В результате операций по уничтожению лидеров боевиков, проведенных по приказу отдельных политиков, под сомнение будет поставлена дееспособность всей центральной власти.
"Чеченский вопрос" - особая проблема постсоветской России, которую невозможно решить без комплексной антикризисной стратегии. Однако пока все наоборот: последние события, связанные с политической ситуацией в республике, снова продемонстрировали неумение российской власти разрешить чеченскую головоломку. До сих пор чеченский вопрос рассматривается Кремлем как некая региональная этнополитическая аномалия, но не как срез, частное проявление других, более масштабных, политических кризисов. Конечно, у этой проблемы есть свои внутренняя логика, закономерности и требуется свой специфический антикризисный инструментарий. Вместе с тем, нежелание рассматривать проблему Чечни в контексте внутренней российской и мировой политики неизбежно влечет за собой серьезные просчеты в кадровых решениях, внешнеполитическом планировании, последствия которых выходят далеко за пределы "мятежной республики".
Убийство так называемого "президента чеченской республики Ичкерия" Абдул-Халима Сайдулаева (Садулаева) и убийства российских дипломатов в Ираке стали не только свидетельством отсутствия у России стратегии разрешения чеченского вопроса, но и обозначили серьезные проблемы нашей внутренней и внешней политики. Чеченский этнополитолог Тимур Музаев, последовательный и, пожалуй, наиболее содержательный критик курса федеральных властей по инкорпорированию Чечни (соглашаться с ним или нет - другой вопрос) назвал ликвидацию Сайдулаева актом государственного терроризма. Этот тезис можно было бы охарактеризовать как очередное проявление симпатий по отношению к чеченским сепаратистам. Однако, в данном случае вывод о симпатиях к защитникам "свободной Ичкерии" будет преждевременным. Гибель Сайдулаева, конечно же, нельзя признать "упущенным шансом" переговоров, фактором "радикализации" сепаратистского подполья и "усиления Шамиля Басаева". Ведь Басаев и так имел все возможности для ужесточения своей борьбы, не считаясь с авторитетом "президента Ичкерии". Что же касается переговоров, то наивно верить в их успех, учитывая "сетевой" характер деятельности ичкерийцев, отсутствия у них мощной властной вертикали, способной заставить всех полевых командиров беспрекословно повиноваться "первому среди равных".
Однако стоит обратить внимание на то, что "ликвидация" Сайдулаева была проведена без необходимых в таком случае формально-юридических процедур. "Президент Ичкерии" не был даже объявлен в розыск, против него не было возбуждено уголовное дело. Преемник Аслана Масхадова, организатора вооруженных сил "Ичкерии", боевого лидера сепаратистов, оказывается, "чист" перед российским законом. Между тем, сам факт "президентства" Сайдулаева - пусть и чисто формального, отмеченного призывами к вооруженной борьбе с российской властью, должен был стать предметом разбирательства генеральной прокуратуры. И хотя Сайдулаев призывал к борьбе против российского присутствия на Северном Кавказе вообще и в Чечне в частности, он продолжал оставаться российским гражданином, подлежащим уголовному преследованию за нарушение российского законодательства.
Политические дивиденды от "ликвидации" президента несуществующей республики и главнокомандующего несуществующей армии получили не российские спецслужбы, а премьер-министр и фактический лидер Чеченской республики Рамзан Кадыров. Сам чеченский лидер не скрывал радости от успешно проведенной операции, уничижительно отзываясь о соратниках Сайдулаева, готовых к сдаче шефа за порцию наркотического зелья. Однако возникает вопрос, знал ли Кадыров о том, что на Сайдулаева у "органов" ничего нет? И, если знал, то действовал он вопреки воле центральной власти или в полном согласии с этой волей? Новый политический успех Рамзана Кадырова обозначил очень непростую проблему. Либо федеральная власть настолько не контролирует ситуацию в республике, что позволяет творить дела, которые по определению должны находится только и исключительно в ее компетенции, либо соглашается на такого рода методы ради создания PR-эффектов. Обыватель видит, что Чечня под контролем, сепаратисты планомерно уничтожаются, авторитет государства растет, боевики теряют популярность и поддержку населения. Однако подобного рода "ликвидации" несут угрозу не только демократическому имиджу страны - они бьют по престижу государственных институтов.
