КСЕНИЯ ЛАРИНА: Мы уже начинаем нашу встречу творческую. Вообще, в опасные игры мы сегодня играем. Поскольку премьера только 16-го числа, да, т.е. на этой неделе. А мы уже зовем режиссера этого спектакля в программу "Успех". (Смех),
ЛЕОНИД ТРУШКИН: (Смех). Это сильно. Я не знал, что это называется "Успех". Я бы попросил ее переименовать на этот день, чтобы не сглазить.
К. ЛАРИНА: Да, ну, тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить.
Л. ТРУШКИН: Тьфу, тьфу, тьфу.
К. ЛАРИНА: Будем считать, что так оно и будет. Во всяком случае, пожелаем успеха.
Л. ТРУШКИН: Спасибо.
К. ЛАРИНА: Тем более что это важный спектакль. Представлю нашего гостя. Это Леонид Трушкин, режиссер театра на Малой Бронной с недавних пор. И с давних пор главный режиссер театра Антона Чехова. Чем знаменательна премьера, о которой будем сегодня говорить, ну, начнем, во всяком случае, разговор именно с нее, поскольку это информационный повод для встречи. Спектакль по пьесе Франсуазы Саган, называется спектакль "Русский джокер". Это первая работа Леонида Трушкина в качестве главного режиссера в театре на Малой Бронной.
Л. ТРУШКИН: Ура.
К. ЛАРИНА: Ну, это серьезно.
Л. ТРУШКИН: Серьезно.
К. ЛАРИНА: Ты понимаешь, что будут смотреть пристально очень за этим?
Л. ТРУШКИН: Я понимаю, но на самом деле, если бы это была очередная премьера в театре Антона Чехова, я бы относился к работе точно так же. Это же невозможно. Невозможно же работать, осознавая, что это важнее, чем что-то. На самом деле, это теория. А практически работаешь, ставя очередную, вот это очередная работа и все, но каждая работа может быть последней. Понимаешь, мы же люди?
К. ЛАРИНА: Мне кажется, что ты больше все равно нервничаешь по этому поводу.
Л. ТРУШКИН: Нет. Клянусь тебе, нет.
К. ЛАРИНА: Не больше, чем обычно?
Л. ТРУШКИН: Нет.
К. ЛАРИНА: И не меньше.
Л. ТРУШКИН: Но достаточно, чтобы с валидолом ходить. Достаточно. Ну, конечно, нервничаю. Но уверяю тебя, что это связано просто с тем, что это очередной ребенок. Вот и все. Но в какой семье он родился? Но это же ребенок твой.
К. ЛАРИНА: Т. е. это не является программным таким проектом, как вот явка на творческую программу. Вот тут я Вам всем покажу?
Л. ТРУШКИН: Ты знаешь, я раньше думал, что есть программный?
К. ЛАРИНА: Чем будет заниматься этот театр вот под руководством Леонида Трушкина.
Л. ТРУШКИН: Нет, этим будет заниматься. Но если бы я ставил "Красную шапочку", то и это было бы то, чем будет заниматься театр на Малой Бронной под моим руководством художественным. Это не важно, что я ставлю. Важно, что это ставлю я. Вот это для меня существенно. Там будет стоять: постановщик спектакля? режиссер-постановщик - Леонид Трушкин. И я за это должен отвечать. В театре ли на Малой Бронной, в театре ли Антона Чехова, или в любом другом театре, где я был бы приглашенным, предположим, режиссером. Это мой спектакль. Это моя исповедь. Это моя проповедь. Все.
К. ЛАРИНА: А почему женская пьеса?
Л. ТРУШКИН: Энергичная, мощная и про любовь. Вот поэтому. Сильная.
К. ЛАРИНА: Это женский романс такой. "Темно-вишневая шаль".
Л. ТРУШКИН: Сильной рукой мужской я прошелся все-таки. И финал то принципиально поменял. Т. е. финал вот совсем другой, чем у Саган, но вот мне очень нравилась пьеса, и очень мне нравился финал. И я подумал, что поскольку Саган не подаст на меня в суд уже, то я воспользовался обстоятельствами?
К. ЛАРИНА: Переписал.
Л. ТРУШКИН: И да, изменил, принципиально изменил его, т.е. не лингвистически, а этически. Вот так.
К. ЛАРИНА: А все-таки, давай, немножко про эту пьесу поговорим. Потому что я знаю, не читала первоисточник, но поняла, что там она имеет непосредственное отношение к России, поскольку действие происходит в России.
Л. ТРУШКИН: Действие происходит в России. И персонажи из России.
К. ЛАРИНА: Откуда там появилась то русская тема здесь?
Л. ТРУШКИН: Вот это вопрос не ко мне. Давай спросим Саган.
К. ЛАРИНА: Нет, на чем она вообще основана?
Л. ТРУШКИН: Но я думаю, что Саган очень хорошо знала русскую литературу 19 века. Думаю, что она очень хорошо знала роман Достоевского "Игрок". Думаю, что она знала очень хорошо "Евгения Онегина" и т.д. Очень хорошо знала русскую классику 19 века. От начала века и до его окончания. И эта пьеса написана под сильным влиянием вот под сильным влиянием этих знаний, но на самом деле?
К. ЛАРИНА: Это мелодрама по жанру?
Л. ТРУШКИН: Это мелодрама. Если честно говорить, то мелодрама с признаками комедии и с оттенком трагедии. Во всяком случае, в версии театра.
К. ЛАРИНА: Звезд привел своих каких-нибудь сюда?
Л. ТРУШКИН: Ну, вообще, я не знаю, звезд или нет, но, скажем, вот играет Дьяченко, который играет у меня во многих спектаклях.
К. ЛАРИНА: Он не из театра на Малой Бронной?
Л. ТРУШКИН: Он из театра Пушкина. Судиловская из театра Маяковского, Петрова - свободный художник, насколько я знаю. Сейчас она играет в "Современнике", но не является?
К. ЛАРИНА: Галина Петрова, она ушла из "Современника"?
Л. ТРУШКИН: Галя Петрова, по-моему, да. Глеб Подгородинский из Малого театра, и Саша Усов, который тоже у меня много играл.
К. ЛАРИНА: А где театр на Малой Бронной? Труппа не объявила бойкот главному режиссеру?
