- Увидите балочку - и сразу налево в переулок. Я давеча проходила,- видела, как она сидит на приступочке. Под сто лет бабе Маше нашей, а она сидит
Женщина с велосипедом многозначительно улыбнулась и скрылась из вида, а мы продолжили поиски по ее "наводке". Не так-то это просто в деревне, где про названия улиц никто ведает, а ориентирами служат то балка, то колодец, то магазин. "Под сто лет, - мысленно рассуждала я, - это поди-ка ничего не добьешься от бабушки. Наверное, не видит и не слышит. И как она одна живет?"
Пришлось еще поспрашивать случайных прохожих, прежде чем мы оказались у деревянного некрашеного домика. За калиткой залаяла небольшая собачонка.
Бабы Маши не было видно: видимо, она уже зашла в дом. Стук и лай заставили ее выйти обратно. Медленно шагнула на крыльцо: маленькая, немного согнутая, с палочкой, в платочке и теплых матерчатых "сапожках", несмотря на лето. Довольно громко и требовательно спросила:
- Кто тут?
Через несколько минут мы сидели уже на скамеечке у дома. Мне не пришлось кричать в самое ухо: баба Маша почти нормально слышит. Мало того: она помнит
свое прошлое. Правда, ей еще не сто лет, а девяносто четыре.
Мария Ануфриевна Горишняя - самая старая жительница поселка Третий Решающий. Говорит, что все ее подруги уже поумирали, и что самое страшное, ей довелось пережить одного из сыновей. Это самая сильная боль. Теперь вот живет одна, но дочь каждый день навещает и делает все, что нужно.
- Вечером придет, мы с ней сядем у телевизора Какое-то кино там ей больно нравитсяЯ только разговор слушаю. Глаза-то у меня не видят: как туман закрывает, - рассказывала Мария Ануфриевна.
В поселке говорят, что до недавнего времени она сама и в огороде работала, и в магазин ходила. Теперь уже не выходит со двора. Ну а дети и внуки частенько бывают у бабы Маши. Не обижают вниманием. Недавно на Троицу все вместе за столом собирались. Одним словом, хорошая семья.
Сама Мария Ануфриевна в детстве жила с мачехой. Как говориться, хлебнула лиха. Грамоте ее никто не научил. Вместо росписи всю жизнь крестик ставила. Теперь уже и это не может: не видят глаза. В войну она осталась с двумя малыми детьми и восьмидесятилетней матерью. Из дома их выселили, потому что в село приехали военные. Пришлось копать землянку в лесу и жить в ней. Иногда ходили в село узнавать, освободились дома или нет. Военные успокаивали:
- Скоро, скоро, девчата. Потерпите еще немного.
Как только вселились обратно, Мария ту же начала мыть закопченные стены, пол.
- Рученьки мои поработали, -теперь вздыхает баба Маша, а я невольно задерживаю взгляд на ее морщинистых иссохших руках, спокойно лежащих на коленях ладошками вниз. Руках, достойных кисти художника и какого-нибудь памятника вечным и безропотным труженикам.
Мария Ануфриевна очень хорошо помнит, как работала в Погромном на шерстемойке. Шерсть запаривали, мыли в речке, а потом тащили наверх. Груды мокрой шерсти были неподъемными.
С Погромного в Тритий Решающий они приехали в 1937 году: спасались от голода. В здешнем колхозе дела обстояли не так плохо. Разросся же поселок после войны. Нужны были рабочие руки, и колхоз стал ставить кухни и зазывать всех, у кого жилья не было. В основном, приехали горожане. Сначала стали жить в кухнях, потом свои дома построили.
- Леса-то полным - полно было. Не то, что сейчас, - вспоминает Мария Ануфриевна.
Еще немного поговорив о житейском, детях и внуках, кто когда женился и с кем сошелся, она как будто вспоминает между прочим:
- Я же еще детишек лечу от грыжи..
- Это как? - Удивляюсь я.
- Вот так. Сестра научила. Ко мне и из Волжского приезжают. Я ничего не прошу: если дадут конфеточков, - слава богу.
- Как же вы лечите, если не видите почти?- Продолжаю допытываться.
- Ну и что? Молитву-то я помню, - резонно замечает баба Маша.
Нельзя не удивиться ее спокойствию и какой-то житейской рассудительности. Возможно, что такие вот неграмотные старушки во много раз мудрее иных образованных.
Не мною это заведено, но долгожителям всегда задают вопрос, что вы едите и какие у вас привычки. Просто секрет долголетия интересует всех. Чтобы удовлетворить любопытство читателей, я не стала отступать от традиции.
- Щи ем, суп, картошку, молоко - что бог пошлет.
Если точнее, в последнее время то, что принесет дочь. Остается только догадываться, что еда, "заряженная" любовью, дает ей еще сил и долголетия.
Баба Маша почти не болела в своей жизни, к врачам не обращалась, таблетки не глотала. Вот только сейчас голова иногда кружится, и не слушаются ноги. К своим немощам баба Маша относится как к должному. Говорит, как об обыденном и неизбежном:
- Жду, когда господь меня заберет
"Звезда" от 22.07.2005
