В тенистых переулках близ сердито дремлющих стен Донского монастыря, в соседстве с некогда кующим стальную мощь заводом имени товарища Серго Орджоникидзе, носом на запад, хвостом на восток грузно распластался на целый московский кварталсотворённый некогда умелыми сталинскими левшами царь-самолёт. Самый большой в мире. На манер выплавленной для страху при Федоре Иоановичевенценоснейшей царь-пушки. Только еще больше – пешком не обойдёшь. Как и нестреляющая царь-пушка, царь-самолёт никуда в этой жизни не полетел. Хотя и собирался. Например – в коммунизм. Но, поскольку, построен был из камня, в небе ни разу не побывал, хотя многих своих пассажиров поднимал на приличные высоты.
Начало 80-х. Мы живём на самом кончике правого крыла некоего архитектурного чудища, всем своим видом напоминающего гигантский самолёт - с крыльями, фюзеляжем, хвостовым опереньем, иллюминаторами (окнами)- и в пропуске на вход в эту каменную царь-птицу у нас значится: «Общежитие «Дом-Коммуна», к.602. Мы – студенты Института Стали и Сплавов. Высматриваем со своего 6 этажа кремлевские шпили. «Дом-Коммуна» – наше убежище. Домом назвать этот архитектурный птиродактиль 30-х, конечно, сложно, хотя встарь предлагалось использовать ещё более радикальное наименование места, куда нас занесла суровая судьба советского студента – «машина для жилья». Каково?..
Итак, мы – в машине. В самом деле – натуральный механизм. Самолёт, пусть каменный, пусть неспособный взмыть в облака, но все равно – робот. Сконструировали его в горячие годы сталинских пятилеток ещё более горячие инженерные головы именно для того, чтобы в нём содержать других роботов, то есть первых советских студентов, прямиком направляющихся из Дома-Коммуны строить настоящий коммунизм. Числом около двух тысяч, упаковывающихся на ночь в двухместные 4-метровые каюты по всей длине гигантских крыльев каменной царь-птицы. Если бы ей, этой царь-птице, в самом деле, удалось когда-нибудь взлететь, то чудо партийной орнитологии точно затенило бы своим бетонным опереньем всю Шаболовку, половину Ленинского проспекта, Парк имени Горького с Академией Наук в придачу.
Но «Дом-Коммуна» не летал. А лежал пластом под крепкими стенами Донской обители. Летали мы: по ступенькам, по этажам, по коридорам. Двести метров из конца – в конец. Это – "размах крыльев" нашего каменного аэроплана. От первой комнаты на этаже – до последней. В «фюзеляже» - кухня и очередь в комнату по нужде. Если живёшь на краю, как мы, то ежедневные стометровки в один конец: либо с полотенцем и зубной пастой, либо со сковородой и яичницей на ней, конечно на занятия, с занятий. Рассмотреть из одного конца «крыла», что делается на другом можно было разве что в телескоп.
Но ощущение неба всё-таки в нашем царь-самолёте присутствовало. Скажем, радость парения над землёй. Причём, в условиях почти президентских – когда ты паришь, не скрючившись в кресле, а лежа в кровати, да ещё спишь. Архитектор общежития-самолёта, сталинский зодчий Иван Николаев предусмотрел в нашей оконечной комнате массивный балкон. Предусмотрел, но не сказал, не оставил никаких инструкций – для чего же он этот балкон придумал. Выхода на него из комнаты не было. И ни откуда не было. Разве что – с улицы. Но это был шестой этаж. Поэтому мы вылезали на него через окно. И даже выносили на шикарный балкон продавленные панцирные кровати. И спали, паря во сне и наяву, над нашей красавицей-столицей.
Каменный самолёт архитектор Николаев сдал в начале 30-х. Конечно, без лифта. Зато – с пандусами, которые вполне могли претендовать, как и вся «машина для жилья», на номинацию в книге рекордов Гинесса. По ним, по этим пандусам, можно было не только зайти, забежать, заползти, но и заехать в любую из 400 комнат нашей общаги. Правда, заезжать было особо не на чем, но если бы было, то мотоцикл с коляской вполне бы этим пандусам прокатился. Вплоть до седьмого этажа - финального.
Наше неуклюжее мега-обиталище относилось, между прочим, к «памятникам конструктивизма». Мы об этом узнали позже. И зареклись на будущее жить в каких-либо других достопримечательностях: конструктивизма, авиамоделизма – без разницы. В первые пятилетки таких в стране наваяли немало. Где – по делу, а где, как в нашем случае – без. Хотя с большими предисловиями к отсутствию таковых. Например, такими, что составил в качестве «инструкций по пользованию «Домом-Коммуной» сам главный его авиаконструктор Иван Николаев. Точнее, что в его уста вложило время и ЦК ВКПб. В них фигурируют: не дом, а «машина для жилья»; не жилая комната, а «ночная кабина»; не покушать, а «принять завтрак».
Личной жизни – ноль (дети коммунщиков, если есть, изолируются в детские сады), личного пространства – ноль (2,5 кв.м – и то лишь на ночь), личных интересов – ноль (поскольку все 24 часа в сутках твои интересы подчинены общественным). В таком максимально обнуленном и невесомом состоянии человек и впрямь, по замыслу авторов коммун-проектов, мог взмыть в небо даже на аэроплане, собранном из кирпичей. И долететь на нём до светлого будущего.
Нам это не удалось. И никому, по-моему, из наших соседей по «Дому-Коммуне» - тоже. Мы дошли до этого будущего своим ходом. Хотя нет-нет да иной раз и захочется сесть на 26 трамвай, выйти на остановке «улица Орджоникидзе» и украдкой проверить: не улетела ли куда наша «Коммуна»? Жалко, если исчезнет…
Алексей Мельников,
Калуга.
Кухня есть в каждой квартире и в каждом доме. Это особое место, где все должно быть комфортно, удобно и практично. Предлагаем вам кухонные столы высокого качества, которые вы можете смотреть тут. большой выбор столов для любой кухни.