Л. ТРУШКИН: Посмотрим. В составе с Галей Петровой Людмила Хмельницкая, это актриса театра на Малой Бронной. Дело в том, что я должен понять, все-таки я должен увидеть, я должен познакомиться. Тут поторопиться, и ошибиться, и подставить актеров же на Малой Бронной. И театр же подставить. Надо посмотреть. Я вот сейчас смотрю. И посмотрел в частности премьеру "Самгина". И я еще раз увидел и Ершова, например, увидел Перелыгина, актеров, с которыми мне хочется работать. По-моему, очень хорошие актеры. Понимаешь, тут важно ведь не отметиться формально. А сделать так, чтобы актеры театра на Малой Бронной играли хорошо и правильно были бы распределены.
К. ЛАРИНА: Леня, а когда ты ходил как зритель в театр на Малой Бронной по своей собственной воле? Было такое время?
Л. ТРУШКИН: Последнее время? Да, было, когда там работал Анатолий Васильевич Эфрос. Вот с тех пор я не ходил.
К. ЛАРИНА: Это практически сколько? Лет 30 назад, да? Если не больше.
Л. ТРУШКИН: Больше. Да. Больше.
К. ЛАРИНА: Ужасно.
Л. ТРУШКИН: Пауза сейчас хорошая у нас была. Но у меня нет ощущения, что все так печально, как на сегодняшний день есть. У меня нет ощущения, вот в котором я пребывал некоторое время. У меня, честно говоря, было желание сдаться. Теперь у меня такого желания нет.
К. ЛАРИНА: В смысле отказаться от этой должности, да?
Л. ТРУШКИН: Да. Просто, что я не сумею быть полезным.
К. ЛАРИНА: Как в том анекдоте - пока не началось.
Л. ТРУШКИН: Да. Что я не сумею быть полезным. Сейчас у меня нет такого ощущения. И я тебе скажу, что там, например, блестящая постановочная часть. Вот совершенно безукоризненная. Монтировщики, звуковой цех, осветители, зав. пост, администрация в какой-то части работает очень хорошо. В какой-то части нет. Труппа частично хороша. В какой части - это другой вопрос. Как много актеров в хорошей форме?
К. ЛАРИНА: А правда, что Дуров из театра уходит?
Л. ТРУШКИН: Ну, я от тебя слышу впервые об этом.
К. ЛАРИНА: Я спрашиваю. Потому что ходят слухи, что называется. И нигде никаких подтверждений не было.
Л. ТРУШКИН: Я об этом не знаю ничего. Я об этом пока ничего не знаю. Но если это будет, это будет печально для меня. Но я корректировать свою позицию могу, только понимая, почему я должен ее корректировать. Например, я снимаю спектакль в постановке Льва Константиновича. Но продажа неприличная на этот спектакль.
К. ЛАРИНА: А какой ты спектакль снимаешь?
Л. ТРУШКИН: "Дети?"
К. ЛАРИНА: "Дети Ванюшина".
Л. ТРУШКИН: Да. Вот я его снял. Вот я видел этот спектакль. Я не буду его, тем более, в эфире комментировать. Я должен сказать, что это далеко не самый плохой спектакль. Но я понимаю, почему не ходят на него. Я думаю, что театр - это целый комплекс проблем, в том числе, театр обязан слышать время. Обязан слышать ритмы, темы, жанры. Это просто часть профессии.
К. ЛАРИНА: Ну, подожди минуточку. Вот первый спектакль, который ты снял, который, не при тебе делался.
Л. ТРУШКИН: Да.
К. ЛАРИНА: Но он, я имею в виду, "Подводная лодка в степях Украины", которую вот мы, по-моему, вместе смотрели?
Л. ТРУШКИН: Да, причем я не снял. Я не имел морального права его снимать. Я обратился к актерам с просьбой. С просьбой меня поддержать в желании снять. И они меня поддержали, за что я им премного благодарен.
К. ЛАРИНА: Но он абсолютно отвечает тем требованиям, которые ты сейчас перечислил.
Л. ТРУШКИН: Ничего подобного.
К. ЛАРИНА: Тема, время?
Л. ТРУШКИН: Абсолютно не согласен.
К. ЛАРИНА: Он актуален просто до неприличия.
Л. ТРУШКИН: Нет, нет, нет. Что ты имеешь в виду под словом "актуален"?
К. ЛАРИНА: Разговор о сегодняшнем времени.
Л. ТРУШКИН: Нет.
К. ЛАРИНА: О сегодняшней России.
Л. ТРУШКИН: Нет, нет. Я говорю не о вульгаризме?
К. ЛАРИНА: С очень внятной политической позицией. Пусть спорной, но очень внятной авторской позиции.
Л. ТРУШКИН: Да, нет, я не согласен с тобой. Мне кажется, что он абсолютно не современный. Он, во-первых, он не профессиональный, с моей точки зрения. Он просто не профессиональный. Ну, мы не будем в эфире сейчас?
К. ЛАРИНА: Не будем.
Л. ТРУШКИН: Ладно? Потому что я просто тебе расскажу, мы же видели оба этот спектакль. Я тебе скажу, почему там просто минус профессия. И актеры виноваты в последнюю очередь. И автор в последнюю очередь. Потому что режиссер либо должен не брать пьесу, либо приводить ее к здравому смыслу.
К. ЛАРИНА: Т. е. материал тебя не устраивает драматургический.
Л. ТРУШКИН: Не устраивает. И я автору об этом сказал, и он со мной согласился, но надо было работать, если брать вообще эту пьесу. Почему бы нет.
К. ЛАРИНА: Я просто обратила внимание, не буду тоже мучить наших слушателей, рассказ о спектакле, которого уже нет на этой сцене, и надеюсь, что никто его больше никогда не поставит. Но тем не менее, если говорить об отклике публики, там на этом спектакле, на котором я была, там было достаточное количество народу, которые реагировали на публицистику, которые поддерживали аплодисментами, или даже какими-то выкриками те странные для меня какие-то заявления, политические заявления, которые звучали со сцены театра?
Л. ТРУШКИН: Ну, мне кажется, что театр, вообще, не место для публицистики. Мне это даже казалось в те времена?
К. ЛАРИНА: Какая-то митинговость в нем была все-таки. Вот даже в те времена, когда, ну, гласность, я не буду говорить о свободе слова, но гласности у нас не было как таковой, даже в те времена мне не казалось правильным в театре заниматься публицистикой. И, скажем, Георгий Александрович Товстоногов ею не занимал. И Анатолий Васильевич Эфрос ею не занимался. Все-таки, мне кажется, что это театр должен заниматься проблемами метафизическими, а не политическими. Даже в условиях, ну, тоталитаризма, или условного тоталитаризма, в котором мы с тобой проживали. Ну, в период фашизма надо просто не писать Брехтовские пьесы, а просто на баррикады идти. Вот. И в том числе и актерам. Но не ставить спектакли вот такого толка. Мне кажется, что это недостойно театра, просто это ниже предназначения театра. Тогда объясни мне, пожалуйста, в чем заключается созвучие времени. В чем заключается ощущение времени? Как это объяснить для театра? В чем вот?
