Адмирал запаса ВМФ Норвегии Уле Стейн, профессор шведского национального колледжа обороны Нильс Мариус, профессиональные военные историки, бывшие высокопоставленные офицеры, писатели, журналисты Знакомивший с ними руководитель делегации, историк из университета Осло Макс Хермансен тоже в прошлом был морским офицером.
Наши историки по части воинских званий в прошлом и настоящем гостям почти не уступали, а по уровню научных докладов, которые прозвучали за два дня, похоже, далеко обошли зарубежных соседей. На встречу, организованную в Мурманске по инициативе и при спонсорском обеспечении норвежцев, пришли представители Северного флота, научные сотрудники флотского музея, ученые из государственного педагогического университета, энтузиасты исследований военных событий на Севере. Но "артиллерией" главного калибра стали приглашенные на исторический форум профессор Поморского университета доктор исторических наук Михаил Супрун и начальник отдела военной статистики Института военной истории Министерства обороны России, кандидат исторических наук полковник Мирослав Морозов.
Норвежское исследовательское общество военной истории еще в стадии брожения и становления, хотя уже объединяет около 110 человек. Видно, этот количественный рост и побудил норвежцев к поиску нового качества своей деятельности, и они повернулись лицом на восток, к соседям. А может, причина такого интереса и желания с нами сотрудничать в исследовании во многом объединяющего нас прошлого (даже несмотря на членство в НАТО страны-соседки) более прагматична? Мы хоть и спорим по поводу сфер влияния в Арктике, но уже очевидно, что природные богатства северного морского шельфа в одиночку не освоить, надо объединять усилия, партнерствовать. А для этого нужно лучше понять друг друга. И здесь без знания общей истории никак не обойтись. Но при этом возникает вопрос: на какой основе - объективно-исторической или дипломатически-комплиментарной - исследовать свое прошлое?
Наверное, эти соображения брали в расчет и наши соседи, отправляясь в Мурманск. Мне кажется, в своих ожиданиях они не ошиблись.
Противоборство коалиций
Тон дискуссии на форуме задал профессор Михаил Супрун, всесторонне рассмотревший проблему ленд-лиза, северных конвоев в стратегии военного сотрудничества в годы Второй мировой войны.
За конкретными фактами, частностями боевых операций в рамках антигитлеровской коалиции есть принципиальные вопросы, ответы на которые искали и еще будут искать историки всего мира. Почему не в 1942 году был открыт второй фронт против фашистской Германии на Западе? Почему ни одна из противоборствующих сторон не решилась применить химическое оружие? По мнению Михаила Супруна, только анализ коалиционного характера самой масштабной из войн в истории человечества позволяет дать ответы на эти и другие важные вопросы.
Слушая докладчика, подумал: мы все-таки, особенно поколения, пожившие при советском режиме, и сегодня оцениваем действия лидеров великих держав больше эмоционально-идеологически, чем по их прагматической сущности. Английский премьер Уинстон Черчилль иначе и не воспринимается как ярый противник второго фронта, делавший ставку на взаимоуничтожение СССР и Германии в их прямом противостоянии. Теперь для нас выясняется, что его действиями руководила более глубокая логика.
Именно им была разработана стратегия действий антигитлеровской коалиции, имевшая под собой серьезные рациональные основания. Нам война начала сороковых годов представляется советско-германской, а ведь были африканский, азиатский и тихоокеанский театры военных действий и, что, вероятно, серьезнее - потенциальные угрозы мощных союзников Германии, таких как Япония. Если бы не удавалось их сдержать, неизвестно, куда бы повернула эта мировая война. Притом Черчилль и его советники однозначно заявляли: Германия - первый враг и европейский театр военных действий - главный. Но проводили свою линию на борьбу с лидером коалиции противника очень своеобразно-расчетливо, что и получило название "стратегии непрямых действий".
Суть ее проста: создать кольцо-удавку блокады вокруг Германии по Ближнему Востоку, Африке, Скандинавии, усилить его бомбардировками противника, карательными экспедициями, постепенно обостряя недовольство самого немецкого народа, в конечном итоге и свергающего Гитлера и его режим. Стратегия, как еще ее называют, периферийной войны, конечно, отвечала национальным интересам Велико-британии с ее гигантской колониальной империей. В то же время изматывание противника ослабляло его в противостоянии на советско-германском фронте, и главное - в этой стратегии огромная роль отводилась северным союзническим конвоям, которые непрерывно поставляли жизненно необходимую в войне помощь СССР.
