А.В. Мартынов
доктор экон. наук
(Институт экономики РАН)
Статья посвящена все более актуализируемойтеме становления развивающихся (emerging) рыночных экономик (EME) в современный период. Используется методология политико-экономического анализа, ранее не апробированная применительно к данной теме.
Обоснована позиция, согласно которой между состоятельными национальными экономиками бывших социалистических стран, которых теперь уместно назвать после социалистическими, и внушительного ряда пост развивающихся стран обнаруживается фундаментальное сходство. Особое внимание сфокусировано на не исследованном вопросе, касающемся последствий ожидаемых в скором будущем беспрецедентных технологических и ресурсных перемен применительно к EME. Исходя из приведенной аргументации, с точки зрения адаптации к наступающей новой технологической ипостаси есть основания ожидать весомого конкурентного преимущества EME в сравнении со зрелыми рыночными экономиками.
Ключевые слова: развивающиеся рынки, зрелые рынки, автоматизация и цифровизация, конкурентное преимущество
Тема становления развивающихся (emerging) рыночных экономик (EME) в широчайшем конгломерате стран давно привлекает внимание аналитиков и практиков бизнеса. Ей посвящен ряд обобщающих резонансных публикаций [1-5]. Вместе с тем проведенные исследования определенно нуждаются в углублении с позиции фундаментальных знаний. По-видимому, настала пора освещения проблемы настоящего и особенно ожидаемого будущего развития EMЕ в политико-экономическом ракурсе.
1. Пост развивающийся и после социалистический миры: трансформация национальных экономик с развивающимися рынками.
Обратимся к фундаментальной перемене, постепенно оформившейся на мировой арене во второй половине прошлого века. Речь идет о становлении пост развивающегося мира, включающего в себя новые индустриальные страны. Здесь имело место формирование состоятельных национальных рыночных экономик с развивающимися рынками (EME).
Как известно, термин развивающиеся (emerging) рынки когда-то родился в недрах Всемирного банка еще в 1981 году (первоначально он принадлежит экономисту Антуану ванАгтмаелу). Он быстро начал использоваться для идентификации своеобразных национальных рынков, включая финансовый и фондовый рынки, в целом ряде независимых (де-факто!) пост развивающихся стран. Именно к началу восьмидесятых их рыночные экономики были признаны состоятельными на международном уровне.
Впоследствии к концу девяностых годов состоятельные, прежде всего с позиции привлекательности для зарубежного капитала, рынки возникли во многих бывших социалистических странах. Эти рынки также стали относить к развивающимся (формирующимся). На данной коллизии имеет смысл остановиться подробнее.
Уместно констатировать: в бывших ведущих социалистических странах - Китае и России - как бы незавершенные либеральные институты не превратились в доминантные институты свободного рынка в соответствии с первоначальным замыслом. Институты общественной (государственной) регуляции и неформальные институты бывшей социалистической экономики в значительном своем числе сохранили себя. Одновременно имела место рыночная адаптация институтов теневой экономики наряду с частично спонтанным преобразованием имплантированных либеральных институтов в институты корпоративной собственности и корпоративного регулирования. Стабильное воспроизводство разнородных переходных институтов в течение достаточно длительного срока фактически стало конституирующей основой становления состоятельной национальной рыночной экономики в обоих странах [6-8].
Принципиально важно, что поворот от "переходной" экономики девяностых к смешанной рыночной экономике нулевых произошел в полном несоответствии с широко известнойтранзитологической концепцией (например, [9]). Факт остается фактом: либеральный институциональный транзит к западной экономике определенно не состоялся в постсоветских и азиатских пост социалистических странах. Роль либеральных институтов уменьшилась, а государственное вмешательство в экономическую жизнь, наоборот, усилилось, дополнительно принимая во внимание распространение корпоративной (холдинговой) формы собственности с государственным участием.
