04 апреля 2001
6323

В.И.Пантин, В.В.Лапкин: `Образы Запада в сознании постсоветского человека `

Введение
Исследование существующих в массовом сознании россиян представлений и ориентаций, связанных с отношением к Западу, к западным институтам и ценностям, к западному пути экономического, политического и культурного развития, представляется проблемой, которая актуальна в теоретическом отношении и значима в плане выработки практической политики - как внутренней, так и внешней. Следует отметить, что в настоящее время и в российских, и в западных СМИ широкое распространение получили упрощенные и во многом идеологизированные оценки и построения, основанные на жестком и часто необоснованном выделении из всего спектра ориентаций россиян по отношению к Западу только двух крайних позиций: радикального "западничества" и столь же радикального "антизападничества". Несмотря на кажущуюся технологичность подобных представлений, удобство их использования при разработке популистской политики и проведении PR-акций, это искусственное акцентирование двух крайностей, отнюдь не доминирующих в массовом сознании, представляется не вполне корректным, ведущим к ложным выводам и стратегическим просчетам. В то же время анализ всего спектра и сложного переплетения различных, часто противоречивых ориентаций, связанных с отношением жителей постсоветской России к Западу и западному типу развития, содержится лишь в немногих работах .
Очевидно, что такая ситуация объясняется целым рядом причин. Прежде всего здесь сказывается сложность и динамичность самого объекта исследования - массового сознания, в котором содержатся различные пласты и различные блоки ориентаций, которые являются подвижными и по-разному актуализируются - в зависимости от меняющейся ситуации, от контекста обсуждаемых проблем, от конкретных событий, процессов, происходящих в стране и в мире. Во-вторых сам "образ Запада" чрезвычайно многозначен и противоречив; в действительности в сознании россиян существует не один, а множество образов Запада, например, Запад как союзник, как партнер, как носитель определенных ценностей, институтов и культурных норм, как источник новых стандартов жизни, как технологический лидер, как противник, как источник угрозы и т.п. Эти разные "образы Запада" часто не дифференцированы, они уживаются в сознании одних и тех же людей, причудливо взаимодействуя и накладываясь друг на друга. В-третьих, недостаточно разработаны сами методы анализа и дифференциации множества различных ориентаций, связанных с восприятием россиянами Запада. Не претендуя на сколько-нибудь исчерпывающее решение всех перечисленных проблем, мы считаем необходимым отметить некоторые существенные моменты, демонстрирующие всю сложность, противоречивость и неоднозначность восприятия Запада в сознании жителей постсоветской России. Думается, что учет этих моментов важен для создания адекватной, а не упрощенной картины представлений россиян о Западе и западном опыте политического, экономического, культурного развития.
Основная цель данной статьи состоит в том, чтобы с помощью углубленного анализа данных массовых опросов выявить некоторые особенности и характерные черты, присущие отношению граждан постсоветской России к Западу, западному общественному устройству и западным ценностям. В этой связи одной из задач работы, является также анализ распространенных в массовом сознании россиян представлений о так называемом "особом пути" России и соотнесение этих представлений с представлениями о Западе и западном пути развития. В статье использованы данные всероссийских репрезентативных опросов, проводившихся в 1992-2000 гг. ВЦИОМ, Фондом "Общественное мнение" (в дальнейшем - ФОМ) и Институтом социологического анализа (в дальнейшем - ИСА) .

Динамика отношения к Западу: основные факторы
Существует обстоятельство, которое, на наш взгляд, нельзя не учитывать, говоря о происшедших на протяжении 1990-х годов изменениях в отношении россиян к Западу, а также основных факторах, обусловливающих эти изменения. Активно или пассивно способствуя низвержению "железного занавеса", отделявшего страну от остального мира, выходя из эпохи тотальной самоизоляции, россияне в большинстве своем были охвачены надеждами на скорейшее приобщение реформируемой России к благам западного общества. Но реализация этих ожиданий в масштабах всего общества оказалась почти непосильной задачей. Для значительной части россиян прежние, как показало время, во многом иллюзорные надежды омрачились разочарованием, поскольку именно сближение с Западом многими вольно или невольно соотносилось с трудновосполнимыми моральными и материальными утратами последнего десятилетия. Иными словами, трудности и неудачи реформ так или иначе оказались связаны в массовом сознании с проводившимся политическим и экономическим курсом, ориентированным, как провозглашалось реформаторами, на западный опыт и западную модель развития. В результате неудачи и провалы в осуществлении либеральных реформ стали фактором, формирующим противоречивое, двойственное, окрашенное недоверием отношение россиян к Западу, что интерпретируется некоторыми авторами как однозначный сдвиг общественных настроений: от прежнего восторженного и во многом некритичного отношения к Западу ко все более отчетливому неприятию западного опыта экономического и политического развития.
Однако следует отметить и факторы, действующие в противоположном направлении, которые существенно ограничивают рост антизападных настроений в российском обществе. Среди этих факторов следует отметить более значительное, чем когда-либо, и все более усиливающееся - со времени распада СССР - отставание России от стран Запада (причем не только в экономическом, социальном и политическом, но и в военном отношении), а также гораздо более высокую, чем прежде, информированность населения об уровне жизни и стандартах западного общества. Оба эти фактора в совокупности демонстрируют бесперспективность изоляции от стран Запада и опасность явной конфронтации с ними. Более того, Запад как образец высоких жизненных стандартов и потребностей, источник новых технологий, форм организации в экономической, социальной, информационной и отчасти культурной сферах по-прежнему остается весьма притягательным для значительного числа наших соотечественников. Эта притягательность западного примера, а также сосуществование в сознании постсоветского человека различных, подчас противоположных установок и ценностных ориентаций, обуславливают сегодня невозможность (или по крайней мере затруднительность) резких перемен в отношении россиян к Западу.
В то же время политика стран Запада в отношении России и в отношении ряда других государств, например, Ирака и Югославии, в последние годы давала немало поводов для роста антизападных настроений. В результате прежняя открытость к восприятию западного опыта сменялась у многих россиян знакомыми по недавнему прошлому недоверием и подозрительностью, пробуждая латентно существовавшие стереотипы ксенофобии, в свое время упорно культивировавшиеся советской пропагандой. Так, операция НАТО в Косово, сопровождавшаяся бомбардировками территории Югославии, спровоцировала резкий, по сути обвальный сдвиг в настроениях россиян. В ходе опроса, проведенного ФОМ в начале апреля 1999 г. 57% опрошенных заявили о том, что до бомбардировок Югославии они хорошо относились к США; в то же время после начала акции НАТО только 14% респондентов сохранили к США хорошее отношение. В то же время 28% опрошенных заявили, что они плохо относились к США и до начала бомбардировок, однако после их начала число негативно воспринимающих США возросло до 72% . Впрочем, столь резкие сдвиги в отношении к США, обусловленные прежде всего эмоциональной реакцией на происходившее в Югославии, не могли иметь долговременный характер.
