Федор Лукьянов
На вопрос, какую политику Европейский союз намерен проводить на постсоветском пространстве, высокопоставленный чиновник Еврокомиссии с раздражением пожал плечами: "На дворе XXI век, и постсоветской политики больше нет! Сколько еще вы собираетесь считать эти разные страны одним целым только на том основании, что они когда-то входили в состав СССР? Двадцать лет? Пятьдесят?"
Ответ исчерпывающий. Затянувшийся более чем на десятилетие переходный период, когда бывшие союзные республики практически не интересовали крупнейших геополитических игроков, окончен. Процесс мирового переустройства, начавшийся с падения Берлинской стены в ноябре 1989 года, докатился до просторов Евразии. Для России это означает необходимость коренного пересмотра своей стратегии.
Нечаянная победа
Вопреки распространенному у нас убеждению, распад СССР не был целью западных стратегов, которые полвека вели против него холодную войну. Смена идеологии - да, но ликвидация самого государства... И если будущее Восточной Европы и Балтии (аннексию которой Запад никогда в полной мере не признавал) представлялось ясным, то что делать с дюжиной новых стран, возникших на месте бывшего идеологического противника, никто толком не понимал. К тому же у главных фигурантов мировой политики имелись дела поважнее. Кровавая боснийская война и проблемы Балкан затмили в глазах Запада все постсоветские конфликты. Европа была поглощена процессом интеграции вглубь (создание Евросоюза, введение общей валюты и пр.) и вширь (вступление бывших социалистических стран). США заботились об укреплении атлантического сообщества, а также сосредоточились на российских реформах. Это, правда, не исключало западного присутствия в странах СНГ, но прежде всего на неправительственном уровне, в виде организаций, занимавшихся популяризацией идей свободы и демократии. Правда, Вашингтон поддержал строительство нефтепровода Баку-Тбилиси-Джейхан, по которому каспийская нефть должна доставляться западным потребителям. Этот проект, сомнительный с коммерческой точки зрения, стал стержнем, на который в 90-е годы нанизывалась постсоветская политика США. Отсюда особые отношения с Азербайджаном и Грузией, а также вялая попытка создать в пику СНГ альянс вокруг производства и транспортировки углеводородов (ГУУАМ - Грузия, Украина, Узбекистан, Азербайджан, Молдавия)... Но все это оставалось на периферии большой политики.
Три источника, три составные части
Отношение мира к постсоветскому пространству изменилось под воздействием трех факторов.
Во-первых, после атак на США 11 сентября 2001 года внимание Белого дома всерьез и надолго обратилось к региону Ближнего и Среднего Востока. Государства, до того в основном фигурировавшие в разнообразных "рейтингах несвободы" (Узбекистан, Таджикистан, Киргизия), срочно потребовались Пентагону в качестве военных плацдармов. В поисках территории, которая могла бы служить перевалочной базой на пути из Европы к новому театру военных действий в районе Персидского залива, США обратили взор на Украину. Вырос интерес к альтернативным нефтегазовым источникам - повысилась "капитализация" Казахстана.
Во-вторых, Евросоюз завершает расширение, в результате которого его непосредственными соседями становятся Украина, Белоруссия, Молдавия и Южный Кавказ. Обеспечение стабильности и предсказуемости по периметру границ - одна из основных задач Евросоюза, решения которых он добивается своими, "мягкими" средствами. Скоро соседи ЕС будут опутаны сетью программ содействия, и для каждого из них составят "дорожную карту", в конце которой, при условии неукоснительного выполнения всех требований и предписаний, забрезжит туманная перспектива вожделенного членства в ЕС. Ее наличие послужит стимулом для преобразований по европейскому образцу.
Наконец, советская номенклатура, управлявшая республиками более 10 лет, сходит с арены. Пример династии Алиевых, обеспечившей преемственность власти, пока скорее исключение, чем правило. После событий в Грузии и на Украине "назначение" преемника осложнится даже в жестких авторитарных системах. Там же, где выборы хотя бы относительно свободны, успех "наследника" и вовсе сомнителен. Ведь власть дискредитирована практически везде, а более прогрессивной альтернативе обеспечена как минимум моральная поддержка с Запада.