Л. ТРУШКИН: Ну, прежде всего, это? это темпоритмы. Вот невозможно сегодня излагать историю в ритмах, в которых правильно эту историю было излагать, скажем, в 80-е годы. Сегодня горячечное время. Мы живем в стрессе в силу социальных обстоятельств. Просто мы должны там выживать. Мы должны, ну, зарабатывать деньги, например. И это требует огромных усилий. Если, вот почему человек должен пойти в театр, если он напрягается весь день? И как сделать так чтобы он не просто расслаблялся, чтобы он еще отягощал себя чем-то. Вот как это сделать? Значит, каковы должны быть подходы, как сейчас говорят, к этому зрителю? Какие инструменты должны быть включены в набор режиссеров сегодняшних. Я думаю, например, что если исключить юмор, исключить его, то чрезвычайно трудно сделать так, чтобы в этот театр ломились. Причем не справедливо, просто неправда, когда говорят, что вот смеши их, и они будут ломиться в театр. Да ничего подобного, неправда это. Если не происходит катарсиса с публикой, вот не происходит катарсиса, не идут. В театре Чехова четыре аншлаговых спектакля сегодня. Четыре. Вот самый плохо продаваемый, т.е. вот когда билеты можно купить в день спектакля, еще можно, это как раз самый смешной спектакль "Все, как у людей". Я его очень люблю, кстати говоря. Он не претендует ни на что, кроме как на то, на что он претендует. А именно это комедия положения. И дальше? Это гамма, которую мне надо было сыграть, просто вот чтобы подтвердить, что ремесло в руках. Поскольку не было другой пьесы. Чтобы не утратить просто профессию, надо было что-то делать. И я взял пьесу сложнейшую. Сложнейшую. И я ее сделал. И делал я ее с удовольствием. Второй раз комедию положений в своей жизни я ставить не буду. Но один раз это было сделать правильно. Как я теперь понимаю. Так вот я возвращаюсь. Это самое неуспешное из четырех?
К. ЛАРИНА: Успешных.
Л. ТРУШКИН: Историй. Потому что там не плачут. Там только смеются. А, скажем, смешанные чувства "Морковка для императора" и "Ужин с дураком" - это другая история. Там и смеются и плачут. Если говорить о смысле каком-то, ну, конечно, он должен быть. Но он не должен быть продекламирован, он должен существовать параллельно чувству. Он должен быть назван, с моей точки зрения, если мы говорим о том, каким сегодня должен быть этот театр? Я-то думаю, что всегда театр должен обращаться через чувства к совести. А не через мозг к совести.
К. ЛАРИНА: Сейчас очень трудно пробить, мы с тобой уже про это сегодня говорим, что не пробиваемые люди становятся, слишком огромный поток информации. И большей частью негативный. Он ?
Л. ТРУШКИН: Трудно. Трудно.
К. ЛАРИНА: Он сильно такую защиту выставил. Такую броню, что сегодня я уже не знаю. Только провокациями можно пробить.
Л. ТРУШКИН: Нет. Нет.
К. ЛАРИНА: Матом. Задницей голой. Не знаю, чем еще там?.
Л. ТРУШКИН: Никогда! Не верю. Вот в этой?
К. ЛАРИНА: Половым актом на сцене. Нет?
Л. ТРУШКИН: Вот не верю я, что этим можно пробиться. Вот я думаю, что этим можно только закрыть человека. А доверием к нему любовью к нему, правдой, которая происходит на сцене, правдой чувства, которая происходит на сцене, глубиной этого чувства, азартом этого чувства, градусом этого чувства, вот этим можно пробиться. И я просто вспоминаю свои самые сильные театральные впечатления. Это "Дальше тишина", это "Мещане" у Товстоногова. "Дальше тишина" у Эфроса в Моссовета. Это "Разгром" Захарова в Маяковке. Это "Дети Ванюшина" Гончарова в Маяковке. Все эти спектакли потрясали мое чувство. И я на всех этих спектаклях, прошу прощения, плакал. Понимаешь. А почему со мной это происходило? Потому что я забывал себя. Я, глядя спектакли эти, я переставал себя осознавать. Возникало нечто третье. Вот есть спектакль, есть я. А есть нечто третье, и не я, и не спектакль. Это когда спектакль, как пылесос, засасывал мое сознание и мои чувства. Вот это вот третья субстанция. Это и есть театр для меня. И для очень многих зрителей, судя по тому, что происходит на спектаклях театра Чехова. Когда это случается, то 9 лет на битковых аншлагах идет "Ужин с дураком". Там же тогда же мог бы идти до сих пор, если бы не иные обстоятельства, но сам спектакль держал? "Сирано". Эти спектакли были обращены к чувству.
К. ЛАРИНА: Да, и "Вишневый сад", который я очень любила.
Л. ТРУШКИН: Они были обращены к чувству. А не, понимаешь, когда мораль была внутри, а не называлась. Вот. Вот. И этим я и намерен заниматься и в театре на Малой Бронной, этим я занимаюсь в театре Чехова. И если я буду заниматься еще в каком-то театре театром, то я буду заниматься этим же.
К. ЛАРИНА: Ну, хорошо, мы с тобой говорим о все-таки каких-то вещах, о внутренних каких-то задачах, которые вот важно, чтобы человек, который художник, высоким стилем говоря, чтобы отдавал себе отчет, для чего он занимается этой профессией.
Л. ТРУШКИН: Конечно.
К. ЛАРИНА: А форма, она же тоже может быть очень разная. Потом зритель же потребляет в основном форму. Он заглатывает вместе с ней содержание. И там уже у него распределяется то, что у него внутри подготовлено, то и хватается. Кто-то по первому плану воспринимает. Кто-то следит за сюжетом с интересом. Следит за сюжетом в спектакле "Гамлет". И говорит: Боже мой, ой, убьет.
Л. ТРУШКИН: Но на самом деле, это тоже правильно. И не надо смеяться над теми, кто смотрит сюжет. Спасибо, что они пришли в театр, а не пошли убивать. Правда? Мне кажется, что не правильно быть высокомерными, надо быть благодарными к людям, которые приходят в театр. И надо стараться испечь такой пирог, чтобы количества коржей в этом пироге хватало на всех. Вот кому-то нужно один корж. Корж. Тому, кто вот способен разглядеть сюжет, и на этом все. Но надо ему дать этот корж. А кто-то способен задуматься над вечностью, скажем, вместе с нами. Предположим, если мы способны на это. Надо обеспечить и этим. Вот и все. Это запас прочности спектакля. Чем он больше, тем мы лучше. Ну, вот.
