КЛИНОВА Марина Вилениновна, кандидат экономических наук, старший научный сотрудник ИМЭМО РАН, преподаватель Московской международной высшей школы бизнеса (МИРБИС).
В новейшей экономической истории конца XX -начала XXI в. наблюдается двойственный тренд. С одной стороны - хозяйственно-объединительный: глобализации и интеграции, с другой - обособленности, замкнутости под флагом сохранения национальной идентичности и самостоятельности - так называемый "экономический патриотизм". Оба направления находят поддержку на уровне национальных государств, но в различной степени и на разных условиях по странам, причем независимо от размера конкретных рынков.
В условиях хозяйственной глобализации или универсализации начинает набирать силу "национальный эгоизм", о котором писали отечественные исследователи еще в 70-х годах XX в. и который был тогда на втором плане (1). Под названием "экономический патриотизм" он повсеместно получает в наступившем столетии второе дыхание и выходит на ведущие позиции с лозунгом защиты национальных интересов. Речь идет о парадоксальном явлении: протекционизм набирает силу не в условиях спада экономики, как бывало прежде, а в период благоприятной конъюнктуры и на фоне глобализации.
Своеобразие ситуации объясняется тем, что в условиях подъема мирового хозяйства особенно ярко проявилось отставание стран континентальной Западной Европы в экономическом соревновании с другими промышленно развитыми и развивающимися странами. На ослабление конкурентных позиций последовала националистическая реакция, близорукая по своему характеру, поскольку она неспособна ускорить экономический рост и обеспечить занятость населения. Европа нуждается в развитии новых отраслей, тогда как национализм служит консервации существующих структур.
Два тренда сосуществуют, и в определенные периоды в отдельных регионах мира и странах берет верх то один, то другой. То есть в экономике идет направленный вширь процесс интернационализации, при котором государства поддерживают экспансию отечественных компании на внешнем рынке, а внутри страны - сотрудничество национальных и зарубежных капиталов. Действует также обращенный внутрь вектор изолированности, когда государство на отечественном рынке ставит для зарубежного капитала препоны на пути поглощений и слияний, чтобы и тут отдать приоритет национальному капиталу.
Оба направления можно считать своеобразным проявлением государственно-частного партнерства (ГЧП), понимаемого в широком смысле. Государство служит опорой своим частным и смешанным государственно-частным компаниям внутри страны и за ее пределами. Как представляется, мы имеем дело с всеобъемлющим и многогранным явлением. ГЧП такого типа не ограничивается выполнением бизнесом вместо государства определенных хозяйственных функций или внедрением рыночных начал в сферу экономической ответственности государства, но приобретает масштабное значение (2). Причем такое партнерство с зарубежным капиталом стратегически может быть оценено со знаком плюс, а отгораживающее страну от прямых иностранных инвестиций (ПИИ) - со знаком минус. Сказанное относится и к Евросоюзу. В данной статье уделим преимущественное внимание изоляционистскому типу ГЧП по формуле "экономического патриотизма".
ПРОИСХОЖЕНИЕ И СУЩНОСТЬ
"Экономический патриотизм" второго типа справедливо получил определение как "ложный ответ глобализации" (в то время как на самом деле следовало бы вести речь "не о борьбе с глобализацией, а о выработке для нее правил" (3) ) и проявляется в попытках возрождения более или менее скрытого протекционизма. Авторство термина "экономический патриотизм" принадлежит Б. Карейону - депутату национального собрания Франции от правящей партии Союз за народное движение (UMP), автора специальных докладов о путях повышения конкурентоспособности французских предприятий, предусматривавших в числе прочего поддержку национального капитала. Произошло это в 2003 г. - период рекордно низких за десятилетие 1997-2007 гг. темпов прироста ВВП во Франции (1% в 2002 и 1.1% в 2003 г.). По мнению автора, термин этот обозначал "не идеологию, а общественную политику" (4). В других странах ЕС это явление менее изучено, хотя практически существует, ибо правительства всемерно защищают отечественный бизнес от иностранного капитала.
Выдвинув тезис "экономического патриотизма". Б. Карейон призвал "не окарикатуривать" его (5). А такое случается. К примеру, в среде зарубежной бизнес-элиты в ходу шутливое замечание, что во Франции покупка продуктового магазина транснациональной компанией воспринимается как национальная катастрофа. По мнению ряда исследователей, стране это не на пользу. Французский экономист И. де Кердрель наблюдательно подметил, что "защита то изготовителя йогуртов, то производителя стали", как и создание в общественном сознании образа иностранных компаний как "больших злых волков глобализации" идет вразрез с интересами страны (6).
Вообще "экономический патриотизм" - явление в отличие от самого термина не новое. Государство в Западной Европе издавна поддерживало отечественного производителя, особенно в послевоенные годы триумфального шествия дирижизма. Для этого применялись различные методы: и косвенные, налоговые, и прямые - в форме субсидий и участия в капитале предприятий. Такая политика была общепринятой в условиях относительно изолированных национальных экономик.
В эпоху интеграции положение меняется. На начальных ее стадиях для государства сохранялась возможность использовать разные инструменты для поддержания своих корпораций. Это особенно пригодилось в 70-е годы, когда кризисы, в том числе сырьевой и энергетический, осложнили условия хозяйствования, и государство своим вмешательством помогало предприятиям приспособиться к обострившейся международной конкуренции. Складывавшийся экономический порядок действовал на основе сочетания широкомасштабного либерализма с интервенционизмом, с одной стороны, и многостороннего сотрудничества с национальной самостоятельностью - с другой. Такой компромисс исчез в 80-е годы с общей перестройкой экономик, глобализацией рынков, а также с последовавшим в 2004 и 2007 гг. увеличением числа членов ЕС почти вдвое. Взамен прежней идеологии возникли стихийные настроения "экономического патриотизма" с налетом изоляционизма. Можно согласиться с мнением российского правоведа М. Энтина: "процессы расширения ЕС и углубления интеграции перестали взаимно усиливать друг друга" (7). Более того, как представляется, они носят разнонаправленный характер.