Действительно, согласно данным ВЦИОМ, несмотря на значительные колебания демоскопических параметров, характеризующих отношения россиян к США и другим странам Запада в период операции НАТО в Косово, вскоре после окончания этой операции общий "градус" общественных настроений почти вернулся к прежнему уровню. Так, суммарная доля хорошо и в основном хорошо относившихся к США в декабре 1998 г. составляла 67%, в марте 1999 г. она упала до 39%, в апреле 1999 г. (разгар операции в Косово) она достигла минимума - 33%, в августе 1999 г. она вновь возросла до 50% и в сентябре 1999 г. почти вернулась к исходному уровню, составив 61%. Соответственно суммарная доля тех, кто плохо и в основном плохо относился к США, составила в декабре 1998 г. 23%, в марте 1999 г. - 49%, достигла максимума в апреле 1999 г. - 53%, а затем начала снижаться: в августе 1999 г. - 33%, в сентябре 1999 г. - 25%, - также практически вернувшись к уровню декабря 1998 г. Согласно данным ВЦИОМ, доля считающих, что России следует укреплять взаимовыгодные отношения со странами Запада менялась следующим образом: сентябрь 1998 г. - 46%, май 1999 г. - 35%, август 1999 г. - 40%; соответственно, доля считающих, что России следует стремиться "ликвидировать зависимость от Запада" (этот вариант ответа был предложен респондентам как альтернативный "укреплению взаимовыгодных отношений со странами Запада", несмотря на то, что, строго говоря, альтернативным не является) составляла в сентябре 1998 г. 41%, в мае 1999 г. - 52% и в августе 1999 г. - 43%. Более того, когда в опросах сентября 1999 г. и января 2000 г. в качестве альтернативы "укреплению взаимовыгодных связей со странами Запада" респондентам предложили более жесткий вариант: "дистанцироваться от Запада", - доля предпочитающих "укреплять связи" возросла до 61% и 68% соответственно, а доля предпочитающих "дистанцироваться" составила соответственно 22% и 19% .
Иными словами, несмотря на значительные изменения отношения россиян к странам Запада в период операции НАТО в Косово, после ее окончания признаков необратимого ухудшения этого отношения не наблюдалось. Тот факт, что баланс общественных настроений в основном вернулся к докризисному уровню, свидетельствует, на наш взгляд, о том, что соответствующие колебания по существу очерчивают область "амбивалентной" ментальности (в рамках которой Запад предстает одновременно и устрашающим, и притягательным) и не затрагивают фундаментальных идеологических и ценностных приоритетов. Иными словами, попытки объяснять такого рода резкие колебания демоскопических показателей глубинными сдвигами общественных настроений выглядят, по нашему мнению, по меньшей мере не вполне обоснованными.
Вместе с тем, наличие столь резких, пусть даже кратковременных сдвигов в общественном мнении выявляет значительное влияние конкретных внешнеполитических событий, которые таят в себе - в глазах значительного числа российских граждан - потенциальную угрозу безопасности страны. Следует отметить, что бомбардировки Югославии вновь пробудили, казалось бы, сошедшие на нет в начале 1990-х гг. представления о наличии у России внешних врагов. По данным опросов ФОМ, если до операции НАТО в Косово, в августе 1998 г. только 44% опрошенных считали, что у России сегодня есть внешние враги, то в апреле 1999 г. так считали уже 73% опрошенных; соответственно доля полагающих, что у России нет внешних врагов уменьшилась с 35% до 15%, а доля затруднившихся с ответом - с 21% до 12%. Очевидно, что подобные настроения, если они обретут устойчивость, способны отчасти реанимировать и так называемое "оборонное сознание", ощущение жизни в стране как в "осажденном лагере", которое в свое время питало советские режим и в то же время активно культивировалось им.
И все же основную роль в изменении отношения к США и другим странам Запада играют не столько относительно кратковременные сдвиги, связанные с теми или иными политическими и военными кризисами, сколько долговременные тенденции, которые определяются заинтересованностью в сотрудничестве со странами Запада и опасениями военной конфронтации с ними. Несмотря на приведенные выше данные, казалось бы, свидетельствующие о драматических изменениях в отношении россиян к США, в системе этих отношению существуют и неподверженные конъюнктуре (инвариантные) составляющие, которые, по-видимому, можно отнести к ключевым структурным элементам, формирующим всю систему этих отношений в их совокупности. Так, большинство опрошенных и до, и после кризиса в Косово выступали за развитие и улучшение отношений с США: согласно опросам ФОМ, в январе 1999 г. 63% россиян полагали, что для России важно укрепление отношений с США, а в апреле 1999 г. (в самый разгар косовского кризиса) так считали 59%. Точно так же и до, и после косовского кризиса относительное большинство россиян полагали, что сотрудничество с западными странами (США, Англией, Францией и др.) приносит России больше пользы, чем вреда: в июне 1999 г. так считали 39% опрошенных при 36% считавших, что такое сотрудничество приносит России больше вреда, чем пользы и 26% затруднившихся; до косовских событий, в мае 1998 г. соответствующие цифры выглядели следующим образом: "больше пользы" - 47%, "больше вреда" - 31% и 22% затруднились с ответом . Иными словами, несмотря на небольшое, связанное с непосредственным воздействием косовского кризиса уменьшение числа россиян, позитивно относящихся к сотрудничеству с западными странами, радикальных сдвигов в этом плане не наблюдалось.
Более заметные изменения, связанные не только с косовским кризисом, но, по-видимому, и с воздействием внешнеполитического курса правительства Е.Примакова в конце 1998 г. - первой половине 1999 г., прослеживаются в вопросе о том, с какими странами, по мнению россиян, прежде всего следует укреплять отношения (табл.1).
Таблица 1. Внешнеполитические приоритеты россиян (данные в %) .
"Как Вы считаете, со странами каких регионов мира Россия должна укреплять экономические и политические отношения в первую очередь?" Май 1998 г. Июнь 1999 г.
Со странами Западной Европы (Германия, Франция и др.) 23 21
Со странами Азии (Китай, Индия, Япония и др.) 9 16
С США, Канадой 18 13
Со странами Восточной Европы (Польша, Чехия и др.) 5 6
Со странами Ближнего Востока (Египет, Израиль, Ливия и др.) 2 1
Со странами Латинской Америки (Бразилия, Чили, Аргентина и др.) 0 0
Со всеми странами мира 28 27
Ни с одной страной мира 2 3
Затруднившиеся ответить 11 12
Обращает на себя внимание тот факт, что число ориентирующихся на первоочередное укрепление отношений со странами Западной Европы уменьшилось незначительно (с 23% до 21%) или скорее всего практически не изменилось (изменения находятся в пределах статистической погрешности), в то время как число предпочитающих развивать отношения прежде всего с США и Канадой уменьшилось более значительно - с 18% до 13% (и это несмотря на то, что страны Северной Америки и Западной Европы в косовском кризисе выступали единым фронтом). В этом проявляется различное отношение значительного числа россиян, с одной стороны, к странам Западной Европы, которые, как правило, не воспринимаются в качестве военно-политической угрозы и, с другой стороны, к США, которые традиционно ассоциируются с такой угрозой. Образ Запада в массовом сознании россиян в данном случае как бы раздваивается, разделяется на образ Западной Европы и образ США, которые оцениваются и воспринимаются по-разному.
Еще более выраженным является сдвиг в сторону большей ориентации на развитие отношений со странами Азии - Китаем, Индией, Японией и др., которые, по-видимому, воспринимаются в данном случае как некий противовес странам Запада (имея в виду прежде всего страны Западной Европы и Северной Америки). В то же время говорить о происшедшей в массовом сознании россиян долговременной переориентации со стран Запада на страны Азии было бы совершенно неправомерно, поскольку отмеченные сдвиги не столь радикальны и скорее всего носят конъюнктурный, ситуативный характер.
Наконец, еще одним, в известном смысле обобщенным, интегральным фактором, определяющим изменения в отношении россиян к Западу, являются военно-политические действия НАТО, изменения стратегии альянса, процесс его расширения на восток. Следует отметить, что до акции НАТО в Косово среди россиян не было сколько-нибудь единодушной позиции по отношению к НАТО как военно-политическому блоку. Так, согласно опросу, проведенному ИСА в апреле 1997 г., 22% опрошенных считали, что и у России, и у стран - членов НАТО есть основания взаимно опасаться друг друга, 39% полагали, что лишь у России есть основания опасаться стран - членов НАТО, 4% опрошенных, напротив, считали, что лишь у стран - членов НАТО есть основания опасаться России, а по мнению еще 22% респондентов, ни у России, ни у стран - членов НАТО нет оснований опасаться друг друга. Иными словами, несмотря на относительное преобладание считающих, что только у России есть основания опасаться НАТО, разброс мнений по поводу взаимоотношений России и НАТО был достаточно велик, чтобы исключить доминирование какой-либо одной из этих позиций в сознании россиян.
