Не представляет сомнения косвенная, но объективно стимулирующая, если не инициирующая роль, которую сыграли армия и ВПК в усилении азиатской ориентации российской внешней политики. Кризисное состояние ВПК и вооруженных сил, необходимость их реструктуризации, устремления военного бюрократического капитала - все это побуждало к расширению торговли оружием и военной технологией, а главный рынок этого "товара" (после утраты Восточной Европы) находился именно на Востоке. По данным СИПРИ, доля Азии в общем импорте обычных вооружений в 1996 году составила 48 процентов, а Ближнего Востока - примерно 25 процентов2. Для России эти рынки не были абсолютно новыми. Ведь именно в данных регионах находились главные импортеры оружия из СССР. Принципиальная разница заключалась, однако, в том, что в прежние времена СССР, как и США, в процессе поставок вооружений за рубеж руководствовались прежде всего военно-политическими и геополитическими соображениями. Теперь же на передний план выступили коммерческие интересы, хотя и геополитические соображения полностью сбрасывать, видимо, не следует.
"Росвооружение" сотрудничало с 51 страной мира, но главными импортерами российского оружия, как и прежде, оставались Китай и Индия, на которые приходилось до 70 процентов военного экспорта3. Программы военно-технического сотрудничества (ВТС) России с этими странами рассчитаны на ряд лет. Первый крупный военный контракт с Китаем был заключен еще при М. Горбачеве в конце 80-х, хотя первые поставки начались с конца 1992 года. С тех пор Китай уже получил 48 истребителей "Су-27-СК", 4 подводных лодки класса "Кило" и др. В 1996 году был подписан еще один крупный контракт на сумму 1 миллиард долларов. Россия предоставила Китаю лицензию на 15 лет по производству 200 истребителей "Су-27-СК" без права экспорта. Будет реализована крупная сделка по модернизации находящихся на вооружении КНР истребителей "МиГ-21". В конце 1997-го завершились переговоры о закупке двух эсминцев класса "Современный" и т.д.1
Самый крупный контракт (оцениваемый в 1,8 миллиарда долларов) с Индией был подписан в 1996 году. Он касался поставок 40 "Су-30 МК" (пока отсутствующих даже в российских войсках) и передачи технологий для серийного производства новой версии "Су-27" (после завершения поставок самолетов). В Индию (а также в Словакию) уже было поставлено 10 "МиГ-29", и сделан заказ на модернизацию 125 "МиГ-21". В начале 1998 года в Санкт-Петербурге состоялась церемония передачи девятой подводной лодки для Индии и стали близки к завершению трехлетние переговоры о продаже ей авианосца "Адмирал Горшков". На конец 1997-го общий объем контрактов, заключенных с этой страной, составлял около 8-9 миллиардов долларов2.
Среди традиционных клиентов России в Юго-Восточной Азии оставался и Вьетнам. В октябре 1993 года глава вьетнамского МИД провел в Москве переговоры о сохранении за Россией военно-морской базы в Камрани и после 2000 года (по истечении срока ныне действующего соглашения). В 1995-м Россия поставила Вьетнаму 6 истребителей "Су-27", а в середине 1997-го "Росвооружение" помогло Иркутскому авиационному заводу заключить контракт на поставку этой стране 4 "Су-27-УТ" (в начале декабря того же года было отгружено 2 самолета, но остальные два сгорели во время катастрофы военно-транспортного самолета в Иркутске б декабря 1997 года)3.
Летом 1994 года "Росвооружению" удалось совершить сенсационный прорыв в страну Юго-Восточной Азии, остававшуюся до того традиционной "вотчиной" западных оружейников. Речь идет о контракте с Малайзией на поставку 18 самолетов "МиГ-29" (на сумму 550 миллионов долларов). С тех пор ВТС с этой страной вылилось в создание совместного предприятия "Аэроспейстекнолоджи систем корпорейшн", которое в октябре 1997-го подписало с Московским объединением "МиГ", ВПК "МАПО" и "Росвооружением" соглашение на сумму 34,44 миллиона долларов о модернизации уже поставленных истребителей4. Следуя примеру Малайзии, и большинство других стран ЮВА (Сингапур, Индонезия, Таиланд, Филиппины и Мьянма) вступили с Россией в переговоры о закупке различных видов вооружений и военной техники и о ВТС, причем в некоторых случаях удалось заключить соответствующие соглашения1. Кроме того, ВПК "МАПО" поставило в 1998 году в еще одну (кроме Индии) страну Южной Азии - Бангладеш - 10 "МиГ-29"2. Еще одной сенсацией стало сообщение о предполагаемой закупке Японией экспериментальной партии "Су-27". В начале февраля 1998 года в Россию прибыла группа военных Управления национальной обороны (пилоты, авиатехник, офицеры) на 46 дней для обучения летательному мастерству на "Су-27"3.
Осваивает Россия и второй по значимости восточный рынок - Ближний и Средний Восток. Главными покупателями российского оружия здесь являются арабские страны (Кувейт, ОАЭ). В прошлом среди крупнейших импортеров оружия из СССР в 70-80-х годах числилась Сирия, но затем из-за накопившейся задолженности (по разным оценкам от 7,5 до 11 миллиардов долларов) сотрудничество прекратилось. В январе 1998 года в Сирию была направлена правительственная делегация для возобновления ВТС и создания постоянной комиссии по сотрудничеству. Последнее обстоятельство свидетельствует о появлении в этой сфере и геополитического аспекта. К тому же, Россия хочет сохранить за собой единственную оставшуюся в Средиземноморье военно-морскую базу Тартус. (Кстати, Сирия не требует от России платы за пользование этой базой4.) Продолжается ВТС России с Ираном по контракту, оцениваемому в 1 миллиард долларов. По соглашению с США Россия обещала не возобновлять поставки оружия Ирану после окончания срока действия этого контракта в 1999 году. Но международная ситуация может измениться: США сами давно уже ведут осторожную "пинг-понговую" дипломатию с Ираном5.