Таким образом, вхождение термина "экономический патриотизм" в лексику политиков, бизнесменов и ученых связано со сменой параметров хозяйственного развития. Вместо широко практиковавшегося (вплоть до конца 70-х годов) прямого участия государства в собственности предприятий усиливается иного вида государственное влияние на предпринимательскую деятельность. Несмотря на членство в интеграционной группировке, превратившейся из общего рынка в экономический союз, при операциях слияний и поглощений зачастую предпочтение отдают "национальным чемпионам" (независимо от формы и структуры собственности), а не ТНК из стран того же Евросоюза. Лишь около четверти слияний и поглощений в ЕС в 2005 г. пришлось на трансограничные сделки из двух разных стран ЕС (8). О компаниях из других регионов мира и говорить не приходится. Современный "экономический патриотизм" стал своеобразной реакцией на новые условия глобального развития.
Выход международных хозяйственных связей за пределы внешнеторговых отношений, как это было в XIX-XX вв., привел к тому, что цепочка "исследования-производство-сбыт" больше не ограничивается отечественными рамками. Финансовые системы отдельных стран также встраиваются в глобализацию: ослабевает зависимость от государства крупных компаний, которые получают возможность найти средства на внешних рынках заимствования. Феномен "экономического патриотизма" в данных обстоятельствах вызывает обеспокоенность международных организаций и деловых кругов, поскольку ставит под сомнение независимость и многополярность финансовых рынков, порождая проблему двойных стандартов в инвестиционной сфере.
И это в условиях, когда усилившаяся и ускоряющаяся хозяйственная взаимозависимость затрудняет проведение границ между понятиями "национальный" и "международный". Так называемый патриотизм, или провинциализм, в том числе стран Европы, о котором еще в 70-х годах XX в. писал американский экономист Р. Мэклап, повсеместно выступает на передний план, тормозя интеграцию (9). Весьма показателен в этом отношении пример Франции. Со всей откровенностью на сей счет, высказался аналитик П. Дефанс, заявив, что его страна "ни при каких условиях не будет решать свои национальные экономические вопросы в рамках ЕС" (10).
Подобный популизм становится все более распространенным, несмотря на то, что европейская практика показывает: зачастую такие хозяйственные задачи, как обеспечение гражданам лучших условий занятости, увеличение потенциала для создания национальных богатств на территории той или иной страны ЕС, могут успешнее выполнять не отечественные, а зарубежные компании, доказавшие свои преимущества на конкурентной основе. На деле "экономический патриотизм" нередко стоит на страже интересов находящейся у власти национальной политической и корпоративной элиты. Внутри Евросоюза действует избирательный подход к процессу перелива капиталов. Государства в каждом конкретном случае определяют желательных и нежелательных инвесторов. Налицо конфликтные ситуации, а также противоречие хозяйственной политики отдельных государств либеральным конкурентным правилам ЕС.
Данная тенденция, идущая вразрез с принципами единого рынка, нуждается в тщательном осмыслении. В связи с ее распространением возникает ряд принципиальных вопросов. Как сочетать конкуренцию, экономические свободы, с одной стороны, и безопасность и коллективные интересы - с другой? Где проходит грань, отделяющая экономическую безопасность от протекционизма? Каковы временные рамки защиты национальных интересов и как она соотносится с обеспечением конкурентоспособности в условиях глобализации? Наконец, как помешать превращению национальных государств в отшельников, обеспечить участие в объективных глобально-интеграционных хозяйственных процессах? Эти вопросы пока остаются открытыми.
РАЗНОВИДНОСТИ И ПРЕДПОСЫЛКИ
"Экономический патриотизм" как принцип хозяйственной политики - явление неоднозначное. Оно мало разработано теоретически, хотя на практике налицо формирование его глобальной модели и даже признание в ряде стран (в частности, в стране происхождения - Франции) "формулой успеха". Существуют его разновидности в рамках ГЧП. Так, наряду с распространением ГЧП в результате приватизации, в том числе с участием иностранного капитала, развивается его иная форма - опора национального капитала (частного, государственного и смешанного) на государство в конкурентной борьбе с зарубежным капиталом как внутри страны, так и за ее пределами. Для поддержки отечественного капитала используются и административные методы, вплоть до изменения национального законодательства.
Еврокомиссии подчас нелегко справиться с растущими проявлениями разнонаправленной промышленной политики в форме протекционистского предпочтения отечественных производителей. Отчасти это можно объяснить бюрократизацией процедуры трансграничных слияний, на которую требуется все больше времени. Основная причина, как представляется, заключается все же в "экономическом патриотизме", проявляемом подчас вопреки экономической целесообразности. Национальные государства оберегают свои предприятия от иностранных инвесторов - как из стран ЕС, так и из других регионов мира. Среди примеров - поддержка в Италии отечественной банковской системы (11), укрепление капитала немецкой Volkswagen (12) и др. Истеблишмент нередко поднимает на щит национальную хозяйственную идею, порой отодвигая на второй план экономическую целесообразность.
Подобные действия, превращающиеся в общую тенденцию, вызывают тревогу аналитиков как в странах ЕС, так и за его пределами. В их числе - авторитетные экономисты К. Деблок (Центр международных исследований и глобализации, Квебекский университет, Канада); Э. Коэн (Национальный центр научных исследований, Совет по экономическому анализу при премьер-министре, Франция) и др. Видный французский ученый и общественный деятель, бывший депутат Европарламента Ф. Эрзог называет этот рожденный и проповедуемый во Франции "сомнительный и опасный выбор" оборонческой стратегией. Лучший способ защиты национальных интересов в условиях глобализации, по его мнению, - развитие производственного потенциала и повышение конкурентоспособности (13).
