Можно иметь очень хорошую, эффективную российскую компанию где-нибудь в Африке. Полезно для имиджа страны. Но еще полезней, если прибыль компания реинвестирует в России, а не на Багамах. Это одна из проблем конверсии капитала, что в свою очередь составляет одну из проблем промышленной политики. Мы живем в условиях уже осуществляемой промышленной политики, только многие об этом не догадываются. Как герой Мольера, который не знал, что говорит прозой.
Во-первых, о термине. "Промышленная политика" - не совсем удачный перевод. Конечно же, речь идет об отраслевой политике, которая в каждом конкретном случае охватывает энергетику, сельское хозяйство, машиностроение - любую отрасль хозяйственного комплекса.
Во-вторых, если у вас есть эффективные фирмы, которые делают эффективной саму отрасль, то, может быть, и не нужна никакая промышленная политика. Поэтому развитые страны по принципу "старики дают хорошие советы, потому что не могут подать плохого примера" советуют всем заниматься промышленной политикой. Однако все хорошо знают, какие огромные издержки и потери связаны с ее проведением. Европа и Северная Америка прошли через периоды промышленной политики, связанные и с либерализмом, и с протекционизмом. Потому что либерализмом, торговлей и борьбой за право диктовать на рынке занимаются все, кто уже имеет эффективное производство.
Так что споры о терминах совершенно бессмысленны. Мы и так в спорах и экспериментах потеряли пять-шесть лет. На первый взгляд кажется, что для формирования промышленной политики у нас нет ни инструментов, ни институтов, ни опыта, ни неудач. Ничего нет, и все надо начинать с нуля. А на самом деле промышленная политика где-то осуществляется, но только под другими названиями и, кстати, достаточно эффективно.
Посмотрим, например, что делается в нефтегазовом комплексе. Последние решения о прокладке продуктопроводов в обход Каспия и по Черному морю вызывают невольное восхищение и широтой замыслов, и, можно сказать, волей к победе. Вот плоды самой настоящей, продуманной промышленной политики, хотя этот термин ни разу и нигде не употреблялся. Но это промышленная политика, которая способна привести к результатам глобального масштаба.
И все же, как политика она, конечно, не сформировалась. В принципе, работает общее правило: если у вас есть эффективные предприятия, рынки и конкурентные преимущества, то в своей отрасли вам промышленная политика не очень-то и нужна... Грубо говоря, промышленная политика призвана решать те проблемы, которые не решаются в естественном порядке. И, конечно, она не должна противопоставляться эффективной работе рынка, усовершенствованию корпоративного контроля. Не управления рынком - это нонсенс, а корпоративного контроля.
Промышленная политика - это не замена конкурентной политики, как не может она заменить все остальные механизмы. Здесь важно из одной идеологической крайности не шарахнуться в другую и не начать создавать неэффективные бесчисленные государственные корпорации, которые могут решить какую-то локальную проблему - и то лишь на определенном этапе. Все 1980-е годы и в начале 1990-х крупные страны уходили от государственных компаний, которые на предыдущих этапах развития уже решили какие-то проблемы промышленной политики. Поэтому и нам важно не зацикливаться на государственных компаниях как проводниках определенной промышленной политики. Тем более, если мы вступаем в ВТО, то наши инструментальные возможности будут очень ограничены, много чего нельзя будет делать, и понадобится быть чрезвычайно аккуратными.
Мне хочется остановиться на создании конкурентоспособных эффективных предприятий, где возникает проблема внутреннего удара. Как показывает история, нет надежды, что у нас будет как-то иначе, чем во всей Европе и во всех Америках, и в Азии. Государственные компании, применяемые для решения конкретной проблемы, обрастают племянниками, начальниками, детскими садами с дачами, местами отдыха, колоссальными службами охраны. Это я обнаружил в Москве - быстрое разрастание служб охраны в различных коммерческих учреждениях. Они бегают друг за другом и все время что-то охраняют. Охранять там нечего, но они все равно охраняют. У нас весь мирный дивиденд от сокращения армии ушел в создание охранных служб, и вместо старушек в подъездах сидят здоровые парни, основная мечта которых - из провинции, из армии, перейти в Москву в охранники. Кто считал, сколько мы сейчас в Москве платим охранникам, которые охраняются друг от друга? У нас даже преступников столько нет, сколько охранников.
Обрастание госкомпаний страшно неэффективными структурами, принятие решений, которые лишены эффективности, - вот колоссальная опасность. Поэтому промышленная политика - важный, очень необходимый на определенном этапе инструмент, но надо хорошо представлять опасность превращения динамичной промышленной политики в болото. Надо заранее вешки ставить и камешки прокладывать, иначе можно в болоте утонуть. Тем более что есть определенные естественные предпосылки к этому.
Во-первых, нельзя загнать все и вся в рамки промышленной политики, вы можете с ее помощью решить только определенные проблемы. Поэтому должны быть очень жесткие условия оптимизации производства в рамках промышленной политики.
Во-вторых, дожидаться плодов этой политики надо долго. Значит, нельзя суетиться и менять условия. В промышленной политике не бывает президентского срока, даже двух. Для ее эффективности необходимо методично работать 15-20 лет, причем в условиях политической и общественной стабильности. Как обеспечить устойчивую демократию, это другой вопрос. Тут лукавы все разговоры о диктатуре. Пиночет провалился со своими ускоренными реформами, в Чили пришлось в 1980-х годах все приватизировать заново. Первые эффектные шаги Пиночета помнят, а провалы уже забыли. В Европе всякие приватизации заняли целую эпоху - в несколько заходов. Потери были колоссальные.
