ислама в регионах России приобрели в научно-исследовательской среде наибольшую остроту. Традиции применения такфира и ведения непримиримого джихада на Кавказе были заложены еще два века назад и сегодня практикуются почти что в неизменном виде.
Однако если на протяжении двух предыдущих столетий сопротивление горцев Северного Кавказа российской государственности под исламскими знаменами проходили на фоне общего упадка ислама в мировом масштабе, то сегодня нарастающее противопоставление и сопротивление некоторой части северокавказских мусульман проходит на фоне опасного военно-политического возбуждения ислама во всем мире.
Современные чеченские войны, особенно вторая, привнесли в регион самые последние идеологические наработки исламских экстремистов, стали кузницей наиболее идеологически подготовленных и непримиримо настроенных по отношению к России исламистов. При этом в последние годы в Чечне произошла существенная ротация рядов `сопротивления`: в войну вступило новое поколение чеченцев и других северокавказских этносов, более ожесточенное и дерзкое, нежели их предшественники. Определенная их часть готова к вооруженной борьбе с властями во всех ее формах.
В контексте сказанного уже не кажется противоестественным то, что ряды `исламского сопротивления` в Чечне становятся все более организованными и сплоченными. Разрозненные и распыленные по горам в результате широкомасштабных боевых операций федеральных сил и чеченской милиции остатки масхадовских, басаевских и хаттабовских сил вновь объединяются на качественно новой идеологической основе. Боевики отошли от практики фронтальных сражений, взяв на вооружение диверсионно-террористическую тактику `пчелиного роя`. На ее разработку, апробацию и синхронизацию ушло приблизительно 1,5-2 года. Сейчас в Чечне орудуют малочисленные мобильные полуавтономные группы, которые способны быстро менять места дислокации, маневрировать и, в случае необходимости, объединяться с другими группами. Между этими структурами и их базами налажена устойчивая связь, действия согласовываются и координируются. Иначе говоря, деятельность чеченских бандгрупп приобрела все основные черты современного исламистского террористического движения, в основе структурного строения которого лежит принцип `паучьей сети`.
Общезначимой тенденцией является то, что происходящее в течение последнего десятилетия в Чечне уже давно перестало нести только чеченский этнический оттенок и продолжает втягивать в свои ряды все новых и новых адептов протестных идей со всех соседних республик и краев, не говоря уже об участии в этом процессе представителей внешнего для региона исламского мира. Анализ многочисленных источников информации свидетельствует о том, что мобильные полуавтономные диверсионно-террористические группы уже сформированы в Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Ингушетии и даже в Ставропольском крае. Более того, большинство терактов последнего времени, как на Северном Кавказе (в том числе и в Беслане), так и в других регионах России готовилось не в Чечне, а в считающихся мирными сопредельных регионах, где боевики могут хранить оружие, взрывчатку, а также вербовать все новых сторонников.
Боестолкновения с применением гранатометов в городе Баксане Кабардино-Балкарии, теракты на Ставрополье и в небе Ростовской области, боевики в Цунтинских лесах Дагестана, стремительное развертывание ингушского фронта, бесланская трагедия (и все это при полной безответственности и безнаказанности `силовиков`, допустивших это) - эти факты более чем красноречиво свидетельствуют о провале российской стратегии `замирения` Чечни в ее нынешнем виде.
Приходится констатировать, что общество отворачивается от традиционного и официального ислама, критически, порой с антироссийских позиций оценивает события августа 1999 г. В регионе фиксируются многочисленные убийства представителей властей и особенно правоохранительных органов, массовым образом распространяются листовки, содержащие призывы к джихаду. Главная тенденция: джихад медленно, но неуклонно расползается по всей территории Северного Кавказа.
К сожалению, приходится констатировать тот факт, что время, когда можно было эффективно противостоять зарождению и укреплению радикальной протестной идеологии в регионе, упущено.
Таким образом, за последние годы произошли кардинальные изменения в структуре и качестве исламского движения на Северном Кавказе. Его традиционная составляющая размывается, все более заметным становится отрыв представителей `официального` ислама от масс верующих. Сознание последних, особенно в горных и предгорных районах, прежде всего молодежи, все более наполняется салафитским содержанием. Вместе с тем, салафийя не является исключительно радикальным явлением. В этой связи с носителями умеренно-радикального сознания можно и нужно вести диалог, находя общие точки соприкосновения с учетом их возрастающего влияния в регионе. В борьбе с радикальным исламом опора исключительно на силовые методы подавления представляется не вполне оправданной.
12.11.2004
2004 `НОВАЯ ПОЛИТИКА`
http://nvolgatrade.ru/