Очевидно, что конкурентоспособность в промышленности можно стимулировать только в условиях состязательности, а не автаркии, означающей строительство своего рода "линии Мажино", как характеризует ситуацию Э. Коэн. Самоизоляция создает только иллюзию защищенности, на деле мешая взятию на себя ответственности за решение реальных проблем (14).
Вместе с тем очевидна обоснованность мнения венгерских экономистов А. Блахо и Ш. Шаип, согласно которому процессы глобализации ставят даже успешные государства в положение конкуренции друг с другом за капитал, внешние рынки, лидирующую роль в передаче технологий и т.д. (15) Нельзя не признать, что в условиях глобализации зачастую снимается "табу" с концепции экономической войны, а ее методы и инструменты становятся все более откровенными. Среди причин роста хозяйственного изоляционизма или "патриотизма" внутри ЕС - его расширение до 27 членов, разбалансированная интеграция стран с различными уровнями экономического, политического, социального развития при отсутствии конституционного оформления растущей группировки. Отсюда все чаще действия, порождающие государственную обособленность под предлогом защиты национальных интересов. Правда, нельзя не признать, что наблюдаемая "националистическая лихорадка" не идет в сравнение с 60-70-ми годами и говорить о неомеркантилизме (16) было бы преувеличением. Государственное вмешательство в хозяйственную сферу в ЕС, нынешний "европейский дирижизм" значительно уступает охранительным стратегиям ряда азиатских и латиноамериканских стран.
Формально можно утверждать, как это делает британский экономист Н. Бэйн, что глобализация смещает центр тяжести хозяйственной власти от правительств к частному сектору (17). При более тщательном рассмотрении вопроса становится очевидным, что на внешнем рынке национальные государства превращаются в ключевой субъект экономической дипломатии, владеющий определенным набором инструментов наряду с бизнесом - и национальным, и транснациональным.
Безусловно, успешным в целом развитием в последние полвека страны ЕС во многом обязаны государствам. Последние развивали ГЧП, передавая значительную часть своих полномочий частному сектору, устраняли торговые барьеры, проводили приватизацию. При этом взвешенное, не чрезмерное госрегулирование служило предпосылкой для привлечения ПИИ и обеспечения международной конкурентоспособности национальной экономики в целом. Вместе с тем в условиях глобализации, когда все больше международных факторов влияют на внутреннюю экономику, определяя ее развитие, ГЧП под лозунгом "экономического патриотизма" без участия зарубежного капитала в долгосрочной перспективе непродуктивно. В этом двойственность и своеобразие современной роли государства в ЕС.
Представляется, что в начале XXI в. "экономический патриотизм" - не всегда и не совсем хорошо забытое старое, или форма анахроничного скрытого протекционизма, направленного против внешней конкуренции. Вопрос может ставиться шире и острее. Речь идет о взаимности, о равенстве условий ведения бизнеса для партнеров в глобальных масштабах.
Вместе с тем, применение данной доктрины обоюдоостро, поскольку способно аннигилировать все преимущества открытой экономики и, таким образом, пойти вразрез с заявленной целью повышения конкурентоспособности на основе стимулирования состязательности. А значит, вразрез и с национальными интересами. Очевидно, забывается послевоенный опыт, когда успех проводимой государствами политики экономического роста был связан именно с открытием рынков и международным сотрудничеством.
Понятна озабоченность аналитика Ю. Этериса (Институт европейской интеграции, Дания) возможной перспективой движения вспять в случае победы "региональных процессов корпоративной консолидации (18) в условиях, когда уровень современных технологий требует усиления сотрудничества для роста производительности и расширения использования инноваций, в том числе в сетевых услугах, ради повышения конкурентоспособности. Сразу оговоримся: речь не идет об открытости стратегических сфер, военных технологий, которые могут быть использованы террористами. Они нуждаются в охране государством и не могут быть предметом свободной торговли и неограниченного доступа всех желающих. В разных странах круг этих отраслей неодинаков, но обычно сюда относят оборонную и добывающую промышленность, банковское и страховое дело, инфраструктуру, особенно транспорт и связь. Некоторые из этих областей закрыты для иностранных компаний, в других необходимо получать разрешение от правительственных органов.
РАЗНОНАПРАВЛЕННЫЕ ТЕНДЕНЦИИ НА ФОНЕ РАСШИРЕНИЯ ЕС
Открытость экономики предполагает свободу перелива капиталов как формы либерализации мировых рынков с вытекающим отсюда усилением международной конкуренции. Либерализация рынка капиталов стала одной из ключевых проблем в ходе Дохийского раунда ВТО.
Я. Андерссон, председатель Комитета по занятости и социальным проблемам Европарламента (депутат от Швеции), резонно предлагает рассматривать глобализацию "как вызов, а не как угрозу", призывая в новых условиях реструктурировать компании таким образом, чтобы они могли конкурировать с остальным миром (19). Этот хозяйственный императив связан с новыми технологиями. Государство может сыграть положительную роль при помощи ГЧП с привлечением иностранных капиталов, объединяя расходы на научные исследования и разработки (НИР), которые в одиночку не способна осилить даже крупная страна. Заслон зарубежным капиталам приводит к снижению конкурентоспособности. Здесь, пожалуй, как в биологии: не может быть жизнеспособного потомства у близких родственников, и национально-экономический "инбридинг" - путь не к процветанию, а напротив, в тупик. Это показал отрицательный опыт с европейскими информационными технологиями в 70-80-х годах XX в. Отчасти он был связан с недостаточным по сравнению с США финансированием НИР. Но главным образом - с защитой этой сферы от проникновения в нее американских и японских компаний.