Безусловный интерес представляют предпринимаемые Россией попытки прорыва в одно из звеньев системы НАТО - Турцию. Россия стала активно участвовать в оружейных тендерах этой страны. Дается ей это не легко: сопротивление оказывают не только внешние силы (США и другие западные страны), но и определенные круги внутри самой России. Примером этого может служить скандал вокруг совместного проекта по производству в Турции боевого вертолета, оцениваемого в 3,5 миллиарда долларов. Россия предложила наиболее выгодные условия производства такого вертолета консорциумом с турецкой фирмой и с участием израильской корпорации (в проекте проявила также заинтересованность Украина). Но так как вертолеты планируется создавать на базе "Черной акулы" (Ка-50) и "Аллигатора" (Ка-52), завод-производитель ("Прогресс" в Приморском крае) возражает против налаживания такого производства в Турции. С сильным противодействием Запада столкнулся и успех России на другом, "танковом" тендере в Турции. Россия и здесь предложила вариант совместного производства этих боевых машин в Турции на базе
"Т-90-С". Общая стоимость проекта примерно 4,5 миллиарда долларов. Неудивительно, что тендер привлек внимание всех значимых производителей подобной продукции от США до Китая и Украины1.
На современном трудном этапе социально-экономического развития России торговля оружием является важным вспомогательным средством решения целого ряда задач. Вот некоторые из них.
Во-первых, она помогает поддерживать наиболее важные и перспективные отрасли и предприятия самого ВПК, переживающего глубочайший кризис2. При этом речь в некоторых случаях идет не просто о поддержании существующего производства, но и стимулировании НИОКР и даже возобновлении конверсионных программ на принципиально новой основе. В этом отношении весьма показателен пример ЗИДа (Завода им. Дегтярева), выпускающего различное стрелковое оружие, пулеметы, ракетные комплексы и т.п. Еще на раннем этапе конверсии он освоил выпуск мотоциклов, но вскоре производство практически заглохло (из-за дороговизны продукции, резкого сужения внутреннего рынка и других причин). Однако, встав на ноги при помощи торговли оружием, завод вернулся к идее конверсии и договорился с иранским дилером о совместной сборке мотоциклов в Иране (до 10 тысяч штук ежегодно). Этот же завод в порядке конверсии освоил новую для себя продукцию - обогатительные установки для ядерного топлива на АЭС, которая стала прибыльной после подписания ряда соглашений о строительстве АЭС в Китае3.
Во-вторых, торговля оружием помогает развязать некоторые сложные "узлы" в общем экономическом сотрудничестве с азиатскими и прочими странами, например решить проблему задолженности. Так, из разрекламированных "Росвооружением" 3,5 миллиарда долларов выручки за оружие и военную технику в 1996 году на самом деле лишь 2,1 миллиарда было получено собственно валютой. Еще 350 миллионов долларов Россия получила в неконвертируемой ("клиринг") валюте, и на 800 миллионов долларов оружия было поставлено в счет погашения прежних долгов иностранным государствам. На 1997 год была запланирована поставка оружия в счет погашения долгов на сумму 360 миллионов долларов. Подобные сделки "оружие за долги" уже реализуются с Южной Кореей, которой Россия поставляет танки ("Т-80У"), БМП-3, комплексы "Игла" и т.п. На заседании российско-китайской комиссии по ВТС в августе 1997-го также обсуждался вопрос о погашении задолженности России поставками вооружения1.
В-третьих, поставки вооружений содействуют расширению российского присутствия и на невоенных рынках стран Азии. Дело в том, что многие контракты сопровождаются обменом невоенной продукцией и технологиями. Подобная практика уже реализуется в сотрудничестве с Малайзией, Филиппинами и некоторыми другими странами. Причем делается это на взаимной основе.
ВТС с Россией приветствуется в подавляющем большинстве стран Азии. В отношении таких традиционных покупателей российского оружия, как Китай, Индия, Вьетнам или некоторые арабские страны, это понятно. Но благожелательное отношение к ВТС с Россией отмечается и в тех странах, которые десятилетиями были клиентами Запада, прежде всего США. Думается, для этого есть две главные причины. Первая - стремление к диверсификации источников получения вооружений, чтобы избежать односторонней зависимости от поставщика. Вторая - более сложная. Дело в том, что пока существовало биполярное противостояние двух "сверхдержав", США охотно поставляли (часто даже на безвозмездной основе) оружие этим странам. Сейчас же "союзные" страны в Азии и других частях света утратили для США прежнюю острую военно-геополитическую значимость. К тому же многие из этих стран постепенно превращаются в сильных экономических конкурентов. Вот почему власти США и некоторых других государств вспомнили вдруг о проблемах с демократией, о нарушениях прав человека в этих странах, что раньше нисколько не мешало Западу тесно сотрудничать с ними. Россия же предпочитает не вмешиваться во внутреннюю социально-политическую ситуацию в развивающихся странах (тем более что у нее самой "дома" непочатый край работы на этой ниве). И это - одна из существенных причин того, почему Россия является для стран Азии более удобным и более "понятным" партнером.