В Китае переход к состоятельной рыночной экономике произошел практически спонтанно, будучи ознаменован вступлением в ВТО и открытием фондового рынка для зарубежных инвесторов. Особо имеет смысл обратить внимание на успешное осуществление так называемой двух колейной реформы [10], выразившееся в создании условий для постепенной и эффективной рыночной либерализации при сохранении социальной стабильности. В Поднебесной былапоследовательно реализована стратегия оченьнеспешной рыночной либерализации, направленная на минимально обременительную адаптацию к глобальным экономическим сдвигам идостижению максимальной конкурентоспособности национальных производителей на зарубежных рынках. Многоэтапная экономическая реформасопровождалась инкрементальными, пошаговымиизменениями формальных институтов, которые были синхронизированы с изменениями неформальных институтов.
Успех этого реформаторского процесса вполне согласуется с известным теоретическим выводом: когда формальные нормы соответствуют неформальным, издержки по установлению новых институтов будут относительно низкими и с большой вероятностью они будут приняты.
В рассматриваемый период непосредственным следствием акционирования крупных государственных предприятий (SOE) с привлечением частного капитала, но при сохранении государственного контроля явилосьстановление государственного капитализма как доминантного институционального уклада [11]. В дальнейшем в секторе SOE осуществлялась целенаправленная реструктуризация, сопровождавшаяся закрытием и распродажей имущества нежизнеспособных предприятий-монстров. По сути дела, государство превратилось в главного капиталиста – распорядителя несметного корпоративного акционерного капитала с участием частных инвесторов, отечественных и иностранных. Существенной подпоркой государственного-капиталистического уклада стал выступать и сектор кооперативных предприятий TVE. В значительной массе TVE были инкорпорированы в региональные индустриальные кластеры, созданные благодаря государственным инвестициям и контролируемые региональными властями.
Кроме того, нельзя обойти вниманием активную инновационную политику государства, ведомого КПК, и его масштабные инвестиции в технологическую модернизацию. Таким путем обеспечивался необходимый уровень конкурентоспособности национальных производителей, в первую очередь в привилегированном секторе SOE.
В свою очередь в России становление состоятельной рыночной экономики было прямо связано с отходом от неолиберального экономического курса и сменой политической власти. В результате проведенной двух этапной (чековой и денежной) приватизации доминирующее положение в производственных отраслях заняли корпорации-холдинги с прямым государственным участием и другие корпорации, во всяком случае, находящиеся под опекой власти. Наряду с этим самое широкое применение нашли известные инструменты государственного регулирования, обычно называемые кейнсианскими. Усилилась налоговая дисциплина, самым активным образом применялись и специфические методы государственного вмешательства, связанного с организационно-кадровыми переменами и ужесточением внутри корпоративного контроля.
В нашей стране фактически была реализована специфическая современная модель национального государственного капитализма. Ее отличительной чертой выступает направление и контроль ключевых производственных потоков со стороны государства именно на капиталистических принципах. Самое широкое применение нашли известные инструменты государственного регулирования. Усилилась налоговая дисциплина, самым активным образом применялись и специфические методы государственного вмешательства, связанного с организационно-кадровыми переменами и ужесточением внутрикорпоративного контроля.
Особая роль была отведена стимулированию экономической активности посредством направления масштабных инвестиций для восстановления производственного потенциала и модернизации реальных секторов. В основном в адресном порядке крупным корпорациям с государственным участием. Такого рода активистская политика стала возможной после того, как на основных денежных и кредитных рынках ключевые позиции заняли федеральные банки и региональные банки с государственным капиталом.
Вместе с тем было бы неправомерно абсолютизировать роль государственно-капиталистической составляющей экономик Китая и России. Здесь государственный капитализм как институциональный порядок дополняется другими институциональными порядками, в их числе унаследованными атрибутами социализированного рынка. Можно утверждать, что экономики обоих стран отличает корневая институциональная дивергенция. Она значимо проявляется в институциональных рассогласованиях [12].
