Захвату террористами школы в Беслане исполнился год. "Захват школы" - звучит как-то казенно-бездушно, но так, для краткости, мы говорим. А если сказать чуть пространнее, но точнее, то тогда, что год спустя, что десять, только и почувствуешь всю чудовищность случившегося 1 сентября 2004 года в Беслане: захват и насильственное удержание нескольких сотен детей, включая младенцев, в течение трех дней, морение голодом, пытка жаждой и угрозами уничтожения (для чего здание школы и было заминировано). Ну и так далее. Менее сентиментальные, чем я, могут продолжить этот список...
Все борются с терроризмом. Да что-то не видно не то что особых успехов в этой борьбе, но даже и единства оценок того, что опять же все считают одной из главных угроз для современной цивилизации, что в евроатлантическом (западно-христианском) ее ареале, что в восточных.
Я же настаивал и буду настаивать на том, что пока мы не приравняем терроризм к тому, что называется оружием массового уничтожения, мы, на Западе и Востоке, на Севере и на Юге, не сможем избавиться от деления террористов на плохих (угрожающих лично нам, нашей семье, нашим детям, нашей стране, как бы эта страна ни называлась) и не очень плохих или даже хороших (вроде бы борцов за справедливость, повстанцев, инсургентов, революционеров, борцов за независимость, партизан и т.п.).
Казалось бы, теракты в июле сего года в Лондоне должны были бы уравнять для Запада тех, кто взрывает нью-йоркские небоскребы, вагоны лондонского метро и захватывает детей в Беслане, бен Ладена и Басаева. Оказывается, нет. И демонстрация пространного телеинтервью Басаева американским телеканалом - лишь самое яркое, но отнюдь не единственное и не самое фундаментальное тому доказательство. До взрывов в Лондоне были, например, андижанские события в Узбекистане. Весь Евросоюз, Великобританию включая, осудил не тех, кто с оружием в руках захватил центр целого города и убивал, брал заложников, а узбекские власти, которые данный отчетливо террористический по методам мятеж подавили.
Терроризм - одна из самых популярных тем современных СМИ. И вроде бы все пишут об одном и том же, и с одинаковой тревогой, однако складывается впечатление, что каждый автор все-таки всякий раз имеет в виду нечто другое, чем его коллега, тем более - чем его оппонент. И дело не только в терминологической нечеткости, хотя и это показательно. Дело в том, что "терроризмом" сегодня называют множество схожих, но не равнозначных явлений, из числа которых тот или иной эксперт, политик или террорист выбирает нужный ему набор компонентов, осуждая или оправдывая ту или иную акцию.
Вот одно из довольно удачных определений терроризма: "Форма политически мотивированной деятельности, сочетающей психологический (устрашение) и физический (насильственные действия) компоненты, осуществляемой индивидуумами или малыми группами с целью побудить сообщество или государство выполнить их требования" (Дэвид Джери, Джулия Джери, Большой толковый социологический словарь, русское издание).
Получается, что ключевые слова в этом определении не "устрашение" и "насилие", а "индивидуумы и малые группы", ибо если последние слова изъять, то под определение терроризма попадает и любая война против другого государства и даже просто полицейская операция.
Авторы словаря, вполне осознавая расплывчатость формулировки, дифференцируют разные виды терроризма - от революционного до государственного. Но делают это не очень убедительно. И та же картина - с определениями терроризма, имеющимися в других источниках.
Между тем, терроризм, явление абсолютно не новое в истории человечества, в силу ряда обстоятельств, в том числе и техногенных, приобрел сегодня такой размах, а главное - благодаря современным СМИ - такой масштаб воздействия на массы людей, что без жесткого и четкого отделения терроризма от схожих явлений человечество может запутаться уже не в словах, а в действиях. Что, в общем-то, и происходит.
Похоже, что все мы скатываемся к крайне субъективистскому определению терроризма: это насилие или устрашение угрозой насилия, направленное против граждан твоей страны, в том числе и находящихся под ружьем, если только обеими сторонами не признан факт войны между ними. Это же определение переносится на третьи страны, но исключительно по принципу союзничества или симпатий по отношению к одной из сторон конфликта.
Я хочу выделить несколько моментов, которые, на мой взгляд, могли бы приблизить нас к некоей одновременно и универсальной, и легитимной формулировке, позволяющей хотя бы теоретически отойти от циничного правила, которое повсеместно используется в реальной политике, а именно от правила, согласно которому террорист, воюющий против меня или того, кому я симпатизирую, это плохой террорист, а террорист, воюющий против других, особенно тех, кого я не люблю или к кому равнодушен, - хороший террорист или повстанец.