Однако не только торговля оружием служит важным фактором азиатской ориентации внешней политики России. Существует и другой, более широкий фактор стратегического характера - это потребность в интеграции российского ВПК в мировое ВТС. Многие эксперты в России считают, что на данном этапе западный ВПК не является тем главным каналом, через который могла бы реализоваться подобная интеграция1. Да и сам Запад не проявляет в этом отношении никакого энтузиазма. В общем и целом, он явно не желает участвовать в реструктуризации российского ВПК и остается ревнивым конкурентом России. Поэтому процесс интеграции идет главным образом на азиатском направлении. Тем более что и Азия далеко не всегда может рассчитывать на Запад в таком ВТС, на которое готова сегодня идти Россия (в плане организации совместных производств высокотехнологичной продукции, обмена технологиями и т.п.). Некоторые азиатские "тигры" уже проявляют интерес и готовность инвестировать в новейшие российские технологии2.
Проблема федерализма
В течение 90-х годов в структуре российской государственности складывался новый автономный компонент - регионы. Начало этому феномену положила борьба Б. Ельцина против М. Горбачева, в порыве которой Ельцин выдвинул перед регионами России весьма сомнительный лозунг: "Берите столько суверенитета, сколько сумеете переварить". В первый же год самостоятельного правления президенту пришлось "платить по векселям". Автономии стали требовать все большего суверенитета и все больших привилегий. Ельцину не удалось с помощью Федеративного договора (31 марта 1992 года) остановить парад суверенитетов. Более того, поскольку и в последующей борьбе с Верховным Советом президенту пришлось опереться на регионы, некоторые из них стали фактически требовать превращения России из конституционной Федерации в договорную. И в дальнейшем противоборстве с Думой Ельцин стал привычно опираться на регионы, "оплачивая" эти услуги субвенциями, различными льготами (налоговыми, экспортными квотами на сырье, добываемое на их территории, и т.п.). Все это оформлялось специальными (иногда секретными) указами или двусторонними договорами между РФ и регионами. Существенной опорой президентской властной вертикали были назначаемые губернаторы. Но в 1995-1996 годах под давлением регионов Ельцин начал одни за другими разрешать губернаторские выборы, пока в 1997 году они не приобрели всеобщий характер. Отныне губернаторы, ощутив собственную легитимность, стали более независимыми в отстаивании перед Центром своих позиций в вопросах распределения бюджетных средств, доли налоговых поступлений и т.д. В итоге Совет Федерации (СФ) из преимущественно декоративной верхней палаты Федерального собрания превратился в весьма самостоятельный центр силы и влияния. В России, таким образом, протекали два тесно взаимосвязанных процесса: постепенного ослабления партий и партийной системы и одновременного возвышения и усиления веса региональных лидеров. В стране сложилась несколько странная форма федерации, представляющая смесь элементов конституционного и договорного федерализма1.
Предоставление льгот и привилегий одной группе субъектов Федерации ("этническим" республикам) вызвало, естественно, недовольство остальных областей и краев. В качестве ответной реакции в них началось движение "суверенизации", выразившееся в проектах создания "Сибирской", "Уральской", "Енисейской", "Дальневосточной" и т.п. республик. Это не было проявлением сепаратизма и использовалось прежде всего как средство давления на Центр в целях получения дополнительных льгот и уступок. С 1996 года президент сам начал (впрочем, весьма избирательно) "уравнивать" субъекты Федерации, заключая двусторонние договоры, но теперь уже с областями. Однако полностью устранить противоречия между субъектами Федерации, конечно, не удалось. И на то были основательные экономические причины.
Дело в том, что в требованиях некоторых регионов о "равноправии" и равном отношении Центра ко всем регионам скрыто большое лукавство. Развитие регионов всегда отличалось сильной неравномерностью, и сегодня они объективно находятся в неравном положении. Из 89 субъектов Федерации только 10 являются донорами федерального бюджета, остальные - дотационные, то есть зависят от федеральной помощи или перераспределения средств через федеральный бюджет. Требование "равноправия" исходит прежде всего от недотационных регионов, не желающих финансировать развитие остальных территорий2. Но ведь последовательное выполнение этих требований означало бы развал государства. Есть тут и субъективный негативный момент. Пользуясь объективной необходимостью в перераспределении средств через федеральный бюджет и отсутствием какого-либо ясного законодательства о бюджетном федерализме, правительство действует вполне в советском духе: оно требует от регионов перечисления всех налоговых поступлений в Центр, а затем вынуждает регионы бегать по министерским коридорам, выпрашивая положенные им трансферты (финансовую помощь), средства для федеральных программ, осуществляемых на их территориях, а также средства из специального фонда финансовой поддержки. При этом, естественно, часты и злоупотребления. Так, фактический объем перечислений регионам в 1997 году в разных субъектах составлял от 30 до 90 процентов1. Вся эта система распределения средств держится в глубочайшей тайне (даже от соответствующих комитетов Государственной думы) и нередко используется для поощрения "послушных" и наказания "строптивых" регионов. (Такое оружие широко использовалось и во время недавних парламентских выборов.)