В дальнейшем в пост либеральный период нулевых годов в рамках национальных экономик, которых теперь можно назвать после социалистическими, произошло становление состоятельных рынков. В политико-экономическом смысле их правомерно относить именно к возникающим (emerging) рынкам, ранее сложившимся в пост развивающихся странах. Отличительной чертой этих рынков выступает первоначальная, во всяком случае, относительно новая стадия развития. В результате достигается давно известный эффект стартового, притом нередко взрывного роста.
Несомненное фундаментальное сходство между экономиками после социалистических стран и внушительного ряда пост развивающихся стран касается корневых институтов общественной регуляции. Все эти страны отличала очень значимая роль государственного регулирования экономических процессов и связанных с ними других процессов за границами экономического поля.
Уместно акцентировать внимание на следующем принципиальном обстоятельстве. Развитие EME в ряде пост развивающихся стран оказалось неразрывно сопряжено с утверждением нового государственного капитализма как превалирующего институционального уклада. В их числе Индии, Бразилии, Индонезии, Южной Африке. Исследователи справедливо выделяли ряд причин усиления присутствия государства как собственника и агента одновременно в этих странах. Речь идет об ускоренном развитии магистральной и секторной инфраструктуры, обеспечении устойчивой стабилизации внутренних ресурсных рынков, поддержкевнешнеэкономической деятельности национальных производителей [4,5].
Весьма близкими оказались экономики рассматриваемых двух групп национальных экономик и по институциональным характеристикам отдельных рынков [1]. Эти рынки отличали незрелые институты и, более того, наличие глубоких институциональных пустот [2]. Стоит добавить, что отсутствие однозначного разграничения прав собственности во многих секторах EME длительное время как бы стимулировало прилив нового национального и зарубежного капитала и диверсификацию выпуска.
Итак, на рубеже прошлого и нынешнего тысячелетий возник общий конгломерат бывших развивающихся и прежних социалистических стран с близкой по своим институциональным характеристикам рыночной экономикой, которую относят к развивающейся. Именно этой позиции придерживаются такие международные организации, как ОЭСР и Всемирный Банк, как и ряд авторитетных исследовательских центров (в частности, глобальный институт Мак-Кинси).
2. Трансформация EME в первыедесятилетия 21 века.
Как известно, в периоды нулевых и начала десятых имел место ошеломляющий глобальный рост существовавших в различных странах emerging рынков с их несовершенным институциональным устройством по западным канонам [3,4,5]. Многие из этих рынков обладали потенциалом роста огромного, абсолютно далекого до насыщения спроса. В свою очередь фактор предложения характеризовался наличием дешевых ресурсов и относительно низкой заработной платы. Как известно, экспортный успех Китая во многом объясняется именно низкой стоимостью энергетических ресурсов и основных материалов, производимых SOE.
Как следствие, преимущество emerging рынков в виде высокой текущей прибыльности и доходности инвестиций в полной мере проявило себя. Возникло широкое поле для применения эффективных бизнес-моделей [13].
Наиболее резонансная (во всяком случае, по количеству публикаций) тема касалась привлекательности развивающихся рынков для иностранных инвесторов. Здесь имел место исторически беспрецедентный рост прямых иностранных инвестиций: по оценкам Всемирного Банка, он достигал более 12 % в годовом выражении [14]. По-видимому, в наиболее весомой мере этот феномен был обусловлен низкой стоимостью рабочей силы и других производственных факторов наряду с возможностью гибкой переориентации создаваемых предприятий с иностранным участием.
Следует отметить, что в середине десятых в глобальном масштабе произошло существенное замедление расширения развивающихся рынков. Однако впоследствии после стабилизации мировой финансовой ситуации и преодоления внутренних структурных дисбалансов, прежде всего инфраструктурных ограничений, прежняя высокая динамика этих рынков восстановилась в большинстве соответствующих стран.
