Объявляя "акции возмездия", российская власть отказывается понимать саму суть терроризма как политического явления.
В конце прошлой неделе российские законодатели фактически наделили главу государства правом единолично без согласия представительной власти использовать вооруженные силы и спецподразделения для антитеррористической борьбы за рубежами России. По словам министра обороны России Сергея Иванова, законодательные новеллы не носят конъюнктурного характера и направлены не только против лиц, ответственных за недавнее убийство российских дипломатов в Багдаде, но против любых террористов, угрожающих национальным интересам России.
Однако уже было отмечено, что одни грозные декларации и соответствующие правовые акты не позволят российской власти добиться "коренного перелома" в борьбе с международным терроризмом. Да, нашим согражданам покажут по ТВ очередной труп "одного из главарей международного терроризма" или, на худой конец, "пособника". Очень кстати в понедельник глава ФСБ сообщил об уничтожении Шамиля Басаева, теперь его тело в течение недели будет проходить экспертизу по идентификации на основе анализа ДНК. В дальнейшем среди понесших возмездие могут оказаться и представители той самой "шуры", которая вынесла неправый приговор российским дипломатам в Ираке, и новоявленный "президент Ичкерии" Доку Умаров Однако физическая гибель одного или нескольких руководителей боевиков существенным образом не повлияет на общий ход антитеррористической кампании. Без учета контекста, закономерностей и цикличности террористической борьбы сдерживание терроризма невозможно.
Главная проблема вовсе не в военно-полицейском характере законодательных новелл, одобренных Думой и Советом Федерации, о чем уже высказались некоторые либералы и ряд зарубежных изданий. Хотя обращает внимание та скорость, с которой две палаты Российского парламента приняли поправки в антитеррористическое законодательство: 5 июля Государственная Дума, а 7 июля 2006 г. - Совет Федерации. При этом в 148 из 178 членов Совфеда добровольно высказались за ликвидацию собственных конституционных полномочий - парламентского контроля за использованием армейских частей за границей. Законодательные антитеррористические новеллы расширяют полномочия президента до невиданных пределов. Как заметил публицист Иван Преображенский, "теперь, если бы Владимир Путин решил ввести войска в Афганистан по примеру Советского Союза, российскому президенту не потребовалось бы даже собирать Политбюро - он все смог бы решить самостоятельно".
Отсутствие публичной дискуссии вокруг столь серьезных политических изменений в российском законодательстве не может не настораживать, но и это не самый главный недостаток законодательных новелл: контртеррористическая борьба за пределами национальных границ - обычная политическая практика современных государств. США начали военную операцию в Афганистане в 2001 г. в ответ на теракт 11 сентября как антитеррористического акцию возмездия, война была объявлена не Афганистану как стране-члену ООН, обладающей международной правосубъектностью, а международному терроризму. Тогдашнее решение Джорджа Буша не стало предметом серьезной публичной полемики, а секьюритизация затронула жизнь в Штатах после 11 сентября 2001 г. в большей степени, чем в России.
Дилемма, уведомлять или не уведомлять правительства государств, на территории которых планируется осуществление антитеррористической операции - вопрос, по сути, тоже второстепенный и инструментальный. Терроризм - это глобальная сеть, эффективная борьба против которой требует выхода за пределы национальных границ. Если строго следовать формальным нормам международного права, то консультации о возможной антитеррористической операции на территории другого государства целесообразны, но в реальности делать это далеко не всегда необходимо. В мире существует немало несостоятельных государств, которые нельзя назвать государствами в полном смысле слова. Это относится к Афганистану, Ираку, Сомали или Судану. Не во всех случаях переговоры об "экспорте антитеррора" нужны, хотя бы потому, что власти страны могут так или иначе покровительствовать террористам, как это делают лидеры Палестинской автономии. Впрочем, универсальной модели здесь быть не может - вопрос об "атитеррористическом уведомлении" должен решаться в зависимости от ситуации.