Во всем этом, а не в политическом сепаратизме, заключается главное противоречие между Центром и регионами. Некоторые политики и СМИ, выступающие с "патриотических" позиций, обвиняют регионы в подрыве единого экономического пространства и общероссийского рынка. Думается, однако, что такой подход не исчерпывает ответа на извечный российский вопрос: "Кто виноват?" Ведь прежде следует ответить: а есть ли что подрывать? Существует ли вообще общероссийский рынок? То, что можно было "подорвать", российские радикалы уже подорвали и разрушили в 1990-1992 годах, а то, что осталось, не может быть пока названо общероссийским рынком. До 1990 года существовал "Единый народно-хозяйственный комплекс" (ЕНХК), структура которого была во многом искусственной, экономически неэффективной, так как главные критерии, положенные в его основу, - удовлетворение потребностей ВПК и соображения военно-политической безопасности. Эта система худо-бедно функционировала в условиях административно-командного режима. Но режим этот был обвально разрушен, а идея поэтапной перестройки ЕНХК отвергнута радикалами. В итоге отдельные компоненты этой структуры, разбросанные по субъектам Федерации, оказались в изоляции и фактически бездействовали. Отсюда и глубокий структурный (а не просто экономический) кризис. За минувшие годы центральная власть продемонстрировала свое полное бессилие решить эту проблему. И вот теперь наиболее дееспособные, активные и благополучные регионы медленно, не всегда осознанно нащупывают подходы к сложному процессу формирования общероссийского рынка. Этот процесс находится на своих ранних этапах. Речь пока идет, главным образом, о формировании межрегиональных рынков, которые впоследствии сольются в единый российский рынок. Сначала регионы объединялись по географическому признаку в ассоциации. Но последние могли служить лишь инструментом выколачивания средств и льгот у Центра. Затем постепенно стали возникать межрегиональные объединения, в основу которых был положен экономический принцип разделения труда (например, группировка Москва - Ханты-Мансийск или созданный "Альфа-группой" и руководством Башкортостана альянс "ТНК (Тюменская нефтяная компания) - Башнефть").
Возникает вопрос о роли Москвы в этих процессах. Уже цитировавшийся Е. Строев на вопрос о его отношении к Москве ответил вопросом: "Что понимать под словом "Москва"?" Действительно, Москва в сегодняшней России выступает в своих трех "ипостасях": во-первых, это центр федеральной администрации, который пытается получить от регионов все, что возможно, и отдать им взамен как можно меньше и который фактически за последние годы оставил регионы на произвол судьбы. (Как образно выразился Строев, этот "московский котел давно уже ничего не варит"1.) Во-вторых, Москва - это самостоятельный субъект Федерации. В этом качестве Москва служит одновременно предметом зависти и образцом подражания для других регионов2. Но есть еще одна, третья Москва - это экономический центр нового российского бюрократического капитализма федерального уровня. Здесь сосредоточены все крупнейшие коммерческие банки, ФПГ, научно-технические и информационные центры. И именно этой Москве предстоит осуществить главную интеграционную функцию в России. Независимо от субъективных устремлений тех или иных представителей бюрократического капитала, объективные потребности бюрократического госкапитализма и особенно ФПГ толкают их на вовлечение регионов в будущий общероссийский рынок. Поначалу, когда финансово-торговая фракция бюрократического капитала попыталась с "большевистским натиском" покорить регионы, они оказали упорное сопротивление. (Яркой иллюстрацией здесь может служить история длительной, но безуспешной борьбы А. Чубайса с губернатором Приморского края Е. Наздратенко. СФ встал тогда грудью на защиту "непутевого", но все же своего члена "регионального коллектива".)
Быстро формирующийся бюрократический капитал регионального уровня, особенно усилившийся с появлением института выборных губернаторов (впрочем, в республиках этот процесс расцвел пышным цветом гораздо раньше), не захотел полностью упускать из рук контроль над "своими" природными ресурсами и отдавать все "федералам". Но в последнее время наметилась более гибкая компромиссная политика в отношении регионов. Нефтяные корпорации и крупные коммерческие банки (КБ) стали буквально наперегонки заключать генеральные соглашения о сотрудничестве с областями, краями и республиками. То есть наметилась линия на единение бюрократического капитала федерального и регионального уровней "вокруг общей выгоды". Разумеется, при этом федеральные корпорации и КБ, благодаря своим финансовым возможностям, ноу-хау, связям и т.п., просто "обречены" играть лидирующую роль в этом союзе.
В свете подобных тенденций представляются несколько наивными рассуждения некоторых ученых и специалистов на Западе относительно "демократии" в регионах, противостоящей "имперским устремлениям московской элиты", и основанные на таком анализе советы американской администрации оказывать помощь и поддержку регионам1. Если отмеченные выше тенденции окончательно возобладают (а дело, похоже, идет именно к этому), то тогда неверным окажется и вывод английского журнала "Экономист": "Распад маловероятен, но менее маловероятен, чем переворот или гражданская война"2. Вовлекаемые в большой "федеральный бизнес" регионы вряд ли станут думать об отделении или даже просто изоляции от Центра.
Видимо, соображения и опасения относительно сепаратизма регионов, звучавшие в течение ряда лет как за рубежом, так и внутри страны, сильно преувеличены, ибо основаны в большинстве случаев на внешних проявлениях активности региональных лидеров (их резких высказываниях в адрес Центра, межрегиональной активности и т.п.) либо на феномене Чечни, возникновение которого вообще связано с весьма специфическими этническими, историческими, социально-экономическими и другими причинами и потому не является характерным для остальной России. Ведь даже цитировавшийся уже "Экономист" отмечает, что, несмотря на всю суверенизацию Татарстана, завоеванное им право на собственную "внешнеполитическую политику" до сих пор дело ограничилось только торговым соглашением с Ираном и небольшими инвестициями из Малайзии3. То же можно было бы сказать и о Приморье с его вечно "бунтующим" губернатором Е. Наздратенко. В отличие от Татарстана Приморский край имеет прямые сухопутные и морские выходы в АТР, но и здесь не наблюдается пока никаких серьезных проявлений сепаратизма. Да и масштабы легального внешнеэкономического сотрудничества оставляют желать много лучшего. Очевидно, что подлинная интеграция российского Дальнего Востока в АТР (дело, жизненно важное для всей России) возможно лишь в тесной координации с усилиями федерального Центра.
