Предварительные итоги происходящего в стране экономического подъема - первого с тех пор как Россия начала переходить к рыночной экономике - выглядят весьма впечатляюще. Достигнуто равновесие бюджета, решена в целом проблема внешнего суверенного долга страны, снижено социальное напряжение в обществе. По динамике развития последних четырех лет Россия уступает лишь нескольким странам мира, в том числе Китаю и Казахстану.
Средние темпы прироста реального ВВП за 2000-2003 годы составили около 6 процентов, а норма накопления выросла с 16 до почти 20 процентов. По данным Госкомстата, в 2003 году темп прироста реального ВВП достиг 7,3 процента. Причем происходило все на фоне стагнации экономики ведущих развитых государств - кризисные явления в Японии и странах Европейского Союза остаются заметными до сих пор.
Основные движущие силы российского подъема последних лет достаточно очевидны: двукратная в реальном выражении девальвация рубля после дефолта; запас незагруженных мощностей как следствие предшествовавшего длительного кризиса; высокие цены на нефть. Но все эти факторы фактически были лишь подарком судьбы, хотя макроэкономическая политика Минфина и ЦБ, безусловно, также способствовала росту.
В России почти нет забастовок и сравнительно низка безработица. Реальный объем розничных продаж вырос примерно на треть, породив бум строительства магазинов и оптовых баз вокруг Москвы и других динамичных регионов. Однако в целом Россия сохраняет все черты слаборазвитой страны в том, что касается регионального и социального перемещения труда, капитала и товаров. Сохраняется социальное расслоение, оно лишь сдвигается вверх по шкале доходов. Экономический рост стягивается к портовым районам, в столицу и в нефтегазовые регионы. А в "срединных" областях России продолжаются потенциально весьма опасные процессы запустения. В стране с подобной территориальной, социальной и отраслевой неоднородностью неизбежно всплывает вопрос о том. почему одни регионы, отрасли и социальные группы такие состоятельные и благополучные, а другие - нет (отсюда, кстати, и споры вокруг природной ренты).
Уже к лету 2002 года стало очевидно, что как политические, так и экономические достижения за весь период после августа 1998-го носят половинчатый, незаконченный характер и никого более не удовлетворяют. Более того, среди политической и финансовой элиты формируется понимание, что последние два года роста и реформ не создали основы для полноценного развития российской экономики, которое открыло бы перспективы для широкой модернизации страны, для устойчивого роста на базе собственного накопления. Под устойчивым ростом понимается не только экологическая, но и социальная составляющая: отсутствие возможных "прерывателей" роста в будущем особенно важно для России.
Многие проблемы переходного периода сегодня наконец преодолены, и именно это поставило вопросы о дальнейшем развитии, о целях роста и масштабе амбиций России.
Повестка дня по-прежнему огромна: одни реформы только начинают сказываться, другие - все продолжают обсуждаться. Многие из стоящих перед Россией экономических проблем характерны и для других крупных развивающихся стран. Наша особенность в том. что их решение откладывалось в течение пятнадцати предыдущих лет. За это время успело вырасти целое поколение.
Слабость государства, годами не решающегося определить свои приоритеты, вызывает правомерный вопрос: что такое государственная экономическая политика? Сумма ли это корпоративных стратегий, которые могут конфликтовать как внутри отраслей, так и меж отраслями, или достигнутый в переговорах и в результате объективного анализа консенсус в интересах общего развития?
Попробуем перечислить (вынужденно кратко) основные проблемы, стоящие перед экономикой страны и вызывающие беспокойство среди элиты:
- малая вероятность непрерывного быстрого роста (о чем лишний раз напомнило замедление роста в 2002 году, вообще говоря, вполне нормальное для нашего типа развития);
- постоянное ожидание возможного падения мировых цен на нефть с неизбежными сложностями для бюджета;
- трудность удержания позиций страны на весьма "политизированных" экспортных рынках при отсутствии новых экспортных товаров высокой степени переработки;
- серьезный конфликт интересов естественных монополий и ряда перерабатывающих отраслей в области тарифной политики, непрозрачность тарифов естественных монополий, характер перераспределения доходов и конкурентных преимуществ между естественными монополиями (газ, электричество), а также между этими монополиями и другими отраслями (угольная промышленность, металлургия и т.д.);
- относительно низкая капитализация крупных российских компаний, раздражающая как частных собственников, так и государственных менеджеров, и ограничивающая масштаб внешних заимствований;
- ограниченность ресурсов для ликвидации последствий техногенных катастроф и иных чрезвычайных ситуаций; постоянная угроза масштабных аварий в изношенной городской и промышленной инфраструктуре;
- нехватка средств для структурных реформ, включая военную реформу;
- нехватка средств для фундаментальной науки, приводящая к "утечке мозгов" и блокирующая инновационное развитие;
- безостановочный процесс перераспределения собственности путем слияний и банкротств;
- проблема темпов и условий дальнейшей интеграции страны в мировое хозяйство (в том числе в контексте вступления России в ВТО);
- "голландская болезнь", дальнейшее закрепление сырьевой экспортной ориентации экономики в условиях столь долго ожидавшегося подъема;
- бюрократическая нагрузка на бизнес;
- неадекватное налогообложение бизнеса (в частности, малого бизнеса и сырьевого экспорта);
- проблема оптимального соотношения промышленной и конкурентной политики;
- высокое неравенство доходов, нерешенная проблема бедности, темпы и характер формирования среднего класса.
