Художник С. Бархин.
В ролях: С. Шакуров, В. Верберг, О. Кирющенко, И. Ясулович, И. Гордин.
Декорации Сергея Бархина - старые металлические трубы (то ли деревья, то ли колонны) и рассыпающиеся, изъеденные рыжей ржавчиной (оттого напоминающие осенние листья) железные листы. Коррозия металла - не только прозрачная метафора распадающейся жизни, но и просто мрачное, неуютное, буквально - травмирующее, потенциально опасное для обитания пространство. Развивается линия "жестокого Чехова" 1970-х - 1980-х гг. Театроведы трудолюбиво займутся фиксацией многочисленных "других", собранных Генриеттой Яновской из разных чеховских пьес и рассыпанных по спектаклю: в момент острого безденежья героев "Иванова" Симеонов-Пищик вспоминает о своих долгах, Прохожий из "Вишневого сада" спрашивает дорогу на станцию, а через сцену то и дело будут скакать гуськом две деликатные клоунессы, поименованные Шарлотта-1 и Шарлотта-2. Однако вовсе не из этой досадной суеты складывается сюжет спектакля. Невыносимый ужас бытия (какая "легкость"?) в спектакле Яновской продемонстрирован с пугающей, раздражающей, почти физиологической наглядностью. Высокая истерическая нота, с которой Сарра (Виктория Верберг) начинает свое существование в спектакле, кажется нестерпимой - но предела у этой интонации нет, как нет предела отчаянию. Здесь не любят - спасают, молят о спасении, отказывают в спасении и сами отказываются от него. Иванов Сергея Шакурова - человек, лишившийся способности чувствовать, ощущающий драматический (едва ли не трагический) разрыв между собственной витальной силой (этой спины никаким тяжелым мешкам с мукой не переломить) и экзистенциальной апатией. Человек, не нужный себе, зато необходимый "другим" - не "лишний" (в понимании прошлого века), а, скорее, "чужой" (в понимании века нынешнего). К разрыву с Саррой и свадьбе с Сашей Лебедевой его гонит только инерция жизни, а в качестве свадебного подарка от невесты он получает заветное - разрешение умереть. Открытием Яновской в этом спектакле становится всеобщая "белая" (лишенная нюансов и обертонов) неизбывная истерика, для которой персонажу не требуется психологического "разбега". Этот страшный (не уровнем децибел) крик отчаяния отзовется еще не раз - и прежде всего в чеховских постановках Камы Гинкаса, по праву признанных драматическими шедеврами: в "Черном монахе" (где Таню в одном из составов сыграет все та же Верберг) и "Даме с собачкой".
октябрь 1993
Лилия ШИТЕНБУРГ
Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. Кино и контекст. Т. VI. СПб, Сеанс, 2004
