Германо-русская война слишком тяжела, чтобы та или иная сторона применила её лишь как средство найти занятие для армии и её офицеров[1]
Отто фон Бисмарк, канцлер Германии
Логическая детерминированность в развитии сценариев ВПО и их конкретных вариантов не должна абсолютизироваться. Война – слишком тяжелое испытание, грозящее многими издержками, чтобы его изначально делать неизбежным, хотя иногда даже официально это предполагается. Как, например, в СНБ США[2].
Тем не менее, войны всё-таки случаются. И, как правило, войны готовятся заранее. Вот и канцлер Германии полагал, что не противоречия между Россией и Германией, а другие причины могут стать толчком к войне. Так и случилось.
Как видно на рисунке ниже, варианты развития ВПО этого сценария относятся не к характеру будущих отношений и не тенденциям, которые могут быть изменены, а только к темпам их реализации – они могут быть относительно медленными, в случае осложнений в западной коалиции (ориентировочная вероятность 10%), которые могут возникать по самым неожиданным причинам, темпы развития этих вариантов (неожиданно, как в случае со сменой Д. Трампа и БЛМ) могут быть очень быстрыми, даже «хаотичными», бесконтрольными, также в результате развития непредвиденных обстоятельств, но вероятнее всего такой вариант будет развиваться по эскалации достаточно быстро, но последовательно и планомерно. Так, например, события на востоке Украины в 2021 году определенно укладываются в такой вариант сценария. Они были запланированы и к ним тщательно готовились с 2014 года[3].
Выше достаточно подробно говорилось о формировании крайне неблагоприятного сценария развития МО и ВПО в мире в последние годы, т. е. создании опасной внешней обстановки для самого существования России. Стратегический прогноз развития ВПО – важнейшее условие для такого стратегического планирования, без которого бессмысленно вообще говорить о сколько-нибудь логической концепции. «Завтра заключается в сегодня, будущее создается в настоящем… Время – ваше, то, чем оно станет, зависит от вас», – говорил К. Клаузевиц.
В некоторых работах 2013–2021 годов я предлагал подобный прогноз, из которого вытекал и прогноз развития СО, войн и конфликтов будущего. В самом общем виде он представлял собой следующую модель.
Основной вариант базового сценария развития международной обстановки и его развитие в «Вариант № 2» ВПО и последующие варианты развития СО, вероятных войн и военных конфликтов[4].
Как видно из рисунка ниже, базовый («наиболее реалистичный») вариант развития ВПО («Вариант № 2») предполагает два основных конкретных варианта развития стратегической обстановки (СО) в мире, каждый из которых не может быть исключен, но наиболее реалистическим является, безусловно, вариант развития «Стратегической обстановки в регионах».
Этот вариант СО предполагает вероятность конфликтов в Европе, Азии, на Большом Ближнем Востоке и в Арктике.
Примечательно, что после публикации в феврале 2022 года краткого описания новой Стратегии обороны США (в кратком изложении) появилась обоснованная критика, которая показывала, что эта новая редакция вероятнее всего будет в скором времени пересмотрена именно по аналогии с «Вариантом № 2» развития СО, предлагаемого в данной работе, а именно[5]: критики считают, что «США просто нужен документ на трех страницах, четкий и четкий, в котором говорится, что Соединенные Штаты и их союзники будут поддерживать мир в Азии, Европе и на Ближнем Востоке (2,5 войны), будут уделять первоочередное внимание готовности и возможностям вооруженных сил. сегодня, создавая боеприпасы и оружие, интегрируя современные технологии, и будет увеличивать свое передовое присутствие в качестве приверженности демократии»[6].
«Нынешний министр обороны Ллойд Остин должен принять этот момент шока и не корректировать Стратегию национальной обороны, а вместо этого переписать ее. Стратегия должна быть четкой, краткой и недвусмысленной. Это должна быть стратегия, в которой мы нуждаемся, не ограниченная в данный момент искусственными ограничениями финансирования, установленными OMB. Короче говоря, в стратегии должны быть сформулированы следующие три императива, направленные на то, чтобы обратить вспять два с лишним десятилетия риска, из-за которого наши вооруженные силы оказались менее чем готовыми, у них не было боеприпасов и они были слишком малы, чтобы делать то, что необходимо:
Во-первых, отказаться от стратегии одной войны, которая лежит в основе всех текущих решений. Теперь ясно, что у нас есть противники на трех фронтах, и мы должны четко заявить, что собираемся быть готовыми. Новая оборонная стратегия должна предусматривать создание системы национальной безопасности, способной и готовой справиться с двумя с половиной
Во-вторых, отказаться от мечтаний о третьем смещении, которые привели к ужасной авантюре с изысканными технологиями после 2030 года в ущерб военной готовности и возможностям сегодня. «По сути, нынешняя оборонная стратегия приказала России и Китаю нанести удар в этом десятилетии, потому что мы, Соединенные Штаты, готовы ослабить себя сейчас, чтобы стать сильнее позже. Россия поддержала нас в этом вопросе, и Китай может не ждать, чтобы начать преследование Тайваня. Учитывая катастрофический послужной список Министерства обороны по преобразованию будущих технологий в правдоподобные системы вооружения, Министерству обороны следует вместо этого сосредоточиться на интеграции сегодняшних технологий в вооруженные силы, что является скачком вперед по сравнению с тем, что имеется в настоящее время. Новая оборонная стратегия должна отдавать приоритет закупке оружия и боеприпасов сегодня, постепенно внедряя технологии и обращая вспять тенденцию увеличения расходов на исследования за счет краткосрочных закупок.