Список подобных проблем-"раздражителей" можно было бы расширять и детализировать. В целом все они характерны для кризиса переходного периода, но именно экономический подъем делает актуальной попытку их разрешения.
Однако нет ясности ни в том, кто именно окажется основным субъектом модернизации (государство, промышленные группы, частный средний и малый капитал), ни в том, как сочетать трансформационные реформы с решением текущих проблем развития экономики, ни в том, ждать ли формирования благоприятного инвестиционного климата или начинать действовать уже сейчас.
Перечисленные "раздражающие" факторы постепенно снизили ожидания (в рамках преимущественно макроэкономического подхода) бурной модернизации на базе единого инвестиционного климата. Фактически наступает новый период - период прагматизма и поиска смешанных решений в рамках промышленной политики.
Возможно, он займет 15-20 лет. Пример стран, достигших прорыва в решении своих национальных экономических задач в течение жизни одного поколения, прежде всего указывает на необходимость достаточно длительной стабильности при решении ключевых задач экономической политики. Россия тоже стоит перед выбором типа развития, ее критические проблемы состоят уже не в преодолении кризиса переходного периода, а в создании новой современной экономики.
На этом пути есть осложнения и серьезные препятствия. Прежде всего - ограничение конкуренции и ориентированное на ренту поведение, что значительно повышает необходимую норму прибыли при "входе" на рынок нового бизнеса. Это отсекает от практического воплощения значительную часть нормальных инвестиционных проектов (оцениваемых как неэффективные), лишает большинство населения возможности заниматься предпринимательской деятельностью и неизбежно стимулирует массовую повседневную коррупцию. Рентное перераспределение доходов смягчает фактическое неравенство между социальными группами, зато переводит потенциально инвестируемый доход в потребление.
Незавершенность установления прав собственности наглядно проявляется в непрекращающемся перераспределении собственности, в применении внеправовых методов ее захвата, а также в пресловутом законодательстве о банкротствах - одном из худших наших национальных изобретений. Инвестирование в подобных условиях ограничено, также как ограничен в инвестировании крестьянин с трехлетним сроком аренды на землю.
Состояние финансовых рынков отстает от потребностей бизнеса настолько, что стало серьезным негативным фактором развития бизнеса, - во всяком случае, за пределами экспортного сырьевого бизнеса. Формирование внятной стратегии реструктурирования экономики (в особенности энергетики) только за счет самофинансирования, без развития рынка долгосрочных финансовых инструментов - вряд ли возможно.
На фоне таких перекосов некоторые особенности инвестиционного подъема воспринимаются как вполне нормальные. Например, только экспортеры и транспортники имеют достаточные собственные ресурсы и одновременно доступ к финансированию извне. Между тем для предприятий обрабатывающей промышленности этот доступ значительно более сложен. Отсюда и различие в типах инвестиционных проектов: по рынкам, по характеру рыночных структур, по рискам управления и способам финансирования.
Можно выделить 4-5 достаточно сегментированных инвестиционных режимов, которые требуют различных подходов при реформах и не обязательно согласуются с общим (значительным) улучшением инвестиционного климата в последние годы.
Конечно, во многом это естественные проблемы для страны с реальным ВВП в 2,5 тысячи долларов на душу населения, большим сырьевым экспортным потенциалом, высоким качеством человеческого капитала. Правда, расчеты по паритетам покупательной способности дают более утешительные 7,5 тысяч долларов "душевых". Но не нужно строить иллюзий: этот показатель относится в основном не к производству, накоплению или бюджету, а к уровню личного потребления, и получен в основном за счет переоценки вверх полезности (стоимости) услуг образования, здравоохранения и жилищно-коммунальной сферы.