Уместно акцентировать внимание на сохранении высокой доли государственного соучастия в деятельности агентов EME. Никаких признаков сокращения государственного вмешательства в большинстве национальных экономиках пост развивающихся и после социалистических стран не обнаруживается. Наоборот, оно усилилось в силу целой совокупности причин. В их числе в первую очередь следует выделить долговую проблему, как и сохраняющуюся потребность в преодолении разнообразных инфраструктурных недостатков. Одновременно возросла потребность в активизации демографической и миграционной политик.
Нельзя не обратить внимания и на особое, притом постоянно расширяющееся поле регуляционной деятельности, которое представляет технологическая модернизация в настоящий период начала двадцатых. Стимулирование запуска и распространения новейших технологий, особенно цифровых, выступает одним из главных приоритетов обеспечения национальной конкурентоспособности в странах с EME.
Можно констатировать, что до настоящего момента превалирующее положение государственно-капиталистического (государственно-корпоративного) институционального уклада не привело к утрате преимуществ развивающихся рынков в Китае, Индии, Индонезии, Южной Африке. Они остаются существенно более доходными в сравнении с западными странами, о чем красноречиво свидетельствует рекордный рост прямых иностранных инвестиций в прошедшие последние 2 года (2018-2019). Наряду с этим рынки Китая по-прежнему успешно адаптируются к технологическим и другим инновациям (например, [15]).
Одновременно были целенаправленно созданыусловия для широкого привлечения иностранных инвесторов, заинтересованных в устойчивом росте доходов на вложенный капитал. Впрочем, как убедительно продемонстрировано в недавнем исследовании вьетнамских коллег [16], совершенствование национальных правовых механизмов приводит к существенному отливу зарубежного капитала, в основном финансового.
Исследователями давно выявлены преимущества наднациональных развивающихся рынков (например, [3]). По-видимому, наиболее весомое из них заключается в высоком эффекте многостороннего сотрудничества различных национальных EME на взаимовыгодных, «льготных» условиях, позволяющего раскрыть их совокупный огромный производственный и природный ресурсный потенциал.
Роль после социалистических стран в глобальной и региональной интеграции EMEвыглядит первостепенной. Так, несомненно, новый поворот в процессе мирового экономического развития связан со становлением не западного экономического сообщества, непосредственно инициированного занятием Китаем лидирующей позиции на мировой экономической арене. Организация «Шанхайское сотрудничество» во главе с Китаем объединяет наряду со странами БРИКС целый ряд не западных стран, играющих весомую роль на мировой арене.
Определенно углублению интеграции различных национальных развивающихся рынков способствует нынешняя экономическая экспансия Поднебесной в не западном мире, усилившаяся по всем направлениям. Она субстанционально сопряжена с отходом от трудоемкого и экспортно-ориентированного промышленного производства в пользу инвестиций, инноваций и услуг, о чем свидетельствует успешное продвижениеграндиозного Мега Проекта Пояс и Дорога во многих странах Азии и Африки [17]. Для реализации этого Мега-Проекта с участием гигантских китайских банков до настоящего момента успешно применяется институциональный механизм концессионного финансирования инвестиций (на основе так называемого принципа “пациент капитала”). Конечно, пандемия Covid-19резко отрицательно повлияла на выполнение инфраструктурных и других проектов в развивающихся странах. Тем не менее, есть все основания ожидать восстановления прежней благоприятной ситуации после преодоления нынешней мировой Пандемии.
3. Каковы перспективы развития развитых экономик и EME в наступившее десятилетие?
Исходя из прогнозов, в ближайшей перспективе по-прежнему конкурентные преимущества развивающихся рынков будут обнаруживать себя с позиции, как предложения, так и спроса [18]. Речь идет о более низких материальных затратах и издержках на оплату труда, как и более низких ценах на товары и услуги при их доступности для самого широкого круга производителей и потребителей [19]. Стоит добавить, что в существенной мере эти преимущества связаны с извлечением демографического дивиденда именно во многих странах с развивающимися рынками.
