Стратегия государств: некоторые вопросы теории

Стратегия государств: некоторые вопросы теории Стратегия может быть великим даром и большим несчастьем для народов, определять успех или неудачу в любых общественно значимых начинаниях[1].

А. Свечин, военный теоретик

В среде исследователей военных и военно-политических процессов пока нет единого понимания сущности военно-политической обстановки[2]

В. Махонин, профессор

 

Стратегия государства, корпорации или личности настолько широкое понятие, что не может быть полностью раскрыто ни в одной из отдельных работ, что признавалось ещё классиками военно-стратегической мысли[3]. С самого начала хотелось бы привлечь внимание к мысли А.А. Снесарева, в которой он выразил краткий генезис стратегии государств и военной стратегии. Он, в частности, писал[4]: «История военного искусства, как и стратегия, народилась лишь к концу XVIII века, когда человеческое мышление оказалось достаточно подготовленным, чтобы перейти от анекдотической истории к обобщающим исследованиям. Первый значительный труд Хойера, изданный в 1797 г., сохраняет и поныне научное значение. Центр тяжести его, в связи с материальным характером философии XVIII века, лежит в изучении эволюции военной техники. Талантливые работы эмигрировавшего прусского офицера Рюстова привлекли к истории военного искусства внимание широких ученых кругов в пятидесятых—семидесятых годах прошлого века. Но по существу лишь завоевания исторической науки за последние сорок лет подводят под историю военного искусства твердый фундамент.

К началу XX века история военного искусства является уже наукой, признанной гражданскими учеными, и в лице Дельбрюка завоевывает одну из руководящих кафедр исторического факультета Берлинского университета. История военного искусства теперь в состоянии оперировать с неизмеримо более точным материалом, чем тот, который заключался в трудах предшествовавших поколений, что соответственно повышает ее реальное значение. Требования к точности изложения и критической оценке теперь являются сильно повышенными. Современные методы исторической критики являются, могучим оружием для уличения небылиц; придворные историографы, которыми стремился обзавестись каждый государь XV века и которые пользовались тем большим почтением, чем цветистее были их выдумки, встречаются, правда, и теперь, но уже как шутовское привидение. Введение истории военного искусства в программы всех академий в первой половине XIX века состоялось под давлением авторитетного требования Наполеона I: „ведите наступательную войну, как Александр, Ганнибал, Цезарь, Густав Адольф, Тюренн, принц Евгений и Фридрих; читайте и вновь перечитывайте историю их 83 походов – и формируйте на них свое мышление; это единственное средство стать великим полководцем и разгадать тайны искусства; ваше сознание, просвещенное таким путем, отбросит правила, противные началам1, которых держались великие люди.»  К началу XX века история военного искусства безусловно переросла Наполеоновскую программу. История военного искусства не стремится ныне открыть общий неписанный кодекс – тайну великих полководцев,– а выдвигает перед нами диалектику истории, в свете которой все правила и принципы военного искусства получают условный и временный характер»[5].

 

Стратегия: национальная, государственная и частная

Можно, вероятно, говорить о нескольких уровнях стратегии государств, которые существуют в строгом соподчинении друг другу в разные периоды времени. Это:

- национальная (и, как правило, государственная) стратегия или нередко имеется в виду «политика» (внутренняя и внешняя) правящей элиты;

- стратегия безопасности в широком смысле этого понятия;

- военная стратегия и военное искусство в целом:

- наконец, для периода возникновения ЯО – ядерная стратегия.

Разные области стратегии имеют принципиально разные последствия. Как справедливо пишет один из классиков современной стратегической мысли  Джефф Малган, имеющий огромный практический опыт, «Верная стратегия, способна превратить несбыточные, как кажется, мечты в реальность, о чём свидетельствует опыт многих стран мира»[6]. Он приводит яркие примеры Финляндии, Ирландии, обогнавших ведущие страны ЕС в короткие сроки по душевому ВВП и уровню технологического развития, не говоря уже об опыте Сингапура, городов-государств Дубай и Абу-Даби, Боготы, Шанхая и др.

Главная задача моей работы – попытаться проанализировать роль и значение современной стратегии национальной безопасности, взаимоотношение стратегии[7] и политики[8] в области национальной безопасности, влияние частных, порой кажущихся не самых важных и даже (представляющихся порой незначительными), факторов (например, развития институтов человеческого капитала)[9], и конкретных примеров в развитии стратегической обстановки (СО)[10] на эволюцию современной МО и ВПО.

Существует несколько определений понятия «стратегия». При этом, наиболее точная характеристика этого понятия соотносится с военной областью, в чем я согласен с классиком военно-теоретической мысли А.А. Свечиным, который писал: «Несмотря на то, что стратегия в ХХ веке так широко вошла в теорию и практику всех сфер общественной эизни, следует не забывать, что как особый вид деятельности, предназначенный для чёткого определения целей и необходимых средств и методов для её реализации, стратегия первоначально сформировалась применитиельно к интересам подготовки и ведения войны»[11]. По большому счёту это определение осталось актуальным и сегодня, хотя стратегия рассматривается сегодня более широко не только в качестве конкретной области использования – политике, экономике, технологиях или идеологии, но и относительно субъектов использования – государства, нациии, корпорации, международной организации[12] или конкретной личности. Так, один из авторитетных современных специалистов в этой области Дж. Малаган в своей недавней работе писал, что современная «государственная стратегия – это систематическое использование государственными ведомствами находящихся в их распоряжении ресурсов и властных полномочий с целью достижения общественно значимых целей».[13] Далее он делал важное пояснение: «В данном контексте слово «государственная» в равной степени относится к людям как к обществу и к формальным властным полномочиям государства»[14].

В нашей работе и в реальной политике, однако, я бы разделил эти понятия применительно к стратегии потому, что есть «стратегия государства» (правительства) и «национальная стратегия» (нации), которые не всегда совпадают, а иногда прямо противоречат друг другу (как во времена Ельцина-Горбачева, которые разваливали не только государство, но пытались развалить и нацию). Кроме того, огромная роль принадлежит стратегии, ориентированной на развитие человека, его потенциала и институтов развития этого потенциала[15].

Тем не менее, с такими оговорками в работе используется термин «стратегия» применительно к государству и нации, как его трактует Джефф Малган или другие авторы, которые занимаются военно-политическими исследованиями, например, ФМСО США[16].

Государственная стратегия отражается непосредственно не только на характере силовой политики государств и войн, но и на принципиальных и более широких по своим масштабам процессах социально-экономического развития и формировании военно-политической и международной обстановки (ВПО и МО), выступая нередко в качестве инструмента, который вносит свой существенный вклад в соотношение сил между государствами[17]: эффективная стратегия резко увеличивает возможности государства, а неэффективная – может даже нивелировать его превосходство. В этом смысле стратегия (как и идеи, доктрины, концепции) выступает важным институтом развития национального человеческого капитала, способным повлиять на общее соотношение сил и позиции субъектов МО-ВПО в мире.

Существует и обратная связь. Стратегия, в свою очередь, становится результатом развития институтов человеческого капитала. Роль стратегии, как одного из важнейших институтов развития национального человеческого капитала (ИР НЧК), – исключительно высока и стремительно растет, влияя в возрастающей степени не только на политику государств, но и на развитие глобального соотношение сил в мире, которое находится под пристальным вниманием политиков и экспертов, но, как правило, ограничено анализом только баланса материальных факторов[18].

Между тем, значение не только национального человеческого капитала и его институтов развития, но, прежде всего, политического и военного искусства, качества институтов государственного, военного и общественного управления, в том числе, политической и военной стратегии, в России порой недооценивается. В отличие от целого ряда зарубежных государств, таких как Дания, Великобритания, Норвегия и других, где стратегии и стратегическому планированию целенаправленно готовят управленцев, а координация институтов носит достаточно системный и даже жесткий характер, в России долгое время к стратегии и стратегическому планированию относились как к пережитку советской эпохи и «порождению коммунистического планирования», что крайне негативно сказалось на эффективности государственного[19] управления.

Традиционное и нередко инерционное восприятие стратегии государств ставит российскую правящую элиту перед фактом запоздалой реакции и – ещё хуже – отстающего стратегического планирования. Это наглядно проявилось в новых акцентах внешнеполитической стратегии США, озвученных Дж. Байденом в связи с выводом американских войск из Афганистана, относительно которых российская стратегия, опирающаяся на военно-техническое противодействие, оказалось не готовой. Разная реакция – от необоснованных надежд на «стабилизацию»[20] до неверия в перемены – одно из свидетельств инерционного характера внешнеполитической стратегии России, который не успевает реагировать на изменение внешних условий, повторяя, как правило, общие положения о «намерениях стабилизировать ситуацию».

Смена силовых инструментов в США, например, в 2021 году, последовала за корректировкой политических целей. «Цель состоит в том, чтобы создать в мире режимы, живущие по американскому образцу», но силовые средства стали приоритетными другие: «Сформировать гражданские общества, пронизанные сетью правозащитных некоммерческих организаций, через которые так легко влиять на внутреннюю и внешнюю политику стран. Наконец, перевоспитать население, взрастить в них пиетет и обожание к американскому образу жизни – и тем самым гарантировать то, что это население будет лояльным американцам. Военные интервенции не просто не приводили к этим результатам, но и, по сути, противоречили главным целям американской внешней политики»[21].

В работе не раз будет использоваться модель политического процесса, в которой стратегия занимает вполне определенное место между блоками «В» и «Г», однако, не менее важно понимать, что исключительное влияние на формирование стратегии оказывают и другие блоки факторов – «национальные интересы и ценности» (блок «А»), состояние МО и ВПО (блок «Б») и субъективное восприятие правящей элитой тех или иных объективных реалий, объединяющих весь политический процесс[22]. От стратегии, как и столетие назад, сегодня зависит многое. Как писал в начале ХХ века А.А. Свечин, «Опыт ХХ века показал, что от стратегии в огромной степени зависит ход событий во всех областях и отраслях общественной жизни, в конечном счёте судьба конкретных народов и в совокупности судьба всего человечества»[23]. Применительно к нашей модели это означает, что стратегия влияет не только на факторы «В» и «Г», но и «Б» (состояние МО-ВПО) и «А» (состояние субъектов МО-ВПО). Во многом благодаря выбору наиболее эффективных инструментов политики[24].