Дефолт августа 1998-го сломал трехлетние неудачные усилия по макростабилизации, зато, хоть и крайне дорогим путем, привел к решению основных проблем того периода - восстановлению бюджетного равновесия и переходу к экономическому росту. Фактически Россия начала расти на 4-5 лет позже соседей по Центральной и Восточной Европе, считая от начала кризиса переходного периода (у нас - с осени 1999-го, у них - еще с 1994-го).
Экономический рост с осени 1999 года и рост цен на нефть (после их обвала в 1998-м) фактически сняли обслуживание внешнего долга как текущую проблему платежного баланса и бюджета страны. Но осталась проблема долгосрочного оттока из России потенциально инвестируемого капитала. Фактически сложилась парадоксальная ситуация: при высоких ценах на нефть наше правительство выбирает экспортные пошлины у нефтяных компаний и платит по долгам во многом тем же самым странам, которые российскую нефть и потребляют.
Запас незагруженных мощностей в России, наличие которого отмечалось еще в середине 1990-х, позволил быстро расширить производство и предложение товаров в условиях конкуренции с импортными товарами, доминировавшими на рынке при высоком курсе рубля. Этот фактор роста, видимо, и стал причиной определенных иллюзий по поводу возможностей развития без значительных производственных инвестиций.
Однако постепенно он исчерпывается. Как указывают исследователи, доля незагруженных мощностей в промышленности (без добывающих отраслей) сократилась более чем на четверть - с 65 процентов (1997) до 51 (2001) и 48 (2002) процентов. Причем согласно опросам руководителей предприятий, лишь 30 процентов простаивающих мощностей может быть задействовано для увеличения объема уже выпускаемой продукции, а для перехода на новые виды продукции - не более 20 процентов. Таким образом, реально резерв конкурентоспособных производственных мощностей в промышленности не превышает 15 процентов (см.: 1000 лучших предприятий России. М.: 2003. - С. 26). Отраслевое распределение инвестиционного роста в 2003 году было более равномерным, но ситуация с расширением мощностей в обрабатывающей промышленности радикально не изменилась. Отметим, что такой запас мощностей в обрабатывающей промышленности примерно соответствует нормальному запасу в рыночных экономиках.
Экономический подъем, как показывает опыт развивающихся рынков, в частности стран Центральной и Восточной Европы, дают не старые мощности, а новые инвестиции, причем в значительной мере - инвестиции в новые предприятия.
Постепенно сокращается и роль фактора девальвации рубля. В 1999-2001 годах девальвация дала российским предприятиям преимущество в конкуренции с импортом потребительских товаров (особенно повседневного спроса) и способствовала переносу производства таких товаров внутрь страны. В течение нескольких лет уровень "девальвационной защиты" постоянно снижался в силу медленного номинального снижения курса доллара и довольно высокой (15-20 процентов) внутренней инфляции. К концу 2003 года курс рубля проделал более половины пути назад к своему завышенному уровню июля 1998-го.
Но ожидания роста конкурирующего импорта оправдываются только частично, указывая на нелинейность связей между курсом валют и конкуренцией - вытолкнуть с рынка окрепшие национальные предприятия, независимо от их фактического собственника (он может быть и зарубежным), уже непросто. Укрепление рубля по отношению к доллару не имело особо существенного значения (в долларах деноминирован в основном экспорт), поскольку большая часть импорта идет в Россию из зоны евро, который в течение 2002-2003 годов резко укрепил свои позиции.
При сохраняющемся огромном положительном сальдо торгового баланса и нервозности (в основном по политическим причинам) на мировых рынках нефти внешнеэкономические балансы России выглядят благоприятно, но не содержат большого потенциала для дальнейшего роста. Без существенного усиления конкурентоспособности промышленной продукции более высокой степенью переработки изменение цен на сырьевые товары (особенно на нефть) могут вызвать самостоятельные колебания экономической активности в самой стране, особенно это скажется на бюджете (как и происходит в более выраженном виде в монокультурных странах).
Реальные доходы населения за последние три года возросли значительно. Однако уровень социального неравенства остается прежним - стабильно высоким. Хотя доля населения, живущего ниже уровня бедности, снижалась, в 2002 году она все еще составляла 25 процентов. Несмотря на общий рост доходов, коэффициент Джини, отражающий степень неравномерности распределения доходов среди различных групп населения*, в течение всех 1990-х оставался практически неизменным - около 40 процентов (латиноамериканский уровень).