Кроме того, вероятно сохранится большая конкуренция среди крупных фирм в EME в сравнении с западными экономиками [20]. И, можно предположить, что подходящая бизнес-среда будет индуцировать эффективные организационные новации.
В рассматриваемом конгломерате стран прогнозируется экономический рост гораздо выше среднего уровня [18]. Как следствие, многие EME с моделью развития зримо выраженного кейнсианского типа вероятно окажутся более привлекательными для инвестиций в сравнении с существующими западными экономиками.
Уместно дополнительно сфокусировать внимание на следующем обстоятельстве. В обозримой перспективе сохранится главное преимущество трансформируемых развивающихся потребительских рынков с точки зрения долгосрочного развития. На большинстве из них не произойдет насыщения спроса в отличие от аналогичных рынков западных стран. По-видимому, наиболее весомая причина заключается в росте населения, особенно в крупных городах, во всех пост развивающихся странах, как и в Китае и Вьетнаме. Весомым фактором этого роста,вероятно, останется и прилив мигрантов из бедных развивающихся стран.
Общепризнанно, что обычные рыночные институты EME неуклонно прогрессируют с позиции принятых критериев [21]. Исходя из складывающихся до настоящего момента тенденций, можно предположить, что в ходе дальнейшей трансформации обычные институты EME будут неспешно и постепенно приближаться к аналогичным институтам развитых национальных экономик в разрезе основных секторов [22,23]. По-видимому, произойдет, хотя и весьма неспешно стирание качественных различий по признанным характеристикам (эффективности регулирования, стабильности, предсказуемости, затратным ограничениям, доступу для инвесторов) между отдельными развивающимися рынками и рынками западных стран.
Параллельно вероятно возникнут предпосылки для реформирования корневых институтов собственности и координации в странах с EME, связанного с преодолением существующей институциональной многоукладности. В настоящее время такой трансформационный процесс наблюдается в Китае [12].
Крупнейшие страны с развивающимися рынками - Китай, Индия, Россия - в принципе не уступают западным странам по уровню производственного потенциала и квалификации ведущих специалистов в высокотехнологичных и инфраструктурных секторах. Такого рода статус-кво определенно утвердится в случае продолжения активной промышленной и инновационной политики в этих странах.
Стимулируемые государством в других странах с развивающимися рынками технологические инновации, в том числе в цифровую экономику, и инвестиции в повышение качества человеческого капитала также вероятно обусловят сокращение их отставания от развитых западных стран. В пользу такого предположения свидетельствует интенсивно проявляющийся глобальный эффект диффузии инноваций далеко за пределами национальных границ.
Несомненно, перед всеми странами с развивающимися рынками в ближайшие годы станет вызов наступающей всеобщей автоматизации и цифровизации, влекущий за собой субстанциональные изменения в организации труда и структуре занятости. Прогнозируется огромный масштаб замещения персонала роботами и технологиями, базирующимися на искусственном интеллекте, в основных рыночных и социальных секторах современных стран (например, [24]).
В недалекой перспективе лидирующую позицию с точки зрения аккумуляции доходов и капитала займут инновационный и высокотехнологичный сектора. Одновременно еще более усилится секторная и, видимо, региональная дифференциация оплаты труда. По этой причине представляется бесспорной необходимость перераспределения доходов, в том числе в после социалистических и пост развивающихся странах, посредством специального налогообложения производителей, использующих высокопроизводительные автоматизированные технологии с искусственным интеллектом и роботами [25].
Какими видятся последствия предполагаемых в скором будущем беспрецедентных технологических и ресурсных перемен применительно к EME?
По всей видимости, ожидаемый эффект удешевления продукции вследствие цифровизациии других технологических инноваций в полной мере затронет производителей на развивающихся рынках товаров промежуточного и инвестиционного назначения. Но они будут в состоянии сохранить свои рыночные позиции посредством постоянного повышения производительности в случае воспроизводства сложившихся невысоких по мировым меркам ресурсных издержек и заработной платы.