"Европа страдает от хронической недостаточности вложений в исследования, а значит, и от инновационной недостаточности..., идет ли речь о товарах или об услугах, исследования служат основным двигателем роста", - справедливо замечает французский исследователь и бизнесмен Д. Дамон. Он обоснованно полагает, что здесь необходимо сочетать усилия государственного и частного партнеров на международном уровне, поскольку считает протекционизм устаревшим решением (20).
Вместе с тем в условиях конкуренции, когда международный авторитет страны в значительной мере определяется динамизмом и способностью предприятий к инновациям, правительства обоснованно стремятся мобилизовать все возможности для поощрения отечественных инвестиций, поддержки местных хозяйственных агентов в ряде областей, таких как исследования и разработки. Дьявол, однако, скрывается в деталях мер по защите отечественных производителей. Зачастую упускается из виду, что политика поддержки отечественного производителя допустима при условии ограничения ее действия по времени и постепенной отмены.
Итак, в ЕС налицо две разнонаправленные тенденции. Одна - интеграционная - связана с достижением открытости по отношению к капиталам стран-партнеров как "самой основы этики европейского строительства". Таково определение, данное бывшим председателем Еврокомиссии Ж. Делором (21).
Тренд противодействующий - так называемого экономического патриотизма - отражает стремление государства укрепить в своих странах позиции национального капитала (неважно, частного или государственного). Речь идет, в том числе об отраслях, которые до недавнего прошлого были (или остались) в основном в собственности государства, а также тех, которые после приватизации по-прежнему включены в сферу национальных интересов. Получается поощрение своеобразной разновидности внутреннего, отечественного ГЧП без зарубежных капиталов. Государство в данном случае может способствовать ограничению международного сотрудничества. Более того, некоторые лидеры в Евросоюзе рассматривают капиталовложения даже стран-членов как конкуренцию и "угрозу национальному контролю над экономикой, которой следует противостоять" в деле "непримиримой защиты национальных интересов" (22).
Таким образом, в эпоху глобализации в ЕС просматриваются два варианта хозяйственной политики и соответственно два лагеря стран по ее проведению. Один - условно назовем его по стране происхождения французским - связан с "экономическим патриотизмом" (обычно обостряющимся в преддверии выборов). В него входит и ряд стран континентальной Европы, "старые" члены ЕС (Италия, Испания, Германия). Именно здесь преобладает всемерная поддержка "национальных чемпионов" (будь то государственных или частных), включая изменения в национальном законодательстве.
Другой подход (условно скажем, британский), напротив, преимущественно связан с открытостью экономики. Во главу угла хозяйственной политики обычно поставлено усиление привлекательности экономики для прямых иностранных инвестиций. Этому с теми или иными изъятиями стараются следовать в Великобритании со времен М. Тэтчер, а также в большинстве новых стран ЕС. Британцы обычно не придают существенного значения национальной принадлежности капитала, лишь бы он выполнял свои функции. К примеру, экономика страны не ощущает никаких угроз в связи с тем, что французский капитал через EdF занимает серьезные позиции в национальной электроэнергетике, ведает и водоснабжением. Британскую компанию Scottish Power приобрела испанская энергетическая компания Ibedrola SA. Подчинение предприятий стран Евросоюза тем же нормам регулирования и контроля, что и британские, создает гарантии соблюдения иностранным бизнесом общественных интересов граждан и законов страны пребывания. Вот почему заявлено, что "Британия не стремится блокировать иностранные претензии на такие активы, как ее аэропорты, компании мобильной связи или крупные банки" (23).
Возникает вопрос: какого рода хозяйственную политику считать национально предпочтительной в долгосрочной перспективе - защищающую страну от внешних инвестиций в поддержку отечественного производителя или, напротив, открывающую ее для ПИИ? Можно говорить о существовании ложного и настоящего "экономического патриотизма". В целом получается, что второй вариант, скорее, тяготеет к поддержанию и увеличению инвестиционной привлекательности страны, а первый предпочитает ставить во главу угла национальную принадлежность капитала. Тем самым последнее противоречит самой идее, на которой зиждется Евросоюз, - созданию обширного единого рынка.
Из всех стран ЕС именно для Франции традиционно характерна наиболее сильная роль государства в экономике, дирижизм с опорой на крупные отечественные компании. Э. Коэн полагает, что его страна "сделала плохой выбор в пользу поддержки нескольких национальных чемпионов в ущерб привлекательности своей территории" (24). В самом деле, темпы экономического роста в первой группе стран сразу после приватизации с участием иностранного капитала и вступления в ЕС были более чем вдвое выше, чем во второй с ее "экономическим патриотизмом". Политика, подобная начатой во Франции правоконсервативным руководством во главе с Д. де Вильпеном, проводится и некоторыми другими странами, в том числе с правительствами иной политической принадлежности, например левоцентристскими, как социалисты в Испании.
Если взглянуть на новый "экономический патриотизм" с точки зрения отношения к конкуренции, то и тут не все однозначно. Он может обозначать два различных по направленности и последствиям процесса. Соответственно их по-разному следует и оценивать. Один противодействует объективным экономическим законам, связан со стремлением отгородиться от международной конкуренции с помощью мер государственной защиты. Другой преследует цель бороться против недобросовестной конкуренции, зачастую имеющей политическую подоплеку. Последний вариант понятен, если существует опасность, что предполагаемое международное слияние или поглощение, будучи одним из методов конкурентной борьбы, ведет к монополизации рынка, которая снижает эффективность, подавляя состязательность в экономике, и в конечном счете наносит ущерб интересам европейских потребителей.
Не допускать подобного развития событий в рамках Евросоюза - прерогатива ЕК. Рассматривая те или иные хозяйственные мероприятия с точки зрения их соответствия правилам ЕС, Еврокомиссия ежегодно принимает более 600 регламентов и свыше сотни директив. Она призвана на основе скрупулезного анализа оценивать совместимость грядущей сделки с принципом свободы конкуренции в едином рыночном пространстве, выступать не на стороне национальных чемпионов, а в интересах глобальных игроков - ТНК, чьи центры принятия решений расположены в ЕС.
