Камо грядеши (куда идешь) нефтяная отрасль? Кто, как не ученый, лучше других способен ответить на этот вопрос? Многие перспективы деятельности ОАО "Сургутнефтегаз", как и любой другой нефтяной компании, зависят от внедрения новых технологий. Многие, но не все... Перспективное развитие предприятий отечественного ТЭК сегодня, к сожалению, задерживается из-за несовершенства российского законодательства о недропользовании. Эти темы стали основными в интервью с ЮРИЕМ БАТУРИНЫМ, директором Тюменского отделения института "СургутНИПИнефть" нашему журналу. Юрий Батурин также является председателем Ханты-Мансийской территориальной комиссии по разработке.
Ред.: Юрий Ефремович, не многие нефтяные компании России позволяют себе содержать науку, роль которой за годы реформ из-за неудовлетворительного экономического состояния страны значительно снизилась. "Сургутнефтегаз", наоборот, научные исследования только поощрял. Почему?
Ю.Б.: Мы, действительно, оказались как бы белой вороной в нефтяной отрасли, поскольку наш институт - Тюменское отделение института "СургутНИПИнефть" - был образован в 1993 году, т.е. во время самой низкой точки упадка промышленности. Надо отдать должное руководству акционерного общества "Сургутнефтегаз", которое сочло возможным в тот тяжелый период времени нас образовать, поддержать и, в конечном счете, развивать институт. Сегодня в Тюменском отделении работают 430 человек (260 сотрудников - в научном подразделении, 98 - в проектном). Институт комплексный, занимается и наукой, и обустройством. Нечто подобное было в нашем предшественнике - "Гипротюменнефтегазе". Что повлияло на решение "Сургутнефтегаза"? Вопрос непростой; видимо, он уходит в более ранние времена, чем 1993 год. Уже тогда основной состав наших специалистов сотрудничал с нефтяниками Сургута. Практически с самого начала. В 1977 году я делал первую технологическую схему разработки Лянторского месторождения. Потом была большая работа по созданию комплексной техсхемы разработки Федоровского. В момент принятия решения известную роль сыграло то, что для "Сургута" мы - свои, а не пришедшие откуда-то со стороны. Почему организован институт? Если сравнить влияние науки разных уровней на производство, то из существующих наук - академической, вузовской, отраслевой и так называемой корпоративной - в тяжелые кризисные годы выжила именно корпоративная. Потому что она отвечает за конкретные разработки, работает на определенные цели, задачи, способствует решению реальных проблем. В этом и была потребность. Что касается исследований, проводимых академической и вузовской науками, конечно, они важны, в первую очередь, с образовательной точки зрения. Именно здесь выполняется подавляющее большинство кандидатских и докторских диссертаций. А для дела-то по сути ничего нет. Мы знаем, как строится научная работа за рубежом. Для разработки определенной темы там подбирается коллектив, выделяются финансовые средства. Подобным образом решались глобальные проблемы и в нашей стране, такие как освоение космоса или разработка ракетно-ядерных технологий. Эти целевые программы государства были решены. Основным пороком функционирования наук высокого уровня, по моему мнению, являлось финансирование не конкретных проблем, а научных учреждений. Какие-то средства выделяются, ставится тематика, которая подбирается под исполнителей. Случается часто, что подбор этих исполнителей не тот, что требуется, или их профессиональный уровень не на должной высоте. Так идет "размазывание" средств. Гремел лозунг: "Каждый четвертый научный сотрудник мира работает в Советском Союзе". В результате произошел откат на уровень развивающихся стран Африки. Все сводится к тому, что если нет большой цели, обеспеченной финансами и соответствующим интеллектом, задача решена не будет. В нефтяной отрасли такой целью является проект разработки. В нем могут быть применены исследования, проводимые любой наукой. Они должны быть сконцентрированы в этом проекте. Чем больше новых исследований, чем лучше проект, тем быстрее развивается отрасль. Особенностью "Сургутнефтегаза" является то, что его запасы всегда не отличались хорошим качеством. Трудноизвлекаемых с самого начала было 40%. У нас есть 5 крупных месторождений, запасы нефти в которых представлены тонкой по разрезу нефтяной оторочкой, подстилаемой снизу подошвенной водой, а сверху имеющей газовую шапку практически на всей площади нефтеносности. В 1970-е годы эти залежи никто не умел разрабатывать. В мире не существовало проектов разработки тонких нефтяных оторочек. Наши проекты, осуществленные на Лянторском и Федоровском месторождениях, стали