Ситуация существенно изменилась после косовской акции НАТО. Именно тогда расширение НАТО на восток стало восприниматься российским массовым сознанием как серьезная угроза, на которую необходимо отвечать. По данным опроса, проведенного ФОМ в июле 1999 г., 66% респондентов считали, что расширение НАТО на восток представляет угрозу для России, и только 14% полагали, что такой угрозы не существует. Правда, мнения относительно возможных действий России для предотвращения подобной угрозы снова разошлись: 25% опрошенных считали, что Россия всеми доступными политическими и дипломатическими способами должна не допустить расширения НАТО на восток, 22% полагали, что Россия должна наращивать свою военную мощь, чтобы быть готовой отразить угрозу со стороны НАТО военным путем, еще 16% предпочитали создание оборонительного союза России с государствами, не являющимися членами НАТО, 5% респондентов, напротив, считали, что сама Россия должна вступить в члены НАТО, 11% не видели угрозы для России со стороны НАТО и 20% затруднились ответить .
Тем не менее, несмотря на сегодняшнее преобладание в массовом сознании россиян негативных оценок расширения НАТО и его действий, и в данном случае можно обозначить ограничения распространению антинатовских и антизападных настроений. Так, усилившееся после действий войск Североатлантического союза в Косово негативное отношение к НАТО и его расширению на восток в определенной степени уравновешивается действием противоположного фактора - опасениями столкновения России с мощным военно-политическим блоком, а также нежеланием быть втянутыми в новый виток "холодной войны". Даже в разгар косовского кризиса (апрель 1999 г.) подавляющее большинство россиян (85%) не желали участия России в военном конфликте с НАТО на стороне Югославии. Тогда же большинство опрошенных выступали против присоединения Югославии к союзу России и Белоруссии ("против" - 55%, "за" - 28%), поскольку это присоединение вовлекло бы Россию в конфликт с НАТО. Позднее, уже после окончания косовского кризиса, большинство опрошенных полагали, что отношения между Россией и странами НАТО должны и будут улучшаться. Так, согласно данным опроса, проведенного ФОМ в июне 1999 г., 44% опрошенных полагали, что после окончания военных действий на Балканах отношения между Россией и странами НАТО постепенно наладятся и будет реализовано взаимовыгодное сотрудничество, в то время как только 30% считали, что между Россией и странами НАТО будет нарастать напряжение, ведущее к новой "холодной войне". В ходе того же исследования на вопрос "Боевые действия НАТО против Югославии прекращены. Как Вы считаете, следует или не следует сегодня России укреплять свое сотрудничество с НАТО?" 45% россиян ответили "следует", 32% ответили "не следует" и 23% затруднились с ответом .
Таким образом, действие различных и во многом разнонаправленных факторов обуславливает весьма сложную, нелинейную динамику отношения россиян к Западу. Несмотря на проявившуюся в последние годы общую тенденцию к более негативному восприятию Запада, обусловленную разрастанием "конфликтных областей" в отношениях России и стран Запада, в настоящее время существуют ограничители, препятствующие росту враждебности по отношению к странам Запада; важнейшим среди этих факторов-ограничителей является ощущение бесперспективности изоляции России и нежелание открытой конфронтации с США и странами Западной Европы. Все это вместе взятое вызывает периодические колебания в общественных настроениях, связанных с изменением внутриполитической и внешнеполитической конъюнктуры. В то же время подчеркнем, что приведенные выше данные, характеризующие ориентации населения, взятого в целом, дают лишь самую общую картину отношения россиян к Западу. Гораздо более богатую и интересную информацию можно получить путем выделения и сравнительного анализа групп, различающихся не по социально-демографическим признакам (здесь дифференциация, как правило, не слишком велика), а по определенным, достаточно четко дифференцирующим российское общество политическим ориентациям и предпочтениям которые могут играть роль своеобразных "индикаторов" отношения этих групп россиян к Западу.

Группы, дифференцированные по отношению к Западу
Каков удельный вес россиян, симпатизирующих Западу, его ценностям, его культурной традиции и жизненным стандартам, предлагаемым им моделям общественного устройства, его экономической системе и политическим институтам, практике его взаимоотношений с незападными культурными и социально-политическими феноменами? Ответ на таким образом поставленный вопрос очевиден: симпатизирующих столь различным аспектам Запада нельзя охарактеризовать одним показателем . Попытки ограничиться таким подходом (т.е. свести проблему отношения россиян к Западу к единственному характеризующему это отношение демоскопическому параметру) неизбежно ведут к последующей констатации относительности и неоднозначности про- или антизападной идентификации, равно как и к достаточно банальному выводу о конфликтности сознания постсоветского человека.
Вместе с тем вся совокупность россиян, в той или иной степени и в том или ином отношении симпатизирующих Западу, изначально неоднородна и может быть достаточно определенно дифференцирована на более дробные группы по целому ряду оснований. Меняя ракурс демоскопического среза, мы будем выявлять по существу различные, хотя и частично перекрывающиеся группы россиян, и в зависимости от того, по какому основанию мы выделяем группы симпатизирующих тем или иным аспектам Запада, изменяется наполнение этих групп и характеризующие их базисные ориентации. При этом два последних показателя взаимосвязаны: количественное наполнение соответствующих групп во многом определяется тем, в какой мере предъявляемый респонденту образ Запада вступает в конфликт с присущими россиянам социокультурными нормами.
Для иллюстрации вышесказанного мы воспользовались имеющимися в нашем распоряжении базами данных двух опросов: опроса ФОМ (проведенного в феврале 1995 г. по репрезентативной общероссийской выборке, включающей 1982 человека) и опроса ИСА (проведенного в мае 1996 г. по репрезентативной общероссийской выборке, включающей 1519 человек) . Заметим в скобках, что наш выбор определялся возможностью построения сложным образом дифференцированных групп и анализа позиций составляющих их респондентов по широкому кругу вопросов. В первом из этих двух опросов содержался инструмент, позволяющий выявить про- и антизападные настроения на уровне ценностных предпочтений и их влияние на выбор социально-политических приоритетов россиян. Используя данные второго опроса мы получали возможность дифференцировать респондентов по типу их предпочтений в сферах государственного строительства и стратегии развития России, а также социальной политики. Использование данных опроса более чем четырехлетней давности в данном случае представляется оправданным по следующим соображениям: во-первых, как показывают ряд исследований, фундаментальная ценностная структура общественного мнения в России в период 1994-1998 гг. оставалась довольно устойчивой во времени , а во-вторых, по ряду ключевых позиций у нас была возможность непосредственно отслеживать соответствующие временные тренды, сопоставляя данные опроса мая 1996 г. с данными опроса, проведенного ИСА в декабре 1998 г. и во многом воспроизводящего анкету опроса 1996 г. (соответствующие данные будут приведены в третьей части настоящей статьи).
В опросе ФОМ 1995 г. респондентам предоставлялась возможность сделать выбор между тремя типами ценностей - западными, традиционно русскими и советскими, - или же избрать любую комбинацию этих типов ценностей. В таблице 2 приведены данные, иллюстрирующие социально-политические ориентации формируемых на этой основе групп россиян; в таблице не приводится столбец, соответствующей "парадоксальной" группе сторонников и западных, и советских ценностей одновременно, - в силу ее малочисленности и нерепрезентативности . Наполнение остальных приведенных в таблице групп таково: "Только на западные" - 3,9%; "Только на традиционно русские" - 45,8%; "Только на советские" - 15,7%; "На западные и традиционно русские" - 6,5%; "На традиционно русские и советские" - 10,7%; "На русские, западные и советские" - 3,3%.