Наконец, в-третьих, откажитесь от гибельной более чем 20-летней стратегии базирования американских войск в Соединенных Штатах и вывода войск из-за границы. Ничто так не свидетельствует о приверженности США, а также не помогает нам интегрироваться с нашими союзниками, как на земле, в воздухе и в плавании с ними по морям. Присутствие имеет значение. Расстояния до Азии, Европы и Ближнего Востока – наш враг. Переброска войск в регион во время кризиса происходит медленно и по нарастающей. То, что мы были там с самого начала, дает нам невероятное преимущество.
«Удивительно, насколько несоответствующей реальности стала нынешняя Стратегия национальной обороны (НСО). Нам не удалось соединить точки между речью Путина в Мюнхене в 2007 году, его вторжением в Грузию в 2008 году и его вторжением в Крым в 2014 году, вместо этого сигнализируя Путину через нашу оборонную стратегию, что мы будем рассчитывать наши силы только на одну войну за раз и это был Китай. Настало время для нынешней команды защиты дать миру понять, что Америка с ними, не только на словах, но и реальными возможностями.
Как видно из предложенной модели сценария развития ВПО, уже до 2014 года существовало огромное разнообразие вариантов развития СО, войн и конфликтов, которые было необходимо прогнозировать в рамках доминирующего сценария развития ВПО эскалации военно-силового давления. Причем, выделяя не только возможные, но и наиболее вероятные[7]. Именно в том период, как видно на рисунке, в качестве наиболее вероятных войн и военных конфликтов были выделены военные конфликты в Нагорном Карабахе и на Украине, в Белоруссии, хотя в Средней Азии и на Дальнем Востоке политика США привела к существенному обострению ВПО к 2021 году[8].
Уже в то время я писал, что развитие ВПО «это обстоятельство объективно требует», чтобы в условиях разрушения стратегической стабильности были сделаны мероприятия военного планирования, которые соответствовали бы новым условиям формирования ВПО и СО[9]:
Во-первых, стратегический прогноз частных СО, военных конфликтов и войн был максимально конкретным потому, что даже локальные и региональные войны могут качественно отличаться друг от друга, например, военный конфликт на Донбассе и в Сирии, а, тем более, в Нагорном Карабахе. Богатый опыт локальных и региональных войн, в которых участвовали ВС СССР и России в последние десятилетия, – должен максимально использоваться и учитываться, а не игнорироваться, как это случилось во многом после войны в Афганистане.
Причем, во-вторых, такой прогноз должен делаться не только применительно к самому периоду военных действий, но и, как писал К. Клаузевиц, к «другим видам деятельности, помогающих использованию вооруженных сил», которые он относил к категории «сохранения военных сил» (подч. – К.К.)[10]. Кстати, это военный гений всегда подчеркивал, что у государств существует множество силовых инструментов политики, в том числе не военных, которые надо использовать даже во время войны[11].
Действительно, анализ состояния СО или замороженного военного конфликта позволяет достаточно точно прогнозировать вероятный вариант его развития. Так, развал вооруженных сил Армении за 3 года правления премьера Пашиняна, дезорганизация им военного управления и пр. непродуманные акции (на фоне усиленной подготовки Азербайджана) позволяли к середине 2020 года вполне точно прогнозировать развитие военного конфликта, который бы вёл к разгрому ВС Армении.
В-третьих, прогноз развития ВПО в мире позволяет скорректировать общую политику стратегического сдерживания России, которая (в широком смысле этого понятия) ориентирована в конечном счете на недопущение эффективного использования против нашей страны всех силовых инструментов – военных и не военных, – а не только ЯО, как почему-то считают некоторые политики и эксперты не только на Западе, но и в России[12].