первыми. И сегодня они аналогов в мире не имеют. Промышленное освоение этих запасов показало правильность наших расчетов. Это и повлияло на решение акционерного общества относительно создания такого научного центра, который мог бы создавать технологические схемы, проекты разработки. Для нефтяников это и есть то главное, что они хотят получить от ученых. Ред.: В одном из своих интервью академик РАН, директор Института проблем нефти и газа Анатолий Дмитриевский сказал, что жесткое разделение науки на фундаментальную и отраслевую не оправдано - ведь в самом узкоспециальном исследовании всегда присутствует фундаментальная часть. В этом утверждении вы поддерживаете своего коллегу? Ю.Б.: Я абсолютно его поддерживаю. Мы очень хорошо знакомы с Анатолием Николаевичем, учились вместе. Хотя он сам себя к фундаментальной науке причисляет. А мнение у меня такое: фундаментальная наука, наверное, должна быть. Хотя я не уверен, что она должна быть в чистом виде. Что она будет делать? Могу привести такой пример. Академик Крылов, кораблестроитель дореволюционной России, описал случай из своей жизни. Одно время он руководил Пулковской обсерваторией. Делал обход помещений осенью. В одной из комнат сидит научный сотрудник, смотрит в окно. На столе нет ни бумаги, ни карандаша. На вопрос "чем вы занимаетесь?" этот "наблюдатель" отвечает: "Я смотрю, как падают с деревьев листья, и размышляю по этому поводу". Зимой тот же сотрудник по-прежнему глядит на улицу. На этот раз он говорит, что созерцает, как идет снег и думает над этим. Это сродни той фундаментальной науке, представители которой не знают, чем заниматься. Наука обязательно должна решать проблемы. Это мое твердое убеждение. Иначе результат будет нулевой. Ред.: Известно, что создатель двигателя РЭДА - наш соотечественник. В переводе аббревиатура означает "русский электродвигатель Арутюнова". И таких примеров, когда наши светлые головы не смогли найти применение своим идеям в России, множество. Так, на основе изобретений Жореса Алферова на Западе была создана технология сотовой связи. Для развития идей ученых в нашей стране не было условий. Есть ли они сегодня? Ю.Б.: Я думаю, нет. Условия могут быть при бурном развитии отрасли. Для развития нужны мотивы. Такой мотивацией, по-моему, должна стать конкуренция. Ведь монополисту изобретать что-либо ни к чему. Он над чем-то работает. Деньги ему платят. За выход продукции особо не спрашивают. Так, институт ВНИИнефть всегда отвечал за разработку месторождений. Любым другим учреждениям - ТатНИИ, БашНИПИ, Гипротюменнефтегаз, СибНИНП - заниматься научными исследованиями раньше попросту запрещалось. В протоколах так и значилось, например: "СибНИНП запретить какие-либо исследования по теории фильтрации". На протяжении около 40 лет над созданием модели фильтрации работали порядка 200-300 сотрудников ВНИИнефти, пользуясь неограниченным финансированием. Нам на периферию ни рубля не было выделено на развитие теоретических исследований. В итоге монополист ничего не сделал, а один человек, наш специалист, на протяжении тех же десятилетий трудившийся над данной темой, сделал прекрасную фильтрационную модель, которая признана существенно более эффективной, чем зарубежные. Перед этим ученым стояла задача. А оторванность головного института от практической работы к позитивным результатам не привела. В нефтяной науке, в частности в разработке месторождений, сейчас происходит качественный скачок в связи с внедрением мощных математических методов для отслеживания происходящих в пласте процессов. Раньше наше отставание в этом направлении исследований в значительной мере определялось отсталостью техники. ЭВМ на Западе использовались широко, нам их не продавали, а делать их мы не умели. Теперь в любой технике недостатка нет. Я считаю, что сегодня наши исследователи начинают опережать западных коллег. Создание постоянно действующих моделей является главным направлением в совершенствовании системы разработки. Большое значение имеют также те модели, которые положены в основу отслеживания процесса; они базируются на комплексе некоторых аксиом, предположений, которые постоянно совершенствуются. Наука ведь развивается не формой, а аксиомами. Аксиомы - это результат фундаментальных исследований. Особую ценность в связи с этим приобретает вклад нашего петрофизического центра, где мы можем проводить любые исследования по тонкому механизму процессов, происходящих в пласте. Это и есть проявление той фундаментальной науки, к которой надо стремиться. Состояние порового пространства, скорость фильтрации - это те фундаментальные зависимости, которые очень сильно меняют наши представления о разработке. Эти данные позволили сформулировать рациональные принципы нефтеизвлечения, которые в "Сургутнефтегазе" применяются. В то же время на базе фундаментальных зависимостей нами обоснованы новые технологии применительно к залежам разного строения. В настоящее время мы располагаем технологиями, запатентованными для добычи нефти из всех классов залежей, в том числе с трудноизвлекаемыми запасами. Ред.: Насколько созданные российской нефтяной наукой технологии соответствуют современным мировым достижениям? Ю.