С точки зрения задач настоящего исследования наиболее значимым в этой таблице видится возможность различения позиций трех групп россиян, так или иначе приемлющих западные ценности и стандарты жизни. Для первой группы, если так можно выразиться, наиболее последовательных западников (ориентированных исключительно на западные ценности; таковых среди россиян в феврале 1995 г. было, напомним, 3,9%) доминирующая позиция в отношении перестройки: "Перестройку нужно было проводить более решительно, ускоренно двигаясь к демократии и рынку западного типа". Среди этой группы позиции сторонников развития частного сектора почти столь же внушительны как и позиции их оппонентов, сторонников развития госсектора. Весьма сильны в этой группе и позиции сторонников демократического выбора как единственного пути к процветанию страны.
Таблица 2. Влияние ценностной дифференциации россиян на их социально-политические предпочтения (данные в %).
На какие ценности и стандарты жизни должна , по Вашему мнению, сегодня ориентироваться Россия?
Позиция сторонников той или иной ценностной ориентации по отношению к перестройке, рыночным реформам и демократизации в России Только на западные Только на традиционно русские Только на советские На западные и традиционно русские На традиционно русские и советские На русские, западные и советские
Как, по Вашему мнению, следовало проводить перестройку?
Перестройку нужно было проводить, не разрушая социалистического строя 9 27 35 20 40 26
Перестройку нужно было проводить более решительно, ускоренно двигаясь к демократии и рынку западного типа 39 13 5 23 6 23
Перестройку нужно было проводить, решительно развивая рыночные отношения в экономике, но не торопиться с введением демократии 16 19 14 32 15 17
Так, как она проводилась 1 2 2 1 2 0
Перестройку вообще не следовало проводить 18 26 37 10 29 16
Затрудняюсь ответить 6 11 6 10 6 15
Как Вы думаете, на интересы какого - государственного или частного - сектора экономики следует ориентироваться сегодня в первую очередь
В первую очередь на интересы государственного сектора 36 55 69 29 66 42
В первую очередь на интересы частного сектора 35 17 9 33 11 24
Другое, затрудняюсь ответить 29 28 22 38 24 34
Какую цель, по Вашему мнению, следует ставить перед собой сегодня государственным деятелям при решении вопросов государственного устройства?
Воссоздание централизованного государства на территории бывшего СССР 13 22 35 9 33 9
Упрочение экономических и политических связей между государствами СНГ 31 30 29 35 29 39
Укрепление собственного национального государства 49 39 28 46 29 45
Другое, затрудняюсь ответить 7 9 7 10 9 7
Позитивное отношение к следующим высказываниям политиков, журналистов, общественных деятелей о демократии (приведены лишь три позиции ответов из десяти; респондент мог выбрать любое число ответов):
Демократия в России сегодня неизбежно ведет к хаосу и анархии 31 45 56 26 59 44
Для спасения России сегодня нужна диктатура, а не демократия 25 24 36 16 29 26
Демократия - единственный путь к процветанию России 39 28 19 40 24 27
Более умеренная и быть может более прагматичная позиция характерна для представителей группы, ориентирующихся на западные и традиционно русские ценности одновременно (это - наиболее внушительная группа россиян прозападной ценностной ориентации, составляющая, напомним, почти половину их общего числа, т.е. 6,5% из 13,7%). Наиболее распространенное здесь отношение к перестройке: "Перестройку нужно было проводить, решительно развивая рыночные отношения в экономике, но не торопиться с введением демократии". Предпочтение позиции "...не торопиться с демократией" в данном случае отнюдь не означает ее последовательное неприятие; напротив, в сравнении с другими именно в этой группе наиболее велика доля тех, кто стратегически видит демократию единственным путем к процветанию России. А интересы развития частного сектора в этой группе даже более приоритентны, нежели интересы госсектора; правда, самая популярная позиция по этому вопросу - уклонение от выбора.
Третья и самая малочисленная группа "западников", - те, кто стремится к максимально возможному ценностному компромиссу, сочетающему западное с традиционно русским и советским (таковых, напомним, 3,3%). Здесь превалирует конформистское отношение и к перестройке, и к советскому прошлому: "Перестройку нужно было проводить, не разрушая социалистического строя"; для этой группы по преимуществу характерно негативное отношение к демократии и поддержка интересов госсектора. Запад здесь выступает, по-видимому, лишь в качестве некоего идеального образа "общества потребления", но не как воплощение реальной системы ценностей современной рыночной демократии.
Наконец, обратим внимание на то общее, что объединяет как все три группы "западников", так и ключевую группу (составляющую, напомним, 45,8% россиян) сторонников ориентации на "традиционно русские ценности". Во всех этих четырех группах предпочтительным типом государственного устройства оказывается национальное государство, а альтернативные идеи, - воссоздания централизованного государства, подобного СССР, либо объединение на основе СНГ, - привлекательны существенно меньше.
Иной тип идентификации и дифференциации российских "западников" мы имеем возможность проанализировать, обращаясь к данным опроса ИСА мая 1996 г. В этом опросе респондентам в числе прочих предлагалось определиться по двум вопросам: во-первых, по вопросу о предпочтительных образцах, к которым в своем развитии следует стремиться России , и во-вторых, по вопросу о предпочтительных способах (путях) достижения целей развития России . Путем комбинирования ответов на эти два вопроса нами были построены шесть новых непересекающиеся групп (так что тот или иной респондент мог принадлежать только к одной из них), различающихся отношением к Западу и в совокупности охватывающих всю выборку в целом. Вот эти группы.
1. "Либералы-западники" (всего - 5,4%), т.е. предпочитающие двигаться в направлении либеральной модели западного общества (такой как в США, Франции, Англии) тем же путем, которым продвигались страны Запада.
2. "Социалисты-западники" (всего - 11,5%), т.е. предпочитающие двигаться в направлении социальной модели западного общества (такой как в Германии, Швеции, Голландии) тем же путем, которым продвигались страны Запада.
3. "Либералы-почвенники" (всего - 6,8%), т.е. предпочитающие двигаться в направлении либеральной модели западного общества, но своим особым, отличным от западного путем.
4. "Социалисты-почвенники" (всего - 27,8%), т.е. предпочитающие двигаться в направлении социальной модели западного общества, но своим особым, отличным от западного путем.
5. "Западники-скептики" (всего - 19,2%), т.е. предпочитающие двигаться в направлении одной из двух предложенных моделей западного общества, но не приемлющие ни один из двух предложенных путей продвижения к этой цели.
6. "Незападники" (всего - 29,2%), т.е. отказывающиеся предпочесть в качестве цели развития России какую-либо из двух предложенных моделей западного общества; в этой группе мы сознательно объединили всех респондентов незападной ориентации и предлагаем рассматривать ее в качестве своего рода "контрольной группы", демонстрирующей социально-политические предпочтения тех, кому чужды какие бы то ни было симпатии к Западу.
Очевидно, что выбор такого инструментария выявления прозападных ориентаций (апеллирующего преимущественно к прагматически-потребительскому восприятию Запада и предлагаемых им образцов) позволил, с одной стороны, максимально расширить круг потенциальных "западников", а с другой стороны, дифференцировать различные варианты компромисса "западных новаций" и "постсоветской традиции" в сознании россиян. Отметим сразу, что, как видно по наполнению первой и второй групп в сравнении с третьей и четвертой соответственно, среди склонных ориентироваться на западные модели развития преобладающая часть опрашиваемых высказывается за самобытный, особый путь достижения процветания: в целом (с учетом затруднившихся и не согласных ни с одной из двух предложенных альтернатив; см. сноску 15) таковых 39% среди сторонников либеральной модели западного общества и 52% среди сторонников социальной модели.
