Ректор Московского Государственного Университета считает, что реформы в стране власть должна обсуждать с учеными.
К тому, что наша наука финансируется по остаточному принципу, россияне уже привыкли. Свое отношение к этому в последние пятнадцать лет они выражают ногами. В смысле: в науку - ни ногой. И вдруг сенсация - 9 февраля Владимир Путин провел заседание президентского Совета по науке с расширенным представительством из руководителей лучших отечественных институтов. Страна, которая много лет держала ученых на голодном пайке, вдруг повернулась к ним лицом? Ректор МГУ, академик Виктор Садовничий, к которому за комментариями обратился "Политический журнал", в этом смысле оптимист.
Насколько актуальна была встреча Путина с представителями науки?
- Сохранение кадрового потенциала научно-педагогического комплекса России - острейшая проблема. К заседанию члены президентского совета готовились в течение года. И то, что оно состоялось именно сейчас, я с какими-то другими политическими событиями не связываю. Настала пора все обсудить. Административная реформа, реформа образования и науки, преобразования, которые в них происходят, требуют серьезного диалога ученых с властями.
- Адекватно ли президент представляет себе истинное положение дел?
- На совете мы обсуждали наиболее острые проблемы. Могу сказать (все мои коллеги тоже так считают), что в любой из проблем науки президент разбирается досконально. Будь то зарплата ученых, имеющийся в институтах приборный парк, тематика научных исследований, экономический механизм, вопросы образования. Поэтому у нас получился партнерский разговор, диалог.
- Что из этого диалога вы вынесли в плане реорганизации работы МГУ?
- В процессе подготовки к заседанию я многое переосмыслил и понял, как будет осуществляться организация науки и образования в дальнейшем. Мы предложили президенту новые формы такой работы - создать информационные пояса вокруг университета, инновационные структуры, центры коллективного пользования. Для совершенствования набора в вузы я предложил систему поиска талантливых людей с помощью российских и региональных олимпиад. Кроме того, я предложил ввести систему кредитования студентов на время обучения. Не говорю, что это уже принято, потому что у нас проходило заседание президентского Совета по науке, а не заседание правительства, которое принимает механизмы воплощения той или иной программы. Но идеологически все мои предложения были приняты. Итог работы совета таков - правительству и другим заинтересованным органам, в том числе и на региональном уровне, будут даны поручения. В результате, скорее всего, будет принята соответствующая федеральная программа. По крайней мере, все, что мы предложили на совете, вошло в "Концепцию сохранения, сопровождения и воспроизводства научных кадров России".
- К сожалению, президент практически ежегодно дает ученым заманчивые обещания, но, когда дело доходит до их финансирования, большая часть не выполняется.
- Это правда. Один из разделов сделанного мною на совете доклада был именно об этом. То же говорили и другие выступающие. Чтобы положить конец этой тенденции, на совете мы часто заканчивали свои предложения просьбой дать той или иной инстанции прямое поручение по данному вопросу. Президент сказал: "Мы рассмотрим все ваши предложения, и правительству будет поручено подготовить решение по всем необходимым вопросам".
- Из опубликованной информации можно понять, что президента действительно заботит проблема старения научных кадров.
- Оно вызвано объективными причинами. В своем докладе я даже сравнил средний возраст научного сотрудника в России и США. Однако, как сказал академик Виталий Гинзбург, не надо считать Российскую академию наук клубом старичков. Хотя ему самому 89 лет, а академику Израилю Гельфанду - 90, это не причина бить тревогу. Научная среда, научные школы в России не хуже зарубежных. Это подтвердил молодой ученый, физик Максим Чернодуб, который на совете сказал, что обстановка в России ему нравится больше, чем в Японии, где он проработал два года. Но надо работать с молодежью, чтобы она пришла в науку. Для этого необходимо дать ей достойную зарплату, возможности приобретения жилья, например, через ипотеку. И еще - оснастить институты новейшим оборудованием. Очень важно, что в ответ на наши выступления президент сказал: "Никаких мыслей о том, что Российская академия наук будет как-то ущемлена, у меня нет. Хочу официально заявить, что она будет существовать в России всегда. А слухи о ее ликвидации надо пресечь".
- Президент говорил и о создании условий для карьерного роста молодежи. Однако люди, которые затратили немало усилий, чтобы достичь известного положения, добровольно свое место не освободят.
- Путин знает, что административный рост молодых ученых натыкается на эту карьерную пробку. Чтобы решить проблему, Академия наук, университеты и все научное сообщество должны признать, что забота о молодежи должна стать главной в ее работе.
Разумеется, нельзя допустить, чтобы в научных институтах остались только молодые. Это создаст перекос в другую сторону. Нужно сделать так, чтобы люди среднего возраста работали достойно. А чтобы создать вакансии, надо дать ученым, готовым закончить свою научную карьеру по возрасту, достойную пенсию. На первый случай Путин решил увеличить гранты молодым ученым. А как выстроить всю цепочку - от вуза до пенсии, мы не обсуждали. Наш совет был мозговым штурмом, он проводился для того, чтобы определить направление главного удара. Дальше президентом будут приняты соответствующие решения, даны поручения правительству. Основная работа еще впереди.
- И все-таки странно, что президент отметил отсутствие кадровой политики в науке.
- Его слова правильнее истолковать так: нужно создать действенные экономические и структурные механизмы, которые регулируют науку как систему. Это, наверное, и есть кадровая политика, потому что накопившиеся проблемы одним президентским указом не решишь. Но направление движения мы определили. Ученые и президент сейчас консолидированы в понимании того, как развиваться науке в ближайшие годы.