Прежде всего надо четко отделить, пока война как таковая не запрещена международным правом, партизанскую войну против вооруженных сил противника, от терроризма, всегда своим непосредственным действием направленного против мирного населения. Ибо всякое (не чисто уголовное) насилие или устрашение угрозой насилия, направленные против мирного населения, есть главное в терроризме.
По этому основанию и 11 сентября в Нью-Йорке и Вашингтоне, и 11 марта в Испании, и 7 июля в Лондоне, и взрывы в автобусах и ресторанах в Израиле, и подрывы гражданских объектов на территории Чечни, и, конечно же, захваты театрального центра на Дубровке и школы в Беслане, - все это терроризм, ради каких бы "благих", по чьему-либо мнению, целей эти акты ни осуществлялись. И такая оценка автоматически должна быть единой и для Вашингтона, и для Москвы, и для Лондона, и для Брюсселя, и для Страсбурга, и для всех, кто желает находиться в рамках международного права. Любая иная оценка, даже построенная по логике "да, но:", должна квалифицироваться как прямая поддержка терроризма. Для официальных лиц она должна быть исключена категорически - под угрозой международной обструкции данного лица.
Соответственно, все лица и организации, в той или иной степени причастные к подготовке, финансированию и реализации таких актов (терактов), должны рассматриваться как преступники.
Эта, казалось бы, очевидная логика тем не менее постоянно нарушается.
Оправданием последнего чаще всего служат "неадекватность" мер по борьбе с терроризмом. Поскольку представления об "адекватности" и "неадекватности" весьма расплывчаты и субъективны, должен быть выработан очень четкий кодекс борьбы с терроризмом и угрозами его применения, принятый в качестве обязательного для всех международного правового акта. Причем наказания за террористическую деятельность должны быть одинаковыми на территории всех стран, а любое национальное послабление в этой части должно квалифицироваться как пособничество терроризму или укрывательство террористов.
Далее. Многие террористические группы выдвигают встречное обвинение государствам, с терроризмом борющимися. Это обвинение в государственном терроризме. Палестинцы обвиняют в этом Израиль. К ним присоединяются многие западноевропейцы. Лидеры чеченских боевиков обвиняли и обвиняют Россию в государственном терроризме. И здесь многие западноевропейцы (и не только западно-) присоединяются к этой оценке. В государственном терроризме обвиняют и США все те, кому не нравится поведение этой страны в последнее время.
Словом, необходимо четкое и общепризнанное определение государственного терроризма и, соответственно, его запрет, либо, напротив, изъятие этого термина из международного политического лексикона, коль скоро за государством признается право на насилие (в ограниченных законом пределах) над собственными гражданами и даже в международных масштабах при обеспечении своей безопасности.
Все то, о чем я говорю, так или иначе присутствует в международном праве, но сегодня является очевидно неэффективным и двусмысленным.
Когда группа ведущих стран приняла для себя решение о том, что атомное, химическое и бактериологическое оружие являются угрозой для их существования, они либо ликвидировали, либо чрезвычайно ограничили, в том числе и свое собственное, право на владение этим оружием.
Поэтому-то, на мой взгляд, терроризм (безотносительно к тому, каким конкретно способом он реализуется, а этих способов может быть множество, в том числе и безоруженческие, например, гражданские самолеты) сегодня стал оружием массового уничтожения (ОМУ), а следовательно, и должен быть запрещен для всех - как для отдельных граждан и организаций, так и для государств.
Ибо, как и в случае с ядерным оружием, существует возможность гарантированного террористического взаимоуничтожения или по крайней мере нанесения с помощью терроризма неприемлемого для тебя ущерба.
Терроризм сегодня представлен в первую очередь исламским терроризмом. То, что ислам как религия к этому отношения не имеет, ровно ничего не значит.
Россия, под любым названием - Российская империя, Советский Союз, Российская Федерация - с исламом никогда не боролась. Если при Ленине боролись с духовенством, то в равной степени что с мусульманским, что с православным, что с любым иным. Православные храмы закрывали и разрушали с не меньшей интенсивностью, чем мечети или синагоги. При Сталине народы репрессировали не по конфессиональному признаку. Более того, совершенная правда, что в России за все времена накоплен уникальный опыт национального и конфессионального сожительства русских (или православных) как раз с мусульманами. Советский Союз и нынешняя Россия никак не могут быть обвинены в каких-либо войнах избирательно антимусульманской направленности (таковыми не являются ни афганская война, ни обе чеченские кампании), а СССР (то есть та же Россия) и вообще считался другом и союзником многих мусульманских стран как со светским, так и с религиозным государственным устройством. Словом, если и есть в мире страны - враги ислама и исламских государств, то Россия к ним никак не относится.