В таблице 3 приведены данные, характеризующие позиции представителей этих шести новых групп по ряду вопросов, касающихся выбора жизненной стратегии и косвенно иллюстрирующие их социально-политические установки.
Таблица 3. Социально-политические предпочтения групп, различающихся по вопросу о целях и путях развития России (данные в %).
Комбинированные группы, отличающиеся отношением к Западу
Позиция групп, отличающихся отношением к Западу, по ряду вопросов, касающихся выбора жизненной стратегии "Либералы-западники" "Социалисты-западники" "Либералы-почвенники" "Социалисты-почвенники" "Западники-скептики" "Незападники"
К чему, на Ваш взгляд, должны стремиться сегодня россияне, чтобы Россия, подобно послевоенной Западной Германии, могла как можно быстрее выйти из нынешнего кризиса? (респондент мог выбрать любое число ответов, в таблице приведены лишь три позиции из тринадцати предлагавшихся)
Россияне должны перестать считать Запад своим противником и должны стремиться к тому, чтобы Россия сама стала частью Запада 55 38 17 18 19 7
Россияне должны воспользоваться экономической помощью со стороны США и других стран Запада 21 23 14 9 10 5
Россияне должны понять необходимость перехода к "открытой" экономике, к тесному хозяйственному сотрудничеству с развитыми странами Запада 38 45 19 28 31 11
Хотели бы Вы в России жить так, как живут люди на Западе, учитывая все достоинства и недостатки западной жизни, или нет? (респондент мог выбрать один ответ, позиция "затрудняюсь ответить" в таблице не приводится)
Да, хотел бы 84 82 69 54 65 24
Нет, не хотел бы 9 9 20 29 17 47
Хотели бы Вы, чтобы Ваши дети или внуки получили образование на Западе? (респондент мог выбрать один ответ, позиция "затрудняюсь ответить" в таблице не приводится)
Да 73 67 48 50 58 26
Нет 17 21 30 36 21 48
Какие из следующих идей в наибольшей степени притягательны лично для Вас? (респондент мог выбрать не более трех ответов, в таблице приведены лишь три позиции из одиннадцати предлагавшихся)
Россия должна вернуться к социалистическому строю 5 4 6 4 3 32
Россия должна стать государством, где каждый человек, приумножающий собственным трудом свой достаток, способствует тем самым процветанию страны 59 70 50 61 55 32
Россия должна быть государством с рыночной экономикой, демократическими свободами и соблюдением прав человека 57 65 44 48 49 16
А что Вы лично готовы предпринять для улучшения материального положения Вашей семьи? (респондент мог выбрать не более трех ответов, в таблице приведена лишь одна позиция из десяти предлагавшихся)
Лично я для улучшения материального положения своей семьи ничего предпринять не в состоянии 22 27 40 33 38 62
Первичный анализ данных, представленных в таблице 3, позволяет сделать по крайней мере два принципиальных вывода. Во-первых, предложенная градация респондентов позволяет достаточно эффективно дифференцировать их по шкале "западничество - антизападничество", демонстрируя различные "переходные" состояния массового сознания. Во-вторых, на этой шкале можно обозначить три "мини-кластера", в один из которых входят две группы сторонников продвижения к обществу западного типа тем же путем, которым продвигались страны Запада; в другой - три группы "западников", для представителей которых тем не менее неприемлемо продвижение к этой цели по тому же пути, по которому шли страны Запада; наконец, третий представлен единственной группой объединяющей всех последовательных "незападников". В этом случае в первый из них попадают около 17% россиян, во второй - около 54%, в третий - около 29%. Симптоматично, что данная дифференциация - в количественном аспекте - хорошо воспроизводит дифференциацию на основе ценностных предпочтений; напомним, что в том, описанном выше случае около 14% составляли россияне, так или иначе приемлющие "западные" ценности, около 46% - ориентирующиеся исключительно на "традиционно русские" ценности (что на практике выражалось в "прагматически-националистической" позиции), наконец, около 27% - на ценности "только советские" или в сочетании с "традиционно русскими". Заметим, что пропорции практически воспроизводятся, - соответственно, 1,0:3,18:1,73 и 1,0:3,34:1,93, - при том, что заметное количество затруднившихся в случае ценностного выбора объясняет наблюдаемые при этом заниженные абсолютные значения.
Вместе с тем, более детальное рассмотрение эмпирического материала позволяет отметить ряд дополнительных обстоятельств, несколько усложняющих и обогащающих результирующую картину. Так, исходно парадоксальная группа "либералов-почвенников" демонстрирует аномально низкие для "западников" рейтинги привлекательности "демократических прав и свобод", понимания необходимости перехода к "открытой экономике" и интенсивному хозяйственному сотрудничеству с Западом, неготовность к самостоятельным действиям по улучшению своего материального благосостояния. Есть основания полагать, что такое сочетание "либерального западничества" и "почвенничества" характеризует прежде всего тип сознания, свойственный "атомизированному потребителю" , персонифицирующему практику "адаптационного индивидуализма" , коему присущ драматический разрыв между запросом, ориентированным на западные потребительские стандарты, и нежеланием или неготовностью увязывать этот запрос со встречными требованиями, предъявляемыми человеку современным либеральным обществом. Поэтому приверженность особому пути продвижения России к обществу западного типа в данном случае зачастую скрывает не столько патриотические чувства (стремление найти свой, национальный российский путь к либеральному обществу), сколько желание обрести "все и сразу", игнорируя те условия и те требования к личности и к гражданину, с коими сопряжены либеральное мировосприятие и либеральная социально-политическая практика.
В качестве еще одного неочевидного момента отметим достаточно ярко выраженные прозападные ориентации у представителей группы "западников-скептиков" (т.е., напомним, тех, кто принимает западное общество как цель, но не удовлетворен ни одним из двух предложенных путей продвижения к этой цели), причем как правило именно по тем вопросам, по которым группа "либералов-почвенников" демонстрировала нелиберальное поведение. В качестве гипотезы можем предположить, что именно для представителей этой группы тезис об особом пути продвижения России к обществу западного типа наполняется содержанием, близким к адекватному, т.е. предполагает органичность такого продвижения в качестве его необходимого условия и протестует против схем "навязанного" или "догоняющего" перехода к современной демократии.
Наконец, отметим и то, что в некоторых пунктах группа "социалистов-западников" демонстрирует существенно большую последовательность в приверженности западным ценностям (демократическим свободам и правам человека, труду как решающей предпосылке личного достатка и тем самым процветания страны в целом, хозяйственному сотрудничеству с Западом и т.д.), нежели группа "либералов-западников". По существу единственная позиция, по которой лидерство последней неоспоримо, - это стремление к инкорпорации в систему западных обществ. Эта, упрощенно говоря, готовность к отрыву от "корней и почвы" достаточно характерна в качестве показателя радикализма сознания представителей данной группы, но слабость рефлексии по поводу культурно-исторических и социально-политических ограничений на пути бескомпромиссной вестернизации оборачивается известной непоследовательностью в вопросах, касающихся принципиальных приоритетов и условий модернизации российского общества. И в конечном счете оборачивается тем, что российские "либерал-реформаторы" вынуждены принимать заслуженные упреки в непонимании и неприятии духа подлинного западного либерализма.
В целом же оказывается, что российское общество ценностно ориентировано преимущественно на собственную традицию, но почти столь же консенсусно принимает западные модели общественного устройства в качестве цели общественного развития, и наконец, драматически раскалывается по вопросу о том, каким путем достичь этих целей, т.е. социальной стабильности и процветания.
