Нет другого пути сохранения и развития страны, кроме как формирование единой российской политико-гражданской нации.
Последние события в Ставрополе вызвали к жизни "призрак Кондопоги". Однако даже если отказаться от алармисткой аналитики, следует признать, что ситуация на Юге России застуживает самого пристального внимания со стороны власти и не только региональной. Иначе интерпретацией этих событий займутся сами жители региона, и эта сила может стать намного более деструктивной, чем "марши несогласных". Во-первых, потому что эта сила будет реальной (тут уж точно невозможно будет говорить про щедрую поддержку из-за океана), а во-вторых, это будет несистемная сила. О какой же, в самом деле, "системе" можно говорить, если участниками протеста могут стать жители спальных районов Ставрополя, русские и чеченцы по национальности?
Описывать фактическую сторону ставропольских событий сейчас кажется излишним. В интернете и печатных СМИ массовая драка между русскими и чеченцами 24 мая (около 300 человек с обеих сторон), убийство двух студентов-ставропольчан 3 июня и последующие публичные акции с антикавказскими лозунгами (4-5 июня) детально описаны. Хочется отметить лишь, что на общенациональных ТВ-каналах ситуация в Ставрополе, как информационный повод, стала рассматриваться лишь через неделю после первых вспышек насилия. Только когда в краевую столицу прибыли президентский полпред на Юге Дмитрий Козак и глава МВД Рашид Нургалиев, чтобы произвести свой "разбор полетов", Ставрополь попал в фокус общероссийских ТВ-каналов.
В задачи экспертного сообщества не входит детальный разбор полетов - кто, куда, с какими намерениями пришел и кто первый ударил. Между тем следует признать, что в условиях отсутствия объективного следствия, замалчивания в духе "давайте не раздувать конфликтов" журналистские и правозащитные расследования чрезвычайно необходимы, как не относись к той и другой корпорациям. К сожалению, сегодня печатные СМИ и интернет-сайты полны диагнозами такого типа: виновата система МВД, министры и руководители структурных подразделений, занимающихся миграцией, губернатор Александр Черногоров и прочие.
В реальности же события в Ставрополе - это не кризис в карьере отдельных ответственных работников, и не какой-то всплеск темных сил русского фашизма или чеченского национализма, дремавших под спудом. Ставрополь и актуализация погрома как метода решения межэтнических проблем - это системный кризис российской национальной политики. Политики, которую правильнее было бы назвать как фольклорно-этнографическую, во-первых, и этноцентричную, во-вторых. Как сегодня понимают чиновники суть и смысл национальной политики? Иногда до безобразного просто, как проведение дня армянской (татарской, чеченской, удмуртской и т.д.) культуры с песнями, плясками и закусками. На более сложном (и более высоком) уровне национальная политика - это система мер, направленных на создание преференцией для этнических групп, определение того, кто и где является "титульным" и "коренным", а кто должен подлаживаться под самых "коренных" и автохтонных на определенной территории. Однако весь фокус в том, что этническая группа не может выступать ответчиком и вообще субъектом политического процесса. Этнос - это не юридическое и не физическое лицо, понятие этнического интереса чрезвычайно расплывчато и не определено. Однако эти самые интересы приватизируют общественные организации, называющие себя выразителями интересов всей этнической группы в целом. Власть же основывает всю национальную политику через выстраивание отношений с так называемыми национально-культурными автономиями, то есть с этноэлитами.
Считается, что за всех чеченцев ответственность несет национально-культурная автономия (НКА) чеченцев (аналогично с армянами, грузинами, азербайджанцами, татарами). В результате при таком подходе НКА фактически наделяется функциями квазигосударства. Любое противоправное действие гражданина России и одновременно представителя этнической диаспоры рассматривается не как его персональное деяние, а как коллективная ответственность той или иной общины. Отсюда и вызовы в милицию лидеров общины, которые с гражданином имярек либо вообще не знакомы, либо имеют принципиально разные сферы занятости.
Институционализация этничности ведет к тому, что любое преступление отдельного гражданина (а чеченцы в Ставрополе - это российские граждане) рассматривается как преступление всей этнической группы, которая наделяется статусом "коллективной личности". Коллективные права, таким образом, становятся выше прав и обязанностей гражданина перед законом. Результат очевиден. Власть выстраивает отношения не с человеком и гражданином, а с группами. Такой "групповой подход" чреват апартеидом и ксенофобией. Носителями ксенофобии выступают все: и мигранты, и "коренные" жители. Хотя какие "корни" есть у жителей Дона, Кубани, Астраханской области трудно понять рационально - в том же Ставропольском крае туркмены появились в XVII в., а массовая русская колонизация края пошла только в XIX в. И сегодня бороться надо не за "хороших русских" или "хороших кавказцев" (соответственно, против "плохих" русских и нерусских), а против ксенофобии, как принципа жизни и политики.
К чему приводит этноцентричная политика в регионах? К тому, что Северная Осетия становится территорией для осетин, а Ингушетия - для ингушей. Адыгея, где "титульный этнос" не составляет и 30%, становится республикой с 80% представительством адыгейцев в органах республиканской власти. Русские же регионы начинают борьбу не с миграцией как таковой, а с приездом на их территории таких же российских граждан из кавказских республик. Впрочем, такую борьбу ведут и республики в составе РФ. Можно хотя бы обратиться к опыту Калмыкии по сдерживанию "кавказской экспансии". Устанавливаются иммиграционные ограничения - в свое время в Ставрополье даже был принят Иммиграционный кодекс. Таким образом, де-юре субъекты федерации становятся де-факто квазигосударствами со своим иммиграционным законодательством, действующим в отношении жителей других регионов. В результате вместо формирования институтов гражданского общества происходит укоренение "принципа крови" в социально-экономической, общественно-политической практике, кадровой политике российских субъектов. Как следствие, принадлежность к тому или иному этносу рассматривается в качестве приоритетной в сравнении с принадлежностью к России, российскому государству и обществу. Присутствие или отсутствие "вертикали власти" существенно на эту ситуацию не влияет. Примеры тому Благовещенск, Яндыки, Кондопога, Ставрополь. Вряд ли кто-то назовет единой в правовом отношении Кубань Ткачева и "рамзанлэнд" Кадырова, рахимовскую Башкирию (где татары испытывают дискриминацию) и шаймиевский Татарстан (там уже проблемы у башкир). Единое правовое пространство остается нереализованной целью.
Региональный апартеид и этнические преференции сохраняются, несмотря на все декларации об укреплении государства. Более того, задача формирование единых правил игры для чиновников и граждан страны не будет выполнена без качественного изменения основ национальной политики. Национальная политика из этноцентричной и фольклорной должна стать политикой по формированию принципа гражданства как высшей и абсолютной ценности. Из этнической политика должна превратиться в гражданско-политическую. Нация должна осознаваться не как биологическое понятие, не как принадлежность к "крови и почве", а как гражданско-политическое сообщество.
Очевидно, что путь этнических размежеваний в России - это не вариант Чехии и Словакии, а значит, нет другого пути сохранения и развития страны, кроме как формирование единой российской политико-гражданской нации. Этничность не может интегрировать полиэтничное сообщество в единое целое. Напротив, ее политизация - это путь к конфликтам и новым кондопогам. При реализации проекта "гражданская нация" этничность не будет исключена из жизни каждого, она займет всего лишь свое положенное ей место культурного фактора. Не более того.
Сергей Маркедонов
Июнь 13, 2007
http://www.prognosis.ru/news/region/2007/6/13/kondopoga_stavropol.html