- Путин отметил, что современной эффективной модели экономики науки в России нет. А на Западе?
- Я предложил президенту изучить западный опыт. В США инновационную деятельность государства по отношению к науке регулируют законы Байя-Доула (Государственный закон No 96-517) и Стивенсона-Уайдлера (Государственный закон No 96-418), которые были приняты в 1980 г. Оба они направлены на стимулирование коммерциализации научно-исследовательских и опытно-конструкторских разработок (НИОКР), которые финансировались или разрабатывались правительством. Закон Байя-Доула относится к сфере прав собственности на запатентованные результаты НИОКР, которые были получены за счет правительственного финансирования в неправительственных учреждениях - в университетах и некоммерческих исследовательских лабораториях. Закон Стивенсона-Уайдлера относится к сфере прав собственности на запатентованные результаты НИОКР, которые были получены в ходе совместных исследований правительственных научно-исследовательских лабораторий и внешних партнеров за счет федерального бюджета при отсутствии прямого финансирования внешним партнером.
Оба этих закона исходят из предпосылки, что простое финансирование фундаментальных исследований в больших объемах не решает проблему коммерциализации технологии. Проблема США состояла в том, что, несмотря на высокий уровень развития фундаментальной науки в целом, другие страны коммерциализировали результаты американских исследований. Правительство США не являлось эффективным собственником интеллектуальной собственности, которая уже была им профинансирована и создана. Можно считать, что благодаря указанным законам Америка справилась с этими проблемами.
Так, по закону Байя-Доула государство может вкладывать деньги в маленькие негосударственные фирмы. Казалось бы, абсурд! У нас Минфин такого никогда не пропустит. Правительство США, напротив, пришло к выводу, что выгодно вложить деньги в фирмы, которые быстро расширят производство высокотехнологического продукта. Например, компания занимается разработкой новейших электронных приборов, продает их, и за счет налогов с продажи, которые пойдут государству, оно с лихвой оправдает свой вклад. Таким образом, с виду абсурдный закон делает государство богаче и расширяет рынок высокотехнологической продукции. Я предложил такую систему ввести и у нас, и, насколько я знаю, правительство согласно.
Закон Стивенсона-Уайдлера работает так: государство вкладывает деньги в инфраструктуру лаборатории при условии, что она создаст на них некий экономически выгодный продукт. С его продажи государство вернет себе деньги. В результате и государство обогатится, и лаборатория укрепит свою инфраструктуру.
Тормозом для введения таких инновационных технологий в России является закон об интеллектуальной собственности. Раньше, когда все права на интеллектуальную собственность принадлежали государству, она была никому не нужна. Сейчас в первом чтении уже принят новый закон. В нем, в смысле правообладания, рассматриваются три субъекта - государство, изобретатель и предприятие. Как только Дума определит, какая доля кому принадлежит, изобретатель будет заинтересован в коммерциализации своей работы, поскольку получит личную выгоду, и дело пойдет.
На президентском совете шла речь и о венчурном капитале. В виде прямых инвестиций он направляется в компании, находящиеся на начальных стадиях развития, на стадии развития или расширения бизнеса. Предлагались и такие формы инновационной деятельности, как научные парки, информационные пояса, центры коллективного пользования, финансирование малых фирм. Президенту предстоит решить, чем из всего этого арсенала сможет воспользоваться российская наука.
Кроме того, у нас состоялся весьма нелицеприятный разговор о претензиях ученых к отечественной системе высшего образования. Мы говорили, что нельзя снижать уровень его фундаментальности, что необходимо устранить разрыв подготовки между школой и вузом. Образовательные стандарты школы все время стремятся к понижению. Из естественных наук - химии, физики, математики, как правило, изымается фундаментальный раздел. Учебники превратились в набор случайных фактов. Все это стало предметом нашего обсуждения. Тот же Гинзбург рассказывал, что в школе изучается термодинамика каких-то насосов. Если они устареют, что тогда изучать? Термодинамику других насосов? Бред! Надо изучать термодинамику как фундаментальную науку.
- Болонский процесс, возможно, выправит перекосы российского образования?
- Члены совета говорили, что нельзя допускать снижения срока обучения в вузе и отменять ученую степень доктора наук, как этого требует международная Болонская декларация. Дискуссия на эту тему была живая, закончилась она тем, что решили вступать в Болонский процесс. Надо интегрироваться в мировое научное пространство и изучать опыт западных коллег, но делать это "с головой", сохраняя преимущества и защищая идеи нашей системы. Но и забывать о ее недостатках не след. Например, за последнее десятилетие у нас до невероятия разрослась система региональных филиалов коммерческих вузов. Есть университет, у которого 300 филиалов. Создаются они формально - в каком-нибудь поселке записаны два-три профессора, которые туда не ездят, уровень подготовки там запредельно низок, а дипломы выдаются такие же, как в лучших вузах страны. Это явление я подверг жесткой критике. На совете мы решили, что региональные филиалы нужно упорядочить, но механизма, как это сделать, пока никто не предложил. Филиалы, которые могут обеспечить достойный уровень подготовки, ради Бога, пускай существуют. Но от халтуры пора избавляться. Россия заинтересована в сохранении высокого уровня наших дипломов, иначе мы просто дискредитируем наше высшее образование.
http://www.msu.ru/info/struct/rectintv.html?2004-02-24_19-26.d646bc9
24.02.2004
Политический журнал. Беседовал Андрей Веймарн