В зависимости от представлений о том, чем в реальности является политика стратегического сдерживания, какие функции она должна выполнять и какой её характер, формулируются основные обоснования и оценки её критериев и показателей формируется, например, подход к этой проблеме в России (где немало сторонников рассматривать эту проблему в качестве проблемы ядерного сдерживания) и на Западе (где также придерживаются этой точки зрения). Совпадение позиций – не случайно, ибо обе стороны хотят в будущем не укрепления стратегической стабильности, а ликвидации ЯО.
Разница – принципиальная. В частности, если функции стратегического сдерживания ограничены ядерным сдерживанием (как сегодня), то и основные критерии могут быть следующие:
– невозможность использовать ядерное оружие в качестве политико-психологического средства (угрозы, шантажа) в эксплицитной или имплицитной форме;
– невозможность нанесения разоружающего удара;
– невозможность нанесения упреждающего удара;
– маловероятность использования тактического ядерного оружия на отдельных ТВД и т.д. Принципиально иная – другая трактовка критериев будет в случае, если понятие стратегическое сдерживание расширяется до политического и военного сдерживания. В этом случае (к чему мы практически подошли в 2014–2021 годах) стратегическое сдерживание предполагает уверенную защиту военными и иными средствами от нападения любыми средствами на любом ТВД[13]. Так, в интервью газете Financial Times генеральный секретарь Североатлантического альянса Йенс Столтенберг заявил 18 октября 2021 года, что «НАТО включит в свою новую стратегическую концепцию пункт о противодействии наращивающему потенциал Китаю». Эта новая стратегическая концепция НАТО будет представлена в 2022 году. По его словам, в настоящее время «НАТО сталкивается с глобальными вызовами, в числе которых терроризм, киберпространство и подъем Китая»[14].
Наконец, в будущем «расширенное» стратегическое сдерживание (на это указывает устойчивая тенденция) должно гарантировать защиту всех основных национальных интересов военными и невоенными средствами, а не только эффективную военную оборону.
В зависимости от представлений, таким образом, формируются основные критерии эффективности стратегического сдерживания.
Как уже говорилось, критерии и показатели стратегического сдерживания непосредственно вытекают, прежде всего, из стоящих перед ним политических и военных задач.
Так, к основным критериям, характеризующим наиболее вероятное будущее «расширенное» стратегическое сдерживание можно отнести:
а). Неспособность противника (государства или иного актора) принудить своего оппонента наносить ущерб своим национальным интересам, системе ценностей или суверенитету;
б). Ограничить его активность во внешней или международной политике;
в). Отказаться от продвижения своих интересов и ценностей в мире;
г). Отказаться или ограничить свои международные обязательства;
д). Каким-либо образом подчинить свою внутреннюю экономическую, информационную или образовательную политику.
Более того, к основным показателям эффективности стратегического сдерживания можно отнести следующие:
а). Способность абсолютной нейтрализации внешнего влияния (полный суверенитет);
б). Способность частичной нейтрализации внешнего влияния (ограниченный суверенитет);
в). Способность незначительной нейтрализации внешнего влияния (частичный суверенитет).
Естественно, что такие способности государства будут во многом зависеть от:
– намерений и готовности правящей элиты к защите своего суверенитета и обеспечению эффективного стратегического сдерживания («воли»);
– имеющихся и потенциальных ресурсов и других национальных возможностей («ресурсов»).
В-четвертых, при долгосрочном прогнозировании и отчасти стратегическом планировании неизбежно потребуется ограничить сценарии развития ВПО одним-двумя наиболее вероятными сценариями именно из-за того, что частных сценариев развития СО и войн будет, как минимум, вдвое больше. Иными словами, нельзя готовиться ко всем типам войн (особенно ассиметричных). Так или иначе, но их круг должен быть ограничен наиболее вероятными и конкретными вариантами развития СО или операций на двух-трех стратегических направлениях. Понятно, что придется рассматривать возможность появления угроз «по всем азимутам» от Арктики до Средней Азии, но военное планирование и создание ВВСТ должно быть, тем не менее стандартизировано и достаточно универсально в том числе и с точки зрения производственных мощностей ОПК.
Таким образом, исследование и прогноз развития ВПО реализуется в практическом плане в тех или иных конкретных вариантах одного–двух наиболее вероятных сценариев развития ВПО и 3–4 вариантах развития СО. Определение этих конкретных вариантов того или иного сценария имеет огромное значение прежде всего потому, что каждый из этих вариантов предопределяет развитие той или иной конкретной стратегической обстановки и характер вероятного противоборства, военного конфликта или войны. И, естественно, наоборот. Для практических политических целей именно эти последствия, прежде всего, и имеют значение[15].
