Проблема происхождения жизни тесно переплетается с эволюцией жизни, которая часто ассоциируется с дарвинизмом. О происхождении жизни, её эволюции и вообще фундаментальные законы природы полезно знать каждому живущему на Земле. И, прежде всего, исследователям природы, чтобы не заблудиться в таинственных лабиринтах эволюции. И Маше, которая плакала, когда лес вырубали. И Маше, уронившей мячик, и возмущённой Маше, на парте которой оказался плохой учебник, и тем, кто хотел бы утешить Машу. И судьям, чтобы исправить огрехи школьного и высшего образования и следовать строгой букве закона при вынесении справедливого обоснованного приговора. И министерским чиновникам, решившим повысить качество образования виртуальными средствами. И особенно, бывшим марксистам-ленинцам, чтобы никогда и нигде не повторился жесточайший эксперимент построения райской жизни на земле путём уничтожения многих миллионов людей. Такой эксперимент никогда не наблюдался в природе ни в одном из сообществ животных, даже хищников, за всю историю эволюции живого, а это означает, что человек, управляемый пагубными страстями и свободный от совести, может превзойти любого зверя, даже самого страшного. Всесторонние знания о природе, о происхождении жизни, об её эволюции помогут любому человеку встать на путь просвещения, чтобы не блуждать в потёмках чужих и собственных заблуждений и внести свою посильную лепту в спасение жизни на Земле, на которой пока сохранились немногие места, не пострадавшие сильно от неотвратимого нашествия цивилизации. Одно из таких мест – уникальный уголок Борнео (в индонезийской традиции Калимантан), остров Малайского архипелага. Этот чудом пока сохранившийся уголок называют колыбелью эволюции, которая развернулась здесь во всей своей красе и многообразии видов и форм жизни. Здесь теснятся тысячи видов растений: возвышающиеся над зелёным массивом деревья – своеобразные гиганты высотой до 75 метров и могучие дубы в горном лесу (46 видов), – и весьма редкие хищные растения непентес раджи, кувшинки которой служат своеобразной ловушкой для мелких насекомых (это кувшинчатое растение до сих пор называют одним из чудес эволюции), и цветущая раффлезия, которая появляется внезапно и ниоткуда в виде гигантского цветка. Одних только орхидей здесь насчитывается более тысячи видов. Среди них такие жемчужины как «башмачок Ротмальда» или «золотая». На этом острове обитают и птицы-носороги, и гигантские бабочки, и полторы сотни видов рептилий, и более пятисот видов птиц. Калимантан считают царством обезьян: приматы всех видов и подвидов, в том числе человекоподобные орангутанги здесь продолжают мирно сосуществовать. Такое богатство фауны и флоры не оставляет равнодушным современного путешественника. Удивительное многообразие живого мира не оставило равнодушным и английского естествоиспытателя А. Уоллеса, соотечественника Ч. Дарвина. Почти полторы сотни лет назад волею судьбы он оказался на острове Борнео, где в течение нескольких лет проводил наблюдения многих тысяч видов растений и животных. В своей популярной книге «Малайский архипелаг – страна орангутанга и райской птицы» А. Уоллес увлекательно описал увиденный им богатейший живой мир.
Чтобы обобщить свои наблюдения и сделать выводы о природе происхождения жизни А. Уоллесу не понадобилось кругосветное путешествие, которое совершил его современник Ч. Дарвин на военно-картографическом судне «Бигль». Ч. Дарвин вернулся из плавания через пять лет с огромным количеством собранных материалов и твёрдым убеждением в том, что все громаднейшее многообразие растительного и животного мира – результат постепенного, очень длительного развития органического мира. Колыбелью эволюции он считал Галапагосы – именно там он (как и А. Уоллес на острове Борнео) наблюдал взаимосвязь между различными видами живых существ.
После возвращения из кругосветного путешествия Ч. Дарвин приступил к анализу и обобщению собранных материалов. Причём внешне это никак не проявлялось. Казалось, что он полностью погрузился в классификацию усоногих раков, чем он занимался ранее, и добросовестно выполняет работу секретаря Геологического общества. Публиковать результаты своих наблюдений Ч. Дарвин не торопился. И вот 14 июня 1858 года он неожиданно получил письмо от А. Уоллеса из Тернате на Молуккских островах. В этом письме была статья, которую А. Уоллес просил передать Ч. Лайелю, известному геологу и другу Ч. Дарвина. В ней кратко излагалась сущность эволюции путём естественного отбора.