Б.: По технологиям-то мы никогда не уступали. Речь идет об эффективности. На предприятия российского ТЭК пришли иностранные специалисты. Фирмы применяют свои методы. Одни успешно, другие - не очень. Крупный успех может быть только в системе. Отдельные работы на некоторых скважинах - это как слону дробинка. Сам факт замера эффекта на скважине тоже не прост. Зачастую прирост дебита соизмерим с погрешностью его определения. А когда система работает, уровень добычи поднимается кратно. Замерить очень просто. Особенность нашего подхода заключается в системности и комплексности. Техника, допустим, у нас может быть и хуже, чем у иных зарубежных фирм, но за счет системы мы добываем больше. Ред.: Расскажите подробнее о применяемом в "Сургутнефтегазе" системно-комплексном подходе к разработке месторождений. Ю.Б.: Мы работаем на всей совокупности скважин - и нагнетательных, и добывающих. Комплексно. Это значит, что мы применяем разные технологии: на этой совокупности скважин - одни, на той - другие. В зависимости от эффективности выбираем нужные технологии, а также объем и время их применения. Какие технологии нами предложены? С 1970-х годов используются методы интенсивного воздействия на пласты. С начала разработки наших месторождений применяются жесткие системы заводнения без значимого снижения пластового давления. Это позволило очень быстрыми темпами наращивать добычу нефти в Западной Сибири. Изначально я был ответственным за развитие этих методов и проектирование. Кто не следовал этим принципам, те проиграли. Например, при эксплуатации Варьеганского месторождения спустили пластовое давление, в результате чего потеряли половину запасов. На собственном опыте они показали, как не надо работать. Такие примеры, к сожалению, не единичные. Я являюсь председателем территориальной комиссии по разработке. Видно, где начинаются отклонения от технологии, там начинаются проблемы с разработкой. Что дает обоснованный в последнее время системно-комплексный метод? Он позволяет получить из скважин не 2-3, а 20-100 тонн нефти. Месторождение с забалансовыми запасами становится рентабельным. Сейчас проводится очень большая программа по применению этого метода на всех месторождениях акционерного общества с трудноизвлекаемыми запасами. Эта технология могла бы стать фирменной для "Сургутнефтегаза". Здесь мы идем немножко впереди всех других компаний; теперь они перенимают наш опыт по разработке таких запасов. Ред.: Какие собственные научные разработки ведет ваш институт, какие проекты уже реализованы? Ю.Б.: Тюменским отделением СургутНИПИнефти за многие годы сделаны хорошие программные продукты. На основе гидродинамической модели фильтрации "Техсхема" спроектирована разработка большинства месторождений Западной Сибири. Зарубежные аналоги этой модели позволяют моделировать 200-300 тыс. узловых точек. Наша программа - до 2 млн узловых точек. Сейчас появился новый процессор, который, похоже, позволит совершить целую революцию в моделировании. Огромные объекты - Лянторское и Федоровское месторождения - для полного моделирования требуют оборудование с разрешающей способностью 80-100 млн узловых точек. Сейчас приходится делить эти объекты на участки, характерные элементы. На новом процессоре сделаем полные модели крупных месторождений. Создана хорошая программа гидравлического разрыва пласта. При ее внедрении эффективность ГРП увеличилась вдвое. Кроме того, обнаружились новые большие возможности. Область применения гидроразрывов удалось расширить даже на залежах сложного строения (с газовыми шапками и водой). Институт выполняет качественные экономические расчеты. Это относится, в частности, к технико-экономическим обоснованиям по валу Гамбурцева и Восточной Сибири. Отмечая крупные работы, надо остановиться также на системе геологического моделирования. Модели специалисты института делают на собственных программах. Эти программы, например "Недра", не хуже зарубежных, которые мы тоже используем в работе. Среди текущих дел - технологическая схема разработки Рогожниковского