Куда важнее для планирования операций против террористов и их покровителей за рубежом понимать, против кого собственно направлены "гроздья гнева". К сожалению, сегодня в российских верхах нет адекватного понимания самой природы терроризма как политического явления. Российская элита воспринимает терроризм либо как криминальное (но не политическое) действие, либо как конечную цель, а не средство борьбы. Владимир Путин, не желающий слышать из уст министра внутренних дел о "джамаатах", предпочитая мудреному слову "бандиты", Сергей Иванов, говорящий о "бандподполье" в Нальчике, Николай Патрушев, докладывающий о ликвидации "бандита Масхадова", едины в одном - терроризм это не политическое, а криминальное действо.
7 марта 2006 года вступил в силу новый федеральный закон "О противодействии терроризму", в котором дано определение терроризма: идеология насилия и практика воздействия на принятие решения органами государственной власти, органами местного самоуправления или международными организациями, связанные с устрашением населения и (или) иными формами противоправных насильственных действий. Это расходится с определениями, принятыми, скажем, в академической науке. В тексте нового закона, равно как и в декларациях лидеров государства, отсутствует даже упоминание о политической природе терроризма. Меж тем, существуют сотни определений терроризма, многие из которых эмоционально окрашены, само понятие "терроризм" никогда не было константой и эволюционировало под воздействием глобальных и национальных исторических процессов. Однако все же в большинстве случаев терроризм рассматривается как политический акт и политически мотивированное насилие. Целью террориста служит не воровство и не финансовая махинация ради обогащения, а реализация политического проекта. Понимание этого необходимо не для победы в теоретической дискуссии, а для строительства адекватной стратегии антитеррора.
В этом смысле говорить о "международном терроризме", "терроризме без этничности и религиозности" означает воспроизведение набора политкорректных глупостей. Во-первых, терроризм - это средство политической борьбы, на самом деле аналогичное парламентским процедурам и правительственным решениям. С одной лишь разницей: терроризм всегда базируется на насилии и носит неправовой характер, хотя и может обладать легитимностью с точки зрения организаторов и исполнителей теракта. В свое время убийство лидеров движения "Единение и прогресс" (младотурок) рассматривалось армянскими террористами как "правое" дело, хотя и не было правовым. Но в любом случае терроризм - это всего лишь инструмент борьбы: за создание халифата, освобождение "оккупированных территорий", национальное самоопределение. А значит бороться надо не с шахидами и с отдельными представителями самозванной "шуры", а с религиозно-политическими движениями, которые финансируют и организуют теракты, показывая несостоятельность их идеологии и практики. При этом не нужно забывать, что терроризм всегда порождается конкретно-историческими условиями и потому не может быть "внеэтничным" и "внеконфессиональным" - как правило, у терроризма есть и этническое, и религиозное происхождение.
Учитывая конкретно-исторические условия возникновения терроризма, можно просчитывать и его цикличность. Всплеск исламского терроризма в начале 1980-х гг. произошел, во-первых, из-за провала светского националистического (европейского по своей природе) курса, взятого руководством арабских стран. Во-вторых, это был результат осознания странами арабского мира фактора "нефтяного могущества". Не случайно первая мощная волна терактов под зеленым знаменем возникла после национализации нефтедобычи и ее реализации в странах исламского Востока в конце 1970-х гг. Терроризм стал оружием "политического ислама" в его борьбе за доминирование в современном мире. Ни технологических, ни военных ресурсов для победы над США, Европой, "светским исламским миром" у этого течения нет, потому терроризм и оказался его главным оружием.
Схожие процессы "исламизации терроризма" можно наблюдать на российском Северном Кавказе, когда на смену защитникам этнонационального самоопределения Чечни приходят поборники идей "чистого ислама". Поиск по всему миру и ликвидация террористов будет означать введение по отношению к ним принципа "кровной мести". Куда важнее лишить террористов социальной и интеллектуальной базы, оборачивать их теракты не на пользу строителям "глобального ислама", а против них, демонстрировать их политическую несостоятельность и неэффективность. Впрочем, для того чтобы помимо "собирания скальпов" вести ещё и реальную борьбу с политической составляющей терроризма, требуется не только "креативная команда" пиарщиков в Кремле, но действительно сильное государство. Собственно, и сам терроризм - это политический вызов состоятельности любого государства.
Июль 11, 2006
http://www.prognosis.ru/news/iworld/2006/7/11/markedonov.html
