«Сценарий № 3»: («Мобилизационный») развития России до 2025 года в условиях обострения ВПО

Мобилизационный сценарий развития страны – вынужденный сценарий, который возникает в условиях, когда под угрозу поставлены главные интересы и ценности нации – ее идентичность, суверенитет государства, важнейшие национальные интересы, сама выживаемость нации, в конечном счете. Именно такие внешние условия сложились в 2014–2017 годах, когда процесс силового давления со стороны Запада стремительно набирал силу, проходя быстро все предвоенные ступени эскалации. К 2018 году сложилась крайне опасная для России ВПО, которая характеризуется следующими основными чертами:

– созданием антироссийской военно-политической коалиции из более, чем 60 государств под руководством США, которая активно участвовала во всех активных силовых мероприятиях США – от политико-дипломатических до использования сил специальных операций;

– формированием системной и долгосрочной стратегии «силового принуждения» в отношении России, в которой используются все области жизнедеятельности – от политико-дипломатической до торгово-экономической, культурной, спортивной и пр.;

– формированием сетецентричной политики «силового принуждения» в отношении отдельных социальных групп и даже конкретных представителей правящей элиты России;

– завершением создания военно-технического потенциала, способного на всех ступенях военной эскалации обеспечить западной коалиции военные преимущества и даже превосходство;

– разработкой стратегий и концепций использования военной силы в качестве реального инструмента внешней политики;

– наконец, формированием инфраструктуры для 3-х потенциальных ТВД против России.

Прогнозный рейтинг стран по размеру ВВП, рассчитанного
по паритету покупательной способности (ППС)
(в постоянных ценах 2014 года, выраженных в долларах США)

Ниже приведён список стран мира с прогнозируемой численностью их населения по оценке Департамента по экономическим и социальным вопросам ООН. Приведён средний вариант прогноза (англ. Medium variant) на 1 июля 2015, 2020, 2030, 2050 и 2100 годов.

[3]

Обращает на себя внимание:

1). Самая низкая доля государственного бюджета в ВВП России в 2015 (осталась в 2018 г. на том же уровне).

2). Самый низкий душевой доход.

Ответная реакция России до настоящего времени и была на мой взгляд, половинчатая, не вполне адекватная и запоздалая, не отвечающая масштабу и остроте угроз. В условиях фактически начатой «войны пятого поколения» (о которой начальник РУМО США Стюард заявил открыто в августе 2017 года)[4], российской правящей элитой к 2018 году так и не были решены главные задачи:

– выход на опережающие темпы развития: в лучшем случае прогнозируется прирост ВВП страны до 2020 года на среднемировом уровне;

– восстановление промышленного производства, которое в целом ряде областей не достигло даже уровня 1990 года;

– обеспечение высокого уровня НЧК, который в России сохраняется на уровне государств из 6-го или 7-го десятка;

– повышения эффективности государственного и общественного управления, отличающегося крайней коррупционностью и неэффективностью;

– отсутствием полного использования и мобилизации необходимых национальных ресурсов;

– подчинения власти части либеральной правящей элиты, готовой принять неприемлемые требования Запада и даже капитулировать др.

[5]

Часто можно услышать ссылки на последний кризис нефтяных цен, который начался с лета 2014.

В связи с этим предлагаем сравнить реакцию темпов роста ВВП на резкое падение цен на сырье в 2008–09 и во второй половине 2014‐ого – начале 2015‐ого среди различных страновых групп, в том числе и других экспортеров нефти – членов ОЭСР.

Мы видим, что в 2008‐09 случился, как это модно называть, «черный лебедь», то есть ситуационный кризис, затронувший всех без исключения.

Российская экономика тогда провалилась сильнее остальных, однако, стоит отметить, что до этого она росла лучше прочих.

Если рассматривать период 2014–15, то здесь ситуация совсем другая.

На рис. наглядно видно, что отечественная экономика «сжимается», тогда как остальные, даже экспортеры нефти, остаются в положительной зоне.

Сочетание этих внешних условий и внутренних обстоятельств сложились к 2018 году в ситуацию, когда остро встал вопрос о корректировке политического курса российской правящей элиты во главе с В. Путиным, который отличается непоследовательностью и противоречивостью. Так, признавал осенью 2017 года необходимость резервировать возможности предприятий ОПК, одновременно происходит свертывание ГОЗ и оборонных расходов, а военная деятельность интенсифицируется медленно.