Проблема поиска оптимального пути к процветанию и современному общественному устройству чрезвычайно актуальна сегодня для России. По существу - это проблема выработки компромисса между национальной традицией и цивилизационной спецификой, с одной стороны, и универсальными закономерностями модернизации и требованиями, предъявляемыми современной экономикой и глобальным политическим порядком, - с другой. А преломляясь в общественном сознании постсоветской России, эта проблема становится ключевой в полемике о необходимости, содержании и целях так называемого "особого пути" России.

Особый путь России: модернизация или автаркия?
Самый поверхностный анализ причин популярности в постсоветском обществе представлений о предпочтительности "особого пути" России к процветанию выявляет в качестве таковых неудовлетворенность и разочарование россиян результатами некритического следования предлагаемым (или навязываемым) российскому обществу "образцовым" моделям, будь то "западный путь" уходящего десятилетия реформ или же достопамятный "путь строительства коммунизма" в одной отдельно взятой части света. Обратим в этой связи внимание на две основные, на наш взгляд, причины возможных своего рода "исследовательских аберраций" при обсуждении проблемы "особого пути". Во-первых, количественная оценка популярности представлений об "особом", "специфическом" пути развития России в решающей степени зависит от нюансов формулировки предлагаемого респонденту выбора, и при сопоставлении данных различных опросов требуется предельная методологическая корректность. И во-вторых, серьезные искажения реальной картины обусловлены зачастую односторонним подходом к анализу содержания концепта "особого пути", а также идеологических и социально-политических установок его приверженцев, когда в поле зрения исследователя попадают лишь присутствующие в этой среде антизападнические и изоляционистские настроения.
Так, авторы уже упоминавшейся ранее статьи "Россия и Запад: общность или отчуждение?" уверенно констатируют: "С середины 90-х годов массовое сознание перестает искать образцы и ценности на условном "Западе" и обращается к собственно российской истории и культуре, немедленно мифологизируя их. Наибольшую популярность приобретает концепт "особого пути", который можно заполнить по сути любыми значениями... Постепенно точка зрения, что Запад хочет разорить и унизить Россию и западным политикам нужна слабая Россия, все больше укреплялась в общественном мнении". На наш взгляд, такая констатация требует существенной корректировки.
Прежде всего, представления о предпочтительности для России "особого пути" развития, как показывают данные массовых опросов, слабо подвержены колебаниям политической конъюнктуры на протяжении всего последнего десятилетия и вместе с тем прочно укоренены в массовом постсоветском сознании. Концепт "особого пути" стал популярным среди россиян отнюдь не с середины 1990-х годов (как это утверждают процитированные выше авторы), а по крайней мере с начала периода ельцинских реформ (впрочем, мы не исключаем и того, что соответствующие настроения существовали и ранее, но не имеем возможности привести соответствующие социологические данные). Так, еще в декабре 1992 г. в ходе опроса ВЦИОМ респондентам задавался вопрос: "Какой из путей развития России кажется Вам наиболее подходящим?". Ответ "Социалистическое общество того типа, которое уже существовало у нас" выбрали 14% опрашиваемых, "Социал-демократическое общество (как в Швеции)" - 23%, "Капиталистическое общество (как в США)" - 11%, Затруднились ответить 29% и, наконец, 23% респондентов избрали "Специфический путь развития, уникальный для нашей страны" .
В декабре 1998 г. по заказу ИСА ВЦИОМ повторно включил этот вопрос, правда несколько видоизмененив его, в анкету очередного опроса . Существенным новшеством в этом случае стало появление в числе предлагаемых респонденту ответов варианта: "У России должен быть особый путь развития", - который замещал прежний вариант, апеллирующий к представлениям о "специфическом, уникальном пути развития". В результате "особый путь" предпочли 36% опрашиваемых, причем увеличение числа сторонников этой позиции по сравнению с данными 1992 г. (с поправкой на некоторую, учитываемую нами условность отождествления "особого пути" со "специфическим, уникальным путем развития", как это, напомним, формулировалось в опросе 1992 г.) происходило за счет сокращения числа затруднившихся с ответом (с 29% до 14%) и числа сторонников социалистического общества советского типа (с 14% до 7%).
Наряду с этим, в период 1997-2000 гг. в опросах ВЦИОМ систематически задавался вопрос о предпочтительном для россиян типе государства, при этом в числе предлагаемых вариантов ответа фигурировал и такой: "государство с совершенно особым устройством и особым путем развития" (табл. 4). Подробный мониторинг этого периода позволяет более точно датировать фазу перелома общественных настроений, выразившегося наиболее заметно в снижении популярности западной модели государственного устройства. Это, как видно из приведенных данных, произошло в период между дефолтом августа 1998 г. и косовским кризисом весны-лета 1999 г. и было закреплено внутриполитическим поворотом, связанным с именем Путина (сначала как главы правительства, а затем и как нового президента России). При этом разочарование в предлагаемом Западом образце государственного строительства вело не только к усилению позиций сторонников "особого пути", но на определенном этапе также и сторонников возврата к советской модели государственности.
Тем самым в целом, если брать весь период 1992-2000 гг., о существенной динамике в вопросе о предпочтительности "особого пути" как стратегического направления строительства российской государственности можно говорить лишь с самого конца 1998 г. или с весны 1999 г., когда после "социального стресса", вызванного событиями августа-сентября 1998 г., оценки внешнеполитической активности стран НАТО общественным мнением в России и на Западе стали резко расходиться.
Таблица 4. Какого типа государством Вы хотели бы видеть Россию в будущем? (данные в %) .
Варианты ответа Апрель 1997 г. Февраль 1998 г. Март 1999 г. Сентябрь 1999 г. Февраль 2000 г.
Империей, монархией как Россия до 1917 г. 5 4 4 3 4
Социалистическим государством типа СССР 21 22 20 25 22
Государством, подобным странам Запада 47 43 48 39 39
Государством с совершенно особым устройством и особым путем развития 17 17 21 25 28
Затруднились ответить 8 12 7 9 8
Вместе с тем, было бы по меньшей мере неверным, исходя из наблюдаемого роста симпатий к "особому пути", говорить о росте изоляционистских настроений. Этому противоречат многочисленные данные, свидетельствующие о том, что большинство российских граждан (в том числе и значительная часть сторонников "особого пути" России) одновременно выступают за развитие отношений со странами Запада, за развитие рыночной экономики и правового государства.
Так, по данным опроса апреля 1997 г. (проведенного ВЦИОМ по заказу ИСА), среди тех, кто хотел бы видеть Россию государством с совершенно особым устройством и особым путем развития, большинство (60%) поддерживали дальнейшее расширение экономических, политических и культурных связей, сближение со странами Запада и только 18% выступали за сокращение связей и отношений, отдаление от стран Запада. Наибольшая же доля желающих дистанцироваться, отдалиться от стран Запада была среди тех, кто хотел бы видеть Россию социалистическим государством с коммунистической идеологией типа СССР: эта доля составляла среди них 38% - почти столько же, сколько было в этой группе сторонников дальнейшего сближения со странами Запада (40%). А если вновь обратиться к опросу ИСА мая 1996 г. (результаты которого подробно обсуждались в предыдущем разделе настоящей статьи; см. также данные Табл. 3), то его данные свидетельствуют: россияне, выбирающие "особый путь развития" в качестве альтернативы западному пути, в то же время в большинстве своем в поисках подходящей модели развития склонны обращаться к западным образцам. Так, например, 45% из них хотели бы жить в России так, как живут люди на Западе, учитывая все достоинства и недостатки западной жизни (35% из них - не хотели бы этого и 20% - затруднились ответить); 41% из их числа хотели бы, чтобы их дети или внуки получили образование на Западе; 35% из их числа считают, что Россия должна быть государством с рыночной экономикой, демократическими свободами и соблюдением прав человека (и только 17% - солидаризуются с необходимостью возврата к социалистическому строю). Наконец, в 12% и 50% случаев, соответственно, представления об особом пути продвижения России к процветанию сочетаются с преимущественной ориентацией на либеральную, либо социальную модель западного общества.