Предположение о том, что виды могут изменяться, А. Уоллес опубликовал в одной из своих статей раньше, в 1855 году. Эта идея родилась после прочтения им труда английского учёного Т. Мальтуса «Опыт о законе населения», главная мысль которого сводилась к тому, что каждая популяция стремится максимально размножиться без учёта средств существования, и когда она достигает некоторой предельной численности, дальнейшему её росту начинает препятствовать нищета: излишняя численность популяции должна гибнуть. Догадка А. Уоллеса состояла в том, что выживать будет не случайная выборка из популяции, а те особи, которые лучше приспособились к условиям существования. Если их приспособляемость выше среднего уровня для всей популяции и она, хотя бы частично наследуется, то вид в целом будет изменяться в направлении большей приспособленности, то есть более высокой адаптации к среде обитания. Интересно, Ч. Дарвин пришёл к выводу тем же путём – прочитав труды Т. Мальтуса.
А. Уоллес в то время был малоизвестен, но в сложившейся ситуации нельзя было игнорировать его сообщение. Посоветовавшись со своими коллегами, прежде всего с Ч. Лайелем и Дж. Гукером, известным ботаником, Ч. Дарвин решил объединить выдержки из письма, которое он незадолго до этого отослал американскому ботанику А. Гресо, резюме неопубликованной своей статьи, написанной ещё в 1844 году, и сообщение А. Уоллеса. Все это было представлено 1 июня 1858 года в виде доклада линнеевскому обществу. В следующем году вышла в свет книга Ч. Дарвина «Происхождение видов», и все 1250 экземпляров её были распроданы в первый же день.
Непредсказуемый интерес к идее естественного отбора обусловливался вовсе не тем, что постулировалось превращение одних видов в другие путём их изменения (об этом утверждали и раньше Ламарк, Эразм Дарвин – дед Ч. Дарвина, и даже в античные времена – Анаксимандр в Древней Греции), а тем, что был предложен механизм «конструирования» живых существ без участия Творца. Такой механизм вполне устраивал противников божественной версии происхождения всего живого.
Некоторые известные учёные, современники Дарвина, оставались активными антиэволюционистами. К ним относились английский зоолог Р. Оуэн, швейцарский естествоиспытатель Л. Агассис и др. Даже Ч. Лайель, с уважением относившийся к трудам Ч. Дарвина, испытывал «непреодолимое отвращение» к выводу о родстве человека и обезьяны. В то же время были сторонники эволюционной идеи: Т. Гексли в Англии, Э. Геккель в Германии, К.А. Тимирязев в России.
Для полной убедительности идеи эволюции оставалась одна непреодолимая трудность, связанная с природой наследственности. В то время ещё не был раскрыт генный механизм наследственности, но было известно, что признаки могут передаваться по наследству не всем поколениям подряд. Полагали, что наследственность в целом основана на смешивании признаков за исключением отдельных случаев.
Анализируя механизм усреднения признаков, британский инженер Ф. Дженкин на основании строгих математических расчётов доказал, что при усреднении признаков при скрещивании естественный отбор не работает. Ч. Дарвин не смог найти убедительного ответа на это доказательство.
Гораздо позднее выяснилось, что наследственные признаки передаются дискретными частицами, которые сегодня называются генами. Казалось, что теория мутаций окончательно связала законы наследственности Менделя и эволюционную природу происхождения всего живого. Вместе с тем теория мутаций породила новые вопросы и, в частности, почему одни особи определённого вида изменяются, а другие, живущие в таких же условиях, нет. Не видя явных причин изменений, некоторые учёные склоняются к тому, что мутации носят спонтанный, или самопроизвольный характер. Живые существа способны изменяться (мутировать) случайным образом, и такие мутации наследуются. Одна из особенностей естественного отбора состоит в том, что мутации, благоприятные или неблагоприятные для организма, возникают случайно. Изменения какого-либо адаптивного признака – результат единичной мутации, которая попадает под естественный отбор. Однако против такого утверждения может быть выдвинуто весьма серьёзное возражение, которое можно пояснить на примере глаза. Вероятность одновременного возникновения ряда благоприятных мутаций, приводящих к образованию только сетчатки и хрусталика ничтожно мала. Представить, что подобные одновременные изменения могут произойти в результате случайных мутаций, все равно, что бросить в коробку полный набор часовых деталей, встряхнуть их и ждать, пока из них самопроизвольно образуется механизм часов, способный показывать время. Если мутации произойдут не одновременно, то глаз окажется несовершенным и бесполезным.
Некоторые адаптации живых организмов настолько совершенны, что трудно поверить в то, что они могли появиться в результате накопления простых изменений к лучшему. Поверить, допустим, можно, но тогда возникает вполне обоснованный вопрос: чем же такая версия отличается от той, в которой утверждается роль Творца? Ведь обе версии основаны на вере.