Именно в этой связи проблемы эффективного стратегического национального планирования в России (подчеркну, в условиях разрушения стратегического сдерживания западной военно-политической коалицией, как в области внешней, так и внутренней политики), в настоящее время окончательно приобрели самое приоритетное значение[16], как минимум, по следующим причинам[17]:
– Прежде всего необходимо резко увеличить качество государственного и общественного управления, в частности, ИР НЧК государства и общества, которое существенно отстает от мирового уровня (по критериям ООН от – 2,5 до +2,5 Россия стоит на уровне – 0,06 по сравнению, например, с +1.62 Германии)[18].
– Необходимо, чтобы правящая элита России оставила иллюзии относительно возможностей развития МО в ближайшие десять лет по иным, положительным сценариям развития. Неоправданные надежды исключительно негативно влияют на сплоченность нации, общества и самой правящей элиты, часть которой начинает готовиться к уступкам, капитуляции, обосновывая необходимость отказа от тех или иных областей национального суверенитета. Мероприятия, проведенные В.В. Путиным в 2020–2021 годах по консолидации правовой и политической базы общества, можно рассматривать только как правильные, но недостаточные шаги, прежде всего потому, что они не были подкреплены решениями в информационной и финансово-экономической областях, которые являются главными областями противоборства на современном этапе.
– Необходимы решения, направленные на ускорение темпов развития НЧК и его институтов в России, прежде всего в области науки и образования, в частности, развития НИР и ОКР в ОПК и других важнейших технологических областях, которые в последние десятилетия были ограничены и даже сворачивались. Эти темпы должны быть резко увеличены как абсолютно, так и относительно других субъектов МО, прежде всего, стран ОЭСР[19].
Между тем, именно в этих областях военно-силовое соперничество наиболее актуально и остро: не только новейшие ОКР, реализованные в современных ВВСТ (например, С-500 и гиперзвук), но и вакцина «Спутник -В», запуски космических аппаратов, разработка собственного ПО и другие технологические решения и достижения являются самыми лучшими инструментами в военно-силовом противоборстве на этом этапе развития сценария ВПО.
– Важны ресурсы и резервы, как и в каждом противоборстве, когда «сражение не проиграно до тех пор, пока остались резервы». Эти резервы нужны, прежде всего в промышленности ОПК, которой в случае экстренных мер, предстоит резко увеличить производство ВВСТ и боеприпасов.
– Важны новые решение в области проведения активных мероприятий в политике, дипломатии, экономике и социальной сферы, которые должны быть направлены на перехват инициативы. И не в последнюю очередь в области военного искусства, где мы нередко запаздываем использовать собственный опыт. Операции в Сирии имели большое значение, но они не относятся в полной мере к межвидовым операциям, когда применяются сухопутные виды и рода войск в сочетании с ВКС и ВМФ.
– Наконец, нужны неотложные мероприятия по политико-идеологической мобилизации российского общества, созданию новых и развитию прежних ИР НЧК в области науки, образования, культуры и духовной сфере. Необходимо отказаться от навязанной извне концепции «деидеологизации», означающей по сути, что правящая элита России добровольно проиграла важнейшее пространство силового противоборства. Как сказал в свое время (начавшегося процесса яковлевской «деидеологизации») покойный ведущий специалист в области теории МО В.И. Гантман, «Когда умирает идеология, на смену ей приходит парапсихология»[20].
Именно это и произошло с конца 80-х годов в СССР, что стало началом процесса развала государства и его институтов. В частности, была фактически внедрена и даже «обоснована» идея о том, что «у российского общества якобы отсутствует «логика медитации», единственно способная обеспечить постоянное повышение социальной эффективности цивилизации»[21]. Обратный процесс восстановления роли и места России в мире должен начаться с того же. Этот процесс должен начаться с понимания у большинства нации, что перед Россией создана непосредственная экзистенциальная угроза[22] её существованию и нужны соответствующие общенациональные меры.
__________________________________________
[1] Бисмарк Отто фон. Воспоминания железного канцлера. М.: АСТ: ОГИЗ, 2021, с. 379.
[2] National Security Strategy. The White House, Oct., 2022, p. 48 / https://www.whitehouse.gov/wp-content/uploads/2022/10/Biden-Harris-Administrations-National-Security-Strategy-10.2022.pdf
[3] Подберёзкин А.И. Роль США в формировании современной и будущей военно-политической обстановки. М.: ИД « Международные отношения», 2019, сс. 189–196.