Работа построена по принципу, когда стратегия рассматривается в связи с тем или иным блоком факторов, например, влияния МО-ВПО на национальные цели стратегии, или субъективные представления о состоянии МО-ВПО и политических целях, которые могут существенно отличаться.

Так, сохранение главной цели относительно России при Дж. Байдене – уничтожение нашей страны как суверенного государства[25] – не означает того, что невозможен т от или иной пересмотр акцентов в силовой политике США в отдельные периоды. Именно поэтому Байден меняет подход и «инструмент демократизации». Отказывается от страха применения военной силы в пользу самого эффективного в истории стимула – соблазна[26].

Соединенные Штаты возвращаются к классической концепции мягкой силы – будут «демократизировать» режимы не бомбами, а через экономическое, идеологическое и культурное влияние, т.е., прежде всего, чере использование преимуществ ИР НЧК[27]. Влияние, с помощью которого они, напомним, взяли под контроль Восточную Европу, ряд государств постсоветского пространства, часть Латинской Америки и Юго-Восточной Азии[28].

Американские возможности в области плотики «мягкой силы» всё ещё исключительно сильны. Дж. Байден напомнил 2 сентября 2021 года о том, что «Мы благословлены исключительно выгодной географической позицией и являемся континентальной нацией, граничащей с двумя дружественными странами на севере и юге, имеющей выход к двум океанам, обладающей колоссальными запасами нефти и газа, а также площадями пахотной земли. Мы производим четверть мирового ВВП. На нас приходится 40% всех мировых военных расходов. Наши университеты доминируют в списке главных университетов мира. Американская культурная мощь хоть и сократилась за последние десятилетия, но она все равно значительна. Наши рабочие – самые продуктивные в мире. Наша система альянсов значительно увеличивает нашу мощь – она является, по сути, сетью, охватывающей 25% населения земли и 75% мирового ВВП»[29], – писало американское издание Politico.

Важно максимально определенно представить себе это значение и роль стратегии в мировой политике, которые в работе представлены в достаточно традиционном понимании. Это понимание положено в основу всей концепции работы и к нему постоянно возвращаются в процессе того, как рассматриваются отдельные проблемы. Его суть – идеология как система для национальной стратегии. Идеология, как система взглядов, на национальные интересы и ценности, на основе которых с той или иной степенью субъективности правящая элиты осуществляет целеполагание, выделение ресурсов и выбор средств и способов их использования. Другими словами, в итоге любой стратегии лежит идеологическая система, которая субъективно транслирует объективные реалии. Эта субъективная трактовка – либеральная, националистическая или иная – во многом предопределяет выбор стратегии, который может быть ориентирован в нынешних условиях на систему глобальных ценностей, либо национальных ценностей и интересов.

«Область стратегии» – в узком понимании – находится между группами факторов № 3 («Цели политики) и № 2 (Ресурсы и возможности), но сами эти группы, как уже говорилось, подвержены влиянию и формируются под прямым воздействием трех других групп факторов – национальных интересов, внешних условий и субъективных представлений и воли правящей элиты[30]. В зависимости от идеологии и избранного политико-идеологического вектора формируют политические цели и выбираются средства политики. Так, при либеральном выборе политические цели ориентированы на глобализм, а средства – преимущественно финансово-экономические.

По «большому счету» в центре работы находится проблема соотношения и отношений стратегии[31] и политики в области безопасности современных субъектов МО и ВПО в области безопасности, или – ещё точнее – политической стратегии[32], на которую влияют более частные стратегии, концепции и доктрины (насчитывающихся десятки и сотни в ряде стран, в том числе в России), а также вопросы силовой (военной и не военной) политики и военного строительства[33]. Эти частные стратегии и концепции конкретизируют более общую политическую (национальную) стратегию[34], которую иногда называют «Большой стратегией»[35], в основе которой, как считали многие выдающиеся деятели, лежит искусство политика и военачальника, «благодаря врожденным талантам» (Наполеон), которые «можно развить благодаря образованию и накоплению опыта» (К. Клаузевиц)[36].

Название работы отчасти повторяет название сборника работ крупного русского военного теоретика Евгения Ивановича Мартынова[37], которые были изданы издательством «Финансовый контроль» Счетной палаты Российской Федерации[38] в серии работ, посвященных военной теории и искусству стратегического мышления.[39]  Некоторые его идеи широко использованы и в данной работе, впрочем, как и идеи других русских, советских и зарубежных авторов[40]. Исключительно важное значение, например, имели размышления А.А. Свечина о взаимосвязи стратегии и военного искусства вообще с услолвиями развития государства[41].

В предлагаемой работе применяется, как метод дедукции – анализ от общего к частному, – от состояния и развития МО и ВПО по одному из наиболее вероятных сценариев к состоянию и развитию сценариев СО, – так и метод индукции, в частности, когда отдельные, порой незначительные, вопросы политики, военного строительства и стратегии и даже субъективные решения уточняют более общие вопросы стратегии и политики безопасности, развития военно-политической ситуации, сформулированные в авторской концепции[42].

Этот подход «от частного к общему» для анализа такого широкого явления как мировая ВПО и СО, в действительности не оригинален. Очень часто он применяется, превращаясь просто в набор эмпирических фактов, порой плохо систематизированных и осмысленных, в особенности под влиянием субъективных представлений участников и наблюдателей. Но, на мой взгляд, если к нему относиться серьезно, прежде всего, предварив его дедуктивным, концептуальным анализом, он становится очень эффективен[43]. Стоит сказать, например, что он был использован еще Ф. Энгельсом в его серии публикаций[44], объединенных позже в книге «Революция и контрреволюция в Германии»[45]. Как известно, в этой серии статей Ф. Энгельс рассматривал достаточно подробно частные ситуации, я бы сказал сегодня, – состояние СО по отдельным стратегическим направлениям в Европе, на примерах Германии, Австрии, Хорватии и целого ряда других стран, делая из него общие выводы военно-политического и социально-экономического характера. В частности, относительно характера современной войны[46].

Огромное количество информации, иллюстрирующей использование индукции для анализа, дает военная история и военное искусство государств.

В качестве современного примера можно привести работу начальника Генерального штаба РККА Б.М. Шапошникова «Битва за Москву», в которой он скрупулезно описывает не только ход военных действий, но и, например, дает каткую характеристику театра военных действий – от северных границ по реке Волга до южных по линии Ряжск – ст. Горбачево, включая рельеф, температуры, инфраструктуру и т.д.[47].

Этот индуктивный подход, кроме того, означает высокую вероятность того, что придется скорректировать (уточнить, либо даже при необходимости отказаться вообще) некоторые положения авторской концепции развития основных сценариев и их конкретных вариантов МО и ВПО, а также Национальной стратегии и СНБ, описанных подробно в других  работах на основе развития метода дедукции МО и ВПО – анализа от общего к частному, – используя в этих целях уже метод индукции, – т.е. анализа от частного к общему[48]. Например, влияния развития стратегической обстановки (СО) в отдельных регионах, войн и конфликтов, а также современной политики США[49]

и их основных союзников на стратегическую стабильность в мире[50] и в целом на формирование глобальной ВПО и МО[51]. Примечательно, что, как правило, в США Разведсообществом применяются параллельно оба метода – дедуктивный и индуктивный – при оценке состояния ВПО[52].

Иными словами, я исхожу из предпосылки, что проделанная прежде преимущественно дедуктивными методами работа по анализу и прогнозу развития МО и, как следствие, ВПО (конкретизированная в сценариях и их вариантах развития) в целом ряде НИР и изданий[53], должна быть существенно, в деталях дополнена методом самой широкой индукции, когда множество факторов дополнят, либо опровергают сделанное предположение. В итоге может получиться относительно достоверный и вполне конкретный вариант сценария развития ВПО, который обоснован как с помощью методов дедукции – от общего к частному, – так и уточнен методами индукции – от частного к общему.

В конечном счете именно такой конкретный вариант сценария ВПО, – уточненный и детализированный, – нужен большинству специалистов и экспертов, когда они занимаются практическим анализом современного состояния и перспектив развития МО и ВПО[54]. Именно такой вариант, в конечном счете, проявляется в ежегодных посланиях президентов, существенно корректирующих стратегическую линию страны[55]. Кроме того, как правило, этот же подход присутствует в оценке ведущих иностранных исследовательских центров[56].

Сразу же говорюсь, что предлагаемая мною методика требует использования огромного количества (практически неограниченного) фактов и анализа множества тенденций. Только в этом случае работа получается полной. Такой подход неизбежно ведет к «расбуханию» текста, что, кстати, характерно не только для автора. Напомню, что фундаментальные работы К. фон Клаузевица очень велики по своему объему, многие раздела не дописаны и не доредактированы, хотя, например, его мысли о стратегии в части № 7 крайне полезны и актуальны и сегодня. Поэтому я спокойно отнесусь к обвинениям в графоманстве. Наверное, коротко писать об этих проблемках я так и не научился.

Сразу же оговорюсь, что в работе я сознательно избегал традиционных ссылок и анализа представлений многочисленных западных авторов о современном мироустройстве, «центрах силы» и политологических концепциях, которые сформировали современную теорию международных отношений (ТМО), существующую в России во многом под влиянием Дж. Сороса и его структур[57], в основном из представлений западных, прежде всего, американских научных школ. Этим концепциям посвящены сотни книг и тысячи диссертаций, инициированных и спонсированных преимущественно западными институтами в 90-е годы и первые два десятилетия нового века[58]. Что особенно примечательно – в условиях нарастающей информационно-когнитивной («ментальной») войны[59].

В настоящее время, можно сказать, российская политическая мысль  и политология, а также, как минимум, два поколения студентов, оказались подготовленными преимущественно в рамках данной парадигмы, что, естественно, отражается и на позиции современной российской правящей элиты. Именно на их основе фактически существует современная российская политология и теория международных отношений (ТМО), в основу которой положены заимствованные западно-либеральные категории, ценности и интересы[60].