В этой связи известный учёный Л.Х. Мэтьюз в предисловии к книге Дарвина «Происхождение видов», переизданной в очередной раз в 1971 году, написал: "Вера в эволюцию в точности соответствует вере в божественное сотворение мира – обе являются убеждениями, в верности которых верующие не сомневаются, хотя и не могут привести доказательств своей правоты". Это было написано спустя более столетия после первого издания книги Дарвина, и за этот сравнительно большой промежуток времени все отрасли наук о нашей природе накопили много интересных научных сведений.
К своим публикуемым материалам Ч. Дарвин относился весьма критично и взвешенно. Например, свою работу «Насекомоядные растения» он не решался опубликовать в течение 15 лет. Однако и это не спасло его от насмешек и критики со стороны некоторых исследователей, поспешно обозвавших его сумасшедшим. Выводы и обобщения, сделанные Дарвином в труде «Происхождение видов» никак не противоречили его мировоззрению. Он был верующим человеком и много лет служил церковным старостой в своём приходе. Когда его коллега А. Уоллес очередной раз посетил Дарвина, ему пришлось подождать, так как его сын сказал: «Теперь мой отец молится». На вопрос, где начало цепи развития живого мира и где первое его звено, Дарвин отвечал: «Оно приковано к престолу Всевышнего». Известно и другое его высказывание: «Мир покоится на закономерностях и в своих проявлениях представляется как продукт разума – это указывает на его Творца». С этой мыслью перекликается высказывание выдающегося французского учёного XIX века Луи Пастера, основоположника современной микробиологии, глубже других проникшего в тайны живого мира; он говорил: «Потомки в один прекрасный день от души посмеются над глупостью современных учёных-материалистов. Чем больше я изучаю природу, тем более я изумляюсь неподражаемым делом Создателя. Я молюсь во время работ своих в лаборатории».
В природе существуют адаптации, которые невозможно объяснить естественным отбором. Например, физические и химические свойства вещества и фундаментальные постоянные (скорость света, гравитационная постоянная, постоянная Планка, элементарный электрический заряд и др.) подобраны так, чтобы могла возникнуть жизнь. Это утверждение иногда называют приспособленностью окружающей среды. Есть и другая его формулировка: если бы фундаментальные постоянные были чуть-чуть иными, то жизнь была бы невозможна.
Этот вывод следует из общего принципа, который называется тонкой подстройкой Вселенной: при относительно небольшом изменении фундаментальных постоянных невозможно было бы образование материальных объектов Вселенной. С этим утверждением согласуется антропный принцип: наш мир таков, потому что в нем существует человек.
Тонкая подстройка Вселенной, природные адаптации, которые не подчиняются естественному отбору и антропный принцип – все это свидетельствует о том, что только случайные совпадения благоприятных изменений, вероятность которых чрезвычайно мала, не могли привести к образованию упорядоченной структуры Вселенной и возникновению жизни на Земле, в том числе и человека.
В поисках истоков жизни человека проведена огромная исследовательская работа. Выяснилось многое и особенно во второй половине прошлого века, когда благодаря развитию экспериментальной базы стало возможным исследование объектов живой природы на молекулярно-генетическом уровне. В частности, было обнаружено, что предполагаемый ближайший родственник человека, по числу пар хромосом превосходит даже человека: соматическая клетка шимпанзе содержит 24 пары хромосом, а человека – только 23. Однако человек, в отличие от шимпанзе и других видов приматов, обладает важной особенностью – членораздельной речью. Усердная попытка, предпринимаемая исследователями многих поколений, научить обезьяну говорить подобно человеку увенчалась неудачей, хотя приматы способны усваивать символы амслена – языка глухонемых.
Ни один из видов обезьян, даже очень похожих на человека, ни какой-либо другой вид в этом богатейшем живом мире не наделён природой (в нашем представлении) удивительными чувствами: восхищением, восторгом, гордостью, – которыми обладает человек. Так, даже самая изумительно прекрасная орхидея не может восхищаться своей красотой. Каким бы не был могучим лев, он вряд ли испытывает восторг от своей силы. Даже самая развитая и послушная обезьяна не может гордиться своим человекоподобием.