К. ЛАРИНА: Твое отношение в принципе к репертуарному театру?
Л. ТРУШКИН: К репертуарному? У меня театр Чехова репертуарный. Мое отношение к репертуарному театру замечательное.
К. ЛАРИНА: Ну, сколько там у тебя названий?
Л. ТРУШКИН: Ну, знаешь, если бы у меня была своя сцена, то у меня было бы, минимум, 10. И я повторяю?
К. ЛАРИНА: Т. е. вот ты готов сказать, что вот это театр жизнеспособный.
Л. ТРУШКИН: Репертуарный театр?
К. ЛАРИНА: Репертуарный, стационарный, с большой труппой.
Л. ТРУШКИН: Нет. Вот стоп. Мы сейчас говорим о репертуарном театре, или о театре с труппой? Потому что все время путаются. Это путают. Говорят, что репертуарный театр, это там, где есть труппа. А антреприза - это там, где нет репертуара, что неправильно. Потому что репертуарный театр может быть без труппы.
К. ЛАРИНА: Т. е. ты хочешь, чтобы был репертуарный, но чтоб никакой ответственности перед артистом.
Л. ТРУШКИН: С моей точки зрения? Нет, вот неправильно. Вот чтобы нести ответственность перед артистом. Понимаешь, вот я, ведь смотри. Вот, скажем, вот четыре спектакля в театре Чехова. Во всех четырех в главных ролях Геннадий Хазанов. Он от меня свободен. Я свободен от него. Значит, мы встречаемся до тех пор, пока нам обоим это интересно. Дьяченко из четырех названий в трех занят. В любой момент он может сказать, Леня, я, мне не интересно больше с тобой. Или я могу сказать: Боря, или там, Геннадий Викторович, Вы перестаете соответствовать. Или Геннадий Викторович говорит: Леонид Григорьевич говорит: Вы потеряли профессию, извините, с Вами не интересно. Т. е. мы обязаны держать форму, чтобы быть интересными друг другу. Потому что мы не приговорены друг к другу. И мы можем работать бесконечно долго с одними и теми же артистами. Но важно, что при этом мы должны быть свободны друг от друга. А не приговорены друг ко другу. Это нравственно, с моей точки зрения.
К. ЛАРИНА: Я с Вами согласна абсолютно, но я спрашиваю, задаю вопрос именно про ту советскую модель, которая вот осталась в наследство.
Л. ТРУШКИН: Мне кажется, что это неверная модель. Мне кажется?
К. ЛАРИНА: С этой толпой людей. Вот когда приходит главный режиссер и думает: что мне с ними делать? Куда мне их девать? Я их обязан обеспечить работой.
Л. ТРУШКИН: Нет, я их обязан обеспечить зарплатой. Что совсем не трудно. А я обязан сделать так, чтобы публика ходила в театр. Вот задача моя. Я обязан сделать так, чтобы в театр на Малой Бронной было не достать билетов. А, значит, работать должны лучшие.
К. ЛАРИНА: Пока остановимся. Новости. Потом продолжим.
НОВОСТИ
К. ЛАРИНА: Продолжаем наш разговор с Леонидом Трушкиным, главным режиссером театра на Малой Бронной и театра Антона Чехова. Ну, вот, кстати, спрашивали наши слушатели: почем, а вот не трудно два театра на себе тащить? А он не один такой. У нас еще есть Сергей Арцибашев, который тоже не бросил свой театр, который он потом и кровью создавал театр на Покровке. И когда он стал главным режиссером театра им. Маяковского, оставил этот театр тоже?
Л. ТРУШКИН: За собой.
К. ЛАРИНА: За собой. Да. Но мне кажется, что тут еще одна вещь, про которую мы пока не говорили. Может быть, стоит поговорить, если это интересно. Как-то вот не рвутся нынче в главные режиссеры. Вот раньше, я помню, каждый уважающий себя молодой режиссер юный, мечтал быть когда-нибудь главным режиссером. А сейчас чего-то я смотрю, никто как-то не рвется. Очень трудно найти, во-первых, такого человека, а во-вторых, еще, чтобы он согласился.
Л. ТРУШКИН: Не знаю. Я думаю, что вот я прочел интервью, скажем, Богомолова Кости, который сейчас у нас ставит спектакль.
К. ЛАРИНА: Очень талантливый парень.
Л. ТРУШКИН: Мне очень он нравится. Очень. Он хочет. И в интервью он об этом написал. И это правильно. Если бы он не хотел, это было бы неправильно. Нет, я думаю, что талантливые люди хотят взять дело, за которое они могли бы отвечать. Но их всегда было немного. Их всегда было немного. Этот парень мне очень нравится, и я очень надеюсь на его работу. Он сейчас репетирует много шума из ничего. Я знаю, что артисты очень довольны им. Я посмотрел его работу в Гоголевском театре?
К. ЛАРИНА: "Театральный роман".
Л. ТРУШКИН: "Театральный роман". Я просто второй акт просто хохотал, как сумасшедший. А понравился мне вот сначала вот все. И как оформлено, и вот образное мышление его. По-моему, очень талантливый парень.
К. ЛАРИНА: Ну, не знаю. Это, значит, повезло пока просто, что ты встретился именно с таким молодым человеком. Хотя тоже молодой. Сколько ему? Лет сорок то есть ему уже? Меньше?
Л. ТРУШКИН: Я думаю, что существенно меньше.
К. ЛАРИНА: Т. е. у него пока амбиции существуют.
Л. ТРУШКИН: Существуют, и я надеюсь, что он их реализует.
К. ЛАРИНА: Потому что в основном как-то не очень рвутся. Рвутся где-то бабок заработать побольше. Побыстрее срубить. А эта вот попса, будем называть вещи своими именами, она давно уже сюда проникла. И можно сколько угодно прикрывать там красивыми словами, но человек получает некий какой-то набор навыков, да, мезансценки расставить, намалевать что-нибудь такое яркое. Пригласить какого-нибудь модного драматурга и уже вперед. Уже все.
Л. ТРУШКИН: Да, я не хотел бы, честно говоря, комментировать коллег.
К. ЛАРИНА: Но мы никого не называем, но это легче?
Л. ТРУШКИН: Но принципиально явление это существует, я согласен. И оно, конечно, не радует.
К. ЛАРИНА: Народ хавает, что называется. Ходит.
Л. ТРУШКИН: Не очень.