РАЗНОГЛАСИЯ И ИХ ПРЕОДОЛЕНИЕ В УСЛОВИЯХ ИНТЕГРАЦИИ
При открытости мировых рынков мощные предприятия и финансовые учреждения обладают средствами для получения контроля над конкурирующими компаниями вплоть до недружественного поглощения, особенно если за ними стоят технологические преимущества. В открытой для зарубежных инвестиций экономике государство, безусловно, несет ответственность за то, чтобы подобные операции не привели к стратегической зависимости страны от воли извне, особенно в области оборудования или услуг, ключевых для национальной обороны или общественной безопасности. Государственное вмешательство при этом должно оставаться ограниченным, чтобы не противоречить условиям ЕС, не ставить под сомнение либерализацию торговли и независимость финансовых рынков. Выбор в пользу экономической обособленности неадекватен, а используемые при этом меры зачастую недальновидны, поскольку экономики встроены в процессы глобализации, и всегда есть риск принятия ответных мер со стороны партнеров-конкурентов.
Государственно-частное партнерство в Евросоюзе с привлечением иностранных компаний, направленное на повышение на макроэкономическом уровне в долговременной перспективе эффективности и конкурентоспособности, достаточно успешно развивается в новых странах-членах, чему способствовала приватизация 90-х годов. Государство, даже не участвуя непосредственно в производстве, способно улучшать условия хозяйственной деятельности, прямо влиять на макроконкурентоспособность. Последняя представляет собой совокупность черт экономики (региона, страны, интеграционной группировки), определяющих "уровень эффективности национально функционирующих предприятий" (25).
Наряду с этим не менее важно совершенствование в ЕС системы стандартов, в том числе в инфраструктурных отраслях. Отсутствие выработанной и согласованной политики европейской стандартизации качества, унификации и совместимости, которая бы охватывала все страны Союза, вызывает обеспокоенность у аналитиков, поскольку способна увековечить разнородную олигополистическую структуру в этой сфере на европейском уровне и тем самым ослабить ЕС. Без крепкого единого рынка Евросоюзу вряд ли удастся выдержать международную конкуренцию, а ряду стран, особенно вновь принятым, -сократить разрыв в уровне развития с лидирующими державами. Тревогу, особенно в среде новых стран-участниц, вызывает феномен регионального изоляционизма или, что более точно, национальной самоизоляции, в которую вполне удобно вписываются и идеи "экономического патриотизма" (26).
Экономический изоляционизм представляется непродуктивной для роста экономики и занятости в Европе стратегией, в том числе и потому, что может повредить имиджу региона, в целом привлекательного для ПИИ. Впрочем, все познается в сравнении. В противовес США и Японии с их более емким внутренним рынком и меньшей степенью открытости экономики (доля экспорта в ВВП соответственно 10.3 и 12.2%) страны ЕС, несмотря на тренд "экономического патриотизма", имеют большую инвестиционную привлекательность и возможность сотрудничества на внешних рынках. Иностранные инвестиции, показатель привлекательности рынка, в ЕС, скорее, идут следом, чем предшествуют успешному развитию. Главными параметрами оценки служат наличие хорошо обученных квалифицированных кадров, развитая инфраструктура, независимая и надежно работающая правовая система, непредвзятая правоприменительная практика, прозрачные и доступные для контроля государственные институты, здоровое население, наконец, высокий уровень управляемости (27).
В ином ключе действует "экономический патриотизм". Так, в 2005 г. он, видимо, отрицательно повлиял на приток иностранных капиталовложений во Францию. По оценкам "Монд", если в 2005-2006 гг. ПИИ в Европе увеличились на 15.2%, то во Франции - только на 5% (28). Несмотря на это, страна сегодня является крупнейшим объектом вложений зарубежных капиталов зоны евро - вторым в Европе после Великобритании, до недавнего времени третьим в мире после США и Великобритании, а с 2005 г. - четвертым, пропустив вперед Китай. По данным Национального института статистики и экономических исследований, в 2006 г. накопленные прямые иностранные инвестиции составили здесь 1230 млрд. долл. (примерно 950 млрд. евро). Внешним инвесторам принадлежат 47% капитала предприятий, включенных в листинг 40 крупнейших французских компаний, чьи акции котируются на Парижской фондовой бирже. В начале 2006 г. один из семи, или примерно 16%, работающих в рыночном секторе, за исключением финансового и структур государственного управления, трудились на предприятиях с иностранным капиталом. За десятилетие (1993-2003 гг.) численность занятых там почти удвоилась - с 1.1 до 1.9 млн. Только в 2003 г. при участии иностранного капитала во Франции было создано 40 тыс. рабочих мест (29). Степень открытости экономики за 1990-2005 гг. выросла с 17.6 до 21.9%, и Франция, хотя и уступает Германии (31.5%), но сравнима с Италией (22.0%) и Испанией (21.5%), а Великобританию (19.7%) превосходит.
Во многом это связано с инфраструктурой. Страна занимает четвертое место в мире по экспорту услуг, уступая лишь США, Великобритании и Германии. Вообще можно говорить о сравнительно удачной практике интернационализации этой сферы французской экономики. Отрасли услуг или службы общественного значения обеспечивают предприятиям - крупным, малым и средним (МСП) - возможность успешно конкурировать на внешних рынках. Тем самым создана классическая структура постиндустриальной экономики, в которой мощные ТНК сочетаются с бурно растущими МСП, половина из которых (1.5 млн.) работает в сфере услуг (30).