Наделить интеллектом обезьяну до сих пор не удалось, хотя структурные ансамбли мозга приматов и человека, определяющие такие функции как зрение, слух и двигательные реакции тела, мало различаются между собой. Развитость речевых и двигательно-трудовых структурных ансамблей мозга человека наследуется детьми от родителей. Однако не речь и не трудовые навыки как таковые, а лишь потенциальная возможность их последующего приобретения. Генетические возможности реализуются только при условии, что с раннего детства ребёнок воспитывается и обучается в сообществе людей, в постоянном общении с ними. Известны случаи, когда в силу некоторых обстоятельств ребёнок, оказавшись вне человеческого общества и выживший в джунглях, вернувшись через несколько лет к людям, уже никогда не смог в полной мере овладеть речью и приобрести трудовые навыки, необходимые для сознательной деятельности. Генетический потенциал развития посредством воспитания и образования ограничен жёсткими возрастными рамками. Если по тем или иным причинам сроки пропущены, то потенциал гаснет, и человек по своему развитию остается на уровне того же примата.
Иногда, даже вполне развитый человек, когда блокируются нормальные физиологические функции его мозга, в своём поведении может приблизиться не только к приматам, но и к более древним видам животных, чему способствует чрезмерное алкогольное опьянение, наркотики, мощные оглушающие двух- или трёхаккордные звуки на так называемых музыкальных шоу и подобных им развлечениях.
Превращение человека при опьянении подмечено ещё в далёкие времена. Есть четыре стадии опьянения. Сначала человек, похожий на павлина с распущенным разноцветным оперением, стремится показать свою значительность, важность, величавость и своё превосходство. Затем он, как обезьяна, начинает вести со всеми заигрывать и шуметь. Потом он уподобляется льву: становится надменным, самоуверенным, гордым. Наконец, он не в силах управлять собой, превращается в свинью, которая валяется в грязи.
Не увенчались успехом многочисленные прямые и косвенные опыты (открытые и проводимые в строжайшей секретности, но ставшие потом известными для всех любознательных) по скрещиванию человека и обезьяны. В положительных результатах таких опытов были особенно заинтересованы материалисты, вооружённые «единственно верной» теорией марксизма-ленинизма.
На вопрос, могут ли современные обезьяны превращаться в людей, даже непримиримые материалисты-дарвинисты отвечают: нет, уже не могут, так как эволюционные пути человека и шимпанзе разошлись очень давно – более пяти миллионов лет назад.
Таким образом, доказать опытным путём происхождение человека от обезьяны не удалось, и нет никаких оснований превращать эту гипотезу в естественно-научную истину.
В поиске останков предков прямоходящего, трудящегося, разумного человека активизировались исследования палеонтологов и антропологов. И раскидистое эволюционное древо с возрастом в миллионы лет с течением времени пополняются новыми, более древними ветвями. Эта кропотливая работа продолжается и по сей день. Так, в 90-х годах прошлого века были найдены останки, как предполагается, более древнего, чем австралопитек, – ардипитека, жившего более четырех миллионов лет назад. А совсем недавно, в 2002 году, сообщалось о находке нового черепа, возраст которого шести миллионов лет. Несмотря на эти находки, сделать вывод о превращении какого-либо одного вида живых существ (пусть даже обезьян) пока рано, так как эта задача оказалась чрезвычайно сложной даже с применением самых современных средств исследований. Такая задача пока не решена не только на основании анализа найденных останков, но и в результате всесторонних исследований живых существ, которые по многим признакам близки друг к другу. Пока не удалось решить, казалось бы, очень простую задачу – превратить одноклеточные растения в многоклеточные. Так, одноклеточные диатомные водоросли продолжают существовать более двухсот миллионов лет. Их называют чудом природы. Несмотря на своё простое строение, эти растения выполняют важнейшую для всего живого функцию – осуществляют одной четверти всего фотосинтеза на нашей планете, который (именно для этих растений, в отличие от других) не прекращается даже при лунном сиянии.
В общепринятом представлении эволюция – это развитие, процесс постоянного изменения чего-либо или кого-либо. Вне всякого сомнения, окружающий нас мир изменяется. Изменяется в нем и человек. Одни изменения приводят к развитию природных процессов и человека, а другие – к их деградации. Увидеть такие процессы и пытаться в какой-то степени управлять ими способен далеко не каждый, а лишь тот, кто воспринимает эволюцию разумных идей и пытается облагородить прежде всего себя, а не изменить окружающий мир.
Если каждый человек: и исследователь, и учащийся, и автор, и чиновник, и многие другие, – будет эволюционировать и стремиться к совершенству и не будет порабощаться своими убеждениями, кажущимися ему единственно правильными, и не будет подвластен только собственному воображению, то свобода от совести уступит своё место свободе познавать истину естественно-научную и божественную, к которой стремились все разумные люди во все времена с первого же дня сотворения мира, тогда и только тогда маленький шаг каждого человека будет направлен не только на познание живого мира, но и на спасение человечества.
Карпенков Степан Харланович