Метод индукции анализа ВПО и СО вполне сопоставим с историческим методом или военной историей, который многими ведущими военными теоретиками рассматривался как наиболее достоверный и реальный. Так, К. Клаузевиц в своей работе «О войне» писал» Исторические примеры проясняют всё, давая при этом познавательный опыт и являются лучшими доказательствами»[61]. С этим выводом во многом согласны и другие военные мыслители – от Наполеона до Е.И. Мартынова, – оставлял за политикой главное – разработку «руководящей идеи»,[62] а за стратегией – поиск наиболее эффективных средств и способов достичь политической цели.  В целом соотношение понятий «политика» и «стратегия» в области национальной безопасности в данной работе можно представить (впрочем весьма упрощенно) следующим образом:

Огромная роль субъективных факторов в политике и стратегии национальной безопасности известна и очевидна. То, что они основаны на объективных реалиях, во многом делает такую субъективность обусловленной именно этими реалиями[63]. Тем не менее, даже учитывая достижения современной науки и возможности поиска и обработки информации, как политика, так и стратегия в области национальной безопасности несут на себе сильное субъективное «ненаучное» влияние, которое порой перевешивает по своему значению влияние рациональных факторов. Особенно в области военного строительства и военного искусства[64].

Это субъективное влияние начинает сказываться сразу же с анализа процессов и факторов  формирования как МО и ВПО, так и СО, где оно огромно, хотя и  отнюдь не отрицает значения общетеоретической и исторической подготовки тех конкретных лиц, которые формулируют и реализовывают политические решения в военной области. Совсем наоборот. Опыт генеральных штабов свидетельствует, что чем скрупулезнее проделана подготовительная работа по военному планированию, тем полнее и быстрее реализовываются дальнейшие решения, вытекающие из неизбежных изменений в СО и ВПО. И, наоборот, чем слабее подготовка аппарата и состояние научных школ, тем менее обоснованы предлагаемые решения. Именно с этим столкнулся процесс подготовки и принятия решений в области социально-экономического развития и безопасности России в 90-е годы, когда опытные специалисты были распущены, школы – деградированы, а ответственность отсутствовала полностью[65]. Так, решения о вводе войск в Чечню и их реализация в декабре 1994 года были примерами абсолютного непрофессионализма и безответственности как по вине военачальников, так и субъективных и непрофессиональных решений политического руководства, прежде всего, президента Б.Ельцина и членов Совета Безопасности России[66].

Задача исследователя и аналитика в военно-политической области заключается в максимально полном и конкретном анализе ВПО и СО, который ляжет в основу будущей стратегии. К сожалению, оба этих метода (дедукции и индукции анализа ВПО), как мы увидим, достаточно затратными и ресурсными, прежде всего, с точки зрения времени. Поэтому при анализе необходимо будет пытаться по возможности ограничить количество факторов формирования МО и ВПО, чья численность может быть фактически не ограничена[67]. Так, если говорить о количестве факторов и тенденций, формирующих современную МО, то можно с уверенностью называть их численность в сотни тысяч. Например, при анализе состояния только околоземного космического и воздушного пространства в режиме «он-лайн» постоянно мониторят более 150 000 объектов. Если же говорить об анализе других ТВД и всего спектра факторов, влияющих на формирование ВПО и МО (экономических, социальных, политических, других), то речь может идти о миллионах факторах и тенденций. Достаточно сказать, например, что на состояние ВПО с каждым днем сильнее влияют многочисленные негосударственные организации и объединения, чья численность в мире превысила несколько сотни тысяч, а численность их членов – сотен миллионов[68].

Поэтому в нашем анализе последуем принципу: «Вы можете получить все это, но не все сразу». Или «чтобы стать победителем, нужно беречь свое время». По словам автора работы «Книга пяти колец» японского стратега и гениального фехтовальщика 17 века Мусаси, «вы не должны «делать ничего бесполезного», т. е. вы должны максимально сосредоточиться на решении главной задачи, рассматривая любые свои действия в качестве шага, приближающего к его решению. Тогда и только тогда у вас будет время и энергия, чтобы заниматься тем, что сделает вас на шаг ближе к жизни вашей мечты». Нашей «главной задачей», повторю, является анализ состояния современного сценария развития ВПО в его наиболее вероятном и конкретном варианте. Имея постоянно ввиду, что основа любой стратегии, как писал военный теоретик Е.И. Мартынов, «руководящая идея»[69].

Поэтому работа была разделена на две большие, логически взаимосвязанные, части, которые лежат в основе такого исследования. В первой части рассматривались сценарии развития МО и ВПО и их конкретные варианты на основе разных экспертных оценок и метода дедукции. Эта часть работы была сделана в первой части, опубликованной в марте 2021 года. и её анализ минимизирован в данной, второй части, исследования[70]. В результате работы среди десятков сценариев МО и ВПО бы отобран и предложен в качестве наиболее вероятного конкретный вариант развития ВПО, который был назван «Усилением военно-силового противоборства» в регионах и на отдельных ТВД («Вариант № 2.2»)[71].

В этой части, рассматривается формирование ВПО в мире и в отдельных регионах с конкретных позиций, под влиянием развития СО, войн, конфликтов и многочисленных частных факторов методом индукции. Это означает, что множественные проявления в реальном состоянии вооруженного противоборства – СО, войнах и военных конфликтах – позволяют нам более точно понять реальную сущность и состояние развития конкретных сценариев и их вариантов ВПО, предложенных в первой части работы. В данном случае, как уже говорилось выше, важны конкретные, в том числе исторические примеры влияния формирования СО на ВПО и МО, а также субъективные оценки и, особенно, разведсообществ[72].

Естественно, что акценты и сами оценки ВПО политиками периодически меняются или, как минимум, корректируются в зависимости не только от объективных условий, но и потребностей внутренней политики и иных обстоятельств, как это произошло, например, при смене администраций Д. Трампа на Дж. Байдена[73]. В том числе и в России, где периодичность редакций СНБ определена  6 лет[74].Тем не менее важно пытаться максимально точно отследить эти нюансы. Так, например, выступление В. Путина на Давосском форуме в январе 2021 года весьма системно описало состояние МО в тот период. В частности, он говорил, что: «некоторые эксперты – я с уважением отношусь к их мнению – сравнивают текущую ситуацию с 30-ми годами прошлого века. С такой ситуацией можно соглашаться, можно не соглашаться. Но по многим параметрам, по масштабу и комплексному, системному характеру вызовов, потенциальных угроз определённые аналогии все-таки напрашиваются[75]. Мы видим кризис прежних моделей и инструментов экономического развития. Усиление социального расслоения: как на глобальном уровне, так и в отдельных странах. Об этом мы и раньше говорили. Но это в свою очередь сегодня вызывает резкую поляризацию общественных взглядов, провоцирует рост популизма, правого и левого радикализма, других крайностей, обострение и ожесточение внутриполитических процессов, в том числе в ведущих странах»[76].

Таким образом, в этом выступлении Президент дал политическую комплексную оценку развитию современного сценария МО, сопоставив его с состоянием сценария накануне Второй мировой войны. Ниже он конкретизировал развитие этого сценария МО с точки зрения сценария развития ВПО следующим образом: «Всё это неизбежно сказывается и на характере международных отношений, не добавляет им стабильности и предсказуемости. Происходит ослабление международных институтов, множатся региональные конфликты, деградирует и система глобальной безопасности… противоречия закручиваются, что называется, по спирали. Как известно неспособность и неготовность разрешать подобные проблемы, по существу, в ХХ веке обернулись катастрофой Второй мировой войны.

Конечно, сейчас такой глобальный «горячий» конфликт, надеюсь, в принципе невозможен. Очень на это надеюсь. Он означал бы конец цивилизации[77]. Но, то что он возможен, является единственным объяснением военно-технологического соперничества, которое лежит в основе современного противоборства между ведущими странами[78]. Это обстоятельство и лежит в основе современной стратегии США «силового принуждения» КНР, России и других стран, ориентированное, прежде всего, на силовые не военные средства и методы[79]. Но, повторю, ситуация может развиваться непредсказуемо и неуправляемо. Если, конечно, ничего не предпринимать для того, чтобы это не случилось. Есть вероятность столкнуться с настоящим срывом в мировом развитии, чреватым борьбой всех против всех, с попытками разрешить назревшие противоречия через поиск «внутренних» и «внешних» врагов, с разрушением не только таких традиционных ценностей (мы в России дорожим этим), как семья, но и базовых свобод, включая право выбора и неприкосновенность частной жизни»[80].

Эта характеристика современного сценария развития МО и ВПО президентом России, данная в январе 2021 года, вполне совпадает с характеристикой ранее предложенного мною конкретного сценария развития ВПО «Усиления военно-силового противоборства» в его наиболее вероятном конкретном варианте – региональном. При том понимании, что даже конкретные сценарии развития СО, войн и конфликтов в регионах составляют единый замысел «главную идею», – развала России, лишение её суверенитета и национальной идентичности[81].

Важно при этом, что именно субъективное восприятие множества факторов в исторической ретроспективе в наибольшей степени отражает реальность. Эта мысль К. Клаузевица позже была подчеркнута основателем военной историографии Гуго фон Фрайтаг-Лорингховеном, который считал, что именно исторический опыт, примеры позволит «застраховать от однобокости оценок»[82]. Подчеркну, что такая работа может быть сделана при одном обязательном условии, а именно: если у вас уже существует вполне определенное видение процессов развития международной и военно-политической обстановки (МО и ВПО)[83]. В противном случае вы, как и большинство наших политологов, окажитесь в плену многочисленных и часто ложных, противоречивых, туманных и в конечном счете субъективных оценок и предположений. Именно поэтому предлагается коротко вернуться к некоторым теоретическим положениям, которые были положены в основу первого этапа работы.