К. ЛАРИНА: Не очень?
Л. ТРУШКИН: Нет. Мне кажется, что это все касается каких-то разовых таких мероприятий, тусовок модных. Но если говорить о долгосрочном вот явлении, нет. Нет. Все-таки, повторяю, люди ходят туда, где они испытывают чувство. Вот эти спектакли, они имеют жизнь долгую. А модные вещи, они сезон меняется и все. На сэил уходят.
К. ЛАРИНА: Ну, как чувства. Чувства можно самые разные испытывать. Я вот все время вспоминаю, и ты это говорил, когда мы с тобой встречались. И многие твои коллеги говорили те, которые занимались антрепризными театрами и спектаклями, что народ голосует рублем. Что касса, это всегда гарантия успеха. Я считаю, что это не так.
Л. ТРУШКИН: Нет. Это не так, но так же неверно. Когда говорят, что народ значения не имеет. Ксюш, давай вспомним. Вот был хороший театр, в который не ходили? Вот был хороший спектакль, на который легко было попасть? Вот во времена, когда мы с тобой учились, ну, я был постарше, ты попозже, ну, не важно.
К. ЛАРИНА: Потому что театр всегда жил по другим законам.
Л. ТРУШКИН: И сейчас то же самое.
К. ЛАРИНА: Ведь в кино, вспомни. Хорошо. Я другие аналогии провожу. Вот, допустим, с Тарковского всегда уходили. Всегда уходили. На него не ломилась публика. Ломились на закрытые показы такие же люди, которым это было важно увидеть. А когда он шел в прокате, толпы уходили.
Л. ТРУШКИН: Ты не с тем человеком разговариваешь. Потому что я любил другое кино.
К. ЛАРИНА: Ты это кино не любил.
Л. ТРУШКИН: Нет. Я любил Козинцева, я любил Рома, я любил другое кино. Поэтому тут ты просто, тебе не повезло со мной. Я любил другое кино. Я не был поклонником Параджанова. Я не был поклонником элит. Знаешь, при этом я ничего не хочу утверждать. Но я говорю то, что я чувствую. Я не хочу лукавить просто, вот и все. Вот "Девять дней одного года" это было кино, от которого я сходил с ума. Или "Гамлет" Козинцева. Вот это? или "Летят журавли". Вот это я любил. Я любил "Республику Шкид". Я любил "День солнца и дождя". Ты даже, скорее всего, и не знаешь этот фильм. Ну, вот такое кино. Я любил Тарковского "Иваново детство". Вот это я любил.
К. ЛАРИНА: Потому что это была история в центре какая-то конкретная.
Л. ТРУШКИН: Да, я любил, я вообще люблю?
К. ЛАРИНА: Про людей.
Л. ТРУШКИН: Когда мне рассказывают историю. Когда, вообще, я предпочитаю Чехова Набокову. Или Бунина Набокову. Я предпочитаю художника, который не настаивает на себе. Вот мне и люди такие милее.
К. ЛАРИНА: А Некрошаса ты любишь?
Л. ТРУШКИН: Я еще раз говорю, я люблю художника, который не напоминает мне все время о том, что видите меня? Видите меня? Вот я очень люблю Шукшина. Вот я люблю это. Я люблю Рембранта. И я очень осторожно отношусь к Пикассо периода кубизма. Т. е. осторожно - это мягко сказано. Но это сейчас если вдруг слышит нас г-жа Антонова, она скажет: это проблема Трушкина. И будет права. Но, тем не менее, это моя проблема.
К. ЛАРИНА: Ну, хорошо, тогда, давай, будем исходить из того, какой человек сегодня у меня в гостях.
Л. ТРУШКИН: Да, чтоб было понятно, что вот такой. а не другой.
К. ЛАРИНА: О`кей, согласна. Перехожу на другие рельсы. Разговариваю вот в этих же категориях. Все то замечательное советское время, о котором ты сейчас вспоминаешь, и называешь мне имена совершено выдающихся людей - Рома. Шукшина, Козинцева, это все совершенно уникальные?. Хуциева я добавлю.
Л. ТРУШКИН: Конечно.
К. ЛАРИНА: Уникальные совершенно вещи, когда?
Л. ТРУШКИН: А Данелия, которого я обожаю просто.
К. ЛАРИНА: Для народа интеллект и зрелище, они счастливым образом вдруг соединены.
Л. ТРУШКИН: А почему?
К. ЛАРИНА: А вот почему, я не могу понять.
Л. ТРУШКИН: А почему это должно быть?
К. ЛАРИНА: А почему у нас идет кино или спектакль отдельно для тех, кто понимает и отдельно для какой-нибудь попсы. Не люблю это слово. Ну, для люмпены, скажем так. Для совсем уже низких слоев. Чистой воды зрелище.
Л. ТРУШКИН: Я так не думаю. Я смотрел спектакль "Матросская тишина". И этот спектакль для всех. Вот не надо быть подготовленным зрителем. Для того чтобы плакать на этом спектакле. Для того чтобы сердце рвалось. Ну, не надо быть подготовленным. Надо просто быть человеком, способным сострадать. Вот просто живым человеком, способным ощущать чужую боль. И все. Ну, мне странно, что ну все такие вот продвинутые, как сейчас говорят, что просто публики не хватает на них. Понимаете, вот зал на 1000 мест, но тогда, может, залы надо по 100 мест, чтобы хватало. Может быть, не надо тогда занимать зал на 1000 мест, когда сидит там 30 человек. Ну, может быть, неправильно выбрана площадка. Я вот о чем говорю. Потому что, на самом деле, есть еще экономика. С ней тоже надо считаться. Это объективная вещь.
К. ЛАРИНА: Если ты живешь на государственные деньги, да?
Л. ТРУШКИН: Вот на свои, пожалуйста. Снимай.
К. ЛАРИНА: То ты обязан все-таки тогда работать для людей.
Л. ТРУШКИН: Мне кажется, что если мы говорим, ну, не знаю, для людей ты обязан по любому, мне кажется. Если мы говорим о том, что вот чем занимается театр. Он занимается, ну, этикой. Ну, разве этично брать у государства деньги и говорить: да мне наплевать, будут ходить или не будут. При этом гонорар ты получаешь. И платят тебе налогоплательщики. Ты получаешь гонорар. И ты продаешь билеты, их не покупают. А ты говоришь: да мне наплевать. И более того, это широко поддерживается нашей критикой, которая говорит: и правильно, что наплевать. Ну, ребят, пожалуйста, но тогда давайте, берите залы, ну, там вот у Вас сколько? 30 билетов покупают. Ну, берите зал ну на 50 мест. Зачем же Вы берете тысячный залы, у Вас продается там 30 билетов. Вы получаете полновесные гонорары, Вы не забываете о них. И при этом Вам совершенно наплевать на публику. А занимаетесь Вы этикой. Ну, я не улавливаю последовательности здесь.