Иными словами, радикальное "антизападничество" присуще прежде всего сторонникам возвращения к социалистическому государству с коммунистической идеологией, тогда как сторонников особого пути развития России характеризует скорее прагматически-потребительское желание приобщиться к преимуществам, демонстрируемым Западом, в сочетании с опасениями, связанными с тем, что Запад может воспользоваться этими преимуществами в ущерб их интересам.
Другим моментом, требующем корректировки подходов к изучению концепта "особого пути", является принципиальная неоднозначность в оценках общего числа его приверженцев. Если исходить из данных, приведенных выше, - таковых среди россиян от 17% до 36% с явной тенденцией к росту в последние годы. Однако, обратим внимание на то, что результаты демоскопических замеров остаются в этом диапазоне лишь постольку, поскольку в предлагаемом респондентам вопросе фигурирует развернутый набор содержательных альтернатив "особому пути". Если же набор альтернатив "вырождается" до одной, и тем самым в предельно поляризованной форме ставится вопрос о приятии, либо отторжении культурно-цивилизационной самобытности России, ситуация радикально меняется. Так, например, в июне 1999 г. ФОМ предложил россиянам вопрос: "С каким суждением в каждой паре Вы бы скорее согласились - с первым или со вторым? У России должен быть свой, особый путь развития или Россия должна ориентироваться на общемировые пути развития?" В результате 69% опрошенных россиян выбрали "особый путь" и лишь 23% сочли необходимым ориентироваться на "общемировые пути развития". Соответственно и, отвечая на другой вопрос того же опроса ФОМ: "Сегодня Россия утрачивает свою самобытность под натиском иностранного влияния или Сегодня Россия после долгой изоляции возвращается в мировое сообщество?", 62% опрашиваемых высказались в пользу первого суждения и только 21% - в пользу второго. Но одновременно россияне в большинстве своем отвергли соблазны мобилизующей общество единой для всех "общенародной цели", вполне здраво и рационально рассудив, что возрождение России будет вернее обеспечено добросовестным трудом ее граждан, создающих благополучие себе и своим близким (последнюю позицию избрали 61%, тогда как ее альтернативу - лишь 30%) .
Обратим внимание на то, что всякий раз, выбор между альтернативными позициями "стать такими же как все" или "остаться самими собою" для большинства россиян определяется прежде всего боязнью потери собственной культурной и цивилизационной самоидентификации. Решающими мотивами, формирующими в этом случае близкий к консенсусному выбор россиянами "особого пути развития" являются, во-первых, восприятие Запада как субъекта своего рода "культурной экспансии", угрожающей российской культурной и социальной самобытности, а во-вторых, не менее значимые для россиян опасения утраты Россией своей субъектности в международной политике и мировой экономике , а в итоге - потери россиянами контроля за ходом модернизационных процессов в стране, перерождения необходимых и приветствуемых обществом преобразований, призванных повысить адаптивные возможности российской политической системы, в их противоположность - разрушительную для страны смуту, безвластие и внешнеполитическое унижение бывшей великой державы. Оправданность подобных опасений - это предмет специального исследования; мы же пока лишь обратим внимание на то, что для большинства россиян "особый путь" как альтернатива пути "навязанной вестернизации", представляется сегодня наиболее надежным гарантом их частных, индивидуалистических интересов.
В качестве иллюстрации тех специфических форм, которые приобретают распространенные в российском обществе опасения утраты самобытности в культурной и социальной сфере, приведем, в частности, данные опроса, проведенного Фондом "Общественное мнение" в декабре 2000 г., в котором исследовалось отношение россиян к западной культуре и к ее влиянию на различные сферы общественной жизни. Оказалось, что значительное число опрошенных положительно оценивали влияние западной культуры на отношение россиян к знаниям и учебе (34% респондентов оценивали это влияние положительно, 19% рассматривали его как в чем-то положительное, в чем-то отрицательное, 20% - отрицательно, 10% считали, что такого влияния нет и 17% затруднились с ответом), на правовое сознание россиян (28% респондентов оценивали это влияние положительно, 17% - в чем-то положительно, в чем-то отрицательно, 20% - отрицательно, 8% считали, что такого влияния нет и 27% затруднились с ответом), на отношение россиян к труду (24% -оценивали это влияние положительно, 20% - в чем-то положительно, в чем-то отрицательно, 26% - отрицательно, 15% полагали, что такого влияния нет и 15% затруднились с ответом). В то же время оценка влияния западной культуры существенно менялась, когда затрагивались такие сферы жизни, как культура и отношения между людьми в обществе (так, всего 16% опрошенных считали, что западная культура влияет на художественные вкусы россиян положительно, 24% рассматривали это влияние как в чем-то положительное, в чем-то отрицательное, 35% - как только отрицательное, 7% полагали, что такого влияния нет и 18% затруднились с ответом). По мнению 84% опрошенных, сегодня на российском телевидении слишком много западных фильмов, а 75% респондентов считали, что западные фильмы оказывают на россиян отрицательное - в той или иной степени - влияние. Наконец, 45% опрошенных считали, что западная культура, западная система ценностей влияет на характер отношений между людьми в России отрицательно, 21% - в чем-то положительно, в чем-то отрицательно, 17% - положительно. При этом лишь 10% опрошенных считали, что между западной и российской культурой должен существовать "железный занавес", тогда как 40% полагали, что между ними должны быть более или менее проницаемые барьеры или границы и еще 34% - что никаких границ между западной и российской культурой не должно быть вовсе .
Таким образом, влияние Запада, его культуры и системы ценностей оценивается большинством россиян негативно в том случае, когда речь идет о давлении, размывающем их культурную самоидентификацию, разрушающем традиционный характер отношений между людьми. Такое восприятие в немалой степени подпитывается и низким качеством господствующей на российском рынке западной масс-медийной продукции, и ощущением чужеродности привнесенной рыночными реформами новой культуры межличностных отношений. Все это в результате порождает у многих россиян опасения (оправданные или нет - это особый вопрос) потерять свою культурную самобытность, "раствориться" в западной культуре, в новом для них мире всепроникающих рыночных отношений, оказаться несостоятельными в новой социальной ситуации. При этом стоит особо подчеркнуть, что в основе обеспокоенности угрозой потери культурной и цивилизационной самоидентификации под натиском Запада лежат скорее вполне материальные, потребительские интересы, нежели собственно интересы сохранения национальной духовности и культуры. Так, в том же опросе ФОМ в июне 1999 г. в качестве "главного для развития нашей страны" 75% опрошенных россиян выбрали "возрождение экономики нашей страны" и лишь 16% - "возрождение духовности и культуры" .
Важную дополнительную характеристику содержания, вкладываемого россиянами в понятие "особого пути" можно получить из сопоставления данных уже упоминавшихся выше опросов ИСА декабря 1998 г. и мая 1996 г., в которых респонденту предлагалось ответить на вопрос "Если бы Вам предложили выбрать путь развития России, то какой из указанных вариантов Вы бы предпочли?" В декабрьском 1998 г. опросе, в отличие от опроса мая 1996 г., в список предлагаемых на выбор ответов на этот вопрос была введена новая позиция "У России должен быть особый путь развития" . При этом наполнение двух позиций ответов практически осталось неизменным (затруднились с ответом, соответственно, 13% и 14%; "путь к такому обществу, как в США, Франции, Англии" выбрали, соответственно, 17% и 16%), тогда как наполнение двух других заметно сократилось (для сторонников пути к обществу советского типа - с 15% до 7%, для тех, кто предпочел "путь к такому обществу, как в Германии, Швеции, Голландии", - с 54% до 25%). Иными словами, упрощая ситуацию, можно предположить, что группа из 36% сторонников "особого пути" в данном случае (когда им дали проявить эти свои предпочтения) сформировалась из 29% сторонников "пути к такому обществу, как в Германии, Швеции, Голландии" и 8% - сторонников возврата к советскому "социализму". Соответствующая пропорция, на наш взгляд, может, с одной стороны, условно характеризовать структуру социально-политических предпочтений сторонников "особого пути" развития России, а с другой стороны, служить ключем к пониманию генезиса представлений об "особом пути" в сознании постсоветского человека.