В 1980-х годах у американцев рухнули ссудные ассоциации, и только бюджет вытащил из болота - пришлось вложить 300 миллиардов долларов в исправление ситуации. Нельзя было допустить краха всей системы финансирования жилищного строительства. Но это обошлось, повторяю, в 300 миллиардов из государственного бюджета.
Два года назад американцы ассигновали 282 миллиарда долларов на 4 года на столбики, рельсы, мосты, дороги и прочую транспортную инфраструктуру. С восторгом делили бюджет между штатами, и все были довольны. И это в стране, где постоянные проблемы с бюджетным дефицитом. Зато в России, где мы замечательно ездим со скоростью 15 километров в час по любой дороге, на модернизацию транспортной сети выделяются крохи.
У нашего государства сейчас много денег - полтриллиона госрезервов Банка и Минфина, с которыми мы не знаем, что делать. Еще есть Стабилизационный фонд. Все это - не инвестированные деньги в экономику. В России мы вкладываем доллары только под 40 процентов, а за границей под 5 процентов. Почему оптимизируем в портфеле две категории: дома - 40, за границей - 5? Потому что за границей деньги никто не отнимет. Такая попытка держать в портфеле двух совершенно разных животных резко ограничивает возможность инвестирования в стране.
Пора бы обратить самое серьезное внимание на состояние нашего финансового сектора. На первый взгляд, дела тут идут замечательно. Во всяком случае, все замечательно отчитываются. Поскольку отчеты проходят по отдельности - у Пенсионного фонда, у какого-то министерства... Каждый сектор в порядке, а все вместе не работает! Радость правительства по поводу притока иностранного капитала в прошлом году выглядит просто удивительной. Надо хвататься за голову, что мы натворили! Если страна продолжает в огромных количествах вывозить капитал, но занимает столько, что это перекрывает вывоз, то, видимо, что-то дома не в порядке. Причем, вывозим мы прямой капитал и надолго, а ввозим портфельный, который будет бегать туда-сюда.
Такое положение подчеркивает неспособность экономики порождать длинные деньги. Семь лет подъема мы сидим на 35 процентах сбережений ВВП страны и дошли до 20 процентов накоплений. В этом случае, по науке, мы должны вывозить не более 15 процентов. В прошлом году мы уже выкупили все долги, уже накопили третье место в мире по резервам. Что дальше? Финансовая система по-прежнему не работает.
Мы не решили проблему частного финансирования кредита. Россия - единственная страна в мире, которая когда-то в обозримом прошлом имела такую норму сбережений и такую норму накоплений, а мы продолжаем радоваться притоку иностранного капитала. Свои 15 процентов ВВП сбережений никак не можем выпихнуть из страны.
И последнее. Есть проекты и отрасли, в которых идут нормальные инвестиционные процессы, а есть такие "зоны", где подобные процессы не идут и идти, скорее всего, не будут. Потому что если сложилась традиция всегда ожидать прибыль не менее 30 процентов - с учетом рисков и с учетом стоимости отдаленного капитала, то "процесс" не пойдет. Мы не можем - не умеем и не хотим - работать с длинными низкоприбыльными проектами. Частный капитал на это не идет, а государство не знает - как.
Поэтому проблема дорог не решается. Мы ездим в 3 раза меньше, чем люди в Европе и в США. Поэтому нам не нужно такое количество высокооктанового бензина - накупили иномарок, чтобы только ездить на дачу и в магазин.
Единственное наше большое достижение - строительство дач и коттеджей. Мы побили, наверное, все рекорды по скорости и объемам строительства загородного жилья... Такие периоды были у всех стран. Англичане на пиратские деньги отстроили Лондон. Мы побили все рекорды по строительству миллионов замечательных коттеджей, закрепив, в общем, совершенно ненормальный способ расселения, когда люди почему-то считают, что у них должно быть обязательно два жилья. В остальном мире это роскошь даже для очень богатых людей. А мы ввели это как норму. Все население должно иметь две квартиры: одну плохую, городскую, и одну плохую - сельскую. Вместо того чтобы выпихнуть из города предприятия, построить нормальные дороги, дать людям возможность жить в хорошем доме с зеленым участком земли под окнами, мы упорно продолжаем держаться за узкие дороги. И человек должен ездить в пятницу на свежий воздух. То есть, нам не пример ни США, ни Европа, мы упорно продолжаем бить в одну дыру и загонять туда средства. Это уже образ жизни.
Кроме того, страна с восторгом ест. В течение нынешнего подъема расширяется круг людей чего-то съевших или привыкших к тому, что будут есть. И вот уже 11 процентов ежегодного роста личного потребления на территории страны, не считая съеденного в Турции. Это тоже колоссальный результат, на котором держится нынешняя стабильность. Но как только средний рост потребления упадет до 5 или до 3 процентов в год, что в мире считается нормальным, тут же начнутся распределительные процессы. Мы к ним готовы?
ГРИГОРЬЕВ Леонид Маркович,
президент Фонда "Институт энергетики и финансов"
http://www.fondedin.ru/
viperson.ru