Причины успеха, видимо, в размерах участия на внутреннем рынке, но не только. Имеют значение технологические возможности, особый опыт, приобретенный внутри страны, где с 1946 г. практически вся энергетика контролируется государством. Французский исследователь П. Фриденсон среди причин успеха таких французских ТНК с участием государства в капитале, как Е1ес-tricite de France и Gaz de France справедливо выделяет практику международного технического сотрудничества, готовность создавать совместные предприятия для сбережения капитала и переносить производство за рубеж. Он также отмечает, что в приватизации энергетики ведущую роль сыграли хозяйственные агенты из США и Великобритании. В качестве противников такого тренда эксперт выделяет преобладающую в руководстве страны особую закрытую "касту" чиновников-управленцев, выпускников французской высшей школы (31). И это при условии явной плодотворности сотрудничества между ТНК и странами их базирования.
"ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ПАТРИОТИЗМ" В КОНТЕКСТЕ ИНФРАСТРУКТУРЫ
Традиционно инфраструктурные отрасли (среди них - энергетика) считались естественными монополиями с высокой капиталоемкостью и медленной окупаемостью и соответственно были организованы в форме госпредприятий (ГП). Новизна и специфика нынешнего этапа развития мирового хозяйства состоят в том, что вопреки веяниям "экономического патриотизма" приватизация с участием зарубежных капиталовложений затрагивает и сетевые услуги (энергетику, транспорт, телекоммуникации, водоснабжение). Если в начале 90-х годов ПИИ в эту сферу составляли менее 5% их мирового объема (несмотря на то, что сами отрасли очень капиталоемки и нуждаются в инвестициях), то с середины десятилетия инвестиционные потоки устремляются в ТНК сферы услуг. В 2005 г. в мире на услуги пришлось две трети накопленных ПИИ (по сравнению с 49% в 1990 г.), а доля связанных с инфраструктурой отраслей выросла как в абсолютном, так и в относительном выражении (32). Иностранный капитал повсеместно проникает в области, которые социум на протяжении десятилетий привык видеть в собственности или под управлением государства. Показательно, что глава ВТО (представитель Франции) П. Лами еще в 2003 г. отмечал, что организация не ставит цель приватизации госпредприятий, поскольку не обладает правом определять задачи общественных услуг, их структуру и порядок финансирования. Члены ВТО имеют тут "полную свободу действий" (33).
Наряду с этим в последние десятилетия рыночные методы стали рассматриваться как более эффективный способ организации работы отраслей услуг (34). Функционирование и управление госпредприятиями этой сферы дрейфует от администрируемых государством правил к рыночным принципам, к осознанию необходимости перехода от национальных рынков отдельных государств к общеевропейскому с участием капиталов из разных стран ЕС.
Следует признать, что инфраструктурные отрасли вообще - и энергетика в том числе, - играют в эпоху глобализации ключевую роль в обществе и политической жизни, хотя и в разной степени по странам. Ж. Лемьер, президент Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР), подчеркивает необходимость инвестировать в инфраструктуру ради поддержания и повышения конкурентоспособности экономики. Поскольку бюджетных средств для этого явно недостаточно, нужно привлечение частного сектора, принятие им на себя рисков и развития финансирования по инновационным схемам в целях удержания тарифов от чрезмерного роста (35). А значит, без ГЧП, в том числе и с участием иностранного капитала, не обойтись. Особенно с учетом содержащегося в Докладе Европарламенту "О перспективах внутреннего рынка газа и электроэнергии" (2007 г.) предложения к Еврокомиссии выработать "дорожную карту" создания единой европейской газо- и электросети, чтобы к 2010 г. довести уровень объединения этих систем ЕС до 10% (заявленных еще на саммите в Барселоне - 2002 г.). В Докладе продолжено открытое публикацией "Зеленой книги" обсуждение европейской энергетической политики, которое тогда не коснулось проблем слияний и создания европейского энергетического рынка (36).
По данным ЮНКТАД (2004 г.), в конце XX в. только две компании сферы услуг входили в 100 лидирующих мировых ТНК (Generale des Eaux, Франция и Cable & Wireless, Великобритания). В 2003 г. европейские ТНК этой сферы заняли первые строчки списка 100 крупнейших нефинансовых групп мира. Некоторые полностью или почти полностью приватизированы (Telefonica, Endesa, Telecom Italia, National Grid Transco, Scottish Power). Другие, как Vodafone, - частные с привлечением концессионной формы ПИИ. Прочие, например Deutsche Telekom, France Telecom, E.ON, Deutsche Post, приватизированы частично. Среди них - госпредприятия, не просто участвующие в конкуренции наравне с частными компаниями, но зачастую активно действующие за рубежом, преследуя цель получения прибыли. Численность ТНК сетевых отраслей среди 100 крупнейших нефинансовых ТНК мира возросла до 22, из них 17 базируются в пяти странах ЕС - Великобритании, Германии, Испании, Италии и Франции.
Только в 2005 г. с участием фирм сетевых отраслей произошло порядка 300 слияний и поглощений. За 1993-2005 гг. их доля в общей численности слияний и поглощений увеличилась с 4.3 до 9.2%, а в стоимости сделок - с 17 до 27%. Большинство сделок осуществлялось между компаниями одной страны (37).
Признавая важность общественных услуг для повышения качества жизни граждан, обеспечения надежной работы предприятий и организаций, а в долгосрочном плане - благосостояния, экономического и технического прогресса и безопасности, страны ЕС стали уделять пристальное внимание их реформированию в направлении использования преимуществ рыночной экономики и частной собственности. Этим обусловлен подъем предприятий инфраструктурных отраслей в рейтинге крупнейших мировых ТНК, многие из которых остались под контролем государства даже после приватизации (смешанные предприятия) и либерализации. При этом они стали активно действовать за рубежом.
С трансформацией фирм общественных услуг в транснациональных операторов возник вопрос: имеет ли значение их национальная принадлежность? Разумеется, не все компании сетевых услуг интернационализируются. Но некоторые, со значительной долей государства в капитале, занимающие почти монопольное положение дома, успешно конкурируют на внешних рынках, как, например, французская Electricite de France. Такого рода ГП не без поддержки своего государства ведут себя за рубежом как частные компании.