В политике, как правило, именно так и происходит. Анализ конкретного состояния ВПО вытекает из более общих заключений относительно состояния МО, которые уточняются по мере необходимости конкретными данными. Кстати, в американском ежегодном обзоре военных угроз разведками страны подчеркивается именно «ежедневное и нюансированное изучение проблем»[84]. В самом общем виде такое видение представляет достаточно регулярно, например, президент РФ В.В. Путин в своих посланиях и публичных выступлениях[85]. В частности, на расширенном заседании коллегии министерства обороны России 21 декабря 2020 года он ясно обозначил существующий алгоритм разработки и принятия политических решений следующим образом, начинающийся с анализа состояния МО и ВПО: «Безусловно, мы детально анализируем текущую геостратегическую и военно-политическую ситуацию, прогнозируем возможные варианты её развития[86]. В частности, он констатировал, что «в 2020 году завершилось планирование обороны государства на ближайшие пять лет. В ходе этой работы учтены все существующие и прогнозируемые угрозы безопасности России, а также растущие боевые возможности нашей армии и флота». Итог, который подвел президент, таков: «Главный вывод очевиден. Будем и дальше активно и качественно развивать Вооружённые Силы, повышать их боеготовность и эффективность».

Иными словами, на основании анализа МО и ВПО был сделан важный политический вывод о необходимости продолжения настойчивой работы по укреплению военной безопасности, который отнюдь не является в наших реалиях автоматическим[87]. Этот политический вывод был им конкретизирован в постановке нескольких наиболее приоритетных задач, а именно: «В этой связи поручаю, – сказал Президент России, – сосредоточиться на решении следующих ключевых задач». Эти «ключевые задачи» (приоритеты) в его представлении, коротко, выглядят следующим образом.

«Первое – это поддержание высокой боеготовности ядерных сил. Развитие всех составляющих ядерной триады.…

Второе. Столь же важно укреплять потенциал сил неядерного сдерживания, прежде всего высокоточного оружия.…

Третье – это дальнейшее продолжение ритмичного переоснащения армии и флота на современные вооружение и технику, то есть чёткое и своевременное выполнение заданий гособоронзаказа. Подчеркну, в стратегических силах у нас уже создан серьёзный научно-технический задел по образцам вооружения и техники, не имеющим мировых аналогов. В том же направлении должны развиваться и силы общего назначения.

Четвёртое. Техническая модернизация армии и флота требует внедрения новых форм и способов действий войск, а для этого нужно развивать военную науку. Не только изучать опыт современных вооружённых конфликтов и локальных войн, но и делать прогнозы на будущее, в том числе учитывать появление в армиях ряда зарубежных государств оружия на новых физических принципах[88]. Мы знаем об этом, работаем над этим, но надо держать это постоянно в поле нашего внимания[89].

Пятое. В ходе боевой учёбы следует более активно осваивать, «обкатывать» вооружения и технику с элементами искусственного интеллекта, только совсем недавно обсуждали это на Совете Безопасности, в том числе – роботизированные комплексы, беспилотные летательные аппараты, автоматизированные системы управления»[90].

Таким образом, на высшем политическом уровне В.В. Путин практически продемонстрировал действующий в России алгоритм подготовки и принятия политического решения – от оценки МО и последующего вывода о перспективе развития ВПО, до общего определения вектора политики в области безопасности и постановки конкретных задач в области военной политики и военного строительства, включая специальный акцент на совершенствовании военного искусства[91].

К сожалению, как нередко это бывает, он забыл сформулировать главную («руководящую»[92], как писал Е.И. Мартынов) политическую идею России. Именно поэтому осталась в стороне главная тема – вероятный характер современной (уже идущей) информационно-когнитивной войны[93].

Очевидно, что для политического уровня, который был на расширенной коллегии МО в декабре 2020 года ещё большей конкретизации не требовалось. Подобная конкретизация основных установок происходит регулярно от встреч В.В. Путина дважды в год с руководителями ОПК и высшим командным составом, до работы по укреплению внутриполитической стабильности и правопорядка в стране, т.е. ежедневной работы по решению задач по укреплению внешней и внутренней безопасности страны, которые, однако, находятся в рамках общей стратегии, подтвержденной им на расширенной коллегии МО РФ.

В рамках данной работы происходит аналогичный процесс, когда общий анализ МО и ВПО ведет к разработке наиболее вероятного конкретного варианта сценария развития ВПО[94], который, в свою очередь, корректируется конкретными фактами, событиями и тенденциями, происходящими в СО, на отдельных ТВД и в отдельных аспектах политики безопасности государств[95]. Эти изменения, с учетом важнейших факторов, влияющих на формирование СО и ВПО, отражаются на эволюции Стратегии национальной безопасности России, где ведущую роль и исключительное значение приобрело качество НЧК и его институтов развития (ИР НЧК). Естественно, что анализ этих факторов и их влияния на Стратегию, становится самой приоритетной задачей[96].

Естественно, что подобная разработка конкретного сценария развития ВПО представляет собой одну из разновидностей прогноза, основанного, как справедливо отмечает политолог А. О. Безруков, на «оценке общего состояния системы (в данном случае ВПО – А.П.) в долгосрочной перспективе, ориентированной на структурные константы, которыми трудно манипулировать»[97]. Помимо них есть и очень динамичные и влиятельные силовые инструменты, способные оказывать оперативное влияние на формирование МО-ВПО.  Это, прежде всего, не государственные институты развития НЧК – НКО, фонды, университеты, СМИ, особенно сетевые, международные корпорации и т. д.[98]

При этом, разные типы прогностических ситуаций, справедливо отмечает А.О. Безруков, – можно визуализировать на графике, где ось «Х» демонстрирует интенсивность изменений событийного ряда, а ось «Y» отражает предсказуемость того, какой она будет в будущем[99]. Или другими словами,  степень предсказуемости зависит от интенсивности изменений. В нашем случае это означает, что конкретный сценарий ВПО, а тем более МО прогнозируется в зависимости от того, насколько существенны и динамичны изменения, происходящие в самых разных элементах (факторах, тенденциях, отдельных событиях), составляющих его структуру.

Очевидно, что степень непредсказуемости в формировании СО и отдельных стратегий государств, зависящих во многом от субъективных и случайных факторов, значительно выше, чем при формировании ВПО, а тем более МО[100].  Не стоит забывать, что стратегические прогнозы отличаются друг от друга по «горизонтам планирования».

Так, если наиболее перспективный долгосрочный прогноз охватывает период от 10 до 20–25 лет, то среднесрочный – 5–7 лет, а краткосрочный – 3–5 лет. Но чаще всего встречаются краткосрочные прогнозы-экстраполяции, которые наиболее близки и понятны чиновникам. Это обстоятельство нужно понимать и помнить: для чиновника важно то, что будет в течение 1 года. Именно этот «горизонт планирования» для него имеет значение.

Поэтому прогноз сценария (и его вариантов) развития МО, как правило, более стабилен, долгосрочен, чем сценария ВПО, а тем более СО. Более того, наибольшие трудности с прогнозом развития СО в отдельных регионах вызывает именно большое количество и сильнейшее влияние субъективных факторов, как, например, в случае конфликта в Нагорном Карабахе, поведение премьера Армении Пашиняна, президента Азербайджана Алиева и премьера Турции Эрдогана или разница (на мой взгляд, преувеличиваемая) в позициях Д.Трампа и Дж. Байдена[101]. Хаос, энтропия, характерная для всей системы МО, стремительно нарастает в последние десятилетия в связи усилением значения именно субъективных факторов. Так, частный случай вынужденной посадки гражданского самолета в Белоруссии в мае 2021 года (который прежде в схожих ситуациях оказался не замеченным) привел к резкому усилению кампании против А. Лукашенко и всего правящего режима в стране[102]. Данный субъективный случай (как и многие другие) оказался «в тренде» глобальной антироссийской и антибелорусской тенденции политики Запада[103].

Поэтому возрастающее значение для оценки и прогноза состояния ВПО-СО приобретают такие константы, которые меняются медленно (ВВП, например, или численность населения)  или почти не меняются (географическое положение, природные ресурсы, транспортные коридоры)[104]. При всем нарастающем значении субъективных факторов и энтропии значение неких констант становится политическим маркером для анализа. В особенности глобальные и региональные тенденции и тренды. Как пишет известный американский политолог Н. Злобин, «Я думаю, что Соединённые Штаты, как любая большая сверхдержава, которая пытается сегодня, и небезуспешно, вернуть своё глобальное влияние, играет в глобальную игру, где у Украины нет самостоятельного значения. Я думаю, что роль Украины будет зависеть от того, как будет складываться в целом американская геополитическая игра. Американцы сегодня смотрят на мир (это длится уже почти четверть века) не с точки зрения американо-российских, американо-украинских, американо-китайских отношений, а с точки зрения того, что мир представляет собой глобальную систему проблем, вызовов и трендов. Американская внешняя политика сегодня заключается не в налаживании или восстановлении отношений с какими-то конкретными странами, а в том, чтобы решать системные проблемы, возникающие на глобальном уровне, раскручивать тренды, выгодные США. Если тренд родился где-то ещё, попытаться его оседлать и извлечь пользу для США или по возможности заглушить и уничтожить. Внешней политикой Америки занимаются сегодня не дипломаты-страноведы, а системщики, которые смотрят на мир, если можно так вульгарно сказать, как на большую компьютерную игру. Роль каждой конкретной страны сегодня для Америки зависит только от одного – насколько эти страны попадают в радиус американского радара глобального сканирования, и совпадает или не совпадает это с видением в Вашингтоне, и являются ли эти страны позитивными или негативными актёрами в глобальной картине мира, которая есть у Вашингтона. Поэтому роль Украины будет в значительной степени зависеть от этого. А всё остальное – это технические детали, которые Вашингтон выработает, когда будет понятно, какую роль может играть Украина.

Если до последнего времени Украина играла роль мощного российского раздражителя, то сегодня в значительной степени всё будет зависеть от того, какую роль будет играть Россия в новой американской системе координат, которую приносит Байден. Какой раздражитель, какой степени, какого масштаба и какой направленности нужен будет Вашингтону для того, чтобы Россия всё время находилась в состоянии нервно-военного возбуждения»[105].

В качестве моделей развития МО-ВПО поэтому вполне подходят простые, даже грубые, формулы, которые в целом иллюстрируют состояние таких констант и существующих тенденций. В том числе с точки зрения оценки возможного внешнего влияния тех или иных субъектов ВПО друг на друга. Отчасти это можно воспринимать и в качестве очередной попытки проанализировать их реальное значение для состояния безопасности, и качества упрощенной оценки социально-экономического развития государства.

Но, главное, значения той или иной  стратегии нации и государства, уровня стратегического планирования и прогноза, которые являются динамическими показателями развития НЧК и его институтов[106].

