Мы убедились, насколько расплывчатыми и неопределенными нередко выглядит такое понятие, как «национальные интересы»[1]
А. Васильев, академик РАН
Ключевой значение для стратегии «Руководящей идеи» («направляющей идеи») многократно подчеркивал А.А. Свечин, говоря, что «все наши действия будут представлять собой ряд бессмысленных, бесцельных и бессвязных шагов, короче – нестройно организационно целое, а какую-то неорганизованную кучу отдельных актов»[2]. Так как существует большое количество самых разных интересов, имеющих как объективный, так и субъективный, а также краткосрочный, долгосрочный и иной характер, то при анализе политики того или иного субъекта МО необходимо исходить из представлений о том, что в их основе не всегда и не везде доминируют именно национальные или государственные интересы. Кроме того, субъективные представления об этих интересах у различных групп правящей элиты субъекта также может значительно отличаться[3].
Еще сложнее ситуация с анализом интересов возникает в случае, когда речь идет о сложном международном событии, либо анализе состояния МО в регионе, а, тем более, в мире. Ко всем разно порядковым критериям оценки различных интересов добавляются конкретные политические особенности того или иного субъекта МО. Примечательно и то, что во внешней политике различные интересы (в том числе национальные) интересы различных государств и акторов могут по времени совпадать друг с другом, а в последствии и противоречить[4].
Таким образом нет иного пути для понимания характера состояния МО иначе как анализа самых разных интересов всех субъектов и акторов, вовлеченных в процесс его формирования. Так, в этой связи очень показателен пример, приведенный бывшим начальником советского направления в ЦРУ Милтона Бирдона, относительно совпадения и различия целей государств относительно введения войск СССР в Афганистан, т. е. состояния МО в регионе. Надо подчеркнуть, что процесс формирования МО происходит «растянуто» по времени, порой отдельные его этапы существенно отличаются друг от друга. Так, в отношении состояния МО во второй половине 80-х годов автор пишет следующее:
В отношении внешней политики США к 1986 году внутри правящей элиты окончательно сформировался консенсус, который тот, со слов президента и директора ЦРУ, назвал так: «Мы были там, чтобы победить»[5]. Главными союзниками США выступали Китай, Саудовская Аравия, Великобритания, Египет.
Относительно Китая в США считали, что тот «как это всегда было для него характерно, видел этот конфликт в долгосрочной перспективе. Пекин не хотел расширения советской империи в направлении Оманского залива, где Советы будут служить наковальней для индийского молота, и между ними неуютно будет Пакистану…».
Относительно Саудовской Аравии, в США полагали, что её политика была «рациональным результатом их глубокой озабоченности распространяющимся влиянием Ирана».
В отношении Пакистана, который дал доступ в страну ваххабитам, ЦРУ намекалось, что стоимость нефти в то время «позволяла посильную вовлеченность».
Соединенное Королевство Великобритании «никогда особенно далеко не отставало от США, учитывая «знание англичанами тонкостей «большой игры» в регионе», т. е. традиционного участия Англии в борьбе за влияние на Ближнем и Среднем Востоке.
Египет был хорошо оплачиваемым квартирмейстером и поставщиком советского оружия. Для Египта и многих других исламских стран «Афганистан стал удобной свалкой, куда и отправлять отечественных смутьянов. Египет потихоньку очистил свои тюрьмы от политических заключенных и просто психопатов, отправив их воевать в Афганистан»[6].
Таким образом существуют самые разные интересы у различных участников формирования МО, которые отличаются не только характером, но и приоритетностью и временными рамками. Если для США и Великобритании в отношении СССР эти интересы были глобальными, отражавшими приоритеты национальной безопасности, для Китая и Пакистана – региональными, а для Египта – внутриполитическими и экономическими. Вместе с тем, совпадение этих интересов означал, что против СССР действовала широкая коалиция государств, сформировавшаяся на основе совпадения самых разных интересов.