В свою очередь развивающиеся потребительские рынки смогут успешно адаптироваться к предполагаемой стагнации или даже снижению реальной оплаты труда большинства занятых при постоянном увеличении их численности. Она будет проявляться в общемировом устойчивом росте спроса именно на недорогие товары и, тем более, услуги, причем можно ожидать мультипликативный эффект роста внутреннего и внешнего спроса на эти потребительские блага. Пример Китая и большинства стран ЮВА воочию свидетельствует в пользу такой прогнозируемой тенденции [26].
Особый вопрос касается перспективы разрешения проблемы занятости в EME. Предполагаемое сохранение здесь относительно низкой цены на труд позволяет надеяться на плавное сокращение персонала, занятого в индустриальных и других секторах, в ходе автоматизации и внедрения роботов и искусственного интеллекта. Также, по-видимому, могут быть реализованы возможности стабилизации занятости в традиционных секторах, где уровень заработной платы заведомо невысок. В то же время, по мнению экспертов, в обширном ряде стран с EME с точки зрения состояния квалификационного образовательного потенциала возникли благоприятные условия для появления новых профессий непосредственно в результате автоматизации и цифровизации. Таких, как дизайнеры по цифровым услугам, эксперты по использованию энергии автоматизированных безлюдных производств и роботов, специалисты покибер безопасности и обеспечению устойчивого функционирования систем искусственного интеллекта.
Таким образом, с точки зрения адаптации к наступающей новой технологической ипостаси есть основания ожидать весомого преимущества EME в сравнении с зрелыми рыночными экономиками (таблица 1).
Таблица 1. Сравнительные преимущества EME в период автоматизации/ цифровой революции.
Ожидаемая рыночная ситуация
Преимущества EME
Удешевление продукциибольшинства производителей
Возможность роста производительности при невысоких ресурсных издержках и заработной плате
Невысокие доходы большинства потребителей
Ценовая доступность потребительских товаров и услуг при росте их качества
Сокращение занятости, стагнация или уменьшение заработной платы во многих секторах национальной экономики
Плавное сокращение персонала в индустриальных и других секторах вследствие сохранения относительно низкой цены на труд
Наконец, попробуем в самом первом приближении ответить на фундаментальный политико-экономический вопрос, логично вытекающий из нашего предшествующего изыскания. Произойдет ли кардинальное сближение развивающихся (emerging) и развитых национальных экономик?
Есть весомые основания высказать следующую гипотезу. Корневые и другие формальные институты EME, которые приобретут зрелый возраст по мере своей дальнейшей инкрементальной трансформации, будут существенно отличаться от институтов западных стран, притом с учетом дивергенции их национальных экономических систем.
Само утверждение в странах с EMEгосударственного капитализма как превалирующего институционального уклада способствует сохранению здесь давней исторической тенденции общественного этатизма в экономической жизни. Де регулирование и частичная либерализация на отдельных рынках EME, сопровождаемая сокращением коррупционного "навеса", могут дать позитивные результаты, о чем свидетельствуют конкретные примеры. Однако порядковое превышение в сравнении с отдельными западными экономикамимасштабов государственного вмешательства в большинстве рассматриваемых экономик вероятно сохранится.
Также очень значимы внеэкономические причины. Во-первых, в весьма ограниченной мере меняются атрибуты социальной стратификации, существовавшей до утверждения современных рыночных институтов. Так, с одной стороны, бесспорен впечатляющий рост среднего класса во всех пост развивающихся и после социалистических странах. С другой стороны, экономическая и политическая роль этого слоя выглядит заведомо не лидирующей. Исследователи (например, [27]) справедливо обращают внимание на стагнационный эффект так называемой ловушки средних доходов в не западных странах. Она проявляется в слабой заинтересованности квалифицированного персонала в дальнейшем повышении личного жизненного уровня посредством повышения эффективности своей деятельности. Доминирующая позиция в статусной пирамиде принадлежит высшему слою с его располагаемыми доходами и экономическим (финансовым) капиталом вкупе с политическим влиянием.