К. ЛАРИНА: Т. е. что закрыть?
Л. ТРУШКИН: Нет.
К. ЛАРИНА: А что сделать?
Л. ТРУШКИН: Не закрыть, но мне кажется, что финансировать по системе грантов.
К. ЛАРИНА: Обязать, что? Обязать, вот я хочу, вызываю к себе режиссера М я. Кто я? Начальник департамента по культуре. И говорю: Иван Иванович Иванов, почему к тебе не ходит публика? Ты получаешь государственные бабки, а у тебя нет никакой прибыли. К тебе народ не ходит.
Л. ТРУШКИН: Ну, прибыли не надо. Самоокупаемость.
К. ЛАРИНА: Чтоб зал, вот самоокупаемость. Вот тебе месяц срока.
Л. ТРУШКИН: Ну, не месяц, год. Чтоб зал был полный. Что делает Иванов Иван Иванович после этого?
Л. ТРУШКИН: Иванов Иван Иванович, которому наплевать, будут ходить или не будут, ничего не сделает.
К. ЛАРИНА: Как вот исправить ситуацию?
Л. ТРУШКИН: Да никак не исправить.
К. ЛАРИНА: Давать аренду.
Л. ТРУШКИН: Что они и делают в основном. Иван Ивановичи, которые?
К. ЛАРИНА: Рок концерты.
Л. ТРУШКИН: Я не знаю. Поскольку я не чиновник, я гражданин, который платит налоги. К. ЛАРИНА: Хорошо, другое. Иван Иванович, я тебя сниму с этой должности. Я поставлю сюда?
Л. ТРУШКИН: А кого ты поставишь?
К. ЛАРИНА: Трушкина! На которого народ будет ходить. Или Житинкина, на который народ придет. Кстати, Житинкин был Вашим предшественником на этом посту. И он публику сюда привел, в театр на Малой Бронной.
Л. ТРУШКИН: Да, и мне кажется, очень хорошо что он приводил публику. Мне кажется, что это правильно.
К. ЛАРИНА: Публика не понравилась.
Л. ТРУШКИН: Ну, слушайте, ребята, публика разная. У нас театров же много. У нас много театров. И публика разная. У меня одна публика. У Житинкина другая. У?
К. ЛАРИНА: Вот у Васильева сейчас, ты видишь, что происходит сейчас с театром Анатолия Васильева?
Л. ТРУШКИН: Я не знаю, что там происходит вообще, честно говоря.
К. ЛАРИНА: Ну, какая-то бесконечная история, дележка этого имущества.
Л. ТРУШКИН: Там какая-то тяжба, но насколько я знаю?
К. ЛАРИНА: А в итоге гений обиделся.
Л. ТРУШКИН: Проблемы какие-то не художественного порядка. И не следует обижаться гению на проблемы нехудожественного порядка.
К. ЛАРИНА: О чем мы говорим? О том, чтобы искусство было коммерчески успешным. Это не может быть такого.
Л. ТРУШКИН: Не обязательно. Я об этом совсем не говорю. Совсем не говорю. Я говорю о том, чтобы ходили. За 30 копеек, но ходили. Не ходят же бесплатно. Ведь никак не ходят, вопрос же не цены билета. Ведь не в этом же дело. Ну, слушайте, ну, странно. Вот странно. Вот когда мы идем покупать себе продукты, мы же хотим, чтобы продукт был съедобным. Мы же настаиваем на этом. А если он не съедобный, мы его не покупаем. И человек, который выпускает несъедобный продукт, он разоряется. И это справедливо. Правда или нет?
К. ЛАРИНА: Справедливо.
Л. ТРУШКИН: А когда дело касается театра, мы хотим диктовать. Вот мы говорим: а у них со вкусом у всех плохо. Это самый лучший продукт я выпустил. Я выпускаю самый лучший продукт. И то, что они не ходят, это их проблема. И так говорит каждый, к кому не ходят. Значит, кто-то, может быть, прав. Или все правы. Ну, тебе не кажется, что это сумасшедший дом? Ну, все правы. Ну, Тарковский у нас был один. Еще был вот, значит, кто? Не знаю, еще кто-то был. А сейчас все. Вот все, к кому не ходят, все гении, вот все. Ну, кто-нибудь скажет, что это в нем дело? Из тех, к кому не ходят.
К. ЛАРИНА: Я не хочу никого обижать, тоже такая опасная дорожка.
Л. ТРУШКИН: Я тоже никого не хочу обижать.
К. ЛАРИНА: Потому что мы с тобой в одну кучу валим и тех людей, к которым не ходят, потому что непонятно. Есть такие люди. Есть такие. И нельзя отказывать им в этом праве. Иметь свой взгляд на вещи.
Л. ТРУШКИН: Слушайте, нет?.
К. ЛАРИНА: А есть люди, которые просто не талантливы. Это ведь две большие разницы.
Л. ТРУШКИН: Слушай, а хорошо, кто это определяет?
К. ЛАРИНА: А я не знаю.
Л. ТРУШКИН: А. может быть, всем, к кому не ходят, дадим театры. Но чтобы это были театры не на 1000 мест, а вот к ним ходит 20 человек, вот на 20 мест театр. А зачем ему больше? Ему же больше не надо, если ходит 20 человек. Я вот задаю вопрос. Или неправильно? Или, а зал все равно должен быть на 1000 мест. Вот как ты считаешь? Просто скажи мне.
К. ЛАРИНА: Жалко так всех. Мне сейчас стало всех ужасно жалко.
Л. ТРУШКИН: А публику?
К, ЛАРИНА: Я сейчас вспоминаю советское время, тогда нам продавали в нагрузку многие театры. Помнишь?
Л. ТРУШКИН: Да. Это да.
К. ЛАРИНА: Кстати, тот же театр на Малой Бронной уже без Эфроса, он как раз шел среди тех, которые нагрузку продавали.
Л. ТРУШКИН: Но когда давали билет в нагрузку, ведь не говорили, что туда не ходят, потому что художник там гениальный.
К. ЛАРИНА: Нет, конечно. Они никак, ничего не говорили.
Л. ТРУШКИН: А сейчас если не ходят, то художник гениальный. А если ходят. Вот знаешь, как про меня написали? "А что говорить о Трушкине, - написали а Питере, - если у него даже на Вишневом саде аншлаги". Т. е. это такой позор. Я клянусь тебе. Я просто я читал это и не верил своим глазам. Это позор. Когда у тебя аншлаг. Это значит ну ты уже ниже плинтуса.