Явный парадокс объективной оценки национальных интересов и формировании на их основе политики субъекта МО и ВПО заключается в том, что не смотря на их вполне объективный характер мы далеко не всегда в состоянии точно оценить достоверность принимаемых решений. Типичный пример – решение о вводе войск СССР в Афганистан в декабре 1979 года.
С точки зрения национальных интересов СССР, ввод войск в Афганистан в 1979 году вплоть до настоящего времени получил неверную оценку, которая преимущественно сводится к переоценке значения субъективного фактора – «обида Л. Брежнева» и роли «престарелого политбюро» или преувеличению значения классовых, интернациональных интересов КПСС. В конечном счете в общественном мнении России сложилось впечатление, что партийные и групповые, а не национальные интересы доминировали при решении ввода войск в Афганистан в декабре 1979 года[7].
К сожалению, такой упрощенный подход остается до настоящего времени. Что не соответствует действительности. Мы, к сожалению, далеко не все еще знаем о том процессе принятия решений по Афганистану, но, по авторитетному мнению, ведущего специалиста академика РАН Алексея Васильева, «Логика принятия решения об интервенции имела несколько уровней. Первый из них – военно-стратегический («оборонительной агрессии»). Второй – частью военных,– «военными методами можно изменить политическую ситуацию» (как до этого в Анголе или Эфиопии). Третий уровень – получить военный полигон для испытания людей и ВВСТ. Наконец, «определенный вес имело и пропагандистское клише об «интернациональном долге». Как писал авторитетный прагматик и дипломат тех лет Г.М. Корниенко, «У меня сложилось ощущение, что не только М. Суслов, но и Андропов…, помимо вполне реальной заботы о безопасности СССР в связи со сменой режима в Кабуле …. существовало ложное представление об опасности потерять … почти социалистическую страну»[8].
Таким образом, при принятии решения по Афганистану, безусловно, доминировала позиция, отражающая интересы национальной безопасности СССР того времени, которая сформировалась в соответствии с существовавшими в те годы реалиями в мире и в регионе, но полной ясности у нас до сих пор не существует, а официальная позиция «об ошибочности» такого решения выглядит конъюнктурной.
Одной из важных составляющих формирования МО и политики безопасности России является неизбежная разница в интересах разных субъектов МО как в мире, так и в конкретном регионе или на отдельном ТВД. В том числе и в приоритетах этих интересов потому, что далеко не всегда именно национальные интересы, как уже говорилось выше, определяют в максимальной степени политику того или иного субъекта.
Говоря об интересах субъектов МО, например, в самом общем виде, можно вычленить следующую приоритетность, существующую среди интересов по степени важности, которая отражает круг заинтересованных в них субъектов и акторов политики, но вовсе не являются всегда приоритетными, даже решающими, в реальной политике:
– биологические и экологические интересы и потребности, характерные для всех социальных слоев и групп не только конкретной нации, но и цивилизации и всего человечества (ложно понятые М. Горбачёвым «общечеловеческие интересы»);
– национальные интересы, отражающие наиболее фундаментальные и долгосрочные потребности большинства представителей нации и цивилизации, а также национальные ценности, формирующие идентичность;
– государственные интересы, отражающие интересы правящей элиты и государственных институтов, находящейся у власти группы, которые далеко не всегда совпадают с национальными интересами;
– классовые, социальные интересы больших социальных групп нации;
– групповые интересы отдельных социальных групп и слоев;
– корпоративные интересы отдельных институтов и корпораций, например, разведки, обороны, ОПК и т. д.
– наконец, личные и семейные интересы.
Среди этих интересов принято считать наиболее важными и приоритетными именно национальные, как наиболее общие и фундаментальные, интересы и системы ценностей, объективно имеющие долгосрочный характер.
Другое разделение интересов происходит по функционалу, где наиболее важными принято считать интересы национального развития (социально-экономического, научно-технологического и пр.) и интересы обеспечения безопасности) военной, информационной, цивилизационной и т. д.).
Наконец, интересы делятся по продолжительности, «по времени»:
– на краткосрочные 1–3 года;
– среднесрочные 3–5 лет и более;
– долгосрочные – 10 и более лет.