Сегодня единственной возможностью для выхода компании одной страны ЕС на энергетический рынок другой является приобретение местной компании этой сферы. Сделки такого рода зачастую идут с большим трудом в силу взаимной настороженности, обусловленной пресловутым "экономическим патриотизмом", что характерно отнюдь не только для Франции. Это подтверждает и пример Испании с многомесячной историей переговоров о покупке отечественной компании Endesa немецкой E.ON. Зарубежную компанию могут вообще не пустить на испанский электроэнергетический или газовый рынки. Приватизация сетевых компаний, таких как Telefonica, Endesa, Repsol (нефтегазовая компания), входящих в список 100 крупнейших мировых нефинансовых компаний ЮНКТАД, Gas Natural и Iberia (авиаперевозки), была проведена под знаком "экономического патриотизма", став "приватизацией без денационализации". Они даже получили определение "драгоценных камней в короне", поскольку обычно приносят прибыль.
Проблему сотрудничества в энергетике ЕС предстоит решать на уровне Еврокомиссии. При обсуждении европейской стратегии возник вопрос, что стоит за проектами слияний и поглощений. Имеет ли смысл создавать энергетические гиганты, осуществляющие комбинированное снабжение газом и электроэнергией, и если да, то делать ли это на национальном уровне или же с участием дополняющих друг друга европейских партнеров? "Открытые, а не зажатые в национальных рамках, рынки - путь к обеспечению энергетической безопасности, - заявил ее глава Ж. -М. Баррозу. - И мы обязаны открыть эти рынки на благо потребителей энергии и энергоресурсов" (38). К примеру, немецкие пользователи уже с 1 апреля 2006 г. имели право заключать договор на снабжение газом с любым поставщиком. Однако с учетом того, что в Германии рынок давно поделен между несколькими региональными компаниями, а почти половину его контролирует одна компания - E.ON-Ruhrgas, свободная конкуренция между поставщиками проблематична. Пока все идет к тому, что энергетический рынок ЕС вместо либерализации поделен мегакорпорациями, а сама Большая Европа, похоже, включается в антиглобалистскую кампанию.
В последнее время со стороны органов ЕС, в частности Европарламента, по отношению к странам, не входящим в ЕС, прослеживается явный протекционистский настрой. По выражению его вице-спикера от фракции зеленых П. Йонкера, даже институты ЕС порой страдают "гангреной национальных интересов". И тут наблюдается влияние феномена "экономического патриотизма", чьи наиболее последовательные сторонники считают его не старомодной отгороженностью от мира и замкнутостью в себе, а концепцией поведения в условиях глобализации, когда на карту, по их мнению, поставлена экономическая безопасность, охрана стратегических интересов, социально-экономическая сплоченность, а главное - защита конкурентоспособности и места в мире.
Духом "экономического патриотизма" пронизан уже упоминавшийся Доклад "О перспективах внутреннего рынка газа и электроэнергии". Он, в частности, направлен против проникновения на рынки ЕС хозяйственных субъектов из быстро-развивающихся России, Китая, стран Ближнего Востока.
Заместитель председателя Европарламента А. Видаль-Квадрас призвал в Докладе наложить запрет на покупку объектов энергетической инфраструктуры ЕС иностранными ТНК, за исключением тех случаев, когда третья страна готова на ответные шаги. В документе также подчеркнута необходимость отделения юридической собственности на энерготранспортные сети от других сфер -добычи, продажи, распределения. Европарламент считает это наиболее эффективным средством в содействии недискриминационному инвестированию в инфраструктуру, обеспечении справедливого доступа к сетям новых участников рынка и его прозрачности. В Докладе также содержится призыв к странам-членам пресекать внутри самого ЕС протекционистские тенденции и продвижение национальных чемпионов, которые мешают созданию интегрированного энергетического рынка ЕС, выражается озабоченность угрозой монополизации данной сферы, установления контроля государственных компаний над частными, чрезмерного вмешательства государства в процессы слияний, которые должны представлять собой исключительно коммерческие мероприятия, исходящие из интересов потребителей. Отмечается, что госпредприятия на рынках газа и электроэнергии мешают европейской интеграции, затрудняют конкуренцию на этих рынках. Вместе с тем предусмотрено госрегулирование для поддержки социально наименее защищенных потребителей.
Феномен "экономического патриотизма" с точки зрения долгосрочных последствий для экономики условен. Если он выражается в форме ГЧП без участия зарубежных капиталов, то подобное тактическое решение, направленное на укрепление "национальных чемпионов" в отдельной стране ЕС, ослабляет стратегическую цель - углубление хозяйственной интеграции и развитие европейской экономики в целом. Центробежные силы работают против объединительных тенденций. Как представляется, имеет смысл не протекционистская защита "своих" компаний, а целенаправленное усиление инвестиционной привлекательности, наиболее полное использование преимуществ международного разделения труда, связанных с глобализацией. Последняя открывает доступ к новейшим достижениям НИР, что позволяет повышать уровень жизни граждан. Государственно-частное партнерство с участием зарубежных капиталов из стран-членов скрепляет Евросоюз, а с привлечением капиталов из стран вне его - действует в русле необратимого общемирового процесса глобализации.
________________
(1) См.: Западная Европа в современном мире. М, Берлин, 1979. Т. 1.С. 113.
(2) О господдержке частного капитала см.: Клинова М. Государство и бизнес: формы и стратегии взаимодействия // МЭ и МО. 2006. N 11. С. 104-116; Klinova M. The Transformation of State Enterprises in Russian Networks, 1990-2005 / Transforming Public Enterprise in Europe and North America. Networks, Integration and Transnationalisation. L., 2007. P. 157-171; Клинова М. Безопасность и сотрудничество в энергетике: поиски стабильного баланса // МЭ и МО. 2008. N2. С. 111-125.