Однако произошел почти двукратный отрыв роста доходов от повышения производительности труда. Доходы, полученные в благоприятный экономический период, страна истратила на рост потребления, а не накопления. В связи с этим повысились издержки предприятий, что привело, наряду с другими факторами, к снижению рентабельности: "голландская болезнь" проявляется как в быстром росте оплаты труда в сырьевых отраслях, так и в увеличении издержек в обрабатывающей промышленности, которая не имеет таких условий, как сырьевики.
В рамках экспортно-сырьевой модели экономический рост особо зависит от внешних факторов. Сегодня рост сырьевого экспорта сопровождается увеличением золотовалютных запасов государства. Появилась возможность создать резерв, или стабилизационный фонд, который, по идее, может компенсировать бюджетные потери при вполне предсказуемом ухудшении мировой экономической конъюнктуры энергоносителей и другого сырья. Но важно сознавать, что такой фонд способен подстраховать бюджет государства, но не бизнес и население.
Наращивание экспорта сопровождается, с одной стороны, вывозом капитала, с другой - крупными заимствованиями частного капитала на внешних фондовых рынках. При сбалансированном экономическом росте это - явление естественное. Однако для России на данном этапе развития внешний долг частного сектора, перекрывающий сокращение государственного долга, нуждается в мониторинге, анализе, возможно, и в коррекции со стороны финансовых властей.
При недостаточном развитии в стране частной финансовой системы трансформировать существующие в ней сбережения в инвестиции практически невозможно. Как следствие, Россия остается крупнейшим экспортером прямого капитала - 5,8 миллиардов долларов в 2001 и 2002 годах (на втором месте стоит Чехия с 0,5 миллиарда). Между тем по ввозу прямого капитала Россия по относительным показателям стоит на последнем месте в регионе.
В самом общем виде конкурентоспособность России будет напрямую зависеть от темпов и вектора ее модернизации. Для этого необходимы реформы масштабные и болезненные. Улучшение инвестиционного климата и создание эффективных финансовых институтов в конечном счете обеспечат условия для диверсификации, переток капиталов из ТЭКа в обрабатывающую промышленность и возврат их из-за рубежа, позволят мобилизовать сбережения населения. Но на это уйдет время, причем тем большее, чем медленнее мы будем осуществлять административную реформу, реформы в ТЭКе и финансовом секторе.
Поскольку капитальная база нашей экономики сосредоточена в экспортных отраслях, все споры вокруг налогового режима, системы финансирования науки и т.д. означают борьбу за ренту сырьевых отраслей и попытки перераспределить ее через государство, раз она не поступает в экономику как инвестиционный финансовый ресурс (по доступным ставкам) через финансовую систему.
Бесспорно, на развитие всех секторов экономики влияют общие факторы инвестиционного климата - политические риски, налоговая система и уровень ставок. Без развития финансовых рынков, на которых экспортные компании могли бы вкладывать свободные средства, сохранятся своеобразная изолированность накопления в каждом из секторов, затрудненность перелива капитала иначе, чем посредством прямой скупки. По мере стабилизации политической и экономической ситуации и развития прямого инвестирования можно ожидать выравнивания инвестиционных условий для всех секторов.
Должна завершиться и волна слияний и поглощений, которая развернулась после кризиса 1998-го. Между тем послеприватизационный процесс перераспределения собственности тянется уже более пяти лет. Закрепление отношений собственности, наряду со снижением политических рисков, создаст условия для заинтересованности всех секторов экономики в приемлемом налоговом и торговом режиме.
В отраслевом разрезе рост последних лет не подкреплялся формированием производственно-технологических заделов, которые обеспечивали бы устойчивость развития в будущем. Не появилось и новых экспортных товаров с высокой степенью обработки. Несмотря на отдельные достижения, нет четкой стратегии развития ТЭК, наукоемких отраслей и финансового сектора.
Периодически возвращаются в фокус общественного внимания проблемы промышленной политики, хотя превалирует все-таки идея быстрого формирования единого инвестиционного режима для всех отраслей, всех типов проектов и регионов.
Со времен дефолта 1998-го правительство проводило последовательную макроэкономическую политику, но пока не смогло найти путей решения проблем, сформулированных в его собственной программе, принятой в августе 2003 года. "Программа социально-экономического развития Российской Федерации на среднесрочную перспективу (2003-2005 годы)" направлена на обеспечение устойчивого повышения уровня жизни населения и высоких темпов экономического роста, снижение социального неравенства, дальнейшее утверждение экономической и политической роли России в мировом сообществе. Достижение этих целей возможно только при значительном повышении конкурентоспособности страны, в том числе конкурентоспособности государственного управления, бизнеса и "человеческого капитала".