Это может так или иначе повторять многочисленные идеи и концепции моделирования и прогнозирования, в частности, известной модели Р. Клайна[107], который предложил одну из наиболее универсальных формул «воспринимаемой мощи государства»:

                                          P = (C+E+M) x (S+W),

где, напомню:

P – воспринимаемая сила государства, которая зависит от первого множителя (C+E+M), который ограничен только тремя параметрами:

C – критическая масса (демография и территория)

E – экономика

M – военная сила[108]

На мой взгляд, к этому набору следовало бы добавить несколько показателей, прежде всего, количество и качество НЧК субъекта МО, которое резко влияет на мощь и возможности государства. Достаточно сказать, что за последние 30 лет в Китае было подготовлено более 400 миллионов специалистов с высшим образованием, которые стали главным условием быстрого развития страны. Похожая ситуация сложилась в Индии и ряде других стран.

В этой формуле особо отмечу значение второго множителя, который может либо усилить влияние констант, либо их качественно снизить и даже совсем уничтожить:

                                 (S+W)

Его можно назвать условно «эффективность государственной стратегии»[109]. В том числе, и прежде всего, вытекающей из эффективности ИР НЧК, в частности, способных вести «ментальную» войну[110]. Но, прежде всего, стратегии государства и стратегического планирования[111].

Этот множитель – в случае, если он близок к нулю, – может «обнулить» и всю мощь государства (что и произошло с СССР и Россией, когда огромная мощь СССР не предотвратила его крах), либо существенно её увеличить. Примечательно, что в военной истории России примеры адмирала Ф. Ушакова и фельдмаршала А. Суворова наглядно демонстрируют значение военного искусства, которое позволяло многократно побеждать противника, обладавшего превосходящими (иногда в несколько раз) силами. Эта формула и её второй множитель  имеют ключевое значение для целей работы, ибо подчеркивают исключительную роль национального человеческого капитала (НЧК)[112] как с точки зрения увеличения национальных ресурсов (первого множителя), которые быстро можно увеличить только за счет НЧК, прирост которого, например, на 90% обеспечивает увеличение ВВП, так и с точки зрения увеличения значения второго множителя, который формируется из показателей:

S – стратегическая цель[113]

W – национальная воля[114]

На самом деле эти показатели второго множителя – критерии качества правящей элиты, которая должна быть способна к формированию эффективной национальной стратегии, в основе  чего находится точное целеполагание и воля (способность к эффективному управлению). К сожалению, так бывает далеко не всегда: в элите могут существовать как частные, так и принципиальные разногласия (как в настоящее время в США[115] и в России), а также стратегические ошибки и противоречия. Достаточно вспомнить противоречия в российской правящей элите 1917–1920 годов, которые закончились отсутствием общей стратегии и политики, или противоречия внутри ВКП (б), которые закончились физическим уничтожением оппозиции в 30-е годы[116].

Предложенная формула Р. Клайна стала весьма популярной в мире и многократно модернизировалась, но для нас важно, что вторая часть – стратегия страны, выраженная в осознанном целеполагании и политической воле – в основном оставалась прежней. Если стратегическая цель и воля – основа стратегии, то первый множитель – основные ресурсы политики, которые вместе с эффективной стратегией составляют в итоге и эффективную политику. Если же стратегическое целеполагание и воля отсутствуют, то, как показывает история СССР при М. Горбачеве, любые ресурсы и мощь становятся малоэффективными. Так, СССР в 80-е годы обладал самой мощной и лучшей армией в мире и ОПК, однако, в итоге потерпел политическое поражение и полный разгром не только союзников, но и собственной страны. Россия в 90-е годы фактически потеряла суверенитет[117].

Различные модификации формул Р. Клайна, на самом деле, просто в том или ином виде подтверждают её правоту. Как отмечает исследователь этой проблемы О.А. Дедов, «Простенькая формула Клайна до сих пор пользуется огромной популярностью. Любят ее бразильцы. Популяризировал формулу генерал Карлос де Мейра Маттос, заложивший в 70-х годах основу нынешних бразильских международных отношений. Он, кстати, немного модифицировал формулу:

        P = (C + E + M) × (S + W + P)

Добавил еще одну букву: Р – сила убеждения.

Любят формулу поляки. Здзислав Голаб тоже предложил свою модификацию формулы Клайна.

        P = ( C + E + M ) × ( S + W + R )

R – качество непосредственно политического руководства

Любят формулу японцы. Фукушима Яшухито предложил свою модификацию формулы.

P = ( C + E + M ) × ( G + D )

G – политическая сила внутри страны 政治力

D – дипломатическая сила 外交力

Любят формулу китайцы. Еще с 80-х годов они делают подсчеты. Сравнительно недавно китайцы разродились очередной формулой, в которой они собрали с миру по нитке.

CNP = ( C + E + I + K + X + S + CT + W )  ×  ( R + O + J )

Первый множитель (материальные ресурсы):

С – ресурсы

Е – экономика

I – конкурентоспособность на международной арене

К – наука и технологии

X – устойчивость развития

S – развитие гражданского общества

СТ – силовой элемент государства

W – дипломатия

Второй множитель (стратегия):

R – стратегические цели

O – политическая воля преследовать цели

J – национальное единство

На мой взгляд, Р. Клэйну удалось создать очень интересную формулу, в которой сочетаются многие показатели, необходимые для оценки потенциала государства во всех сферах. Но, что ещё важнее, он выделил в качестве самостоятельного и влиятельного фактора – «множителя» – «стратегическую цель» и «национальную волю», которые (если, вдруг, оказываются близкими к нулю) могут обесценить значения всех других показателей, т.е. как иногда говорят, «умножить на ноль»[118]. Это критерии развития институтов НЧК[119]. Этот показатель фактически противопоставляется показателю количества и качества ВВСТ и военных технологий, который сегодня лежит в основе показателя военной мощи[120].

То есть национальная сила определяется совокупностью взаимосвязанных и взаимообусловленных географических, политических, экономических, военных, социальных и духовных факторов, позволяющих государству поддерживать достаточную степень положительной динамики в своем развитии; иметь возможность эффективного противостояния существующим и потенциальным внутренним и внешним угрозам; в долгосрочной перспективе на основе стратегии, разработанной на базе национальной доктрины обеспечивать возможность достижения целей и задач внутри государства и вне его. Национальная сила определяет, таким образом, прочность государства на основе наличия всех видов ресурсов[121], которые обеспечивают нормальное функционирование всех компонентов национальной силы[122].

При этом стратегия (целеполагание, воля, выбор средств и правильное использование всех национальных ресурсов, включая дипломатию) является важнейшим, а именно вторым, «множителем» государственного влияния, без которого значение первого множителя равняется нулю. В военной истории примеров такой не эффективной стратегии множество. Один из них – операция Гитлера в Арденнах, политический и военный замысел которой, как и ответственность, целиком ложится на Гитлера, который игнорировал огромное несоответствие сил (1:11 численности личного состава и 1: 6–7 – по танкам и артиллерии) на Восточном фронте с РККА, что в итоге привело к быстрому разгрому в Польше, а также явное недостаточность средств на Западе при их использовании на широком фронте против союзников[123].

Любое эффективное государство должно обеспечивать стране политическую стабильность, экономический рост и перспективу социального развития. Необходима способность мобилизовать ресурсы для решения поставленных задач. Однако, помимо этого сильному или эффективному государству нужны элементы, позволяющей осуществлять обратную связь между обществом и правящей элитой.

Эффективному государству требуется достаточная административная власть для противостояния как внешнему давлению, так и группам, лоббирующим специальные интересы. К последним относятся объединения, продвигающие интересы крупного бизнеса, этнических кланов или административно-силовых структур. Демократические процедуры могут и должны быть использованы для противостояния такого рода лоббированию и для определения приоритетов, отвечающих интересам широких слоев общества[124]. В противном случае, государство способно либо превратиться в заложника олигархических групп, либо перестать быть управляемым.

На мой взгляд, одним из наиболее важных компонентов вышеуказанной формулы является наличие стратегической цели для государства, которая, как показывает опыт США, является, по сути своей, политико-идеологической, «ценностной». В частности, как сказал Дж. Байден в первом послании Конгрессу страны, «Америка – это уникальная идея, самая уникальная в мире»[125]. Базовая цель стратегического планирования – рациональное распределение усилий и ресурсов государства и гражданского общества в интересах устойчивого социально-экономического развития и укрепления национальной безопасности Российской Федерации. Для достижения указанной цели требуется высокая управленческая культура и широкое использование методов системного анализа и прогнозирования, стратегического планирования на перспективу[126].

Значение такого инструмента в последние годы существенно возросло, т.к. имеется объективная потребность обеспечить согласованность действий органов государственного управления на федеральном и региональном уровне с учетом бюджетных ограничений и реальных ресурсных возможностей. Более того, как показывает опыт, отказ от государственного стратегического планирования в важнейших сферах государственной деятельности (международной, экономической, военной, в области науки и образования) содержит риски кризисных проявлений и негативных последствий для развития общества и государства.

Стратегическое планирование должно рассматриваться всеми органами государственной власти и управления как универсальный инструмент, обеспечивающий реализацию системного и взаимосвязанного стратегического целеполагания, постановку и реализацию крупных государственных задач с использованием механизма государственно-частного партнерства и комплексный учет всего многообразия факторов внутреннего и внешнего характера[127].

Именно стратегическое планирование способно обеспечить повышение эффективности и качества государственного управления в жестких условиях глобализации и усиления стратегических рисков для развития и угроз национальной безопасности. Система стратегического планирования и стратегического управления базируется на принципе единства, взаимосвязи и взаимозависимости целей и задач обеспечения национальной безопасности и социально-экономического развития страны. В нашем политическом лексиконе этот принцип уже получил название «безопасность через развитие». Мировой опыт говорит о том, что принцип обеспечения безопасности наций и государств через развитие становится современной парадигмой стратегического управления[128].

В Российской Федерации разработки в области стратегического планирования достаточно длительное время оставались на втором плане, либо вообще игнорировались. Вопросы развития государственного стратегического планирования долго являлись лишь маргинальным предметом научной дискуссии. Однако превалировавшие в 90-е гг. надежды на «саморегулирующую роль рынка» постепенно сменились осознанием необходимости рационального государственного регулирования экономики.