К. ЛАРИНА: Нет, ну, сейчас все-таки другое время. Ну, что это.
Л. ТРУШКИН: Да, это было в 90-е годы. Вот такое вот я про себя прочитал.
К. ЛАРИНА: Я все-таки тоже так радикально не могу судить. Я сейчас пытаюсь какие-то примеры привести более близкие сегодняшнего дня. В конце концов, аншлаг возьмем не театр на Малой Бронной, не театр Антона Чехова, чтобы не говорить о присутствующих. Ну, взять там Московский художественный театр под руководством Олега Павловича Табакова. У него аншлаг на абсолютном ситкоме "Номер 13". И аншлаг на "Белой гвардии",
Л. ТРУШКИН: Ну, замечательно.
К. ЛАРИНА: Да я считаю, элитный абсолютно спектакль, но аншлаговый.
Л. ТРУШКИН: Ну, замечательно.
К. ЛАРИНА: Наверное, разная публика. А, может быть, одна и та же.
Л. ТРУШКИН: Ну, замечательно. Нет, а просто не думаю, что человек, который читает? я не знаю, тоже, чтоб никого не обидеть. Но человек, который смотрит Куни, и человек, который смотрит Булгакова, это может быть один и тот же человек. И он может получать удовольствие, слушая? Мы можем пить коньяк и можем пить пиво в разное время.
К. ЛАРИНА: Потому что это талантливо сделано.
Л. ТРУШКИН: Конечно. Вопрос только качества продукта. А не его названия, не его жанра. Вопрос качества. У нас же комедии просто стала позором априори. Это вообще неприлично комедия. Это нечто такое низкое. Слушайте, ребята, да хорошая комедия это замечательно, так же, как хороший мюзикл, или хорошая психологическая драма.
К. ЛАРИНА: Т. е. резюмируем. Т. е. все-таки мы отдаем, кому право судить? Зрителю? Скажи мне.
Л. ТРУШКИН: Я думаю, что в одни руки нельзя это отдавать. Как и все надо это дифференцировать. Я думаю, что есть чиновники от культуры. Есть критики, есть публика. Я думаю, что вот правда, она гуляет между тремя этими инстанциями.
К. ЛАРИНА: Но ведь как говорят многие слушатели. Ну, ведь кто-то должен отрегулировать. Кто-то должен объяснить бездарности, что она бездарность. А кто-то должен помочь поддержать талант. Кто? Кто этот человек? Должны же быть худсоветы, цензура. Что-то же должно быть.
Л. ТРУШКИН: Цензура - это опасная вещь. Вообще говоря.
К. ЛАРИНА: Госприемка. Это же ты застал это время, когда люди приходили из министерства культуры и смотрели спектакли. И они судили.
Л. ТРУШКИН: Да, и это плохое время. Потому что люди приходили. И потому что идеология была.
К. ЛАРИНА: Потому что продукт, как ни крути, там есть критерии четкие. У колбасы есть четкие критерии. Ну, и срок годности.
Л. ТРУШКИН: Ну, у театра тоже есть.
К. ЛАРИНА: А здесь разве есть критерии? Нету. Есть?
Л. ТРУШКИН: Ну, они субъективные, как у колбасы. Кто-то не любит копченую колбасу категорически.
К. ЛАРИНА: Вот ты, ты не любишь Тарковского. Это не значит, что?
Л. ТРУШКИН: Абсолютно, никогда в жизни?
К. ЛАРИНА: Если ты имел в жизни право принимать решения, ты бы сказал: а вот этого уберите, я его терпеть не могу.
Л. ТРУШКИН: Никогда в жизни. Конечно. Ну, конечно. Ну, конечно. Конечно, нет. Так же, как я бы не сказал, вынесите, пожалуйста, из Эрмитажа весь кубизм, потому что я его не люблю.
К. ЛАРИНА: И повесьте Дейнеко.
Л. ТРУШКИН: Да, тоже, кстати, очень неплохой художник, на мой взгляд.
К. ЛАРИНА: "Тачанка-ростовчанка"?
Л. ТРУШКИН: Почему? Дейнеко не только это, это еще и классика.
К. ЛАРИНА: Не спорю, не спорю, знаю.
Л. ТРУШКИН: Ну, как китайцы говорят: все цветы должны цвести?
К. ЛАРИНА: Но не за счет меня, чтоб мои интересы?
Л. ТРУШКИН: Просто я хочу понять, вот до какой степени я своими налогами должен финансировать. Вот сколько гениев живет в Москве? Я хочу знать. Просто вот сколько? Сейчас получается, что их порядка там?
К. ЛАРИНА: 150.
Л. ТРУШКИН: Да, ну многовато. Даже для такого мегаполиса. Вот, скажем, реформа, мне кажется, которая сейчас принята уже, насколько я знаю, а мне кажется, что там есть хороший вариант. Там есть автономное учреждение. И я думаю, что пойти вот в это плавание это рискованно, но честно. Я бы, вот если бы от меня зависел этот выбор, я бы выбрал такую жизнь. Потом никто не знает, когда ты заканчиваешься. А публика тебе скажет. А так и умрешь в полном непонимании, кто ты есть. Ты уже давно не тот, а ты все думаешь, что ты тот. Потому что окружают тебя твои друзья, которые то ли думают, что ты тот же, то ли не хотят тебя огорчать. Понимаешь.
К. ЛАРИНА: Вообще, театр, конечно, в этом смысле самое такое консервативное искусство. Сложнее всего справиться.
Л. ТРУШКИН: Смотри. Президент имеет два срока. И все.
К. ЛАРИНА: Да.
Л. ТРУШКИН: А в театре пожизненно.
К. ЛАРИНА: А как? Вот как? Кто должен сказать, ты правильно сейчас поставил вопрос. А кто должен сказать тебе, ну, не тебе, а абстрактному?
Л. ТРУШКИН: Знаешь кто? Учредители. На самом деле, учредители. Вот, например, я знаю, как в Венской опере. Там на 3 года контракт. Потом если захотят, продевают еще на 3 года. А не захотят, не проделают, и нет никакой трагедии. Ну, это нормально. Это практика. Это, на самом деле, традиция. Это очень важно. У нас традиция умереть на сцене. Вот традиция, вот в 150 лет на сцене умереть. Это традиция. И, конечно, ее ломать трудно. Конечно, это болезненно. И кто возьмет на себя это. Я бы не взял. Но здравый смысл мне подсказывает, что по отношению к себе, я бы хотел, чтобы публика мне сказала: спасибо, Вас больше не надо.