месторождения. Залежи месторождения - сложнопостроенные. Чтоб к запланированному сроку, к 2004 году, получить там промышленную нефть, надо выполнить много условий. В проекте сконцентрированы самые последние научные достижения. Втрое, по сравнению с обычным объемом, увеличены затраты на систему поддержания пластового давления. Проект предусматривает строительство многоствольных скважин и возможную в будущем разработку баженовских отложений. Никто в мире не знает, как к баженовским отложениям подступить. У нашего института есть уже два проекта разработки. Они в стадии реализации. По нашим расчетам, если "Сургутнефтегаз" продолжит эти работы поддерживать, промышленные объемы нефти из баженовских отложений мы начнем получать через 8-10 лет. Дебит может составить 30-40 тонн нефти при затратах, чуть превышающих традиционный метод заводнения. Если эксплуатация бажена будет рентабельной, Россия обеспечит себя нефтью на много столетий. Ред.: Во что обходится наука компании, и какова ее эффективность? Ю.Б.: На науку ОАО "Сургутнефтегаз" ежегодно расходует 0,2% от прибыли. Эффективность несоизмеримо больше - до 40% нефти добывается по нашим запатентованным технологиям. Ред.: Как вы думаете, какие перспективы "Сургутнефтегаза" могут быть связаны с выходом за пределы Западной Сибири? Ю.Б.: Как сказал генеральный директор нашего акционерного общества В.Богданов, "Сургутнефтегаз" будет участвовать во всех конкурсах и аукционах, которые будут проводиться на территории России, а может быть и за ее пределами. Мне пришлось быть участником конкурсов по месторождениям вала Гамбурцева в Ненецком автономном округе и Талаканского в Якутии. В СМИ широко обсуждена скандальная нечистоплотность их проведения. Но я не об этом. Оба месторождения находятся в новых, необустроенных нефтеносных регионах. По-моему убеждению, прописанный в законе "О недрах" подход к их освоению (через аукционы или конкурсы) неприемлем. Наше законодательство, как я думаю, вообще не предусматривает каких-либо реальных возможностей для недропользователя по освоению нового региона. Как, допустим, осваивать Восточную Сибирь? При существующих законодательных и налоговых условиях одна компания никак не освоит. Нужны десятки миллиардов долларов. Привлекать иностранные компании? Тоже спорно. Но одна компания при льготном налогообложении может осваивать и собственными силами. Для этого нужно учредить национальную программу по освоению восточных регионов, а оператором этой программы назначить честную компанию, у которой интересы государства должны быть на первом плане. Ведь если компания, прежде всего, преследует цель получения прибыли, ничем хорошим эта затея не закончится. Действующие сейчас законы по недропользованию абсолютно пещерные. В новом регионе не менее 10-ти лет надо вкладывать финансовые средства - строить нефтепроводы, газопроводы, причалы, наливные эстакады, танкеры, заводы по сжижению газа, массу тому подобного. Риск недропользователя очень велик - вдруг не окажется достаточно нефти, чтобы окупить затраты. Необходима поддержка на государственном уровне. На начальном этапе освоения месторождений нового региона, пока не запущено все производство, компания должна быть освобождена от большей части налогов. Допустим, можно оставить социальные налоги, а налоги, уплачиваемые в зависимости от капитальных вложений, надо заморозить. Ведь компания будет в силах выплачивать все налоги только после того, как получит первые промышленные объемы нефти. При существующем подходе к делу в ближайшем будущем новые нефтегазовые провинции в России освоены не будут. Ред.: При заключении соглашения с Ленинградской областью относительно планов строительства НПЗ в Приморске оформился альянс "Сургутнефтегаза" и "Роснефти". Мог бы, по-вашему, этот альянс получить дальнейшее развитие при совместном освоении месторождений Восточной Сибири? Ю.Б.: Я за такой альянс. Ред.: Мог бы институт уже сегодня заняться разработкой технологий добычи нефти на шельфе? Ю.Б.: Если будет поставлена такая задача, то да. Ред.: Различные российские нефтяные компании исходят из двух диаметрально противоположных стратегий в разработке месторождений. Первые исповедуют регламентированную государством схему, диктующую равномерную и последовательную выработку запасов. Вторые говорят о преимуществах "ранней нефти", которую и стремятся получить как можно быстрее. Они интенсифицируют добычу нефти из высокопродуктивных залежей и, наоборот, останавливают малодебитные скважины. Каково ваше отношение к той и другой стратегии? Ю.