Как можно заметить, предпочтение "особого пути" развития в условиях постсоветской России маркирует специфическую нишу социально-политических ориентаций, дополняющих простейшую биполярную схему социально-политических размежеваний России эпохи "перестройки" и первых постсоветских лет (типа "сторонники реформ" - "противники реформ" или "коммунисты" - "демократы" и т.п.). Таким способом очерчивается внушительная социальная группа, объединяющая неудовлетворенных и разочарованных результатами движения в соответствии с "западной моделью", т.е. путем либерализации и демократизации, но в равной мере и результатами "коммунистического эксперимента". Очевидное для постсоветского человека достоинство такого концептуального решения многих проблем и противоречий переходного общества - в том, что концепт "особого пути" отнюдь не предполагает радикального отказа от прежних (в т.ч. либеральных, либо социалистических) установок, а напротив, допускает сосуществование в сознании индивида различных идеологических и социально-психологических ориентаций.
Иными словами, концепт "особого пути" оказывается привлекательным в качестве альтернативы двум другим равно неудовлетворительным и успевшим разочаровать общество вариантам: "западной демократии" и "совковому строю", - являя собой своего рода третий путь. И в этом отношении, если попытаться спрогнозировать развитие ситуации на ближайшее будущее, доля его сторонников среди российского населения в целом будет прирастать как по мере естественного сокращения числа "советских традиционалистов" , так и с ростом неудовлетворенности результатами проводимых реформ.
Учитывая эту перспективу, главный вопрос заключается в том, что именно вкладывается россиянами в образ "особого пути" и куда, с их точки зрения, должен привести этот путь - к созданию, пусть со своей спецификой и особенностями современного общества с современными политическими и экономическими институтами (путь модернизации, учитывающей исторические и национальные особенности России) или к построению закрытого автаркического общества, противостоящего Западу (путь изоляции, автаркии).
Выбор того или иного варианта во многом определяет и отношение к Западу, и приоритеты развития России. Подчеркнем, что однозначного ответа на поставленный вопрос в настоящее время дать невозможно, поскольку значительная неопределенность существует в самом общественном сознании россиян. Поэтому наша задача состоит прежде всего в том, чтобы обозначить различные аспекты представлений об "особом пути" России, существующие в настоящее время в массовом сознании, и скрытые за этими представлениями исторические альтернативы.

Выводы
В заключение сформулируем некоторые выводы.
1. Широко распространенные представления о быстром росте среди россиян в последние годы антизападных настроений нуждаются в существенной корректировке. Как показывает проведенный анализ, большинство россиян, как и в конце 1980-х - начале 1990-х гг., относятся к странам Запада отнюдь не враждебно и, несмотря на определенное разочарование в политике этих стран по отношению к России, по-прежнему заинтересованы в развитии отношений с ними.
Последовательное антизападничество характерно лишь для составляющих явное меньшинство общества групп "почвенников" и "радикальных антизападников", как правило, придерживающихся либо радикальной коммунистической, либо националистической идеологии. В то же время, большинство российского общества, формируя свое отношение Западу, озабочено по существу отнюдь не тем, нужно или не нужно усваивать жизненные стандарты, правовые нормы, политические и экономические институты, характерные для современных западных обществ, - в этом отношении для большинства россиян образ Запада вполне приемлем в качестве своего рода образца социального порядка. Раскалывающим российское общество оказывается вопрос стратегии, пути движения, вопрос о том, как сочетать, как соразмерить развитие по классическим западным рецептам со столь отличными от западных российскими условиями. Доля "радикальных западников" или, точнее, "вестернизаторов" (т.е. тех, кто считает необходимым копировать западный опыт, западный путь экономического и политического развития) за последние годы действительно существенно уменьшилась. Однако, не следует на этом основании делать вывод о заметном росте антизападных настроений. В большинстве своем россияне, как правило, вполне трезво и реалистично оценивающие перспективы движения России к обществу западного типа, не видят иной разумной альтернативы кроме сближения со странами Запада, но по разным причинам сомневаются в возможности и успешности прямого копирования западных форм и рецептов развития, не приемлют моделей "навязанного прогресса".
2. Сказанное, однако, не означает, что в российском обществе в принципе исключена возможность массового распространения радикальных антизападнических настроений. При определенных обстоятельствах, например, в ситуации обострения кризиса, такой поворот событий по-прежнему возможен. Тем не менее в настоящее время основным фактором, противостоящим подобным тенденциям, является разделяемое большинством россиян ощущение бесперспективности и опасности конфронтации с Западом. Именно это ощущение, несмотря на рост критических оценок политики западных государств, в наибольшей мере препятствует росту антизападных настроений. Если же это ощущение по тем или иным причинам (например, в результате серьезного экономического кризиса в России и на Западе и последующей утраты контроля западных стран за развитием экономической и политической ситуации в мире) притупится или будет подавлено интенсивной антизападной пропагандой, ситуация в российском обществе может резко измениться.
3. Попытки однозначно определить долю "западников" и "антизападников" в современном российском обществе не вполне корректны и малоплодотворны. Реальное соотношение групп, различающихся по своему отношению к Западу, весьма подвижно, подвержено влиянию различных факторов - как внутренних, так и внешнеполитических. Более того, само наполнение этих групп в значительной мере зависит от характера поставленных вопросов, а также от общего контекста обсуждаемых проблем, связанных с отношением россиян к Западу. При этом, как показывает проведенный анализ, можно выявить достаточно представительные группы, для которых характерно сочетание разнородных и подчас парадоксально-противоречивых ориентаций (например, "либералы-почвенники" или "западники-скептики"). Наличие таких групп можно объяснить многослойностью и имманентной противоречивостью массового сознания в условиях переходного общества.
4. Неоднородность и противоречивость ориентаций, связанных с отношением к Западу, проявляются и в представлениях об "особом пути" развития России. Эти представления характеризуют прежде всего неудовлетворенность российского массового сознания результатами проведения реформ в различных сферах общественной жизни, а также некритическим восприятием и тиражированием образцов массовой западной культуры. Для многих сторонников "особого пути" характерны не столько антизападные и изоляционистские настроения, сколько желание, чтобы культурные и исторические особенности российского общества в полной мере учитывались при осуществлении модернизационных преобразований. По существу в представлениях об "особом пути" часто выражается позиция, альтернативная по отношению к радикальному западничеству, присущему отдельным группам российского общества, и столь же радикальному антизападничеству, характерному прежде всего для приверженцев коммунизма и советского строя. Идеи автаркии или изоляционизма пока что не имеют широкого распространения среди сторонников "особого пути" развития России; большинство представителей этой группы россиян выступает за развитие отношений со странами Запада. Но сохранение такого положения не гарантировано, и при определенных обстоятельствах представления об "особом пути" могут трансформироваться в идеологию, препятствующую модернизации России и ведущую российское общество в тупик.

http://www.ecsocman.edu.ru/images/pubs/2003/04/01/0000074110/px26l_01_7.doc
04,04,2001
Рейтинг всех персональных страниц

Избранные публикации

Как стать нашим автором?
Прислать нам свою биографию или статью

Присылайте нам любой материал и, если он не содержит сведений запрещенных к публикации
в СМИ законом и соответствует политике нашего портала, он будет опубликован