Упущенные возможности
Если в свое время распад СССР застал врасплох Запад, то к нынешним переменам, похоже, не готова Москва. Свой реальный интерес к территории СНГ Россия проявила, увы, только тогда, когда "окно возможностей" для нее начало стремительно закрываться. На протяжении первого десятилетия после распада СССР Москва могла делать в соседних странах почти все, что хотела: политические системы формировались там с глубокими потрясениями, а остальные мировые державы не проявляли особого желания ввязываться в малопонятную постсоветскую политику с ее феодально-клановыми нравами. Однако в это благоприятное время Россия была погружена в собственные проблемы. В целом справившись с обязанностями "кризисного менеджера" в эпоху "цивилизованного развода" и первоначального становления новых государств, Россия продемонстрировала несоответствие должности "директора по инновациям и развитию" и не предложила партнерам привлекательную совместную перспективу. Вместо этого все силы были брошены на консервацию. Ставка делалась, во-первых, на поддержку правящих режимов (то есть все менее популярную среди населения номенклатуру советского образца) и, во-вторых, на сохранение статус-кво в зонах локальных конфликтов. На практике это означало замораживание тупика - существование зависимых от России квазигосударственных образований без шансов на политическое урегулирование. Иллюзия российского влияния рухнула тогда, когда Москва, открестившись от наследия 90-х, кажется, сама поверила, что ее "позиции на международной арене заметно укрепились". С ноября 2003-го по декабрь 2004 года Россия потерпела серию болезненных поражений. Продолжение, без сомнения, следует...
Учиться постимперскому поведению
На Западе только и пугают возрождением имперских амбиций России, усматривая их проявления во всем подряд - от риторики в Москве до стремления российского бизнеса расширять присутствие на рынках Центральной Европы или стран СНГ. На самом же деле наблюдается как раз провал последних попыток удержать под контролем сферу влияния и неспособность выстроить хоть какую-то эффективную политику.
Нервная реакция Кремля на происходящее свидетельствует: там осознают масштаб трудностей. Правда, пока не похоже, чтобы у кого-то было представление о том, что делать. Порожденные некоторыми светлыми политтехнологическими умами идеи "священного союза" консервативных режимов СНГ для борьбы с "революционной заразой" приведут к резкому усугублению проблем - стоять на пути исторического развития занятие неблагодарное и опасное. (А режимы в странах Содружества теперь серьезно задумаются, стоит ли полагаться на поддержку Москвы, которая перестала быть гарантией сохранения власти.) Другая крайность - циркулирующие в кулуарах рассуждения о том, что СНГ дороговато обходится и не стоит ли вообще свернуть все то, что нагромоздили за истекшие 13 лет. Мол, порознь так порознь... Перед Россией стоит сложная задача: взглянуть на "ближнее зарубежье" совершенно по-новому. За годы самостоятельного развития страны, составлявшие когда-то "советский народ", ушли дальше, чем нам хотелось бы думать, и от Советского Союза, и от России. Постсоветского пространства, объединенного общей ностальгией, схожим менталитетом и совпадающими целями, больше нет. Попытки навязать российские представления о политическом устройстве на основании того, что все мы "вышли из одной шинели", вызывают лишь обратный эффект.
Проводить параллели между Советским Союзом и империями Запада - занятие сомнительное: различия очевидны и многочисленны. Но в том, что касается постимперского поведения, России есть чему поучиться.
Можно ли представить себе, что в 1975 году, спустя 13 лет после провозглашения независимости Алжира, Париж попытался бы открыто вмешаться там в политику, апеллируя к "славному прошлому"? А ведь Алжир был для Франции не колонией, а неотъемлемой частью республики, родиной сотен тысяч французов. Нетрудно догадаться, насколько бесило Париж активное вовлечение Советского Союза в дела их бывшей территории - ведь Алжир, освободившись, взялся строить социализм... Однако дальновидная политика - всемерная поддержка французского языка и культуры, помощь в развитии и патронат при решении проблем - принесла свои плоды: социализм в Алжире уже давно не строят, а Франция остается самым влиятельным его внешним партнером. Это касается и многих других бывших французских колоний, равно как и большинства колоний Великобритании, которые почитают за честь входить в Содружество наций.
Возможно, не надо так уж нервничать, видя, как уходят привычные режимы, а новые власти ориентируются на других патронов. Это естественный процесс. Стоит подождать, когда маятник качнется в другую сторону, как он качнулся в случае со многими другими колониями, которые после периода первоначальной эйфории сами потянулись к экс-метрополиям. Ведь и в США, и в Европе найдется не много охотников всерьез заняться решением сложных проблем постсоветских стран, взвалить на себя бремя чужих территориальных конфликтов или экономической разрухи. В конце концов, и в современном мире метрополии несут ответственность за ситуацию в бывших колониях. Ключевое слово - "ответственность". То есть искреннее желание решить проблему той или иной страны, а не попытка под видом помощи что-нибудь себе урвать.
Не случайно такие мэтры, как бывшие канцлеры Германии Гельмут Шмидт и Гельмут Коль, очень осторожно оценивают перспективы интеграции в единую Европу той же самой Украины. Действительно, соседям едва ли удастся противостоять силе притяжения России, если она будет развиваться, превращаясь в мощное современное и обязательно демократическое государство. Вот тогда и заработает культурно-исторический потенциал, накопленный за столетия совместного существования.
В противном случае, то есть если Россия не будет развиваться в указанном направлении, останется утешаться геополитическими построениями XIX века и вечнозеленой сентенцией о том, что у нашей страны есть только два союзника - армия и флот. Если, конечно, они у нас к этому времени сохранятся в более или менее дееспособной форме.
Профиль