Как отмечает правительственная Программа, "доступность долгосрочных инвестиционных и кредитных ресурсов - важнейшее условие модернизации и диверсификации экономики. В настоящее время российская финансовая система в значительной мере удовлетворяет потребность экономики в краткосрочных инвестиционных и кредитных ресурсах, но пока не способна предоставлять в достаточной мере долгосрочные ресурсы".
Фактические данные по миру за 1961-2001 годы показывают, что средний уровень нормы накопления в развитых странах в последнем десятилетии постепенно снижался с 27 до 22 процентов, что отражало новые условия накопления: создание дорогостоящей инфраструктуры экономики, обеспечение будущего постиндустриального развития, естественно, требуют больших затрат. Общая норма накопления в странах со средним (и низким) уровнем дохода, обеспечивших в обозримом прошлом быстрые темпы роста, составляет 27-28 процентов. С учетом износа старого основного капитала Россия может считать себя в состоянии инвестиционного бума - не по индексам бирж, а по уровню реального накопления (в 2003 году этот показатель составлял около 20 процентов).
Серьезным препятствием для ускорения роста российской экономики станет стагнация экспорта. Хотя по итогам 2003 года объем экспорта, согласно прогнозам, вырастет на экстраординарные 16,5 процента (больше было только в 1995 и 2000 годах) и достигнет рекордной суммы в 125,4 миллиарда долларов, такой рост объясняется чрезвычайно благоприятной конъюнктурой в начале прошлого года. Уже в 2004 году ожидается снижение стоимостного объема экспорта на 3 процента. Прогнозируемое падение экспортных цен сделает динамику физического объема российского экспорта более благоприятной, чем динамику экспорта в текущих долларовых ценах. В частности, ожидается снижение средней цены одного барреля нефти Urals с 27,2 доллара (январь-октябрь 2003 года) до 22,9 доллара. Однако возможности ускорения развития экономики России за счет наращивания внешнего спроса, по мнению большинства аналитиков, на данный момент уже исчерпаны.
Переломным моментом в дискуссиях о векторах развития страны и степени ответственности государства за ускоренный экономический рост стало майское (2003) Послание Президента, в котором была поставлена задача удвоения ВВП за десять лет. Возникла дилемма: ожидать ли возможного ускорения роста (в среднем до 8 процентов) в 2004-2010 годах или искать оптимальные варианты ускорения уже сейчас: политическая задача ускорения роста (удвоение ВВП) предполагает и более высокое качество роста, а не просто механическое удвоение нынешней экономики в нынешней же ее структуре.
Мы далеки от мысли, что можно написать новую простую и радикальную программу. В экономике не бывает панацей ни на макро-, ни на микроуровне. Сегодня поиски рецептов экономического роста повернулись от идеи макроэкономической стабильности (стабильность уже есть, но этого недостаточно) к идее промышленной политики (которая все предыдущие годы по недоразумению рассматривалась как антипод политики либеральной). Скрытая угроза со стороны промышленной политики всегда существует - это нарушение бюджетной устойчивости ради масштабного расходования средств. Основное различие частной (на уровне компании или группы компаний) и государственной политики выбора отраслей для проектов лежит не в области информационных ошибок (неточный прогноз стратегии развития, недостаток исходных данных и т.п.). Ошибаться могут все. Различие лежит в области ответственности: риска расходования "своих" против риска расходования "чужих" (читай: государственных) средств.
В современной экономике осталось мало чистых отраслей или фирм, работающих строго в одной узко определенной отрасли. Ирландский опыт поддержания бизнеса в области высоких технологий вряд ли можно рассматривать как отраслевой. Во всяком случае, лучше иметь явно сформулированную политику, чем индивидуальный лоббизм по проектам, полностью скрытым от общественной экспертизы и контроля (таким, как пресловутый проект высокоскоростной магистрали между Москвой и Петербургом).