Растет понимание, что стратегическое планирование – как в сфере социально-экономического развития, так и в области обеспечения национальной безопасности – является не только сложной научно-практической задачей, требующей для своего решения широкого применения различных методов исследования, научно-практического анализа противоречий и взаимозависимости национальных интересов РФ и интересов противоборствующих сил (сторон), но и практического развития механизмов всей системы стратегического планирования государственной политики РФ в сфере обеспечения национальной безопасности[129]. Особенно в области создания и реализации национальной стратегии, которая сегодня существует в нормативном документе «Стратегия национальной безопасности Российской Федерации», утвержденной в последней редакции 2 июля 2021 году указом президента России.

В этой части первоочередное значение имеют вопросы определения и структурирования стратегических национальных приоритетов и обоснование облика системы стратегического планирования РФ, а также развитие принципов, форм и методов стратегического планирования с учетом взаимозависимости социально-экономического развития и задач обеспечения национальной безопасности. Исключительно важное значение в этой связи приобретают институты развития государства, общества и нации, одним из которых и является национальная стратегия[130].

Именно национальная стратегия, как важнейший институт развития и безопасности, является главным предметом этой работы, различные аспекты которой рассматриваются под самыми разными углами зрения.

 

___________________________________________

[1] Свечин А. «Стратегия». // Свечин А. Стратегия / Вступит. слово И.С. Даниленко; М.: Кучково поле, 2003, с. 13.

[2] Махонин В.А. К вопросу о понятии «военно-политическая обстановка» // Военная мысль, 2011, № 4, с. 4.

[3] См., например: Свечин А. «Стратегия» // Свечин А. Стратегия / Вступит. слово И.С. Даниленко; М.: Кучково поле, 2003. 656 с.

[4] Свечин А. Эволюция военного искусства. С древнейших времён до наших дней. Том первый. М.: Госиздат, Академия им. М.В. Фрунзе, 1927, сс. 15-16.

[5] Свечин А. Эволюция военного искусства. С древнейших времён до наших дней. Том первый. М.: Госиздат, Академия им. М.В. Фрунзе,1927, с. 16.

[6] Малган Дж. Искусство государственной стратегии: Мобилизация власти и знания во имя всеобщего блага / пер. с англ. Ю. Кантуревского под научн. ред. Я. Охонько. М.: Институт Гайдара, 2029. 472 с., с. 12.

[7] Страте́гия (др.-греч. στρατηγία – искусство полководца) – зд.: в работе рассматривается как общий, недетализированный план, охватывающий длительный период времени, способ и основные средства для достижения сложной цели. Задачей стратегии является эффективное использование наличных ресурсов для достижения основной цели (стратегия как способ действий становится особо необходимой в ситуации, когда для прямого достижения основной цели недостаточно наличных ресурсов).

[8] Поли́тика – зд.: в работе рассматривается преимущественно в одном из своих узких значений – как человеческая деятельность, в которой государства в лице органов государственной власти и их должностных лиц, а также общественные институты и корпорации реализуют (достигают) свои цели: базовые ценности и интересы.

[9] См. подробнее: Боброва О., Подберёзкин А., Подберёзкина О. Специфика НКО и правовые основы их деятельности // Обозреватель, 2021, № 8, сс. 17–48.

[10] Здесь и далее: Стратегическая обстановка (СО) – зд.: рассматриваются как частный и конкретный вид военно-политической обстановки в определённый (также конкретный) период времени, как правило, в ходе определенного конфликта или войны с участием конкретных субъектов и акторов ВПО. Как правило, также, в отдельном регионе или на отдельном ТВД. Она характеризуется вполне конкретными особенностями, масштабом и ходом военных действий, возможностями и условиями их ведения и прекращения, а также другими факторами, влияющими на их ход и результаты.

[11] Свечин А. «Стратегия». // Свечин А. Стратегия / Вступит. слово И.С. Даниленко; М.: Кучково поле, 2003, с. 13.

[12] Исключительно важное место в стратегиях субъектов МО-ВПО, например, в настоящее время играют институты развития человеческого капитала. См., в частности, подробнее: Подберёзкин А.И., Родионов О.Е. Институты развития человеческого капитала – альтернатива силовым средствам политики // Обозреватель, 2021, № 7, сс. 33–47.

[13] Малган Дж. Искусство государственной стратегии: Мобилизация власти и знания во имя всеобщего блага / пер. с англ. Ю. Каптуревского под научн. ред. Я. Охонько. М.: Институт Гайдара. 2020, с. 39.

[14] Там же.

[15] С точки зрения ресурсов стратегии, ресурсы нации, государства и человека (и его институтов) представляют собой разные виды ресурсов, использование которых системно резко увеличивает возможности национальной стратегии. См. подробнее: Байгузин Р.Н., Подберёзкин А.И. Политика и стратегия. Оценка и прогноз развития стратегической обстановки и военной политики России. М.: Юстицинформ, 2021, сс. 8–9.

[16] ФМСО (FMSO): Foreign Military Studies Office – управление военно-политических исследований (исследовательский и аналитический центр армии США, который является частью Объединенного центра вооружений армии США в Форт-Ливенворте . Он управляет Объединенным резервным разведывательным центром). Поддерживает специальный сайт с открытой информацией: https://community.apan.org/wg/tradoc-g2/fmso/.

[17] Rabin, A.,Davis L., Geist E., Yan E., ect. The Future of the Russian Military. Report. RAND Corporation, 2019. P. 90.

[18] Боброва О.В., Подберёзкин А.И. Политико-правовое противодействие подрыву основ государственности России // Обозреватель, 2021, № 10, сс. 15–25.

[19] Я многократно сталкивался с таким отношением не только в 90-е, но и последующие годы. Некоторый поворот (непоследовательный и незавершенный до настоящего времени) произошел в процессе подготовки Концепции социально-экономического развития РФ в марте 2008 года, которая, впрочем, осталась также нереализованной, как и другие концепции и стратегии.

[20] Примечательно, например, что российские либералы немедленно откликнулись на заявление Дж. Байдена во время вывода войск из Афганистана надеждами на «выход на плато отношений с США». См., например: Сушенцов А. Больше не трясёт. Отношения России и США вышли на плато / Эл. ресурс: «Валдайский клуб», 09.09.2021.

[21] Американцы меняют инструменты давления на мир. / ИР «Взгляд, 2.09.2021/https://vz.ru/world/2021/9/2/1116802.html?utm_source=yxnews&utm_medium=desktop.

[22] Эту модель я неоднократно использовал прежде, понимая её абстрактный характер, требующий каждый раз конкретизации, если речь идет о политике или стратегии.

[23] Свечин А. «Стратегия». // Свечин А. Стратегия / Вступит. слово И.С. Даниленко; М.: Кучково поле, 2003, с. 12.

[24] Исключительно важное место в стратегиях субъектов МО-ВПО, например, в настоящее время играют институты развития человеческого капитала. См., в частности, подробнее: Подберёзкин А.И., Родионов О.Е. Институты развития человеческого капитала – альтернатива силовым средствам политики // Обозреватель, 2021, № 7, сс. 33–47.

[25] Кстати, и в этой субъективной трактовке существуют крупные разночтения внутри правящей российской элиты и экспертного сообщества.

[26] Впроочем, такой отказ – тактический     прием,- который сразу же был дополнен силовой политикой в случае противоборства с Россией в 2021-2022 годах. См., в частности: Подберёзкин А.И. В Вашингтоне мыслят старыми стереотипами / Красная Звезда, о4.04.2022 //http://redstar.ru/v-vashingtone-myslyat-starymi-stereotipami/

[27] См. подробнее: Подберёзкин А., Родионов О. Институты развития человеческого капитала – альтернатива силовым средствам политики // Обозреватель, 2021, № 7, сс. 33–48, а также: Боброва О., Подберёзкин А., Подберёзкина О. Специфика НКО и правовые основы их деятельности.// Обозреватель, 2021, № 8, сс. 17–48 и др.

[28] См.: Подберёзкин А.И. Современная военно-промышленная политика в условиях четвертой промышленной революции. / В кн.: Промышленная политика: монография /коллектив авторов; под ред. А.С. Булатов. Москва: КНОРУС, 2020, сс. 151–176.

[29] Цит. по: Байгузин Р.Н., Подберёзкин А.И. Политика и стратегия. Оценка и прогноз развития стратегической обстановки и военной политики России. М.: Юстицинформ, 2021, сс. 9–11.

[30] Эти изменения хорошо идн на примере стратгической цели – оздание глобальной ПРО, – кторая менялась тактически много раз за последние 40 лет. См.: Новиков Я.В. Движение вверх / Сайт ЦВПИ, 28.08.2021 / http://eurasian-defence.ru/?q=analitika/dvizhenie-vverh

[31] Стратегия безопасности (нации, государства, правительства) – зд.: наука и искусство наиболее эффективного целеполагания и использования всех инструментов национальной и государственной мощи для достижения политических и иных целей. Существует как в виде официальных документов (например, Стратегии национальной безопасности РФ, Военной доктрине РФ), так и в политической, военной и иной практике.

[32] Политическая стратегия – зд.: наиболее общий, интегрированный вид стратегии, являющийся базой для существования и развития частных стратегий – дипломатических, военных, экономических, финансовых, информационных и пр., а также широкого спектра концепций и доктрин. Часто в основе политических стратегий лежат политические документы: послания, выступления или печатные работы, а также нормативные документы: Стратегия национальной безопасности России (Указ В.В. Путина № 683 от 31 декабря 2015 г.) или Стратегия национальной безопасности США, в частности, «Временное Руководство Стратегии национальной безопасности» Дж Байдена от марта 2021 года (Biden J.R. Interim National Security Strategy Guidance. Wash.: White House, 2021, March. 21 p.

[33] Например «Национальная военная стратегия США 2015» (National Military Strategy of the United States of America 2015. Wash.: White House 2015, June, 17 p.), конкретизирующая Стратегию Национальной безопасности страны.