1998: кризис псевдолиберальной модели
В марте 1998 года, когда В. Черномырдину казалось, что он сконцентрировал в своих руках почти все рычаги исполнительной власти и он уже явно предвкушал свое скорое президентство, Б. Ельцин нанес ему неожиданный и сокрушительный удар. Президентская администрация, недовольная стремительным возвышением Черномырдина, его возросшей самостоятельностью, склонила президента к решению об отставке правительства. Фактически этот акт знаменовал собой поворотный пункт в развитии России, после которого всеобщий структурный кризис, пребывавший до этого в полулатентном состоянии, перешел в открытую фазу. В последовавшие за этим четыре-пять месяцев стала предельно очевидной тупиковость той модели развития, которая сложилась за предшествующие годы. В социально-политической сфере перестал срабатывать излюбленный президентский прием сдержек и противовесов. Призрачная относительная стабильность была нарушена даже на высшем уровне самой исполнительной власти. Наметился раскол и деморализация в аппарате президентской администрации и даже в узком кругу ближайшего окружения президента. Вопреки стараниям Б. Березовского В. Юмашев "продавил" свою кандидатуру в премьер-министры - С. Кириенко. "Удобство" Кириенко для президента заключалось в его молодости, отсутствии достаточного политического опыта и "московских корней" (человек из провинции), объективной невозможности претендовать на президентство и т.п. 23 марта Ельцин назвал Кириенко кандидатом в премьеры, и через месяц Дума с третьей попытки утвердила его в этом качестве.
Главное, однако, заключалось в том, что в течение весны-лета 1998 года выявилась полная исчерпанность социально-экономической модели, объективно сложившейся в результате действий предшествующих правительств при активном содействии МВФ. Одной из основных составляющих этой модели была макроэкономическая стабилизация, под которой фактически понималась борьба с инфляцией любой ценой. Итогом стала весьма странная "рыночная экономика", в которой преобладающая часть промышленного производства оказалась выключенной из системы денежных расчетов и ушла в "тень" (даже по самым скромным подсчетам, бартер далеко превышал 50 процентов1, к этому следует добавить еще хождение суррогатных денег). Кредитная система оказалась оторванной от реального сектора и вместо выполнения своей главной функции - обслуживания этого сектора - служила (вместе с валютными биржами) механизмом перекачивания за рубеж значительной части стоимости, созданной в производстве. Все это явилось результатом созданной при содействии западных экспертов ультралиберальной модели организации российского валютного рынка. Подобная ситуация автоматически вела к неспособности государства собирать налоги и, как следствие, к росту бюджетного дефицита. А так как послушное следование инструкциям МВФ исключало возможность эмиссионного покрытия дефицита бюджета, то с 1995 года правительство перешло к исключительно заемному финансированию этого дефицита. Так началось строительство гигантской пирамиды ГКО, которая очень быстро из средства латания бюджетных "дыр" превратилась в мощный "насос", выкачивающий из бюджета средства (в том числе и полученные от международных финансовых организаций). Ускоренному росту пирамиды способствовало и то обстоятельство, что в 1996-1997 годах рынок ГКО был открыт Центральным банком России и для иностранных инвесторов, действовавших до того через подставные российские структуры.
Кириенко стал премьер-министром как раз в тот момент, когда чистая выручка от размещения ГКО оказалась на нуле, и с тех пор чистый отток финансовых ресурсов (в отличие от 1997 года) продолжался непрерывно, ежемесячно увеличиваясь на 5 миллиардов рублей. Накануне краха 17 августа 1998 года казна выплачивала по 1 миллиарду долларов в неделю по старым облигациям при полном прекращении реализации новых облигаций1. Если к этому добавить устойчивое снижение мировых цен на нефть, то легко понять, почему государство оказалось на грани полного финансового банкротства.
Создается впечатление, что поначалу Кириенко не совсем осознал весь драматизм ситуации. Гордо именуя свое правительство технократическим, он попытался стать над схваткой различных фракций бюрократической буржуазии, заговорил о промышленной политике, приступил к созданию Министерства промышленности и торговли и даже пригласил коммуниста Ю. Маслюкова возглавить его.
Однако кризис, охвативший Россию, зашел уже слишком далеко, а противоречия между главными социальными и политическими силами в обществе необычайно обострились. В этой чрезвычайной обстановке произошла новая перегруппировка сил. Представители крупного бюрократического бизнеса разделились на два лагеря, по-разному видевшие выход из кризисной ситуации. В одну группу (весьма условно ее можно было бы назвать группой "антизападной ориентации") входили те кланы бюрократической буржуазии, которые выступали против доминирующей роли МВФ и западных ТНК в определении тактики выхода России из кризиса и стратегии ее дальнейшего экономического развития. Это была большая, но разношерстная группировка. Сюда входили и российские "олигархи", просто не способные существовать и процветать без тех тепличных условий, которые создали им предшествующие правительства, и/или которые основывались исключительно на коррупционных связях с высшим чиновничеством, и корпорации ("ЛУКойл", "Газпром"), уже имевшие сильные позиции и достаточный опыт сотрудничества с западными ТНК, но стремившиеся сохранить свое главенствующее, в том числе и в партнерстве с иностранным капиталом, положение и получить новые привилегии от государства.
Конечно, абсолютного единства и сплоченности в этой группе быть не могло. Так, если экспортеры сырья были весьма заинтересованы в девальвации российского рубля, что могло бы принести им существенную прибыль далее в условиях снижения цен на мировом рынке, то для крупных финансистов девальвация угрожала смертельным исходом, так как подрывала их способность расплатиться по зарубежным кредитам, полученным в процессе активного соучастия в строительстве пирамиды ГКО. Но на данный исторический момент их объединяло именно стремление предотвратить дальнейшее развитие событий по "западному сценарию". В качестве неформального (и временного) лидера этой аморфной группировки выступал тогда Березовский.
