За политическими тревогами осени отходит на второй план столетие начала Первой мировой войны. В том, как мы отметили эту дату, было немало заслуживающего добрых слов. Воинский подвиг наших дедов и прадедов сегодня более зрим, уважаем, памятен. Казалось бы, всё хорошо и можно двигаться дальше по пути восстановления фактов и исторической правды в оценке событий тех лет. Но сказать так не получается. Мешает оскомина от всепроникающей политической конъюнктурщины, запустившей свою ржавчину и в этот разговор с прошлым.
Как человек своего поколения я хорошо понимаю, насколько идеология присутствовала в советских оценках Первой мировой. Со школьной скамьи нам было известно, что многие полководцы Красной Армии времён Гражданской и Великой Отечественной отличились и в сражениях 1914 - 1917 гг., но доблестные дела тех, кто встал в ряды Белого движения, замалчивались. На первое место выдвигалось их сотрудничество с внешними врагами России - будь-то с немцами, либо с бывшими союзниками, превратившимися на несколько лет в интервентов и на долгие годы - в лютых ненавистников нашей страны.
Характерен пример А.И.Деникина, о котором мы знали как о человеке, с одной стороны, отказавшемся сотрудничать с германскими нацистами, но и, с другой, дававшем уже после войны, незадолго до своей смерти, советы Г.Трумэну по способам новой военной и политической агрессии Запада против СССР. Соответствующим было и наше отношение к персонажам типа Краснова, Шкуро, Доманова. На Руси ведь не зря говорится, что венцом любого дела, и уж тем более жизни, является их конец.
Всё это, рассуждая о политике формирования исторической памяти, надо иметь в виду, но корень отсутствия чёткости в трактовках сути Первой мировой мне видится в другом. Советские историки немало потрудились, подводя аргументацию под определение той войны как империалистической, и имели для того немалые основания. А вот её имперское определение как войны отечественной оказалось шатким.
Если максимально заобщить мою мысль на этот счёт, то можно сказать, что обоснование любой войны как отечественной в сугубо геополитических категориях - а именно таким по преимуществу был подход русских политиков и публицистов и до 1917 года, и в эмиграции - невозможно. Нужны цивилизационные основания.
Другими словами, можно и нужно было говорить в 1914 году о подъёме духа и объединительном движении, которые война с Германией вызвала в русском народе, но явно не достаточно было объяснять этот подъём ссылками лишь на то, что немцы у нас "в высшей степени нелюбимы" и являются "извечным врагом".
Народное чувство не обманешь, а российская элита не то чтобы не хотела сказать народу - она и самой себе не смела признаться в том, что германская политическая традиция относит русский и другие народы России, включая, конечно же, и их элиты, к числу людей второго сорта, низшей расы.
Причём такой подход не был прерогативой лишь пангерманцев или немецких национал-либералов: пренебрежительное отношение к России и русским было свойственно и Марксу, и Энгельсу, и Либкнехту, и многим другим немецким левым. Неудивительно поэтому, что в июле 1915 года около полутора тысяч немецких интеллектуалов обратились к рейхсканцлеру с расистским по своей сути меморандумом, требовавшим новых территориальных захватов для обеспечения "роста" нации, онемечивания захваченных земель, выселения славян, создания барьера от "славянской опасности". То есть идеями, положенными потом в основу своей политики Гитлером.
Здесь можно было бы перейти к критике советского подхода, который настраивал нас на отношение к Гитлеру и гитлеризму как к ужасному отклонению в европейской политической традиции, в то время как надо было говорить о них как о квинтэссенции исконной западной политики "дранг нах остен". Эта политика продолжается и сегодня.
Но наша тема - Первая мировая, и, говоря о ней, мы не можем уйти от ответа на вопрос, из-за кого же всё-таки Россия "не получила своё место в числе победителей". Из-за большевиков с Октябрьской революцией и Брестским миром, как нам пытались "объяснить" в августе? Или из-за отдавшего себя экономически, политически и культурно на откуп Западу большинства российской элиты? И ещё: как могло получиться, что русская армия и русский флот, которых государь Александр III называл единственными союзниками Российской Империи, в течение четверти века превратились, по сути дела, в её врагов?
Для меня ответ на эти вопросы очевиден. Более того, он является определяющим в подходе к сегодняшнему новому противостоянию России с Западом.
Именно российский капитал завершил веками формировавшееся разделение русского народа на "элиту" и тех, к кому эта "элита" относилась как к людям второго сорта. Именно капитал сначала втянул Россию в русско-японскую войну, а потом привёл её к известному концу. Именно он и его ставленники в политике начиная со второй половины XIX века перевели расшатывание традиционных устоев России на новый, более "высокий", уровень. Именно они не дали помочь сербам на Балканах в 1912 году, хотя "не дав втянуть себя" в войну тогда, Российская Империя лишь предоставила нашим противникам два лишних года, чтобы укрепить свои позиции и ухудшить наши. Именно они сделали снабжение армии в 1914 - 1917 годах не делом чести и совести, а способом увеличения своих прибылей. Именно они вместе со своими западными партнёрами-патронами стали соучастниками заговора по свержению Николая II и окончательному уничтожению русского самодержавия. Именно они руками Временного правительства довершили развал страны и армии.
О каком "участии России в победе" можно было говорить с такой властью, армией, экономикой? Если бы наша страна в 1945 году была в таком же состоянии, как в 1917-м, то англосаксы отобрали бы у нас и эту победу. Но Советское государство оказалось большинству народа гораздо ближе и дороже.
Большевики, как мы помним, довольно быстро отвоевали отданное в 1918 году. Насколько нынешние их критики готовы возвращать отданное Западу в 1991-м?
Михаил Демурин. Статья написана для "Литературной газеты"
