Государство уже не зависит от организованных действий бизнеса
Одна из самых популярных на сегодня тем при обсуждении экономического и политического положения России - роль и судьбы олигархов. Причем отношение к проблеме весьма противоречивое. С одной стороны, все мечтают о конце эры "олигархического капитализма" в России, считая данный феномен порождением смутного переходного времени. С другой - происходящие с отдельными "чисто конкретными" олигархами неприятности воспринимают как признаки нарастающей угрозы политическим свободам, особенно в контексте построения новой вертикали власти.
С завершением периода революционных потрясений изменения политического ландшафта в принципе неизбежны. Консолидация экономической и политической жизни является характернейшей чертой выхода из любой революции и происходит по мере формирования нового общественного консенсуса. Формирование последнего налицо - достаточно посмотреть, как дружно все (включая экономистов компартии) поддерживали программу Германа Грефа на недавнем заседании правительства (так и хочется написать "историческом заседании"). Важнейшее проявление такой стабилизации - существенное ослабление роли и влияния героев эпохи бури и натиска. Одни уходят добровольно, другие принудительно. Одни - в небытие, другие в историю.
У этой перемены есть не только субъективные (политические), но и объективные (экономические) основания. Роль тех или иных субъектов хозяйственно-политического процесса меняется, иногда незаметно для самих игроков на этом поле. Это, по моему мнению, и произошло с олигархами. За всеми спорами о судьбе конкретных носителей этого славного имени все как-то упустили из виду, что олигархов в том смысле, который вкладывали в это понятие в середине 90-х годов, в России больше не существует.
Понятие "олигарх" применительно к посткоммунистической России возникло где-то на рубеже 1995-1996-х годов в связи с приближением президентских выборов и угрозой коммунистического реванша. Бедное и слабое государство пошло на сделку с рядом предпринимателей, предложив привлекательные промышленные активы в обмен на политическую и финансовую поддержку со стороны бизнеса. Условия залоговых аукционов были просты до безобразия: бизнес дает деньги, и если в июне все проходит удачно, то к концу года получает соответствующие активы в собственность. "Залоговые аукционы" стали с тех пор объектом резкой критики, однако я и сейчас убежден, что то была оправданная цена за недопущение коммунистов к власти, поскольку альтернативой был бы реваншистский хаос на многие годы.
В дальнейшем власть продолжала оставаться слабой и зависимой от бизнеса. Неспособность сбалансировать бюджет и необходимость постоянной подпитки за счет ресурсов финансового рынка делали власть исключительно уязвимой перед лицом основных игроков этого рынка, что на практике означало его подчиненность нескольким владельцам крупнейших финансовых структур. Их действия на финансовом рынке - прежде всего решения покупать или продавать ГКО - могли привести к падению рубля, кабинета, а то и всей политической системы ельцинской России. Именно это и превращало их в олигархов.
Зависимость от олигархов носила тем самым не субъективно-личностный, а институциональный характер. Проблема состояла не в изощренности одних и продажности других, но в характере складывающихся институтов и соответствующих им интересов. Более того, с каждым новым дефицитным бюджетом усиливался реальный контроль этих самых олигархов над действиями власти. И неудивительно: всем известно, что на более ранних фазах истории заемщик, не способный вовремя выплатить долг, попадал в рабство к кредитору.
Теперь всего этого нет. И дело не только и не столько в том, что финансовый кризис подорвал ресурсы банковских структур. В конце концов восстановить политическое и финансовое влияние было бы не так уж и сложно - ведь и в начале 90-х формирование будущих олигархов шло быстрым темпом. Главное же состоит в радикальной смене макроэкономической среды: здоровый бюджет покончил с зависимостью власти от бизнеса, политическая роль банков существенно ослабла. Доходы государства превышают его расходы, долги постепенно сокращаются. Правительство наконец оказалось способным обещать только то, что оно реально может сделать.
Тем самым у государства появляется большая свобода маневра. Теперь есть возможность опираться на различные группы интересов, использовать противоречия между ними для стабилизации политической власти. Вовсе не случайно, что меры по политической стабилизации (которые принято сейчас называть "мерами по укреплению исполнительной вертикали") непосредственно последовали за стабилизацией макроэкономической.
Разумеется, все это не означает резкого укрепления государства. Власть остается слабой. Однако теперь уже проблема носит личностный, а не институциональный характер. То есть отдельные политики и чиновники могут быть в зависимости от конкретных предпринимателей, находиться у них на содержании, и с этим предстоит нелегкая борьба. Однако государство как институт уже не находится в прямой зависимости от организованных действий бизнеса. Словом, власть будет укрепляться и обретать все большую независимость. Это в общем-то естественный процесс. Единственное, от чего хотелось бы предостеречь, так это от неуклюжих действий по демонстрации своего крепнущего могущества, увлечения собственной силой и важностью. Было бы жалко распугать инвесторов, которые любят деликатность.
Итоги.ру
No. 29 (215) 14 июля 2000
http://www.iet.ru/personal/mau/itogi215.html