Аналогичная непоследовательность наблюдается в отношениях с потенциальными союзниками, которым нередко прощается не только их нелояльность, но и нарушение обязательств.

Это означает, что существующая в настоящее время внутриполитическая стабильность, основанная на поддержке В. Путина, может быть разрушена. Прежде всего с помощью вмешательства Запада. Может быть по аналогии со схемой вмешательства Германии, которая стимулировала переворот в октябре 1917 года. И не только деньгами и поставками оружия, но и участием своих специальных служб, о котором пишет, например, И. Линдер: «Среди отрядов, бравших город под контроль, были и специальные подразделения разведки германской армии и морской пехоты. По свидетельству очевидцев, немецкие моряки были одеты в русскую военно-морскую форму, но вооружены немецкими карабинами. Командовали ими офицеры с хорошим знанием русского языка. Сведения такого рода скупы, поскольку долгие десятилетия они были государственной тайной. Представители германских спецструктур действовали конспиративно, в точном соответствии с договоренностями, достигнутыми с руководством восстания. Данных о несогласованности, разногласиях или конфликтах между представителями российской и германской сторон нет. Каждая сторона знала и пунктуально выполняла взятые на себя обязательства. Все было проведено столь быстро и столь аккуратно, что большинство жителей города почти ничего не заметили. Отправившись спать 25 октября, наутро они проснулись уже в другой исторической эпохе…»[6].

Таким образом к новому президентскому сроку крайне остро встала проблема выбора правящей элитой страны мобилизационного сценария. Мобилизационный сценарий развития должен выступать в качестве сознательного и решительного выбора правящей элитой соответствующей стратегии, в которой все действия подчинены главной общенациональной цели – сохранению и выживанию нации, – ради которой правящая элита и общество готовы пойти на огромные издержки, связанные с мобилизацией национальных ресурсов и готовностью идти на большие, даже критические риски.

И речь идет прежде всего о правящей российской элите, которая отвечает за все то, что произошло в СССР и в России в последние десятилетия, и за то, что может произойти в условиях неизбежного дальнейшего обострения ВПО.

Встреча В. Путина с руководителями ОПК и военачальниками в ноябре 2017 года показала что перехода к мобилизационному сценарию, как минимум, в нескольких его аспектах, – не избежать. И В. Путин «дал сигнал» обществу. 3 ноября 2017, но этот сигнал не превратился в действующую политику. Напомню, что он сказал: «Способность экономики быстро увеличивать объёмы оборонной продукции и услуг в нужное время – одно из важнейших условий обеспечения военной безопасности государства. К этому должны быть готовы все стратегические и просто крупные предприятия независимо от форм собственности», – заявил президент В. Путин на традиционном совещании с руководством Минобороны и оборонно-промышленного комплекса[7].

Хотя основной темой встречи были итоги сентябрьских учений «Запад–2017», но именно эта фраза была мгновенно растиражирована информагентствами. Это высказывание логично вытекало из общего контекста, поскольку чуть раньше Путин отметил, что по итогам учений были выявлены определенные недостатки, которые нужно внимательно изучить и выработать дополнительные меры по повышению мобилизационной готовности.

Эти «мобилизационные сигналы» фактически остались не замеченными, хотя развернувшаяся президентская кампания могла бы стать отличным поводом для проведения политико-идеологической мобилизации, которая могла бы лечь в основу программы кандидата в президенты В. Путина.

Вместо этого начался традиционный «паркетный пиар», который не отличался от предыдущих кампаний В. Путина, хотя внешнеполитическая ситуация радикально изменилась. Эта идеологическая инерционность обеспечивала социально-экономическую инерционность развития, ставшую традицией правящей элиты России в последние десятилетия.