К. ЛАРИНА: Так она так и говорила. Но, подожди, ну, вот, например. Андрей Александрович Гончаров, Царствие ему Небесное. Выдающийся наш театральный?
Л. ТРУШКИН: Абсолютно выдающийся.
К. ЛАРИНА: Художник. И уже не секрет, что последние там лет надцать, он уже не мог ничего творчески поставить. Хотя пытался честно пытался, но ?
Л. ТРУШКИН: До последнего дня.
К. ЛАРИНА: Но вышло, кончилось что-то. Бог отнял, ну, что делать. И что получилось? Публика не доила в театр, не смотря на такое количество звезд, великолепных актеров, аншлагов не было.
Л. ТРУШКИН: Не было.
К. ЛАРИНА: Но ведь он же все равно не ушел. Артисты старели рядом с ним.
Л. ТРУШКИН: Совершенно верно, сколько поколений. Сколько поколений так и не поняло, кто они. И виноват Андрей Александрович? Нет.
К. ЛАРИНА: Нет.
Л. ТРУШКИН: Виноваты артисты? Нет. Кто виноват? Я не знаю, как ответить на этот вопрос. Я только знаю, что отвечать на него надо. Вот это я знаю. И скажем, вот я, наверное, никогда не мог бы быть чиновником. Потому что я не мог бы принять такое решение. А принять его надо. Вот если бы речь шла обо мне, я бы сказал: ребята, вот у меня просьба. Вот когда вот будет так. Ну, просто по цифрам, заканчивайте со мной контракт. Я не обижусь. И подписать это на берегу. Потому что, наверное, трудно, не был вот в ситуации, когда?
К. ЛАРИНА: Невозможно это. Вот будет тебе там через 40 лет посмотрим, что ты скажешь.
Л. ТРУШКИН: Если я доживу просто, то, конечно, настанет момент обязательно, когда я уже не смогу просто не будет получаться.
К. ЛАРИНА: Ну, у каждого свой ресурс.
Л. ТРУШКИН: Скорее всего, я буду цепляться за это. Значит, должен существовать механизм, который не даст мне такой возможности. Понимаешь, это не художники должны делать.
К. ЛАРИНА: А кто? Министр культуры?
Л. ТРУШКИН: Это должны делать чиновники. Конечно.
К. ЛАРИНА: Потому что у нас, видишь, либо ты главный режиссер?.
Л. ТРУШКИН: Это должны делать правительство?.
К. ЛАРИНА: Либо ты на пенсию 3000 рублей в нищету, в задницу.
Л. ТРУШКИН: Это другой разговор, но я тебе скажу, что если правильно организовать это дело, то можно вполне достойную пенсию обеспечить театром, в котором ты работал. Вот работой этого театра. Вполне. Для этого должен прийти человек, который будет делать продукт, который будет продаваться.
К. ЛАРИНА: Очень трудно, то, что уже ушло навсегда, это я думаю, что ты не будешь со мной спорить, если говорить о том театре, который мы застали. Это, так называемый, авторский театр, репертуарный. Это когда театр, там театр Эфроса, или театр Любимого, который существует, потому что Любимов работает. Вот, кстати, пример. Да, вот сколько ему лет? 90 лет исполняется? У него аншлаги. Он нашел общий язык со временем. С молодыми актерами. Он сумел это сделать. Значит, в нем есть этот ресурс.
Л. ТРУШКИН: Честь и хвала. Вопрос же не возраста, вопрос не цифры. Вопрос факта. Вопрос не цифры. Но если, даст Бог, в 150 лет Юрий Петрович будет продолжать иметь успех, честь ему и хвала. И дай ему Бог. Вопрос же не в том, что подвиньтесь. Молодые пришли. Я же не об этом говорю.
К. ЛАРИНА: Да, и молодых то нет. Как-то никто пока не двигает.
Л. ТРУШКИН: Нет, есть, к счастью.
К. ЛАРИНА: Есть?
Л. ТРУШКИН: Я надеюсь, да, что одного вот?
К. ЛАРИНА: Ну, мы сегодня назвали, имя, во-первых, Константина Богомолова, которого стоит смотреть?
Л. ТРУШКИН: Да, я вот всем рекомендую пойти?
К. ЛАРИНА: Значит, "Театральный роман" в театр Гоголя.
Л. ТРУШКИН: В театр Гоголя, я очень рекомендую.
К. ЛАРИНА: "Много шума из ничего" когда выпускают в театре?
Л. ТРУШКИН: В конце апреля, 27 или 28 апреля. Я очень надеюсь, что это будет хорошая работа. Очень.
К. ЛАРИНА: И очень интересная его работа идет в театральном центре на Страстном "Муми-Тролль и комета"
Л. ТРУШКИН: Ну, слышал очень хорошие слова очень. Вообще, я прошу обратить внимание тех, кто мне доверяет, на эту фамилию. И внимательно отнестись.
К. ЛАРИНА: Ну, а мы отправимся на премьеру к Трушкину к Леониду в театр на Малой Бронной, на спектакль "Русский джокер". 16-го числа премьера. Не забудьте почитать газеты на следующее утро. А критика особенно любит Трушкина почему-то.
Л. ТРУШКИН: Да, это правда, у нас взаимно это?
К. ЛАРИНА: Да, так что будет много интересного.
Л. ТРУШКИН: Да, да.
К. ЛАРИНА: А ты зовешь критиков на спектакли? Или говоришь: вот этого, чтоб никогда не было.
Л. ТРУШКИН: Всех пригласить. Вот всех, кого приглашают традиционно, вот всех и приглашать. Пусть пишут. Ну, я ведь знаю, что кому я не могу понравиться ни в каком виде. Даже если я поставлю спектакль их мечты, если будет написано "Трушкин", будет разгром. Ну, знаю это. Но меня, честно говоря, давно уже это не смущает.
К. ЛАРИНА: Как в этом фильме, где ты играл "Зависть богов", да? Что "Лолита", что автор Бонч-Бруевич.
Л. ТРУШКИН: Да, да.
К. ЛАРИНА: Спасибо большое. Леонид Трушкин, гость сегодняшнего эфира.
Л. ТРУШКИН: Спасибо.
К. ЛАРИНА: Которому я желаю ни пуха, ни пера.
Л. ТРУШКИН: К черту.
К. ЛАРИНА: И до встречи, пока.
Л. ТРУШКИН: До встречи, пока.
Ксения Ларина
12.03.2007
http://mbronnaya.theatre.ru/