Во-вторых, исключительной политической роли во многих странах с EME сохраняющихся правящих элит, богатство и общественное положение которых имеет внерыночное происхождение [28]. Определенно в целом элита в рассматриваемых странах пополняется и будет пополняться за счет преуспевающих ведущих предпринимателей и топ-менеджеров крупных компаний (корпораций). Однако политические последствия этого процесса оказываются незначительными. Основную часть правящей элиты составляют представители традиционного государственного истеблишмента. Они в первую очередь заинтересованы в сохранении статус-кво, а это в свою очередь предполагает воспроизводство мощного государственного «навеса» над национальными рынками. Именно посредством официального или неофициального участия в рыночной деятельности, в том числе в программах де регулирования и приватизации, правящая элита обеспечивает распределение доходов и движение капитала в свою пользу.
В-третьих, функционирования неформальных институтов, доставшихся в наследство от прошлых эпох и зависящих от исторически культурных национальных доминант. До настоящего момента они остаются и, по-видимому, останутся далекими от институциональных образцов, превалирующих в западном мире.
Впрочем, можно предполагать, что следствием разворачивающихся беспрецедентных технологических перемен станет кардинальное увеличение капитала/ доходов, аккумулируемых в инновационном бизнесе и высокотехнологичных секторах, особенно секторе цифровой экономики. Параллельно следует ожидать усиления статусных позиций и политического веса ведущих представителей этих секторов. На этой основе станет достижимым сближение траекторий статусной, политической и культурной трансформаций в странах с EME и стран со зрелой рыночной экономикой. Но, как показывает весь прошлый исторический опыт, такого рода конвергентные трансформации происходят очень длительный срок, во всяком случае, за границами одного десятилетия.
* * *
Подводя итог сказанному, уместно заключить: в ближайший период двадцатых развивающиеся рынки выглядят предпочтительными относительно зрелых рынков с точки зрения потребностей большинства производителей и потребителей, в том числе в странах со зрелой рыночной экономикой.
Вместе с тем имеет смысл относиться с очень осторожным оптимизмом к ожиданиям долгосрочного национального и наднационального успеха EME за счет минимизации затрат относительно выпуска. Страшно смертельная мировая Пандемия, возникшая в Ухани в Китае, со всей очевидностью продемонстрировала необходимость обеспечения надежной, сопряженной с необходимыми высокими издержками общественной регуляции национальных экономик с развивающимися рынками.
ЛИТЕРАТУРА:
1. Hoskisson, R. E., Eden, L., Lau, C. M., and Wright, M. (2000). Strategy in emerging economies. Academy of Management Journal, 43(3), 249–267.
2. Wright, M., Filatotchev, I., Hoskisson, R. E. and Peng, M. W. (2005). ‘Strategy research in emerging economies: Challenging the conventional wisdom’. Journal of Management Studies,
42, 1-33.
3. Квинт В. Л. Стратегическое управление и экономика на глобальном формирующемся рынке. М.: Бюджет, 2012.
4. Hoskisson, R. E., Wright, M., Filatotchev, I. and Peng, M. (2013). Emerging Multinationals from Mid-Range Economies: The Influence of Institutions and Factor Markets. Journal of Management Studies, 50(7), pp. 1295-1321. doi: 10.1111/j.1467-6486.2012.01085.x
5. Marquis, C., and Raynard, M. (2015), “Institutional Strategies in Emerging Markets”, The Academy of Management Annals, Vol. 9, No. 1, pp. 291–335. http://dx.doi.org/10.1080/19416520.2015.1014661
6. Stiglitz, J. (2000), “WHITHER REFORM? Ten Years of the Transition”, in Pleskovic, B. and Stiglitz, J. (ed.) Annual Bank Conference on Development Economics 1999. Wash., DC: World Bank, pp. 377-398.