На Западе традиционная промышленная политика на уровне отраслей за послевоенный период постепенно трансформировалась в "национальную политику конкурентоспособной промышленности" и регламентирована соответствующими рекомендациями Европейского Союза и Организации экономического сотрудничества и развития. Шесть принципов этой политики представляются вполне актуальными и для России:
- необходимо осуществить кардинальный переход от единой государственной промышленной политики к национальной политике конкурентоспособности, при которой равноправными участниками ее разработки выступают государство, бизнес, научные организации и общественные институты;
- новую промышленную политику детерминирует переход к экономике знаний (knowledge based economy), в которой производство, распределение и использование знаний и информации признаются главными условиями устойчивого экономического роста;
- традиционные ресурсоемкие отрасли промышленности имеют убывающее значение, возрастает роль наукоемких, высокотехнологических отраслей с высокой добавленной стоимостью;
- промышленная политика не может фокусироваться на отдельных отраслях и масштабных субсидиях в условиях сбалансированных и ограниченных бюджетов;
- внимание федеральных и региональных властей должно быть сосредоточено на формировании такой институциональной и предпринимательской среды, которая повышает адаптивность, инновационность фирм, поощряет их к развитию новых рынков и стимулирует вхождение на рынки новых компаний;
- в условиях глобализации макроэкономическая и институциональная политика оказывает все большее влияние на результативность промышленной политики, государство несет возрастающую ответственность за качество национальной предпринимательской среды, которое не должно уступать среднемировому, в противном случае неизбежно ухудшение национальных позиций в глобальной экономике.
Реализация подобного подхода оставляет достаточно широкие и эластичные возможности для решения экономических проблем без шараханья от одной крайности к другой (к мобилизационным вариантам развития с низкими шансами на успех). Во всяком случае, данные принципы никак не мешают применению развитыми рыночными экономиками весьма широкого инструментария, в том числе и "с отраслевыми оттенками". Но по организационной мощи, детализации и разветвленности этот инструментарий настолько превосходит российские возможности, особенно учитывая слабость нашего государственного аппарата, что на овладение им понадобится срок жизни целого поколения.
Названные Президентом борьба с бедностью и реформы армии - своего рода заголовки более широких и комплексных задач. Проблема использования человеческого капитала страны до сих пор не решена хотя бы на уровне теории. Специфически российская проблема - бедность образованных людей. Поэтому меры по борьбе с бедностью должны и могут быть различными - не только увеличение бюджетных социальных выплат, но и обеспечение людям более широкого доступа к предпринимательской деятельности. Рост среднего класса может быть стимулирован налоговыми мерами. Выход на уровень ВВП на душу населения примерно в 10-15 тысяч долларов повысит долю среднего класса с 20-25 процентов до уровня, характерного для развитых европейских стран - 50 и более процентов, что, помимо прочего, обеспечило бы стране более устойчивую демократию.
Реформа армии предполагает и поддержание эффективной оборонной политики в долгосрочном плане, способность производить современные вооружения, обеспечивать развитие фундаментальной науки.
Естественно, характер принимаемых программ будет определяться политиками, балансом реальных сил и интересов, а не чисто рациональным решением уравнений и задач экспертным сообществом. Однако именно эксперты призваны оценивать разумные рамки и побочные эффекты возможных политических решений, осмыслять мировой опыт и инструментарий модернизации.
Жизненность ключевых лозунгов партийных программ проверяется по конкретным законодательным шагам и по калькуляции сопутствующих расходов и доходов. Важно подвергать общественной экспертизе всю цепочку: "политика - экономическая программа - крупные проекты". Впервые для этого достаточно времени, поскольку выработка программы будущего правительства началась заранее.
Помимо продолжения структурных реформ, новой Думе предстоит разрабатывать вместе с правительством стратегию роста конкурентоспособности страны. Реализация такой программы новой модернизации выходит за рамки выборного цикла и требует преемственности экономической политики в течение как минимум 10-15 лет.
ГРИГОРЬЕВ Леонид Маркович
Президент Ассоциации независимых центров экономического анализа (АНЦЭА),
член Аналитического совета Фонда "Единство во имя России",
член редколлегии журнала "Стратегия России"
-------------------------------------------------------------------------------
* Статистический показатель (G, Gini coefficient), отражающий неравномерность распределения. Назван по имени итальянского экономиста К. Джини (Corrado Gini, 1884-1965). Характеризует степень отклонения фактически сложившегося распределения доходов по группам населения от теоретически возможного абсолютно равномерного распределения (когда каждая группа населения имеет доход, пропорциональный ее численности). Чем выше коэффициент Джини, тем сильнее имуществе нное неравенство; напротив, значения, близкие к нулю, свидетельствуют о более равномерном распределении денежных доходов населения.
http://www.fondedin.ru/
viperson.ru