Во вторую группу ("западной ориентации") входили те, кто считал необходимым следовать рекомендациям МВФ и готов был играть роль младшего партнера западных ТНК, в том числе и за счет интересов первой группировки. Безусловным лидером этой группировки был Чубайс.
Кириенко хотя и провозгласил официально политику нейтралитета по отношению ко всем фракциям бюрократического капитала, в действительности больше склонялся к сотрудничеству со второй группировкой, что, естественно, вызывало острое недовольство первой. Не обошлось и без открытого бунта: 22 июля 1998 года руководители шести нефтяных компаний (характерно, что среди них не было "Сиданко", контролируемой ОНЭКСИМ-банком) выступили с резким осуждением условий, на которых был получен очередной кредит МВФ. В своем заявлении они назвали экономическую политику международных финансовых организаций, выразившуюся, в частности, в усилении фискального давления на отрасли реальной экономики, "неразумной и безответственной", а газета, контролируемая Березовским, не остановилась даже перед откровенной угрозой "смести правительство" Кириенко1.
По мере приближения кульминации кризиса Кириенко откровенно взял курс на "западную ориентацию", и окончательное решение по "антикризисным мерам", объявленным 17 августа 1998 года, было принято при непосредственном участии Чубайса (чему предшествовали энергичные консультации с участием Гайдара, Дж. Сороса, руководителей финансовых ведомств США)1. На первый взгляд решение об одновременном дефолте и фактической девальвации рубля (хотя официально речь шла лишь о расширении рамок валютного коридора) должно было бы удовлетворить и экспортеров, и коммерческие банки, которым запрещалось выплачивать по своим зарубежным долгам. Но на самом деле все обстояло сложнее и хуже. Во-первых, дефолт был объявлен всего на три месяца, в течение которых банки все равно не могли решить проблему своей задолженности и по истечении которых большинство из них ожидало банкротство. А во-вторых - и это главное, - Кириенко с Чубайсом готовили коммерческим банкам и сырьевым магнатам "западный вариант" реструктуризации (санаций и банкротств). Накануне дефолта Чубайс открыто призывал иностранные банки участвовать в реструктуризации российского банковского сектора2. Вскоре и Б. Немцов поведал газете "Файнэншл тайме", что Кириенко собирался принять пакет жестких и радикальных реформ, на котором настаивали западные лидеры и который между прочим включал и банкротство политически влиятельных, но экономически слабых коммерческих банков и нефтяных компаний. Предусматривалось, что более сильные компании, включая западных кредиторов, могли бы взять контроль над ослабевшими фирмами3.
Разумеется, об этих планах стало известно лидерам противоположного лагеря. В результате Березовский при посредстве президентской администрации совершил еще один "переворот", добившись устранения Кириенко. Но, как и в марте 1998-го, операция удалась ему лишь наполовину: попытка вернуть во власть Черномырдина была сорвана Думой. И тогда Ельцин выдвинул на пост премьер-министра Е. Примакова в качестве спасательного компромисса и последней надежды на сохранение своего положения.
Утверждение Примакова в качестве премьер-министра сразу же привнесло в общество относительную политическую стабильность. Это было первое за последние годы правительство, пользовавшееся поддержкой не только президента и его администрации (которая была по ходу дела существенно обновлена: Н. Бордюжа сменил В. Юмашева и т.п.), но также Государственной думы и Совета Федерации и несомненной симпатией среди довольно широких масс населения (что неоднократно фиксировалось необычайно высокими рейтингами при опросах общественного мнения). Думается, это связано в первую очередь с тем, что впервые в руководство исполнительной власти пришел человек, не связанный с какой-либо фракцией бюрократического капитала и занимающий последовательно государственническую позицию. Таким образом, приход Примакова мог бы стать поворотным пунктом в дальнейшей эволюции России, если бы история отвела ему тот минимум времени, который был необходим для обеспечения необратимости его нового стратегического курса.
Вопреки расхожим утверждениям прессы, общие черты этого курса обозначились довольно отчетливо: это постепенный демонтаж существующей неоколониальной и неокомпрадорской модели; концентрация экономической политики на решении проблем реальной экономики; реструктуризация банковской системы и сырьевых отраслей в интересах общеэкономического (а не самодовлеющего, как это было) развития; продолжение социально ориентированных экономических реформ. Но для полномасштабного развертывания этой стратегии правительству Примакова необходимо было решить в качестве предпосылки сложнейшую проблему задолженности - внешней и внутренней. Необычайная трудность заключалась в том, что правительство вынуждено было решать эту проблему одновременно с развертыванием элементов новой стратегии. Тем не менее если учесть, какое наследство досталось правительству Примакова, то следует четко и определенно сказать, что за восемь с небольшим месяцев им были достигнуты ощутимые результаты:
1. Начата реструктуризация банковской и валютной систем. Российский фонд федерального имущества учредил Агентство по реструктуризации кредитных организаций (АРКО), задачей которого является создание новой банковской системы (оздоровление 18 крупнейших банков, крупных региональных банков и банкротство примерно 720 безнадежных банков)1. Из средств бюджета развития 1999 года формировался уставной капитал нового Российского банка развития (РБР), причем была предусмотрена возможность участия в капитале банка международных финансовых групп. РБР создавался в целях аккумуляции средств из внешних и внутренних источников для кредитования реального сектора вне зависимости от форм собственности (главный критерий - эффективность проекта) с использованием механизма конкурсного размещения государственных инвестиций и предоставления государственных гарантий2. При формировании этих финансовых институтов правительство пользовалось консультациями экспертов МБРР и ЕБРР. В свою очередь Центральный банк приступил к построению посткризисной модели внутреннего валютного рынка взамен прежней ультралиберальной с обязательной продажей экспортерами 75 процентов своей выручки и более эффективным регулированием колебаний курса рубля.