В преддверии грядущих президентских выборов заявленная постановка вопроса дает российскому обществу серьезный повод для оценки своих отношений с властью и обществом. На мой взгляд, выступление Путина имеет больше отношения к военно-политической и общеэкономической ситуации в стране, нежели к узким вопросам ОПК. Президент дал крайне важный сигнал российской элите, касающийся не только и не столько вопросов оборонной промышленности, сколько приоритета общегосударственных интересов в экономике. И наивны те, кто считает случайным совпадение этого заявления с шумом вокруг задержания во Франции Керимова. Российской бизнес-элите указывается – впрочем, не в первый раз – вектор дальнейшего безопасного существования в условиях усиления внешнего давления»[8], – отметил профессор Дмитрий Евстафьев. Фактически Владимиром Путиным поставлен вопрос дееспособности всей социально-экономической системы современной России в экстремальных и мобилизационных условиях. «Исторически у России имеется разный опыт ответа на этот вопрос: негативный во время Первой мировой войны, спасительный опыт мобилизации и победы, в том числе и в сфере экономики войны, в Великую Отечественную, перегрев экономики в эпоху холодной войны с Западом», – справедливо напоминает эксперт П. Родькин. По его мнению, существенную опасность представляет повторение опыта дореволюционной России, оказавшейся неготовой к современной войне и опровергшей пропагандистский миф о «патриотическом национальном бизнесе».

Позиция правящей элиты России и бизнеса – самая острая проблема, которую необходимо решить для смены политического курса. «На самом деле история всех войн и конфликтов ХХ века показывает, что всегда бизнес ставит свои интересы превыше всего, перекладывая всю нагрузку на общество. Было бы наивным полагать, что и в условиях войны бизнес добровольно согласится на потерю прибыли ради общественных интересов, а именно такой идеализм демонстрирует власть по отношению ко многим проблемам, например, в сфере патриотизма или народного единства. Текущий рост оборонзаказа идет одновременно с оптимизацией военных производств и научной базы, падением реальной прибыли работников и ухудшением социального климата. Решение этой проблемы требует от государства „репрессивных“ мер по отношению к частному бизнесу, вплоть до полной национализации. Пойдет ли на это государство, – вопрос, который следует задать уже самой власти»[9], – резюмирует Родькин.

Таким образом «сигнал», посланный В. Путиным на встрече с руководителями ОПК, остался на уровне сигнала правящей элите, за которым не последовали соответствующие политические, правовые и организационные меры. Другими словами, смены политического курса не произошло. Более того, президентская кампания В. Путина лишь подтвердила его «спокойно-уверенное» отношение к развитию ситуации в мире. Даже публикация долгожданной Стратегии национальной безопасности США 20 декабря 2017 года, в которой совершенно ожидаемой было четко обозначена стратегия на продолжение политики «силового принуждения», привела к очень спокойной, даже демонстративно-спокойной реакции России.

Есть и другая, своего рода «техническая», интерпретация высказывания Владимира Путина – уже со стороны самого бизнеса, которые подтверждает неготовность правящей элиты к смены курса. «Сигнал» В. Путина был оценен как частный шаг. Руководитель Координационного совета РСПП по СКФО Владимир Гурьянов считает, что оно касалась прежде всего продукции оборонного назначения, которая в России производится не только государственными предприятиями, но и в акционерными обществами, имеющими зачастую сложную структуру капитала, в том числе акционеров, не связанных с государством. «По сути речь, не идёт ни о каких чрезвычайных мерах или новых правовых механизмах, – считает Гурьянов. – С 1997 года действует федеральный закон „О мобилизационной подготовке и мобилизации“, в его статье 9 прописано, что предприятия выполняют государственные мобилизационные задания на основе контракта с уполномоченным органом власти, убытки от выполнения мобилизационного задания возмещаются правительством РФ. Все предприятия ОПК имеют подобные контракты, которые должны обеспечить возможность производства необходимой для обороны продукции в нужное время, то есть некий аналог „резервирования мощности“ в энергетике. Таким образом, то, о чем говорил президент, адресовано достаточно специфичному сегменту бизнеса, и так связанному в той или иной мере с государственным оборонным заказом».

В то же время, добавляет Владимир Гурьянов, в целом бизнес, конечно, волнует, чтобы мобилизационные задания объективно учитывали возможности предприятий и сопровождались адекватным бюджетным механизмом поддержания подобной мобилизационной готовности.Но и бизнесу за пределами ОПК есть о чем задуматься, считает управляющий партнер компании «ФОК (Финансовый и организационный консалтинг)» Моисей Фурщик. «В современной России требования к бизнесу о необходимости быть готовым к работе на оборону были всегда, хотя они в основном ограничивались задачей поддержания мобилизационных мощностей на крупных предприятиях, – отмечает эксперт. – При этом многие считают данные требования избыточными и заметно снижающими конкурентоспособность таких заводов. Означают ли слова президента то, что будут введены еще и дополнительные обременения для бизнеса? Надеюсь, что это просто часть предвыборной риторики, касающейся одного из самых любимых населением вопросов.