Интересно, что конвои рассматривались и как сегмент удавки Германии в Арктике, и одновременно как приманка для немецких Кригсмарине, которых во что бы то ни стало нужно было выманить из скандинавских фьордов и разгромить. Теперь историками подсчитано, что военно-морской флот Британии, действовавший в северных широтах, значительно, в разы превосходил немецкий.
Как видим, война - вещь циничная, но оправданная с позиции каких-то отдаленных главных целей. Признавали справедливость позиции, выработанной Черчиллем, США, признавал и СССР еще на первых союзнических конференциях - Атлантической, Вашингтонской, Касабланкской. При такой стратегии вопрос открытия второго фронта в Европе просто не брался в расчет.
С позиции современных исследований помощь СССР, шедшая по северному коридору в рамках ленд-лиза, становилась ко всему прочему цементирующим звеном всей коалиции. Впрочем, ленд-лиз как фактор стратегии тоже претерпел изменения. Во второй половине 1941 года, когда США формально в мировой войне не участвовали, в СССР северным путем было поставлено 154 тысячи тонн грузов - 43 процента всех поставок, и это позволило во многом покрыть потери советской промышленности. Важно подчеркнуть, что и в начале войны, и ближе к ее концу большая часть грузов ленд-лиза была невоенного характера.
В то же время нельзя недооценивать и моральный фактор поддержки. Михаил Супрун процитировал Наполеона, заявлявшего, что моральная поддержка на войне в три раза важнее, чем материальная. Немцев просто убийственно шокировало появление в воздухе самолетов, на фюзеляжах и крыльях которых поверх американской звезды была нанесена советская, красная
А президенту Франклину Рузвельту после холодного шока поражения американского военно-морского флота в Перл Харборе принадлежит по-своему гениальное изобретение, которое еще сильнее сцементировало антигитлеровскую коалицию. Оно получило название "концепции пула", просуществовавшей до конца 1943 года. По предложению Рузвельта помощь, выделяемая всеми странами коалиции, собиралась, образно говоря, в один котел и использовалась там, где в данный момент она была всего нужнее.
При этом были четко поделены сферы ответственности в войне каждой из ведущих держав антигитлеровской коалиции. США несли основную ответственность за экономическое обеспечение сражающихся. Великобритания отвечала за глобальные действия на море, Китай - на суше, а СССР предназначалось удерживать восточный фронт с Германией - наиболее существенную часть ее удавки. В рамках этой стратегии в период с начала 1942-го и по начало 1944 года 288 транспортов в составе северных конвоев доставили в СССР 1 миллион 600 тысяч тонн грузов, или 39 процентов всех поставок нашей стране. Для наглядности такие данные: четверть груза составляло продовольствие - его хватило бы на содержание 10-миллионной армии в течение 440 дней.
С конца 1943 года концепция пула сливается с концепцией кооперации. Это прообраз нынешней концепции глобализации, конечной целью которой союзники видели втягивание СССР в мировую экономику и политику. Создаются основные всемирные организации, в первую очередь ООН, и всемирные банки. Меняется и характер войны в Европе: вопрос открытия второго фронта встает в повестку дня. А вот значение северных конвоев становится второстепенным. В 1944-1945 годах ими было доставлено в СССР всего 22 процента от общего объема грузов союзнической помощи, хотя в абсолютных цифрах объемы поставок больше, чем в начале войны.
Американцы были настолько захвачены идеей сделать СССР глобальным мировым партнером, что не жалели ничего. Выделяли все, что запрашивал Советский Союз, и готовы были поставить в два раза больше грузов, но не хватало судов. Сейчас выяснился невероятный, казалось бы, факт: по ленд-лизу в СССР поступила часть элементов, необходимых для создания атомной бомбы.
Кто знает, если бы ответила наша страна в полном объеме на эти сигналы к глобальному сотрудничеству, возможно, мировое послевоенное устройство имело бы иной характер. И смены "горячей" войны на "холодную" не произошло. Но в любом случае 17,5 миллиона тонн грузов, поставленных союзниками в СССР за годы войны, это весомый вклад в нашу победу.
Сегодня важно и то, что об этом говорит своим западным коллегам именно российский историк. В кулуарах форума мне довелось услышать мнение, что Супрун встал на позицию западных военных историков. Но, думается, не в том дело, чьей позиции отдать предпочтение, а в соответствии взгляда реальным фактам и событиям. В этом смысле историкам и краеведам наших стран всегда будет чем обогатить друг друга. И норвежцы оптимистично заявили, что следующую совместную встречу они готовы провести у себя в будущем году.