2. Частичная реструктуризация нефтяной отрасли. Несмотря на очередной "бунт нефтяных генералов" (совместно принятый 13 нефтяными компаниями 5 октября 1998 года документ "Антикризисная политика нефтяных компаний"1), правительство последовательно наращивало усилия по реструктуризации этой важнейшей отрасли производства. Главные направления этих усилий: а) сокращение числа нефтяных компаний путем их слияний, формирование крупной Национальной нефтяной компании (на основе "Роснефти", "Славнефти", "Онако" и, возможно, Тюменской нефтяной компании), в которой 75 процентов акций должно было принадлежать государству; б) формирование рабочей группы, которая осуществляла бы контроль за экспортом нефти, своевременным возвратом экспортной выручки, контроль за расчетом цен, порядком бартерных сделок, предотвращала бы попытки уклонения от поставок сырья на российские нефтеперерабатывающие заводы и т.д. и т.п.2; в) частичная ренационализация тех объектов и предприятий, которые были прихвачены "олигархами" в ажиотаже всеобщего деления государственной собственности, но так и не были "переварены" ими и висели бременем на их основном бизнесе (характерна в этом отношении история с Ангарским нефтехимическим комбинатом и с "Кондпетролеумом", которые "Сиданко" выразила готовность отдать назад - вместе с их задолженностью - государству3).
3. Принципиальный сдвиг в вопросе об иностранных инвестициях. И в этом вопросе Примаков не поддержал ни одну из противоборствующих группировок, то есть не принял ни "прозападную", ни "антизападную" ориентации. Его главным ориентиром и в данном случае стали интересы России, национальная экономика. Именно поэтому он выразил свое негативное отношение к спекулятивным портфельным инвестициям и выступил за поощрение прямых частных инвестиций. В этом вопросе был совершен принципиальный прорыв: 9 декабря 1998 года Государственная дума одобрила важные поправки к закону о "продакшн-шееринг" (разделе продукции), которые устранили препятствия для привлечения иностранного капитала в разработку природных ресурсов на крайне выгодных для России условиях. Это сразу же придало импульс расширению иностранных инвестиций в уже действующие проекты "Сахалин-I" и "Сахалин-II". Оживились переговоры с американской "Эксон" по проекту "Сахалин-III". На очереди были проекты "Сахалин-IV" и "Сахалин-V". Все это давало основание с большим оптимизмом смотреть на перспективы развития Дальнего Востока и энергетического сотрудничества со странами Азиатско-Тихоокеанского региона. Сразу же после первого прорыва правительство стало готовить для внесения в Думу и другие важные законопроекты относительно иностранных инвестиций ("О концессиях", "О свободных экономических зонах", "О бухгалтерском учете" и т.п.).
4. Реструктуризация реального сектора (включая оборонную промышленность). Так как большая часть промышленности была выключена из процесса денежного обращения, она оказалась в меньшей степени затронутой последними финансовыми потрясениями. В сочетании со значительным ослаблением ведущих фракций бюрократического капитала это создало благоприятные возможности для правительства в его стремлении сконцентрироваться на подъеме производства. При всей скудности расходной части госбюджета 1999 года в графу "бюджет развития" правительство заложило 21,6 миллиарда рублей - в 5 раз больше программ инвестиций предшествующих лет1. При этом правительство отнюдь не планировало спасать всю промышленность вообще. Подход был строго избирательным: поддерживаться должны были только эффективные производства, перспективные с точки зрения экспорта и конкурентоспособности хотя бы на внутреннем рынке, и стратегически важные предприятия. Правительство исходило из понимания необходимости иностранного участия в этой реструктуризации и готово было идти на существенные финансовые льготы. Так, например, утверждая в конце января 1999 года план финансовой поддержки АО "Ростсельмаш" (комбайнового монополиста), оно учитывало намерение американской компании "Джон Дир" участвовать в совместном производстве и выразило готовность предоставить заводу 4-летнюю отсрочку по задолженности государству плюс еще такую же отсрочку по основному долгу и 10-летнюю по накопившимся штрафам2. В оборонной промышленности правительство практически приступило к централизации производств, налаживанию координации исследовательских работ, созданию вертикально интегрированных корпораций. Наглядными примерами могли служить создание крупного холдинга "Российские ракетные двигатели", в котором 51 процент акций решено было оставить за государством, а 34 - передать российским и иностранным инвесторам, а также решение о слиянии ОКБ Сухого с АНПК (Авиационный научно-производственный комплекс) "МиГ" с последующим акционированием новой структуры1.
В целом правительственная стратегия характеризовалась как решительным отказом от безграничной либерализации, так и не менее определенным нежеланием возвращаться к централизованному администрированию. Речь скорее всего шла о государственно-капиталистическом регулировании, коммерциализации остатков государственного сектора и поощрении активности частного предпринимательства в реальном секторе при общей социальной ориентации формирующейся рыночной экономики.
Всем этим планам, однако, не суждено было сбыться. Последовала очередная "министерская чехарда", инициированная президентским окружением. За короткое время сменились еще два премьера, и сам президент Ельцин "досрочно" уступил свое место В. Путину. Какой "маршрут" изберет Россия на будущее, станет очевидным в самое ближайшее время.
1 СИМОНИЯ Нодари Александрович - академик-секретарь Отделения международных отношений РАН.