Очень важно, что правящая элита и общество точно определилось в этой системе координат, где субъективные ошибки в оценках объективных реалий неизбежно строят очень дорого, когда такие оценки превращаются в цели. Так, в первые годы Советской власти приоритет придавался классовым, социальным интересам, которые трансформировались в политические цели и соответствующую стратегию. Переоценка в направлении от социальных интересов до государственных интересов происходила не только в 30-е годы, но и в 50-е годы и в 60-е годы, наконец, наиболее радикальная – в 80-е годы, при М. Горбачеве, когда государственные и классовые интересы в приоритетности уступили по своему значению интересам «общечеловеческим», а на самом деле, личным интересам и амбициям М. Горбачева.
Другими словами, на всем протяжении ХХ века национальные интересы СССР и России в своей приоритетности уступали по своему значению другим интересам, но в разной степени[9], а именно другим интересам – классовым, государственным, общечеловеческим. В наиболее опасном для нации варианте в 90-е годы эти интересы стали уступать интересам узкой социальной группы лиц, которая представляла собой конгломерат преступников, бизнесменов и чиновников, разбогатевших в годы «либеральной революции».
«Возвращение» национальных интересов в российскую и международную политику, активно обсуждаемое в последние годы, требует некоторых пояснений потому, что искусственно-искаженная трактовка этого явления в прошлые годы в нашей стране имела для неё самые негативные последствия. И, к сожалению, остатки этого отношения продолжают влиять и сегодня. Влияние, порой чрезмерное, когда доминирования групповых и социальных интересов некоторых социальных групп правящей элиты 90-х годов, во многом продолжает сохранятся, что неблагоприятно сказывается на процессе «возвращении» доминирования национальных интересов.
Таким образом, можно констатировать, что во втором десятилетии нашего века среди самых разных интересов, лежащих в основе политики России, вернулось доминирование национальных и государственных интересов, которое в значительной степени ослаблено сохраняющимся влиянием внешних факторов и части правящей элиты, которая пришла к власти в 90-е годы. Это обстоятельство отражается на состоянии национальной безопасности сразу в нескольких аспектах:
– Во-первых, ведет к медленной реализации функций управления, которые сдерживаются саботажем и непрофессионализмом части элиты.
– Во-вторых, непоследовательности политики, которая также характеризуется неоправданными маневрами и остановками.
– В-третьих, недооценкой возможности внутриполитической дестабилизации, которая вызвана ослабленным сопротивлением внешнему вмешательству.
______________________________________
[1] Васильев А. От Ленина до Путина. Россия на Ближнем и Среднем Востоке. М.: Центрполиграф, 2018, с. 210.
[2] Свечин А.А. Безыдейность. В кн.: Стратегия в трудах военных классиков. М.: Финансовый контроль, 2003, с. 562.
[3] См. подробнее: Байгузин Р.Н., Подберёзкин А.И. Политика и стратегия. Оценка и прогноз развития стратегической обстановки и военной политики России. М.: Юстицинформ, 2021, сс. 8–9.
[4] См.: Подберёзкин А.И. Война и политика в современном мире. М.: ИД «Международные отношения», 2020, сс. 179–198.
[5] Были выделены, по сути, неограниченные ресурсы – более 1 млрд долл., ПЗРК «Стингер» и пр.
[6] Бирден М., Райзен Дж. Главный противник. Тайная история последних лет противостояния ЦРУ и КГБ, 2-е изд., исправ. М.: Международные отношения, 2020, 528 с.; ил., сс. 215–217.
[7] Эта доминирующая точка зрения была необходима М. Горбачеву и его окружению с целью подчеркнуть ошибочность внешней политики КПСС и Советского государства и новизну политики «нового мышления», т. е. стало инструментом информационной кампании.
[8] Васильев А. М. От Ленина до Путина. Россия на Ближнем и Среднем Востоке. М.: Центрполиграф, 2018, сс. 268–270.
[9] В наибольшей степени национальные интересы СССР были реализованы в период 1940–1955 годов.