[34] Автор в работе разделяет Национальную стратегию от государственной стратегии (Стратегии национальной безопасности), представляющую, как правило, систему взглядов правящей элиты страны на тот или иной период времени. См., например: Путин В.В. Указ Президента РФ «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» № 400 от 2 июля 2021 г. / https://cdnimg.rg.ru/pril/article/212/57/79/0001202107030001.pdf

[35] В США, как правило, это Стратегия национальной безопасности, временные положения которой были сформулированы Дж. Байденом в марте 2021 года. См.: Biden J.R. Interim National Security Strategy Guidance. Wash. 2021, March, 21 p.

[36] Фридман Л. Стратегия: Война, революция, бизнес. М.: Кучково поле, 2018, с. 660.

[37] Мартынов Е.И. Политика и стратегия. М.: Финансовый контроль, 2003. 448 с.

[38] Это издательство было создано покойным бывшим депутатом Верховного Совета России и Государственной Думы А.В. Коровниковым, благодаря которому мы сегодня можем пользоваться десятком оригинальных работ военных мыслителей.

[39] Стратегическое мышление – зд.: искусство не только военного и политического, но и психологического противоборства и умения манипулировать противником, введению его в заблуждение и обеспечение безопасности (Бэзил Лиддл Грат).

[40] Подберёзкин А.И. Война и политика в современном мире. М.: ИД «Международные отношения», 2020. 312 с.

[41] Свечин А. Эволюция военного искусства. С древнейших времён до наших дней. Том первый. М.: Госиздат, Академия им. М.В. Фрунзе, 1927, СС-10-15.

[42] Байгузин Р.Н., Подберёзкин А.И. Политика и стратегия. Оценка и прогноз развития стратегической обстановки и военной политики России. М.: Юстицинформ, 2021. 768 с.

[43] Стоит отметить, например, ежегодные доклады американской разведки Конгрессу страны, которые обобщают огромный конкретный материал, делая на этом основании общие выводы. См.: Annual Threat Assessment of the US Intelligent Community. Office of the Director of National Intelligent. Wash. 2021, April 9, p. 27.

[44] Интересно то, что эта серия статей была подписана не Ф. Энгельсом, а К. Марксом.

[45] К сожалению, блестящему военному теоретику Ф. Энгельсу не удалось избежать характерной черты – отношения «цивилизованной Европы» к России, играющей важную роль и в настоящее время, русофобии, в частности, оценки, за которую ухватились современные критики, не вникая глубоко в его подход: «за этой нелепой теорией (панславянства – А.П.) стояла грозная действительность в лице Российской империи – той империи, в каждом шаге которой обнаруживается претензия рассматривать всю Европу как достояние славянского племени и, в особенности, единственно энергичной его части – русских; той империи, которая, обладая двумя столицами – Петербургом и Москвой, все еще не может обрести своего центра тяжести, пока «город царя» (Константинополь, по-русски – Царьград, царский город), который всякий русский крестьянин считает истинным центром своей религии и своей нации». См.: Маркс К., Энгельс Ф. Революция и контрреволюция в Германии. Соч. М.: Политиздат, изд. 2, 1957, с. 56.

[46] Ильницкий А.М. Ментальная война России // Военная мысль, 2021, № 8, сс. 29–33.

[47] Шапошников Б.М. Битва за Москву. М.: Эксмо: Яуза, 2018, сс. 7–15.

[48] Например, под растущим влиянием в последние десятилетия на политику разведсообществ, претендующих на исключительное право экспертной оценки. См., например: Annual Threat Assessment of the Intelligence Community. Wash. 2021, April 9. p. 9

[49] См. подробно, в частности: Подберёзкин А.И. Политика стратегического сдерживания России: монография. М.: ИД «Международные отношения», 2019. 808 с.

[50] Стратегическая стабильность: – зд.: такое состояние ВПО, при котором сложившееся соотношение сил не позволяет государству (коалиции) добиться превосходства над другим государством (коалицией) силовыми методами.

[51] См., например: Хряпин А.Л., Сосновский М.Е. Ядерная политика США и стратегическая стабильность // Проблемы национальной стратегии, 2019, № 2, сс. 113–123.

[52] См., например ежегодный доклад Разведсообщества США 2021 г. Отношения России: Annual Threat Assessment of the Intelligence Community. Office of the Director of National Intelligence, 2021, April, p. 9–10.

[53] Одна из последних крупных работ в этой области была опубликована в апреле 2021 года. См.: Подберёзкин А.И. Оценка и прогноз военно-политической обстановки. М.: Юстицинформ, 2021. 1080 с.

[54] См. подробнее: Подберёзкин А.И. Война и политика в современном мире. М.: ИД «Международные отношения», 2020. 312 с.

[55] В частности, послание Дж. Байдена 28.04.2021 года // Biden’s Speech to Congress: Full Transcription // The New York Times, 29.04.2021.

[56] Rabin, A.,Davis L., Geist E., Yan E., ect. The Future of the Russian Military. Report. RAND Corporation, 2019.- P 90.

[57] См., например, изданную в 2002 году по заказу Сороса работу «Категории политической науки. Учебник». М.: МГИМО-Университет; РОССПЭН, 2002. 656 с.

[58] В частности, такие современные работы, как: Будущее мировой политики: технологии, конфликты, институты. М.: Весь мир, 2020. 276 с.

[59] Ильницкий А.М. Ментальная война России // Военная мысль, 2021, № 8, сс. 29–33.

[60] Категории политической науки. Учебник. М.: МГИМО-Университет; РОССПЭН, 2002. 656 с.

[61] Цит. по: Фрайтаг-Лорингхофен, Гуго, фон. Полководческое искусство. М.: АСТ, 2019, с. 23.

[62] Мартынов Е.И. Политика и стратегия. М.: Финансовый контроль, 2003, сс. 18–21.

[63] Это сказывается том числе и на нормативных документах по стратегическому планированию, например, Стратегиях национальной безопасности 1997 и 2021 года. См.: Путин В.В. Указ Президента РФ «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» № 400 от 2 июля 2021 г. / https://cdnimg.rg.ru/pril/article/212/57/79/0001202107030001.pdf

[64] Зарудницкий В.Б. Факторы достижения победы в военных конфликтах будущего // Военная мысль, 2021, № 8, сс. 34–47.

[65] См.: Подберёзкин А.И.Современная военно-промышленная политика в условиях четвертой промышленной революции. / В кн.: Промышленная политика: монография /коллектив авторов; под ред. А.С.Булатов. Москва: КНОРУС, 2020, сс. 151–176.

[66] Байгузин Р.Н., Подберёзкин А.И. Политика и стратегия. Оценка и прогноз развития стратегической обстановки и военной политики России. М.: Юстицинформ, 2021. 768 с.

[67] Примером такого сознательного ограничения и обобщения являются документы политической стратегии государств, которые озвучиваются их лидерами в посланиях, выступлениях или нормативных документах, например: Biden J.R. Interim National Security Strategy Guidance. Wash.: White House, 2021, March. 21 p.

[68] Надо признать, что у некоторых экспертов, например, Дм. Тренина, это получается хорошо. См.: Тренин Дм. Новый баланс сил: Россия в поисках внешнеполитического равновесия. М.: Альпина Паблишер, 2021. 471 с.

[69] Мартынов Е.И. Политика и стратегия. Издательский дом «Финансовый контроль», 2003, с. 18.

[70] Подберёзкин А.И. Оценка и прогноз развития военно-политической обстановки. М.: Юстицинформ, 2021. 1080 с.

[71] Боброва О.В., Подберёзкин А.И. Политико-правовое противодействие подрыву основ государственности России // Обозреватель, 2021, № 10, сс. 15-25.

[72] Annual Threat Assessment of the Intelligence Community. Wash. 2021, April 9, p. 9.

[73] Biden J.R. Interim National Security Strategy Guidance. Wash.: White House, 2021, March. 21 p.

[74] Путин В.В. Указ Президента РФ «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» № 400 от 2 июля 2021 г. / https://cdnimg.rg.ru/pril/article/212/57/79/0001202107030001.pdf

[75] Подберёзкин А.И. Оценка и прогноз военно-политической обстановки. М.: Юстицинформ, 2021. 1080 с.

[76] Путин В.В. Стенограмма выступления Путина на онлайн-форуме «Давосская повестка дня 2021». 27.01.2021 / president.org/27/01/2021.

[77] Катастрофичность развития сценария ВПО, как показала Вторая мировая война, не означает невозможность его появления. См. подробнее: Подберёзкин А.И. Война и политика в современном мире. М.: ИД «Международные отношения», 2020. 312 с.

[78] Зарудницкий В.Б. Факторы достижения победы в военных конфликтах будущего // Военная мысль, 2021, № 8, сс. 34–47.

[79] Biden J.R. Interim National Security Strategy Guidance. Wash.: White House, 2021, March. 21 p.

[80] Путин В.В. Стенограмма выступления Путина на онлайн-форуме «Давосская повестка дня 2021». 27.01.2021 / president.org/27/01/2021.

[81] Она также вполне вкладывается в оценку президентом США Байденом. См.: Biden’s Speech to Congress: Full Transcription // The New York Times, 29.04.2021.

[82] Фрайтаг-Лорингховен, Гуго, фон. Полководческое искусство. М.: АСТ, 2019, с. 23.

[83] Именно на это я не раз обращал внимание прежде в различных работах, опубликованных в период 1992–2020 годов. См., например: Подберёзкин А.И. Война и политика в современном мире. М.: ИД «Международные отношения», 2020. 312 с.

[84] Annual Threat Assesment of the US Intelligent Community. Office of the Director of National Intelligent. Wash., 2021, April 9, p. 2.

[85] Как правило, такие же послания или ежегодные выступления делают и лидеры других государств, в частности, США и Великобритании. Так, в США после выступления президента о состоянии национальной безопасности, как правило, следует выступление о состоянии военной политики, а затем – обзоры ядерной политики и регулярные обзоры положения в отдельных областях и видах вооруженных сил. См.: Biden J.R. Interim National Security Strategy Guidance. Wash.: White House, 2021, March. 21 p.

[86] Путин В.В. Выступление на расширенном заседании коллегии министерства обороны России 21 декабря 2020 г. / kremlin.ru/21/12/2020.