2 "Ежегодник СИПРИ. 1997 год. Вооружения, разоружение и международная безопасность". М., "Наука", 1997, стр. 280.
3 "Деловые люди", 1997, No 75, март, стр. 127, 147.
1 См. в частности: "Financial Times", August 28, 1997; "Известия", 6 ноября 1993 года; "Московские новости", 2-9 ноября 1997 года; 1-8 февраля 1998 года; "Деловые люди", 1997, No 84, декабрь, стр. 116, 119; "Русский телеграф", 21 января 1998 года.
2 "Деловые люди", 1997, No 75, март, стр. 131; No 84, декабрь, стр. 113; "Независимая газета", 13 января 1998 года; "Профиль", 1998, No 7, 23 февраля, стр. 28-29; "Сегодня", 27 ноября 1997 года.
3 "КоммерсантDaily", 30 октября 1993 года, "МЭиМО", 1997, No 6, стр. 80; "Сегодня", 9 декабря 1997 года.
4 "Век", 4-10 апреля 1997 года; "Финансовые известия", 20 октября 1997 года; "Деловые люди", 1997, No 84, декабрь, стр. 119.
1 См., например: "МЭиМО", 1997, No б, стр. 80-81; "Финансовые известия", 16 сентября 1997 года; "Сегодня", 30 июня, 10 июля, 2, 15 октября, 1997 года; "Независимая газета", 17, 23, 24 октября 1997 года; "Financial Times", August 6, 1997.
2 "Век", 27 февраля - 5 марта 1998 года.
3 "Русский телеграф", 31 января 1998 года.
4 "Русский телеграф", 14 января 1998 года.
5 "Interfax Business Report", February 3, 1997.
1 "Независимая газета", 25 февраля 1998 года; "Русский телеграф", 21 января 1998 года.
2 Выпуск продукции в оборонной промышленности России в 1996 году составил 22,7 процента к 1991 году. В том числе военная продукция - 12,3 процента, гражданская продукция - 29,1 процента ("Ежегодник СИПРИ. 1997 год", стр. 259).
3 "Эксперт", 1998, No 4, 2 февраля, стр. 24.
1 "Сегодня", 26 декабря 1997 года; "Русский телеграф", 20 ноября 1997 года; "Финансовые известия", 28 августа 1997 года.
1 См., например, "МЭиМО", 1997, No 3, стр. 114-117; "Московские новости", 31 августа - 7 сентября 1997 года.
2 "Passport", March/April, 1997, р. 79.
1 Как сказал в одном из своих интервью председатель СФ Е Строев: "...Мы никак не определимся, что же мы строим - федеративное государство или унитарное" ("Коммерсант Власть", 1998, No 7, 3 марта стр. 23).
2 В ноябре 1996 года руководители десяти регионов-доноров собрались в Нижнем Новгороде и выработали рекомендации по изменению экономической политики. Вскоре после этого Ю. Лужков собрал в Москве за "Круглым столом" лидеров региональной элиты, составивших пакет из 20 требований, направленных на предотвращение сползания страны в пропасть кризиса. Правительство проигнорировало эту активность губернаторов (см. "Огонек", 1996, No 50, декабрь, стр. 18).
1 "Финансовые известия", 3 марта 1998 года.
1 "Коммерсант Власть", 1998, No 7, стр. 22.
2 На Москву с ее 8,6 миллиона населения приходится 10,9 процента ВВП России, около 5 процентов всего промышленного производства, 6122 доллара подушевого дохода (в сравнении с 1797 долларами в среднем по России). У нее наивысший инвестиционный рейтинг и она поглощает 2/3 всех иностранных инвестиций ("The Economist", 1997, September 6; "Интерфакс-АиФ", 1-7 декабря 1997 года).
1 См., например: Lee Hamilton. Pay attention to Russia"s Reforming Regions. - "International Herald Tribune", July 16, 1997.
2 "The Economist", 1997, July 12, p. 16.
3 Ibid.
1 "Эксперт", 1999, No l-2, 18 января, стр. 11.
1 Там же, стр. 8.
1 "Независимая газета", 23 июля 1998 года.
1 См. интервью С. Кириенко журналу "Эксперт" и помещенные там же выдержки из книги Дж. Сороса "Конец капитализма" ("Эксперт", 1998, No 1-2, 18 января, стр. 8, 10).
2 "Московский комсомолец", 26 августа 1998 года.
3 Выдержки из интервью Б. Немцова и комментарии к ним см.: "Русский телеграф", 27 августа 1998 года.
1 "Коммерсант Власть", 1998, No 46, 1 декабря, стр. 28; "Сегодня", 18 декабря 1998 года.
2 "Сегодня", 23 декабря 1998 года; "Независимая газета", 30 декабря 1998 года.
1 В атом документе нефтяные магнаты критиковали чрезвычайный бюджет правительства за его жесткую фискальную политику в отношении "реального сектора" (под чем они недвусмысленно разумели только нефтяную отрасль, да и то в основном добычу и экспорт, а не переработку) и требовали от правительства кредитов и всевозможных (таможенных, налоговых) льгот. Некоторые руководители компаний требовали также устранения министра финансов М. Задорнова (подробнее см.: "Сегодня" и "Независимая газета", 6 октября 1998 года).
2 "Финансовые известия", 22 декабря 1998 года; "Московские новости", 22-29 ноября 1998 года.
3 "Эксперт", 1998, No 45, 30 ноября, стр. 5.
1 "Независимая газета", 30 декабря 1998 года; "Сегодня", 27 января 1999 года.
2 "Известия", 29 января 1999 года.
1 "Известия", 17 декабря 1998 года; "Независимая газета", 20 января 1999 года.