[4] См., например: Подберёзкин А.И. Третья мировая война против и России. М.: МГИМО-Университет, 2015. 169 с.
[5] Феррари Джон. Вторжение России в Украину лишь высветило устаревшую американскую стратегию и делает нас неподготовленными к современным глобальным угрозам / «Срочные новости», 8 марта 2022 г. / https://breakingdefense.com/2022/03/tear-up-the-national-defense-strategy-and-start-again-recognizing-reality/
[6] См. подробнее: Подберёзкин А.И. НАТО – основа проамериканской военно-политической коалиции Запада // Обозреватель, 2022, № 3–4 (386–387), сс. 5–23.
[7] Подберёзкин А.И. «Риск начала Третьей мировой войны не просто сохраняется, он стремительно усиливается» // Национальная оборона, 2021, № 4, апрель, сс. 9–20.
[8] См., например: Подберёзкин А.И. Оценка и прогноз развития сценария военно-политической обстановки и его конкретных вариантов в третьем десятилетии нового века, сс. 22–36 / Сборник материалов круглого стола. Кафедра военной стратегии Военной академии Генерального штаба ВС РФ Угрозы национальной безопасности Российской Федерации на период до 2030 года: направления и пути их нейтрализации. ВАГШ ВС РФ, 2022. 152 с.
[9] Военно-экономическая безопасность и военно-техническая политика государства: изменение диалектики взаимосвязи в современных условиях. Монография. Под общ. ред. проф. С.Ф. Викулова. М.: АПВЭиФ, ООО «Канцлер», 2020. 438 с.
[10] Клаузевиц Карл фон. Принципы ведения войны. М.: Центрполиграф, 2020, с. 30.
[11] «Эти политические отношения не прекращаются, писал он, во время самой войны». См.: Клаузевиц Карл фон. Принципы ведения войны. М.: Центрполиграф, 2020, с. 127.
[12] См.: Подберёзкин А.И. Критерии и показатели эффективности политики стратегического сдерживания России и предотвращения военных конфликтов до 2025 года / Сайт ЦВПИ, 25 марта 2021 г. / http://eurasian-defence.ru/?q=node/49560
[13] См. подробно: Стратегическое сдерживание: новый тренд и выбор российской политики: монография / А.И. Подберёзкин, М.А. Александров, К.П. Боришполец и др. М.: МГИМО-Университет, 2019. 656 с.
[14] Столтенберг: вызовы со стороны Китая и России войдут в новую стратегическую концепцию НАТО в 2022 году // РИАН, 18.10.2021 / https://riafan.ru/1538863-stoltenberg-vyzovy-so-storony-rossii-i-kitaya-voidut-v-strategicheskuyu-koncepciyu-nato
[15] См., например: Подберёзкин А.И. Оценка и прогноз развития сценария военно-политической обстановки и его конкретных вариантов в третьем десятилетии нового века, сс. 22–36 / Сборник материалов круглого стола. Кафедра военной стратегии Военной академии Генерального штаба ВС РФ Угрозы национальной безопасности Российской Федерации на период до 2030 года: направления и пути их нейтрализации. ВАГШ ВС РФ, 2022. 152 с.
[16] Подберёзкин А.И., Жуков А.В. Оборона России и стратегическое сдерживание средств и способов стратегического нападения вероятного противника // Вестник МГИМО-Университет, 2018, № 6, сс. 141–168.
[17] В частности, такая концепция предлагалась мною в серии работ, основной из которых стала: Подберёзкин А.И. Состояние и долгосрочные военно-политические перспективы развития России в XXI веке. М.: Издательский дом «Международные отношения», 2018. 1596 с.
[18] Индикаторы мирового развития: монография / кол. авт. под ред. Л.М. Капицы. 3-е изд., перераб. и доп. М.: КНОРУС, 2021, сс. 438–447.
[19] Эта мысль повторяется постоянно с конца 80-х годов, но так и не стала доминирующей. В особенности, когда речь идет о развитии НЧК. См.: Теоретические и математические методы анализа факторов формирования оборонно-промышленного комплекса: монография / А.И. Подберёзкин, М.В. Александров, Н.В. Артамонов и др. М.: МГИМО-Университет, 2021, сс. 99–106.
[20] Черкасов П. ИМЭМО. Очерк истории. М.: Весь мир, 2016, с. 505.
[21] Вдовин А.И. Русская нация в ХХ веке. М.: РГ-Пресс, 2019, сс. 578–583.
[22] Подберёзкин А.И. «Риск начала Третьей мировой войны не просто сохраняется, он стремительно усиливается» // Национальная оборона, 2021, № 4, апрель, сс. 9–20.
