Российская Федерация «придуманная некомпетентной и трусливой интеллигенцией, федерация неравноправных, непокорных автономий»[1]
Дж. Кьеза, бывший член парламента ЕС, публицист
Система военной безопасности в мире постоянно и достаточно быстро менялась, однако это, как правило, не успевало вовремя осмысливаться политической и военной теорией. На мой взгляд, подобных изменений много. Поэтому остановимся только на некоторых.
Первое. В начале XXI века стало очевидным, что США стали демонтировать – сознательно и последовательно – сложившуюся за предыдущие десятилетия систему международной безопасности. Прежде всего, её институты, договоренности, соглашения и нормы. Они расчищали пространство для учреждения собственных «норм и правил». В этих условиях борьба за сохранение прежней системы международной безопасности носила заведомо проигрышный характер. Это можно было бы сделать только при условии качественных, принципиальных уступок и капитуляции. Тем не менее В.В Путин пытался это сделать, теряя политические очки, натыкаясь каждый раз на отказы США.
Второе. Сутью глобальных перемен было противоборство двух доминирующих тенденций – глобализации и автаркии, которое неизбежно вело к хаотизации международных отношений. В условиях хаоса и снижения значения права резко и объективно возрастает роль военной силы. Это также неизбежно повышает значение в политике военно-технических аспектов в ущерб политико-дипломатическим.
Третье. Для России в этих условиях предстояло резкое усиление военной политики, рост экономических и финансовых издержек, максимальная мобилизация военных возможностей в относительно мирных условиях, что после неудачных «реформ» требовала снижения темпов социально-экономического развития. Поэтому правительство страны было вынуждено маневрировать весь период между затратами на развитие и расходами на содержание ВС и ВВСТ. Это объективно сдерживало военно-технические возможности обеспечения безопасности. СНБ РФ, принятая в июле 2021 года, впервые нормативно сочетала задачи обеспечения безопасности и социально-экономического развития, которые, однако, приходилось пересмотреть в условиях начавшейся СВО на Украине.
Таким образом, вопросы обеспечения национальной и международной военной безопасности в третьем десятилетии для России приобретали совершенно новое значение, а именно: каким образом не только военно-технически, но и политико-дипломатически обеспечить безопасность России в условиях разваливающейся системы международной безопасности?
Специфика военно-силового противостояния между Россией и Западом, прежде всего, англо-саксами, имеет традиционные особенности. Так военно-политическая философия современных англо-саксов, как лидеров западной коалиции, хорошо описана еще во времена англо-французской войны начала XIX века, например, в Португалии. С той разницей, что вместо португальцев можно использовать сегодня украинцев.
Отдавая должное самоотверженности португальцев, следует признать, что лавры победителя в этой войне принадлежат в первую очередь дисциплинированной, отлично подготовленной британской армии и стоявшему во главе нее герцогу Веллингтону, которые использовали португальцев в качестве «мяса» для войны с французами, Современники обвиняли его в излишней осторожности, но англичане и французы в Португалии находились в неравных условиях.
Наполеон не дорожил людьми – вместо разгромленных частей он легко формировал новые. Веллингтон заметил по этому поводу: «Ни один генерал не потерял столько армий, сколько он. Я же себе подобного позволить не мог, так как знал, что если потеряю хотя бы пять сотен человек без большой необходимости, меня заставят на коленях отчитываться перед палатой общин»[2]. Так и современные англо-саксы, которые демонстрируют свое прямое «неучастие» в военном конфликте.
Стратегия Запада на Украине, как и в прежние времена, направлена на изматывание России. Так, располагая сравнительно небольшими силами, Веллингтон использовал их в высшей степени рационально. Он никогда не давал воли эмоциям и не действовал по формуле «умрем же под Москвой», а спокойно оставлял позиции, если считал это разумным, причем отступал всегда по заранее обдуманному плану. Постоянно маневрируя, британский главнокомандующий выбивал у привыкших разом решать дело в одном генеральном сражении французов почву из-под ног. Армии Наполеона одна за другой увязали в Португалии. Английская армия была превосходно вооружена да и трепета перед «непобедимыми» французами не испытывала. Веллингтон говорил: «У меня есть подозрение, что все континентальные армии были наполовину разбиты французами еще до начала сражения. Меня, во всяком случае, им не запугать».
На Украине – ровно та же история. Запад не беспокоят потери украинцев. В Португалию, как и сегодня на Украину. широким потоком текли британские деньги: на них создавалась португальская армия, строились оборонительные линии, закупалось продовольствие. Веллингтон сразу понял, что формула Наполеона «война должна кормить сама себя» в Португалии не сработает. Он не допускал никаких экспроприаций, за все платил и вообще старался поддерживать добрые отношения с местным населением. И добился того, что португальцы повсеместно поддерживали англичан. Британские солдаты ни в чем не нуждались – в португальские порты ежедневно прибывали транспорты с продовольствием, обмундированием, оружием, в то время как забытые своим императором французы ходили оборванные и питались воронами и желудями. Император гневался на своих маршалов за то, что они так и не сумели одержать верх над португальцами. Но впоследствии ему самому пришлось пережить такое же поражение в куда большем масштабе – в России.