(3) См.: Deblock Chr. Le "patriotisme economique", fausse reponse a la mondilisation / L`etat du monde 2007. Paris, 2006. P. 61-64; Les entreprises ont-elles besoin d`Europe? Dossier // Confrontations Europe. 2007. N 77. P. 17-35.
(4) См.: Carayon В. Intelligence economique, competitivite et cohesion sociale. Rapport au Premier ministre. Paris, 2003. P. 11. (5) См.: Сагауоп В. Patriotisme economique et mondialisation // Defense Nationale. 2006. N 12. P. 61.
(6) Kerdrel Y. de. Le piege du patriotisme economique // Le Figaro. 07.03.2006.
(7) Энтин М.Л. Евросоюз: Договор о реформе // Современная Европа. 2007. N 4. С. 31.
(8)См.: Evaluation of the Performance of Network Industries Providing Services of General Economic Interest: European Commission. 2006 Report. Commission Staff Working Document SEC(2007) 1024. P. 46.
(9) См.: Machlup F. A History of Thought on Economic Integration. L., 1977. P. 27.
(10) Цит. no: http: //www. rbcdaily.ru/print.shtml72007/07/30/focus/ 285179
(11) Управляющий Банком Италии поддержал приобретение Вапса Antoveneta Spa другим итальянским банком - Вапса Popolare Italiana вопреки экспертному мнению о целесообразности отдать предпочтение ABN Amro (Голландия). (12) Речь идет о приобретении компанией Porsche 20% акций концерна Volkswagen, чтобы воспрепятствовать предложениям англо-американских инвесторов. Сделка получила единодушную поддержку со стороны и левой, и правой части политического спектра страны.
(13) См.: Herzog Ph. Du patriotisme economique au developpement partage // Confrontations Europe. 2007. N 77. P. 18. (14) См.: Fusions et acquisitions: grand angle avec Elie Cohen // Confrontation Europe. 2007. N 77. P. 23. (15) См.: Blaho A., Szajp Sz. Social Protection, Transformed Labour Markets, Effective Government and Competitiveness // Society and Economy (Budapest). 2005. N 1. P. 140. (16) Термин предложен А. Смитом, критиковавшим труды представителей меркантилизма (здесь: система взглядов, подразумевающая активное вмешательство государства в хозяйственную деятельность, ведущее к автаркии). (17) См.: Ваупе N., Woolcock S. The New Economic Diplomacy: Decision-Making a. Negotiation in International Economic Relations. Aldershot, Burlington, 2003. P. 86.
(18) См.: Этерис Ю. Экономический патриотизм в ЕС: угроза интеграции // Балтийский курс. 2006. N 37 (http: //www. baltkurs. com/new/rus/index.htm? read=1205).
(19) См.: СЕЕР Newsletter. Brussels, 2006. N 5. P. 1. (20) См.: Damon D. Public, prive: concilier performance et crois-sance //Problemes economiques. Paris, 2003. N 2836. P. 23.
(21) Цит. по: Veglio C. L`Europe ou "le bonheur du voyage" // Confrontations Europe. Bulletin mensuel. Edition speciale "Fete de 1`Europe". 09.05.2006. N 17. P. 1.
(22) McGuire S. No More Euro-Champions? The Interaction of EU Industrial and Trade Policies // Journal of European Public Policy. Oxford, 2006. N 6. P. 888.
(23) European Union Blues // The Economist. 2006. V. 378. N 8469.P. 32.
(24) http: //www. larevueparlementaire.fr/pages/RP885/RP885_economie_ face__cachee_patriotisme_economique.htm
(25) Bato M. Competitiveness of the European Union // Society and Economy (Budapest). 2005. N 1. P. 92.
(26) Этерис Ю. Экономический патриотизм в ЕС...
(27) См.: Blaho A., Szajp Sz. Op. cit. P. 143.
(28) См.: http: //www. lemonde.fr/cgi-bin/ACHATS/acheter.cgi? offre=ARCHIVES&type_item=ART_ARCH_30J&objet_id=9960i6&clef=ARC-TRK-G_01
(29) Cm.: Rapport 2006 sur les investissements etrangers en France.Agence francaise pour des investissements internationaux (AFII). Paris, 2006. P. 62-63, 6-7.
(30) См.: Франция в поиске новых путей. М., 2007. С. 116-117.
(31) См.: Friedenson P. Transforming Public Enterprise in France / Transforming Public Enterprise in Europe and North America. Networks, Integration and Transnationalisation. L., 2007. P. 69, 74.
(32) Cm.: World Investment Report 2007. Overview (UNCTAD). Transnational Corporations, Extractive Industries and Development. UN. N.Y., Geneva, 2007. P. 4.
(33) См.: Lami P. The EC`s Approach to Service and Investment Liberalisation. Brussels. 06.03.2003. P. 9 (http: //www. boell.be/ download/Presentation_Lamy.pdf).
(34) См., например: Демидова Л.С. Основные направления реформирования общественного сектора // Государство и отрасли инфраструктуры в современной рыночной экономике. М., 2001. С. 37-75; Кондратьев В, Б. Концессия как форма взаимодействия государства и частного капитала в инвестиционной сфере // Там же. С. 273-290.
(35) См.: The Economic Potential of a Larger Europe. Cheltenham, 2004. P. 28.
(36) Cm.: Livre vert. Une strategic europeenne pour une energie sure, competitive et durable. Commission des communautes euro-peennes. COM (2006) 105 final. Braxelles. 08.03.2006.
(37) См.: Evaluation of the Performance of Network Industries. P.46.
(38) http: //www. svobodanews.ru/Article/2006/11/24/200611241613 11990.
(39) La lettre de Confrontations Europe. 2005. N 72. P. 19.
http://www.finanal.ru/
21.04.2008
