Фильм Гренинга чрезвычайно актуален для России. На фоне возрождающегося интереса к Православию у нас появилось огромное количество документальных фильмов, посвященных монастырям. Но то ли снимают их дилетанты, то ли профессионалы не знают, как подойти к столь сложному материалу, но из работ, заслуживающих внимания, можно упомянуть разве что фильм Марины Разбежкиной "Странная свобода бытия", который рассказывает о монашестве на примере одного отдельно взятого наместника.
Было бы странно отрицать общественный интерес к теме, учитывая феноменальный успех "Острова". В игровом кино, кроме "Острова" и "Странника" Сергея Карандашова, кстати, интересных работ о монашестве вообще не наблюдается. А ведь оба фильма не рассказывают о монашеской жизни, как она есть, но берут в качестве предмета исследования исключительные случаи. В результате широкая общественность имеет о монахах лишь то представление, которое дают о нем "Братья Карамазовы" и некоторые западные фильмы.
Заграница в этот раз нам опять поможет. Филипп Гренинг не зря получил призы в Санденсе и от Европейской киноакадемии. Его почти трехчасовой фильм - именно попытка проникнуть внутрь закрытого католического монастыря в Альпах, пожить рядом с монахами, ощутить то безмолвие, в котором они существуют всю свою жизнь. С началом фильма время и пространство заканчиваются. Никакой помощи из внешнего мира - нет саундтрека, нет комментариев и интервью, красивых диаграмм и клипового монтажа, к которым нас приучила западная документалистика. В первые двадцать минут не звучит ни одного слова. Зрителю открывается реальность, существующая по другим законам, он видит лица монахов, их несложные действия - поклоны, занятия ремеслами, крестные ходы, садоводство. Слышит песнопения. И все. О том, что чувствуют эти люди в белых одеяниях, можно только догадываться.
Гренинг, может, и рад бы спросить, но ему пять лет пришлось ждать разрешения на съемку, и он получил его только с условием, что вопросов задавать не станет. Но кое-что все же становится заметно. Вдруг приходит понимание того, почему один католический священник как-то сказал нашему: "В нашей Церкви каждый молится сам по себе. У вас - все вместе". В "Великом молчании" это осознается довольно четко: есть орден, есть католичность (в переводе с греческого "католический" означает "всемирный"), но не ощущается соборности. Достаточно вспомнить жития святых-монахов, изучаемые в средней школе патерики, чтобы обратить внимание на следующий момент. В Православии молчание, особенно обет молчания, считалось высоким подвигом, на который способны далеко не все монахи (подвизающиеся). В патериках иноков предостерегали от "прелести" - когда человек замыкался сам в себе, переставал слушать тех, с кем жил в монастыре, жил собственной жизнью, убежденный в собственной правоте, и в итоге погибал. На этом основании, кстати, строится осуждение рядом русских богословов католических святых, в том числе Франциска Ассизского, который в конце жизни заявлял, что не чувствует за собой никакого греха. Эти слова, по их мнению, были как раз результатом "прелести".
Постоянное не только молитвенное, но и бытовое общение обязательны для того, чтобы все время ощущать то направление, в котором движешься. Хотя при этом всегда должна быть умеренность, "монах" все же означает "один".
Все те часы, идет фильм, не видно братского общения (у нас в монастырях принято регулярно исповедоваться друг у друга, в католичестве исповедь стала настолько редким явлением, что даже не в каждом храме для нее отведено место), не чувствуем общности богослужений, кроме как в прекрасных песнопениях, не ощущаем, что монахи - родные люди, занимающиеся одним и тем же делом. Если вспомнить часто встречающееся уподобление Церкви кораблю, то на этом корабле, видимо, каждый сам решает, как ему грести. В показанном в "Свободной мысли" несколько дней назад датском фильме "Монастырь" Пернилле Роуз Гронкъер, где русские монахини пытались построить обитель в датском замке, разность особенно заметна. У них в монастырь люди уходят от мира, у нас - они приходят в мир в ином качестве.
И все же мы наблюдаем за христианским монашеством, его лучшим образцом на Западе. В конце фильма слепой монах рассказывает, что он благодарен за свой недуг и не боится смерти. При всех противоречиях католического монашества, существование одного такого лица и таких слов, как у этого старца, объясняет, почему люди оставляют все и приходят в альпийский монастырь, в его великое молчание, и остаются там на всю жизнь. И уж точно объясняет монашество вообще лучше, чем это делает любой российский фильм. Нам это хороший, но единичный урок: неизвестно, будет ли всемирно известный призер международных фестивалей, собравший только в американском прокате миллион долларов (неигровой трехчасовой франкоязычный фильм почти без слов и с субтитрами!), показан в России еще раз. Так что пропускать его сейчас не стоит.
www.film.ru
2005