Очень похожая ситуация сложилась и на СВО России на Украине, где ОПК страны и её ВС оказались в итоге не подготовлены к масштабной и затяжной войне. Система военной безопасности современной России медленно и непоследовательно трансформировалась из советской системы начала 90-х годов. Критика Е.В. Пригожина во многом справедлива. При этом, такая трансформация шла по самым плохим сценариям: вместо демилитаризации некоторых отраслей экономики прошел их развал, а «реформы армии» превратили Вооруженные Силы СССР в некий конгломерат родов и видов, слабо вправляемых и еще хуже обреченных военнослужащих, что наглядно продемонстрировала Первая чеченская война 1994 года.
В эти же годы шло планомерное уничтожение ОПК СССР и России. Речь идет не просто о кризисе в области промышленности страны, её станкостроении и приборостроении, что было вызвано неудачной политикой либералов. И не только неудачами в области приватизации оборонной промышленности, а сознательным уничтожением военно-промышленного потенциала, когда ликвидировалась документация, вывозилось оборудование и обрушалось производство.
В эти же годы в мире наблюдалась обратная ситуация: старый миропорядок был сменен на новый, а система и состояние ВПО и СО не только в Европе, но и в мире приобрели для России угрожающий характер.
Следует напомнить то, что пережила Россия, а именно то состояние, в котором она оказалась к началу века (но о чем очень редко сегодня вспоминают). К началу XXI века развитие России подошло к своей критической точке, когда стоял вопрос об оставшемся времени существования государства, его институтов и распада нации. Соответственно это означало и уничтожение военной организации и всей системы национальной безопасности[3]. Вопрос стоял, повторю, о существовании государства, более того, нации. Это – принципиальное положение, которое, однако, многими в те годы сознательно не поддерживалось. Более того, вплоть до второго десятилетия наша либеральная общественность, политики и политологи искренне считали и утверждали, что «безопасности России ничто не угрожает». Это положение было даже зафиксировано в первой Концепции национальной безопасности России 1997 года.
На Западе искренне считали, что до этого остались немногие годы, но также полагала и значительная часть правящей элиты страны, рассчитывающая на очередной раздел государственной собственности, который был бы неизбежен, как и при развале СССР. С точки зрения существования системы национальной безопасности можно было констатировать, что она существовала (скорее – доживала) последние месяцы. Военные действия на Северном Кавказе в 1999 году продемонстрировали, что власть не могла не только сформировать корпус в 50 тысяч военнослужащих (из служивших формально только в Северо-Кавказском округе 350 тысяч), но и подобрать командование, генералы и офицеры которого массового отказывались принимать участие в военных действиях[4]. Достаточно напомнить, что все заместители министра обороны отказались от руководства операцией.
В дальнейшем шел мучительный процесс восстановления военно-технических возможностей России, который условно можно разделить на два периода. Первый - до 2010 года,- когда вялые шаги сопровождались непоследовательными и противоречивыми действиями.
Второй – после 2010 года, – когда объективно возросшее внимание высшего руководства сопровождалось нередко непрофессиональными, запоздалыми и непоследовательными шагами в области восстановления боеспособности ВС и ОПК.
В итоге, к началу СВО на Украине мы не обладали полноценными ВС и ОПК, способными обеспечить длительные и масштабные военные действия, а военное командование формировалось по принципу симпатий для высшего начальства, что не раз очень образно отмечал Е. Пригожин. Россия оказалась готовой к локальной войне на небольшом ТВД по аналогии с Сирийским конфликтом или конфликтом с Грузией, в которых принимало участие очень ограниченное число войск и ВВСТ.
Это означает, что концепция «сочетаемости» развития и обеспечения безопасности, утвержденная нормативно СНБ ОФ 2021 года, в 2023 году уже устарела. Необходимо переходить к мобилизационной модели развития ВС, общества и экономики[5]. Это всё равно неизбежно произойдет, но если такой переход запоздает, то может произойти военное поражение России и её внутриполитическая дестабилизация.
Вместе с тем, переход к мобилизационной модели очевидно ускорит положительные процессы, которые обозначились в экономике и политике России с началом СВО. Надо осознанно понимать, что процессы автаркии, доминирующие в мире, предоставляют шанс каждой нации не только выживание и сохранение национальной идентичности и суверенитета, но и эффективного участия в укреплении международной безопасности. Эта осознанная автаркия позволяет полнее использовать достижения и преимущества глобализации.
________________________________________
[1] Кьеза Дж. Федеральное самоубийство. М. 1999, № 10, с. 131.
[2] См. подробнее: Подберёзкин А.И. Современное мироустройство, силовая политика и идеологическая борьба.- М.: ИД «Международные отношения», 2021.- 790 с.
[3] Подробнее о системе международной безопасности см.: Современная политическая наука: Методология: Научное издание / отв. Ред. О.В. Гаман-Голутвина. 2-е изд., испр. и допол. М.: Аспект Пресс, 2019, сс. 213–232.
[4] См.: Подберёзкин А.И. Война и политика в современном мире. М.: ИД «Международные отношения», 2020, сс. 179–198.
[5] Гитлеровские военные теоретики говорили в 1943 году о том, что «тотальная мобилизация в масштабной войне неизбежна» и может быть только запоздалой.