Б.: Что говорить, если руководство компании официально заявляет, мол, мы работаем ради получения прибыли. Будет плохая прибыль - они компанию продадут. Отсюда вся их стратегия. Наши законы, к сожалению, позволяют такой компании осуществлять избирательную выработку запасов. Конечно, законы о недропользовании говорят, что они не должны этого делать, однако нет и статей, которые бы пресекали это нарушение. Ответственности нет никакой. Здесь секрет якобы динамичного развития таких компаний. Это не значит, что у них технологический взлет. Просто, когда цена на нефть была невысокой, у "Сургутнефтегаза" работали скважины, дающие 2-3 тонны нефти в сутки, а они не эксплуатировали и те, которые 20-тонный дебит имеют, - им не выгодно. Потом конъюнктура изменилась, компании ввели скважины из простоя. Вот у них и рост на 15-20%! Ред.: Владимир Карасев, заместитель губернатора ХМАО, как-то подсчитал, что на протяжении последних 3-х лет законодательство (с учетом подзаконных актов) по недропользованию менялось более 50-ти раз, причем лишь в сторону ухудшения. Ваше мнение как председателя территориальной комиссии по разработке особенно интересно. Можно ли считать обоснованной нынешнюю политику государства в собственном ТЭК? Ю.Б.: Никаких улучшений в законодательстве о недропользовании, действительно, нет. Все крайне запутано. Было сделано заявление о снижении налогов. На самом деле произошло их увеличение, причем для "Сургутнефтегаза" - существенное. Из-за ликвидации льгот налоги возросли на сумму гораздо большую, чем объем снижения ставок на прибыль. Поэтому примерно на 7% увеличилось налогообложение для нашего акционерного общества. Поскольку "Сургутнефтегаз" строит, он проиграл. Инвестировать теперь стало не выгодно. Мне как председателю ТКР приходится часто сталкиваться с тем, что государство и недропользователи толкуют нормативные акты по своему усмотрению либо вообще их игнорируют. Мои предложения по совершенствованию "Правил разработки нефтяных и газонефтяных месторождений" сводятся к тому, что улучшения можно достичь и без особых изменений законодательства. Просто ряд действий нужно перевести на договорную основу, если уж в законе не получается отрегулировать. Законы ведь в основном пишутся под чьим-либо лоббистским влиянием, которое трудно преодолеть. Один из основных недостатков закона о недропользовании, по-моему, в том, что недропользователь как бы диктует волю государству. В принципе все должно быть наоборот. Было б разумнее, если бы органы исполнительной власти Федерации или ее субъекта поручали выполнение ТЭО по освоению месторождения одному-двум квалифицированным коллективам проектировщиков. В соответствии с этим победителем на конкурсе (аукционе) по лицензированию недр должен признаваться претендент, согласившийся с требованиями государства по освоению лицензионного участка и предложивший наибольшую величину бонуса. Только так можно будет изменить сегодняшнее положение, когда претенденты выполняют ТЭО ввода месторождения в разработку самостоятельно, используя часто несопоставимые нормативы расходов, цен на углеводороды, навязывая государству "свою волю" на освоение недр. Вот другой пример: компания "РУСИЯ Петролеум", владея лицензией на разработку Верхнечонского газонефтяного месторождения, ничего не делает по его освоению с 1992 года. Как государству предотвращать подобные ситуации? Я предлагаю ввести порядок, когда при задержке выполнения обязательных условий лицензионного соглашения недропользователь выплачивает государству из собственных средств или получаемой от разработки месторождения (месторождений) прибыли неустойку в размере разницы между плановой величиной дохода государства (из обязательных условий лицензионного соглашения) и фактической от эксплуатации лицензионного участка в рассматриваемом году. Кроме того, органы, выдающие лицензии, надо наделить правами на назначение штрафных санкций за выборочную отработку запасов, снижение пластового давления ниже допустимого и другие действия, причиняющие ущерб недрам. Но надо оговорить и ответственность государства: усматривать ее в том, что недропользователь имеет право начинать освоение месторождения в соответствии со своими планами без земельного, горного и геологического отводов в случае их невыдачи ему одновременно с лицензией на пользование недрами. Равно как недропользователь имеет право строить объекты промыслового обустройства в соответствии с заявкой на их строительство без лесного и водного отводов при их невыдаче ему в течение месяца с момента подачи заявки. Введение указанных санкций резко сократило бы волокиту и бюрократизм чиновников всех уровней.
http://www.ngv.ru/article.aspx?articleID=22889