[87] Надо сказать, что в разное время разными руководителями СССР и России в аналогичных условиях делались и другие выводы и предлагались иные приоритеты, например, Н. Хрущевым (сокращение ВС), М. Горбачевым (односторонние уступки), Б. Ельциным (фактическое разоружение).

[88] Это, по сути, единственное упоминание о важнейшем фактора обеспечения безопасности – институтах развития НЧК. См.: Подберёзкин А., Родионов О. Институты развития человеческого капитала – альтернатива силовым средствам политики // Обозреватель, 2021, № 7, сс. 33–48; Боброва О.В., Подберёзкин А.И., Подберёзкина О.А. Негосударственные институты развития – силовые средства политики // Обозреватель, 2021, № 9, сс. 17–38; Боброва О., Подберёзкин А., Подберёзкина О. Специфика НКО и правовые основы их деятельности // Обозреватель, 2021, № 8, сс. 17–48 и др

[89] Этот тезис – основной рефрен, например, в работе Генштаба ВС РФ. См.: Зарудницкий В.Б. Факторы достижения победы в военных конфликтах будущего // Военная мысль, 2021, № 8, сс. 34–47.

[90] Путин В.В. Выступление на расширенном заседании коллегии министерства обороны России 21 декабря 2020 г. / kremlin.ru/21/12/2020.

[91] См.: Подберёзкин А.И.Современная военно-промышленная политика в условиях четвертой промышленной революции. / В кн.: Промышленная политика: монография /коллектив авторов; под ред. А.С.Булатов. Москва: КНОРУС, 2020, сс. 151-176.

[92] Мартынов Е.И. Политика и стратегия. Издательский дом «Финансовый контроль», 2003, с. 18.

[93] Ильницкий А.М. Ментальная война России // Военная мысль, 2021, № 8, сс. 29–33.

[94] См. сделанную ранее работу: Подберёзкин А.И. Оценка и прогноз военно-политической обстановки. М.: Юстицинформ, 2021. 1080 с.

[95] Подберёзкин А.И. Война и политика в современном мире. М.: ИД «Международные отношения», 2020. 312 с.

[96] См. подробнее: Теоретические и математические методы анализа факторов формирования оборонно-промышленного комплекса: монография / А.И. Подберёзкин, М.А. Александров, Н.В. Артамонов; отв. Ред. А.И. Подберёзкин; МГИМО, ЦВПИ. М.: МГИМО-Университет, 2021. 478 с

[97] Безруков А.О. Комбинированная методика прогнозирования при опоре на ивент-анализ и экспертный опрос. В кн.: Будущее мировой политики: технологии, конфликты, институты. М.: Весь мир, с. 68.

[98] См., в частности, подробнее: Подберёзкин А.И., Родионов О.Е. Институты развития человеческого капитала – альтернатива силовым средствам политики // Обозреватель, 2021, № 7, сс. 33–47.

[99] Безруков А.О. Комбинированная методика прогнозирования при опоре на ивент-анализ и экспертный опрос.. В кн.: Будущее мировой политики: технологии, конфликты, институты. М.: Весь мир, с. 69.

[100] Развитие МО характеризуется, как правило, долгосрочными тенденциями в самых разных областях. См., например: Тренин Дм. Новый баланс сил: Россия в поисках внешнеполитического равновесия. М.: Альпина Паблишер, 2021. 471 с.

[101] Biden’s Speech to Congress: Full Transcription // The New York Times, 29.04.2021.

[102] Строго говоря, с формальной точки зрения посадка самолета была совершенно законна.

[103] Путин В.В. Указ Президента РФ «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» № 400 от 2 июля 2021 г. / https://cdnimg.rg.ru/pril/article/212/57/79/0001202107030001.pdf

[104] Они присутствуют даже в чисто военных анализах и прогнозах. См.: Rabin, A.,Davis L., Geist E., Yan E., ect. The Future of the Russian Military. Report. RAND Corporation, 2019, P 90.

[105] Злобин Н.

[106] Подберёзкин А.И., Родионов О.Е. Институты развития человеческого капитала – альтернатива силовым средствам политики // Обозреватель, 2021, № 7, сс. 33–47.

[107] Рэй Стайнер Клайн работал с 1943 по 1973 в ЦРУ. В какое-то время заведовал всем аналитическим отделом этой конторы. Успешно боролся с коммунизмом в Азии, помогал корейцам, предсказал (или подготовил) раскол между СССР и КНР. Во время Карибского кризиса давал Белому дому очень качественные разведданные.

[108] Этот критерий условно можно свести к показателю количества и качества ВВСТ и военных технологий. См.: Зарудницкий В.Б. Факторы достижения победы в военных конфликтах будущего // Военная мысль, 2021, № 8, сс. 34–47.

[109] У Дм. Тренина это называется «политическая воля» и «поддержка элит и общества». См.: Тренин Дм. Новый баланс сил: Россия в поисках внешнеполитического равновесия. М.: Альпина Паблишер, 2021, сс. 71–73.

[110] Ильницкий А.М. Ментальная война России // Военная мысль, 2021, № 8, сс. 29–33.

[111] Андрианов К.Н., Любимов А.П., Побываев С.А., Котова Н.Е., Шафиров В.Г., Можаев Е.Е., Марков А.К. Необходимость и важнейшие направления развития системы стратегического планирования социально-экономического развития в РФ // Представительная власть – ХХI век.2020. № 1-2, сс. 35-41.

[112] См. подробнее: Подберёзкин А., Родионов О. Институты развития человеческого капитала – альтернатива силовым средствам политики // Обозреватель, 2021, № 7, сс. 33–48, а также: Боброва О., Подберёзкин А., Подберёзкина О. Специфика НКО и правовые основы их деятельности.// Обозреватель, 2021, № 8, сс. 17–48 и др.

[113] Проблеме стратегического целеполагания в работе выделяется особенное внимание. От неё, прежде всего, зависит стратегия и политика государства.

[114] Воля (национальная воля) – зд.: способность субъектов политики /личности, социальной группы, партии и т.д./ проявлять настойчивость в выборе мотивов к действию, к достижению поставленной цели в интересах нации и государства. Учитывая многообразие политических ситуаций, требующих быстрой волевой регуляции, политическая воля является не единовременной реакцией на вызов времени, а постоянным побудителем, стимулятором к действия. Эффективность волевых действий, их характер зависят от организованности, единства, психологических установок и устойчивости субъекта, наличия сильных лидеров способных правильно ориентироваться в политических ситуациях.

[115] Biden’s Speech to Congress: Full Transcription // The New York Times, 29.04.2021.

[116] Байгузин Р.Н., Подберёзкин А.И. Политика и стратегия. Оценка и прогноз развития стратегической обстановки и военной политики России. М.: Юстицинформ, 2021. 768 с.

[117] См. подробнее: Подберёзкин А.И., Родионов О.Е. Институты развития человеческого капитала – альтернатива силовым средствам политики// Обозреватель, № 7, 2021, сс. 33–47.

[118] Тренин Дм. Новый баланс сил: Россия в поисках внешнеполитического равновесия. М.: Альпина Паблишер, 2021. 471 с.

[119] Подберёзкин А.И., Родионов О.Е. Институты развития человеческого капитала – альтернатива силовым средствам политики // Обозреватель, 2021, № 7, сс. 33–47.

[120] Зарудницкий В.Б. Факторы достижения победы в военных конфликтах будущего // Военная мысль, 2021, № 8, сс. 34–47.

[121] При этом важно выделить наиболее приоритетные ресурсы, например, информационно-когнитивные («ментальные»). См.: Ильницкий А.М. Ментальная война России // Военная мысль, 2021, № 8, сс. 29–33.

[122] Biden’s Speech to Congress: Full Transcription // The New York Times, 29.04.2021.

[123] Типпельскирх К. фон. История Второй мировой войны, Крушение. М.: Вече, 2020, с. 431.

[124] Annual Threat Assesment of the US Intelligent Community. Office of the Director of National Intelligent. Wash., 2021, April, 9, p. 9.

[125] Biden’s Speech to Congress: Full Transcription // The New York Times, 29.04.2021.

[126] Этот же факт подтверждается и американской системой планирования. См.: Biden J.R. Interim National Security Strategy Guidance. Wash. 2021, March, p. 4.

[127] Путин В.В. Указ Президента РФ «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» № 400 от 2 июля 2021 г. / https://cdnimg.rg.ru/pril/article/212/57/79/0001202107030001.pdf

[128] Подберёзкин А.И. «Риск начала Третьей мировой войны не просто сохраняется, он стремительно усиливается» // Национальная оборона,2021, № 4 (181), сс. 9–18.

[129] Зарудницкий В.Б. Факторы достижения победы в военных конфликтах будущего // Военная мысль, 2021, № 8, сс. 34–47.

[130] См. последние работы: Подберёзкин А.И. Оценка и прогноз военно-политической обстановки. М.: Юстицинформ, 2021. 1080 с.; Байгузин Р.Н., Подберёзкин А.И. Политика и стратегия. М.: Юстицинформ, 2021. 768 с.; Боброва О., Подберёзкин А., Подберёзкина О.А. Специфика НКО и правовые основы их деятельности // Обозреватель, 2021, № 8, сс. 17–48.; Подберёзкин А.И., Фатеев М.А., Боброва О.В. Некоторые аспекты взаимодействия органов прокуратуры с Торгово-промышленной палатой Российской Федерации и применения мер административного принуждения в вопросах зашиты прав субъектов предпринимательской деятельности в арбитражном судопроизводстве // Вестник университета прокуратуры Российской Федерации, № 4 (84) 2021, сс. 5–20.; Подберёзкин А.И. Покровская М.А. На острие борьбы за мирное небо. Интервью с генеральным директором Концерна ВКО «Алмаз-Антей» Я.В. Новиковым // Красная Звезда, 24.09.2021; Подберёзкин А., Родионов О. Институты развития человеческого капитала – альтернатива силовым средствам политики // Обозреватель, 2021, № 7, сс. 33–48; Боброва О.В., Подберёзкин А.И., Подберёзкина О.А. Негосударственные институты развития – силовые средства политики // Обозреватель, 2021, № 9, сс. 17–38; Боброва О.В., Подберёзкин А.И. Политико-правовое противодействие подрыву основ государственности России // Обозреватель, 2021, № 10, сс. 15–25.