Константин СЕВЕРИНОВ: `Оформлять патенты здесь не вижу смысла`

Константин Северинов: `В США никогда и ни при каких условиях не может возникнуть ситуация, когда сотрудник университета, работая на его площадях, в лабораториях, создаст нечто, что может запатентовать в обход него`

Если некий интеллектуальный продукт учёный создал в нерабочее время, `не в связи с выполнением своих трудовых обязанностей или конкретного задания работодателя`, однако при этом использовал оборудование, расходники, принадлежащие работодателю, имеет ли автор полные права на такую разработку?

— Я считаю, это университет или НИИ вправе претендовать на всё, что сделано работником в его стенах, независимо от того, в какое время он это делал, в связи со `служебным заданием` или нет. В США и Западной Европе такая практика является стандартной.

— Обычно механизм этого прописывается в соглашении, которое заключается при приёме на работу. Стандартная ситуация такова, что люди, непосредственно проводившие исследования, становятся авторами патентов (буквально, `изобретателями` — inventors), а патентные заявки подаются от университета, и университет (а не автор) является собственником патента. Если патент лицензируется (то есть университет заключает лицензионный договор на использование интеллектуальной собственности сторонней организацией), разделение роялти проводится согласно определённой схеме: первые пять-десять тысяч долларов сразу же идут изобретателям, и они уже делят между собой эту сумму, как считают нужным; затем из первых 100 тысяч оговоренный процент (в Университете Ратгерса, где я работаю, это 20 процентов) идёт изобретателям, а остальные деньги — университету. Университетская доля расходуется, в частности, на покрытие издержек на оформление патентной заявки, получение патента и его поддержание, потому что изобретатель сам за это не платит ничего. При получении более значительных сумм роялти процент, который идёт изобретателю, падает ещё больше, но составляет примерно пять пунктов на весь срок действия патента.

Сухой остаток таков, что никогда и ни при каких условиях не может возникнуть ситуация, когда сотрудник университета, работая на его площадях, в лабораториях и т.д., может создать нечто, что он может запатентовать в обход университета.

— В США научные университеты (research universities) устроены несколько по-иному чем российские вузы или НИИ. Нужно понимать, что в России оформление патента, скажем, на академический институт почти наверняка не стимулирует продвижение этого патента в сторону коммерциализации. Более того, мой опыт работы с корпорацией `Роснано`, в научно-техническом совете которой я состою, показывает, что корпорация не хочет рассматривать вообще никакие патенты, собственниками которых являются академические институты. Она заинтересована рассматривать только те, что оформлены на частные лица или организации. Естественно, это может вынудить учёных применять известную тактику `обходных патентов`.

В большинстве американских университетов ситуация ровно обратная. Формально по своему статусу они не имеют права заниматься коммерциализацией разработок. Но есть одно `но`. Практически в каждом из них есть офис трансфера технологий, сотрудники которого — как правило, это бизнес-менеджеры с реальными связями в кругах венчурных инвесторов и т.д. — получают совсем небольшие деньги от университета. Их интерес — бегать по учёным, искать потенциально эффективные разработки и договариваться об их продвижении. Если находится человек, который хочет коммерциализовать что-то из принадлежащего университету портфеля патентов, то заключается трёхсторонний договор (между университетом, авторами патента и заинтересованным лицом). Далее патент лицензируется или покупается у университета, создаётся малая инновационная компания. Для развития бизнеса она ещё получает грант у государственной организации, а ещё обычно заказывает самим же авторам патента проведение работ, необходимых для дальнейшей `доводки` изобретения до коммерчески привлекательной технологии.

— По закону США, те организации, которые получают государственные деньги и раздают их в виде грантов, должны определённую долю (нaсколько я помню, что-то около 2,5 процентов) тратить на программы развития малого бизнеса. Так поступают Национальный институт здоровья, министерства энергетики, обороны — данное правило распространяется на все подобные ведомства.

Есть две программы: STTR (Small business Technology Transfer Research) и SBIR (Small Business Innovation Research). Они различаются лишь тем, что в случае STTR необходимо прямое участие университета и фирмы в написании заявки на грант. Университет реально принимает участие в работе и является одним из грантополучателей. В случае SBIR такого механизма нет, и деньги идут лишь фирме, владеющей интеллектуальной собственностью (ИС). Эти программы рассчитаны на несколько стадий, и выплаты по ним могут происходить в течение нескольких лет. (В России по принципу, примерно аналогичному тому, что принят в SBIR, малые инновационные компании финансирует Фонд содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере — прим. ред.) Причём одна и та же фирма может иметь пакет патентов и несколько лет работать при поддержке значительного числа грантов по этим программам. Это позволяет малой компании не привлекать сторонние инвестиции, например, венчурных капиталистов, и, следовательно, не `разводить` собственность.

Важно отметить, что государство никоим образом не претендует на ИС, созданную при поддержке грантов SBIR/STTR. Конкретный университетский профессор может часть времени уделять работе в такой фирме, часть — в лаборатории. Всё определяют конкретные договорённости с университетом. Есть, правда, отдельные организации, например, Институт Говарда Хьюза, где по внутреннему положению сотрудники не имеют права заниматься коммерциализацией разработок, а должны заниматься фундаментальной наукой.

— В нынешних российских реалиях инициировать оформление патентов здесь я не вижу смысла. Система поддержки коммерциализации перспективных разработок в академических институтах не создана, на оформление международных патентных заявок нет ни денег, ни квалификации у институтских офисов, якобы занимающихся ИС (некоторые из них созданы на базе бывших Первых отделов, и в них доживают свой век соответствующие сотрудники), патенты не востребованы на внутреннем рынке по причине почти полного отсутствия инновационного биотеха. `Серые схемы` с `обходными патентами` с последующим участием в каких-нибудь лотах на проведение якобы прикладных исследований мне не интересны. Единственное, для чего я мог бы инициировать оформление институтских патентов, где был бы указан как автор, — это ради дополнительных баллов, начисляемых по знаменитой системе ПРНД, чтобы получать несколько лишних сотен рублей в месяц. Только есть гораздо более лёгкие способы получить сопоставимое `вознаграждение`.