Следовательно, исламский терроризм в России имеет целью не защиту ислама или мусульман, а расчленение самой России. И перенос терактов на чисто мирные объекты (школы, театральные здания, метро, железнодорожные составы, пассажирские самолеты) есть война не за что-либо, а против России.
Геополитический аспект этой проблемы таков: абсолютно неправильно представление о том, что США являются главной целью исламского терроризма, а Америка - главный сегодня форпост борьбы с ним. Просто США ведут войну с этим терроризмом более публично и на далеких подступах к своей территории, а Россия - принимает главный удар этого терроризма на своей собственной земле. Западу нужно наконец это понять и перестать защищать какие-либо права и свободы террористов из Чечни и всех связанных с ними "сепаратистов".
Безрассудным, стратегически ошибочным ударом по Ираку США как раз и стимулировали всплеск исламского терроризма в регионе Большого Среднего Востока, и, в частности, на российском Кавказе. И это несмотря на то, что Москва всячески пыталась удержать Вашингтон от такого шага. Последнее еще раз доказывает, что никакого отношения к борьбе за права ислама или мусульман теракты на территории России не имеют.
До сих пор высшим проявлением злодейства и бесчеловечности в европейской культуре считался фашизм. Ушедший в прошлое настолько, что кое-кому (в странах - членах Евросоюза, между прочим) кажется даже пристойным зафиксировать свою службу в войсках СС.
После захвата, пыток и расстрелов в Беслане террористами сотен детей, надеюсь (хотя и не уверен), современный исламский терроризм будет приравнен к высшему проявлению зла и бесчеловечности - к немецкому фашизму. Но проявлению, не ушедшему в прошлое, а находящемуся на восходящей линии своего развития.
После бесланского холокоста в нашей стране на официальном уровне наконец-то было провозглашено, что международным терроризмом и его передовым отрядом на нашей территории, терроризмом чеченских "сепаратистов", объявлена тотальная война против России.
Если это тотальная война, то есть война на полное уничтожение объекта атаки, России, то встают вопросы о наших противниках, союзниках, готовности и способности нации противостоять и победить в этой войне, а также о способности вооруженных сил России во всей их совокупности вести и выиграть эту войну.
Но кто противники? Единственная ясность для нас в этом вопросе: чеченские и иностранные боевики, действующие на территории России. Все остальное - крайне размыто и неконкретно. Какие-то международные спонсоры, какие-то внутренние структуры, снабжающие их деньгами и оружием, какие-то страны, где эти боевики проходят подготовку и лечение, какие-то организации, обеспечивающие на Западе выступления пропагандистов тотальной войны против России и даже предоставление им политического убежища, какие-то не ясно где находящиеся штабы политического, а не собственно боевого руководства террористической войной. Где названия стран, организаций, где имена всех, а не только полевых командиров, - имена высших руководителей террористического рейха? За год, прошедший после Беслана, ответов на все эти вопросы мы так и не получили. Ни от наших политических лидеров, ни от руководителей спецслужб. Смешно, если здесь уместно говорить о смехе, но все замыкается на одну фигуру - Басаева.
Если кто-то в Европе думает, что русский солдат защищает на Северном Кавказе вообще и в Чечне в частности имперские амбиции России и рейтинг Путина или всего лишь Россию, то иначе как интеллектуальным кретинизмом это назвать нельзя.
Русские солдат и генерал, плохо они действуют или хорошо, тактически и оперативно защищают на Кавказе ценности христианской цивилизации, всего евроатлантического мира и конкретно - свободу и безопасность Европы и каждой из стран Евросоюза, в который вообще-то Россия не входит.
И в фашистские времена коллаборационизма в Европе было немало, в том числе и идейного, и на ненависти к России замешенного. Что ж удивляться, что он процветает и сегодня. Только ведь и Россия по отношению к коллаборационистам (странам в целом и отдельным политикам) должна и имеет полное моральное право вести себя соответственно.
Тотальная война не выигрывается разгромом противника на своей территории и вытеснением его за пределы своих границ. Тотальная война выигрывается только разгромом агрессора и уничтожением на его собственной территории. Это к вопросу о стратегии данной войны с нашей стороны.
О готовности и способности России к сопротивлению и победе в этой войне. Теоретически с этим все ясно и выбора тут нет, ибо если нет готовности и способности - России рано или поздно не будет. Практически - множество вопросов, порой самых неясных.