7. Qian, Y. (2000), “The Institutional Foundations of China’s Market Transition”, in Pleskovic, B and and Stiglitz, J. (ed.) Annual Bank Conference on Development Economics 1999. Wash., DC: World Bank, pp. 377-398.
8. The First Ten Years. Analysis and Lessons for Eastern Europe and the Former Soviet Union. (2002), Wash., DC: World Bank.
9. Папава В. “О теории пост коммунистической трансформации экономики». Общество и экономика, 2000, № 7, с. 61-77.
10. Lau L., Qian Y., and Roland G. (2000), “Reform without losers: an interpretation of China’s dual-track approach to transition”. Journal of political economy. 108(1): 120-143.
11. Naughton, B. (2007), The Chinese economy. Transitions and Growth. Cambridge, Massachusetts. The MIT Press.
12. Мартынов А.В. После социалистическая институциональная трансформация в России и Китае: прошлое, настоящее, будущее. Репутациология, 2019, №1-2, с. 33-44.
13. Eyring, M.J., Johnson, M.W. and Nair, H., (2011), “New business models in emerging markets”, Harvard Business Review, 89 (1–2), pp. 88–95.
14. World Bank. 2015. Global Economic Prospects, January2015: Having Fiscal Space and Using It. https:// https://openknowledge.worldbank.org/handle/10986/20758
15. Greeven, M., Yip, G. and Wei, W. (2019), “Understanding China’s Next Wave of Innovation”. MIT Sloan Management Review, Volume 60, Issue 3.
16. Nguyen, C.P., Su, T.D. and Nguyen, T.V.H. (2018), “Institutional Quality and Economic Growth: The Case of Emerging Economies”, Theoretical Economics Letters, 8, pp. 1943-1956. https://doi.org/10.4236/tel.2018.811127
17. Великая китайская стратегия в сердце Евразии: Инициатива Пояс и Дорога в России, Центральной Азии и на Кавказе. 2020. Московская школа управления«Сколково». Институт исследований развивающихся рынков. https://skolkovo.iems.ru
18. World Bank. 2020. Global Economic Prospects, January 2020: Slow Growth,
Policy Challenges. Washington, DC: World Bank. DOI: 10.1596/978-1-4648-1468-6.
19. Peng, M., Lebedev, S., Vlas, C., Wang, J., and Shay, J. (2018). The growth of the firm in (and out of) emerging economies. Asia Pacific Journal of Management.https://doi.org/10.1007/s10490-018-9599-3
20. McKinsey Global Institute (2018). Outperformers: High-growth emerging economies and the companies that propel them. http://www.mckinsey.com/mgi.
21. OECD (2019), “Business Insights on Emerging Markets 2019”, OECD Development Centre, Paris, http://www.oecd.org˃dev
22. The Global Competiveness Report 2018 (2018), Geneva, Switzerland. World Economic Forum. https:// www.weforum.org/gcr
23. The Global Competiveness Report 2019 (2019), Geneva, Switzerland. World Economic Forum. https:// www.weforum.org/gcr
24. How Robots Change the World (2019), Oxford economics.https://www.oxfordeconomics.com
25. OECD (2018), Achieving inclusive growth in the face of digital transformation and the future of work. https://www.oecd.org/.../OECD_Achieving%20inclusive%20growth%20in%20the...
26. OECD (2020), “Business Insights on Emerging Markets 2020”, OECD Development Centre, Paris, http://www.oecd.org˃dev
27. Holland, T. (2017), “The risk of the middle-income trap just increased for China”. South China Morning Post, 23 Oct., 2017. https://www.scmp.com > article
28. Аджемоглу Д., Робинсон Дж. Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты: АСТ; Москва; 2015.