Неизвестная война на Севере
Другой важный вывод, который можно было сделать по итогам форума военных историков в Мурманске, касался боевых действий непосредственно на северном участке Карельского фронта. Оказывается, что силы советских войск по многим компонентам не только не уступали фашистским, но даже значительно превосходили их, причем с самого начала боевых действий. Вывод парадоксально неожиданный, отражающий новые, современные представления о войне на Севере и в Арктике.
Более 15 лет изучает события воздушной войны в Заполярье мурманский историк-энтузиаст Юрий Рыбин. По его данным, соотношение советских истребителей к немецким было 5:1 в нашу пользу. По бомбардировщикам это соотношение было примерно равным. На начало боевых действий наш противник располагал всего 20 "мессершмиттами-109", а один лишь 145-й полк, расположенный в Шонгуе под Мурманском, имел 56 истребителей И-16. Квартировавшийся там же 147-й полк имел в своем составе 34 истребителя И-153 и 19 типа И-15 бис. Причем наши фанерные шестнадцатые "ишачки", вооруженные двумя 20-миллиметровыми пушками и двумя пулеметами, по силе залпа превосходили МЕ-109. Оттого советские летчики любили ходить в лобовые атаки, да и в маневренном бою превосходили противника. Но вопреки распространенному мнению, воздушных боев как таковых в небе Заполярья почти не было: немцы предпочитали избегать их, а если и атаковали, то старались действовать внезапно, из-за облаков. Был и еще плюс у советских И-16: двигатель на них устанавливался столь массивный, что даже попадание снаряда не всегда выводило его из строя. А вот 109-й "мессершмитт", случалось, погибал от пули, угодившей в двигатель.
И все-таки, уже по данным Мирослава Морозова, советская авиация, как правило, несла больше потерь, чем немецкая. То же подтверждает и Михаил Супрун: всего на Севере было потеряно около пяти тысяч самолетов, из них примерно три тысячи наших, включая и союзнические машины. А что роднит и тех и других - небоевые потери были сопоставимы с боевыми. По другим данным, у обеих сторон небоевые потери доходили до 60 процентов. Такой ущерб наносил третий "участник" боевых действий - тяжелый и коварный заполярный климат.
Здесь, на Севере, ни та ни другая сторона не сумели воспользоваться фактором внезапности начала войны, хотя попытки были. Как известно, боевые действия на Кольской земле начались только через неделю после 22 июня 1941 года. До того, 25 июня, по приказу из Москвы советские летчики должны были нанести удары по немецким аэродромам, но вылеты оказались безрезультатными - самолетов противника в местах базирования не оказалось. В конце того же дня немецкие самолеты пытались атаковать аэродром бомбардировщиков в Африканде. И тоже безуспешно - помешала погода. Как видим, ни у той, ни у другой воюющей стороны еще не была налажена разведка. Потому 27 июня немцы понапрасну бомбили пустой аэродром в Мурмашах, тогда как в соседнем Шонгуе базировалось около ста советских самолетов.
И лишь 28 июня немецкий удар по морскому аэродрому в Ваенге принес первые большие потери: уничтожили 6 и повредили 18 советских самолетов. Это был урок нашим летчикам: авиацию рассредоточили и замаскировали.
На море действия кораблей Северного флота тоже получают сейчас более уточненную оценку. По мнению Мирослава Морозова, блокировать действия немцев на море нашему флоту не удалось, но сдержать значительные силы Кригсмарине получилось. С 1941-го по 1944 год немцы были вынуждены в шесть раз увеличить состав своего военного эскортного флота, хотя и потеряли при этом 40 судов.
В то же время во многом оправдала себя выбранная противником тактика постановки мин на морских коммуникациях - всего их было установлено четыре тысячи. 25 советских подводных лодок подорвались на них, причем в 17 случаях погибли вместе с экипажами. Для сравнения: немецкие корабли и самолеты смогли уничтожить только две советские подлодки.
Такова суровая правда о наших потерях в войне. Норвежские потери гораздо скромнее и связаны в основном с торговым флотом. Перед началом войны он был очень внушителен - около тысячи судов, на которых насчитывалось 35 тысяч моряков. И флот этот в основном спасся - благодаря тому, что был рассредоточен по всему миру. Противник потопил и повредил лишь около 50 норвежских судов. 3600 гражданских моряков и примерно тысяча военных погибли. Но ведь даже и одна смерть - трагедия невосполнимая
И не случайно один из норвежских участников встречи свое выступление начал словами, которыми стоит завершить этот рассказ:
- Я хочу выразить мое почтение и уважение советскому народу, который потерял в войне 27 миллионов людей.
Владимир БЛИНОВ.
"Мурманский Вестник" 18.07.2008
www.mbnews.ru