Тотальная (как и терроризм) коррупция в наших вооруженных силах, правоохранительных и силовых структурах, и не только в них, является важнейшим обстоятельством, обеспечивающим успех всех терактов в наших городах. И пока эта тотальная коррупция не будет уничтожена, террористы будут побеждать сначала количественно, а затем и качественно. Собственно, террористическая серия конца августа - начала сентября 2004 года в Москве и Беслане, да и фактически беспрерывные менее масштабные теракты уже этого года на Северном Кавказе, и дают пример такого перехода количества в качество.
Выиграть войну, тем более тотальную, если нет доверия к своей власти и своим силовым структурам, невозможно. Массированное сокрытие правды в наше время ведет в ситуациях, подобных бесланской, только к одному - к тому, что люди начинают верить террористам больше, чем власти. Не это ли мы видим по ходу судебного процесса над террористом Кулаевым? Таково, судя по всему, почти общее настроение "Матерей Беслана". Прочтите под этим углом зрения, например, громадное интервью врача Ларисы Мамитовой, оказавшейся (вместе со своим ребенком) заложницей в Беслане ("Известия", 22.08.05). Вы увидите поразительные вещи.
Тотальная война в условиях тотальной (как бы с этим ни боролись) свободы перемещения информации - это и есть самое сложное в войнах современности.
Свобода и безопасность - вещи во многом (не во всем) несовместимые. Это было ясно всегда. Просто для нас это стало актуальным сегодня. Несвобода, впрочем, - не гарантия безопасности. Она лишь гарантирует то, что тот, кто над тобой властвует, защищает тебя от других. Но не от его собственной воли.
Вопрос о том, что является более важной ценностью - безопасность или свобода - современная цивилизация до конца не решила. Поиск решения затрудняется еще и тем, что, судя по всему, для одних людей в каждый конкретный момент истории большей ценностью является свобода, а для других - безопасность, жизнь. И поля для компромисса или диалога между ними нет. Ибо те, кто выбирают свою безопасность, вынуждены отбирать у других свободу, а те, кто выбирают свою свободу, неизбежно уменьшают безопасность других.
Надо признать, что 1 сентября прошлого года в Беслане всем нам был преподан открытый урок терроризма. За прошедший год, хотя ничего подобного в России, слава богу (или спецслужбам?), не случилось, ответного ясного антитеррористического урока даже самим себе, не говоря уже что террористам, мы дать не сумели. Несмотря на многие тактические победы. Следовательно, тотальная война, увы, продолжается.
***
Давно уже пора по традиции перейти к обзору материалов данного номера "Политического класса", но мой конспект в неконспективной своей части слишком затянулся. Поэтому изменю традиции, что иногда нужно делать, и скороговоркой отмечу только некоторые моменты, на которые, на мой взгляд, важно обратить внимание.
Интересна и актуальна вся наша подборка по проблеме терроризма, подготовленная, естественно, в связи с годовщиной чудовищной трагедии в Беслане. И оба интервью - Александра Торшина и Виталия Наумкина. И, на мой вкус, блестящая статья Владимира Дегоева. Но советую не пожалеть времени и прочесть, освежая свои исторические знания, всю нашу хронологию политического терроризма в России. Хотя бы для того, чтобы еще раз осознать, что отличает политических террористов середины XIX века от нынешних. Не утверждаю, что те были лучше, но разница все-таки есть. Та, на которую я уже указывал. Тогда терроризм был просто политическим оружием, а теперь превратился в оружие массового уничтожения.
Всех профессиональных читателей "Политического класса" прошу обратить внимание на коллизию, сложившуюся вокруг нашего конкурса "Русская Минерва", от которого мы тем не менее не отступаем.
И последнее. Поскольку "Политический класс" выходит в конце месяца, которым датирован, мы решили перейти в публикации нашего "Политкалендаря" на формат опережающего информирования аудитории. Что вообще свойственно всем календарям. В связи с этим в данном номере мы публикуем сразу два выпуска "Политкалендаря" - на август и на сентябрь. Соответственно, в сентябрьском номере будет опубликован календарь на октябрь. Ну и так далее.
Пусть простят меня авторы других материалов данного номера, но я вынужден этим ограничиться.
Впереди - новый и очень интересный и важный политический сезон. Так что поводов для дискуссий будет больше чем достаточно. Одна история с СНГ, саммит которого 26 августа прошел в Казани, чего стоит. Так бы хотелось об этом написать - но и эту крайне волнующую меня тему придется отложить до следующего раза.
Виталий Третьяков, главный редактор
29.08.2005
http://nigru.ru/docs/class/612.html
