Владимир Захаров закончил давний спор физиков и лириков, сам являясь тем и другим
Около двух с половиной лет назад я беседовал с известным физиком и математи-ком, действительным членом Российской академии наук, в недавнем прошлом - директором Института теоретической физики в Черноголовке, лауреатом Государственных премий и СССР, и РФ, человеком, который по индексу цитирования в мировой научной литературе находится среди российских ученых в первой тройке рядом с Владимиром Арнольдом и Виталием Гинзбургом.
Мы говорили с ним о волнах-убийцах в земных океанах и о протуберанцах на Солнце, о том, что Вселенная похожа на взлохмаченную прическу. Поводом для встречи было присуждение ему одной из самых престижных научных наград - медали Дирака. За работы в области турбулентности и открытие обратного каскада энергии.
А на днях я встретился с автором нескольких сборников и постоянным автором "Нового мира", поэтом, о лучших стихах которого Фазиль Искандер сказал: им присуще чувство вечности.
Мы говорили с ним о судьбах поэзии, о ее прошлом и будущем в России и мире. Поводом стал выход в свет его нового сборника - "Перед небом".
У того и у другого человека - одно имя, одна фамилия. Владимир Захаров. Это один человек.
Он же - один из четырех авторов недавнего сборника "Эхо в квадрате". В стихах этой четверки - Владимира Бойкова, Ивана Воробьева, Владимира Захарова, Геннадия Прашкевича - явственно слышны отзвуки их молодости в тогда только что родившемся Новосибирском академгородке с его знаменитым клубом-кафе "Под интегралом" (название, кстати, предложил Захаров), с поэтическими "средами", с самиздатовским альманахом в гагаринском 1961 году.
Альманах родил первую настороженность тех, кто призван был отслеживать благонадежность в этом тогдашнем гнезде свободомыслия, слишком уж часто переходившего в инакомыслие. И уже год спустя - воспользуюсь лапидарной аннотацией к "Эху в квадрате" - "именно за них, за молодых тогда новосибирских поэтов, угораздивших досадить властям, переживала в декабрьском Ленинграде 1962 года Анна Андреевна Ахматова".
Переживала неспроста. Пройдет несколько лет, и на квартире Владимира Захарова встретятся инициаторы открытого письма против осуждения Ю. Галанскова и А. Гинзбурга. Нескольких подписантов выгонят с работы. С Захаровым, к тому времени уже известным мировому научному сообществу молодым сотрудником Института ядерной энергии, обойдутся "мягче" - всего лишь сделают невыездным. Одержимый страстью к путешествиям, упущенное он с лихвой наверстает уже в перестроечные и постперестроечные годы. Изъездит весь мир. Будет преподавать и у нас, и в американских университетах.
Недавно в культурном центре на Селезневке прошел его творческий вечер. И там среди других он прочел только что написанные "Стихи о Сталине". Барабаны вудуизма, новой религии для высшей партноменклатуры, - плод поэтического воображения. Но написанные под грохот этих барабанов девятилетним мальчиком самые первые в жизни стихи - о Сталине - не выдумка.
Так было на самом деле с девятилетним Володей Захаровым, будущим инакомыслящим, академиком и поэтом. Посланные в "Пионерскую правду" стихи были одобрены (пиши дальше!). Но вызвали сомнение в том, что их написал не взрослый человек. Поэтому и не были опубликованы. Ни одна душа живая о них сегодня не помнит. Кроме автора.
Впрочем, что девятилетний мальчик! Под грохот этих барабанов опускались до "легенды о мудром человеке" даже великие поэты. И уж конечно, никто не вправе предъявлять нравственный счет и требовать - задним числом - покаяния от взрослого, умудренного опытом человека, взявшего немало вершин (в том числе и в прямом смысле - в одной из своих жизненных ипостасей он был еще и альпинистом), за давние, написанные в детском неведении стихи, славящие мудрого вождя из легенды. Никто. Кроме него самого.
Сегодня "Новая" печатает стихотворение Захарова из его нового сборника "Перед небом" (издательство "Время") и совсем новые, нигде еще не публиковавшиеся стихи.
Авторский вечер
* * *
Перед небом, перед небом многоцветным,
Рассылающим полотна грозовые,
Желтым, розовым, лиловым и бессмертным,
Я стою ошеломленный, как впервые!
Перед небом, перед куполом зажженным,
В стеклах зданий беспечально отраженным,
Небом вечера, сияющим, как в раме,
Над домами и над чахлыми кустами.
Дождь окончился, деревья подсыхают,
Пыль прибита, рельсы светятся стальные.
Храм небесный! Пусть твой свет не иссякает!
Дай нам эту милость, дай и остальные!
Посмотри с твоих высот на мир юдольный,
Видишь, город, вьется улица живая,
Видишь, юноша идет удалый, вольный,
Как он спрыгнул с убежавшего трамвая!
Посмотри, как он идет, как Ванька Каин,
Буйно волосы откинувши на спину,
Чтоб красавицам понравиться с окраин,
Много лампочек нашил он на штанину.
Он идет в простых мечтах из глуби дикой,
Вековечной силой юности играя,
И судьба страны нелепой и великой
Вся в руках его от края и до края.
И звенит его банальная гитара,
И голодная глядит с полей Церера,
Как взлетают над котельной клубы пара,
Как идут домой рабочие с карьера.
Памяти Бориса Лапина
Солдат, учись свой труп носить
Б. Л.
Этот умник был,
А этот был простак,
Этот этак был убит,
А этот так.
Этот голову на бруствере
Сложил,
И никто двух строк об этом
Не сложил.
Все в порядке,
Мудрецы и голяки,
У войны
Не притупляются клыки.
Нынче новые настали
Времена,
Значит, скоро будет новая
Война.
Пусть ракеты,
А не ранцы и штыки,
У войны
Не притупляются клыки.
Ибо роза - это роза,
Это боль,
Видишь, девушка стоит.
Желтофиоль.
Вот стоит она печально
У стены,
Подойди и расскажи,
Что ты с войны.
На даче
(из "Стихов о Сталине")
Он даже мертвый страшен был живым,
Когда они писали мемуары,
Не веря, что прошедшее есть дым,
Что выжили,
Что как-никак, а стары.
Идет по телевизору парад,
Там на трибуне стынут истуканы,
А тут речам подзвякивают в лад
Толковые граненые стаканы.
Но этот страх, что разделяю я,
Кондитерских не потревожит башен,
Во тьму плывет креветка бытия,
А дом небытия стоит некрашен.
И плотно населен,
Клянусь вам я,
Неряшливый барак небытия.
Подготовил Ким СМИРНОВ
03.04.2006
www.novayagazeta.ru