Никто в данном случае не пытается оправдать Сайдулаева, представив его "борцом за свободу малого, но гордого народа". Можно сказать больше: как бы ни казалось это кому-то неполиткорректным - ликвидация террористов и их идейных вдохновителей представляется вполне обоснованной. Проблема в другом: подобные "ликвидации" должны быть подкреплены авторитетом закона, а не произвольными действиями отдельных региональных и федеральных управленцев. Сначала надо объявлять врагов России в розыск, заочно приговаривать их к длительным срокам или смертной казни - даже навлекая на себя гнев Совета Европы - а уж потом приводить приговор в исполнение. Иначе справедливый акт возмездия ничем не будет отличаться от терактов салафитских джамаатов и защитников "свободной Ичкерии", более того, будет восприниматься как действия одной группировки против другой. В конечном итоге под сомнение будет поставлена дееспособность центральной власти, ее умение держать ситуацию под контролем и в стране в целом, и в отдельно взятых регионах.
Для содержательного, а не PR-противоборства с вызовом радикального ислама важно не уничтожение одиночек, пусть даже и знаковых, а реальное присутствие российской власти на Кавказе. Сегодня это присутствие ограничивается имперским форматом: главное -внешний контроль над территорией, соблюдение формальной лояльности. Никаких попыток социализации и модернизации Северного Кавказа, как в советские времена, центральная власть не предпринимает. И речь в данном случае идет не о восстановлении системы репрессалий или партийно-номенклатурной системы, которые оставили о себе дурную память. Речь о включении Кавказа и кавказцев в общероссийские социальные связи. Необходимо дать почувствовать жителям Кавказа, что они такие же представители российской нации, как жители Рязани, Калуги или Саратова. Второе, что необходимо - установление справедливой власти. "Мы, дагестанцы, можем жить бедно и стесненно, но не потерпим несправедливой власти. Это у нас в крови", - такое высказывание довелось услышать недавно в Махачкале. Установление такой власти, а не системы из добровольных помощников московских высокопоставленных мздоимцев - задача первостепенной важности и для Кремля и для всех нас.
Фактически одновременно с убийством Абдул-Халима Сайдулаева в Ираке были озвучены претензии террористов, организовавших похищение российских дипломатов. Главное требование похитителей - "демилитаризация" Чечни, вывод российских воинских частей и подразделений. Захват представителей российского дипкорпуса в Ираке снова продемонстрировал очевидный для многих факт: радикальным политическим исламом Чечня рассматривается как часть глобального джихада. И никакие увещевания со стороны влиятельных российских и европейских политологов, авторитетных исламских организаций - той же Организации Исламская Конференция - ситуацию изменить не способны. Исламские фундаменталисты всего мира видят в Шамиле Басаеве и его соратниках своих союзников по борьбе с "неверными". Таким образом, "ичкерийское движение", переживающее после бесланской трагедии организационный и идейно-политический кризис, находит себе новых союзников, спонсоров и покровителей. Этот поиск происходит в условиях кризиса этнонационалистической парадигмы на Северном Кавказе, когда идея этнического самоопределения уступает место идеологии исламского "интернационализма". В этой связи попытки России наладить "конструктивный диалог" с движениями подобными ХАМАС, выглядят, по крайней мере, наивными. Россия, в том числе и как правопреемник СССР, начиная с Афганистана, обеспечила себе прочное место в первых рядах "неверных сатанинских стран".
Чеченские кампании 1990-х гг., равно как сегодняшнее противодействие исламскому фундаментализму в Дагестане и других республиках Северного Кавказа (не без характерных для нашей страны "перегибов на местах") лишь укрепили это представление. Попытки строительства "многовекторного мира" на путях сближения со всеми антиамериканскими силами, включая и радикальных исламистов, поиски "третьего пути" на практике оборачиваются поисками "пятого угла" со всеми вытекающими последствиями. Очевидно, что нельзя поддерживать антиамериканский и антиизраильский "джихад", одновременно усмиряя свой собственный - на Северном Кавказе. Получается, что чеченская тема требует серьезной перенастройки российской внешнеполитической стратегии, поиска других союзников. В том же исламском мире немало светских режимов, имеющих богатейший опыт борьбы с собственными "джихадистами" и клерикалами и не только с помощью "точечных ликвидаций".
Июнь 30, 2006
http://www.prognosis.ru/news/region/2006/6/30/markedonov.html
