Анатолий Васильевич!
[...] Мы встретились с Вами в работе "Журнал Печорина", и там Вы стали предлагать мне совместное существование, объяснив это моей тогдашней неприязнью к театру вообще. Постепенно я не находил возможность самовыражения в "Современнике" и ушел оттуда на курсы кинорежиссуры.
Нет, я не тешил себя самолюбивыми надеждами, просто я искал новых путей для себя. Я был в кризисе.
Наша встреча произошла накоротке - в ВТО, и Вы сказали: "Не понимаю, зачем хорошему артисту становиться режиссером?" Это были - хорошие слова. Из всего хорошего я умею извлекать пользу, но мне нужен процесс, я должен сам через что-то пройти, чтобы проверить теорию практикой. [... ]
Я не думаю, что не стал бы хорошим режиссером, особенно в наше время, когда можно подворовывать чужие мысли и идеи и никто не догадается, а если и догадается, то промолчит, потому что сам ворует.
Однако, когда пришло время Высших реж. курсов и меня стали учить какие-то дуболомы, которых я не уважал, и не уважаю, и не смогу никогда уважать, - я не выдержал. Кроме того, я понял, что в этом болоте легко потерять себя, свое я, свою индивидуальность, стать исполнителем чужой музыки. Я снова ушел и снова остался один со своими мыслями и идеями, со своим Олешей и Платоновым, Толстым и Чеховым, Шекспиром и Достоевским, Фальком и Мане, Моне и Колтрейном, Гиллеспи и Шоу, Лермонтовым и Пушкиным - и всеми мною любимыми мертвецами.
Через два года мы с Вами встретились опять. Я пришел просить Вас прочесть курс лекций о режиссуре.
Пришел часов в 11. Шла репетиция. Это был Тургенев. Потом был Ваш разбор, и я вдруг понял, что режиссуре нельзя учить, что режиссером, как и артистом, нужно, прежде всего, родиться. [...]
И вновь последовало Ваше предложение - работать вместе, я согласился и на следующий день репетировал Беляева. [...]
Вчера Вы что-то говорили о коллективе, о том, что кто-то с сожалением сказал или спросил: "он что же, не работает?"; о том, что Вы сидите в гримерной, когда артисты чешут языки; о том, что, мол-де, посибаритствовать можно, купив самого дорогого кофе и попивать в свое удовольствие; о том, что квартиру, конечно, сделают и надо потерпеть; и снова о том, что, мол, надо быть в коллективе.
Я что-то вякал в ответ и думал: а зачем я это слушаю?
Вы говорите: "А я вот работаю много, и тогда все неприятное уходит". А я думаю: "Живете Вы рядом с театром, есть у Вас кабинет и, конечно, возможность музыку послушать. Вы можете в любое время дня или ночи уединиться, закрыться в кабинете, подумать, посоображать..." А тут - пилишь в театр час двадцать минут - только туда, да еще в городском транспорте, да еще, не дай бог, тебя узнает кто-то и приставать начнет. Какое же тут искусство? На спектакль стараешься за час приехать да свет в гримерной погасить - чтоб как-то сосредоточиться.
Вы еще обронили фразу: "А я хотел бы пожить там, где ты. И тишина, и воздух свежий, и от центра далеко". Да, две комнаты, одна на восток, другая на запад, лес рядом,
на лыжах походить можно, народ кругом здоровый от портвейна и кислорода - Вас-то в лицо не знают, предлагать "пропустить стаканчик" не будут. И тишина обеспечена: наверху две кобылы из кулинарного техникума на пианино в четыре руки шарашат "Листья желтые", внизу милиционер свое грудное дитя успокаивает - как будто тот от него в километре находится. И прелесть еще в том, что жизнь можно изучать, не выходя из дома, напротив - все квартиры соседнего дома насквозь просматриваются.
Потерпеть - Вы говорите. Пожалуйста. Но и для терпения нужны условия - вот я и прячусь в богадельне - в нынешнем моем пристанище. [...]
Чувствую - злюсь, но воистину - сытый голодного не разумеет.
Теперь - что касается коллектива. Я столько его наелся в бытность свою в "Современнике", да еще все это в соусе единомыслия, - что мне до конца жизни этого кушанья хватит.
Теперь о "работнике".
Не тут ли та самая вампука в опере: артисты стоят на месте и орут: "Мы бежим, бежим, бежим!"
Я люблю работать много и хочу, но между "хочу" и "могу" космическое расстояние. [...]
Дело, дело и еще раз - дело! Вот мой лозунг. Все остальное - суета. Все эти хождения в гости, беседы об искусстве с коллегами, взаимные восхваления - от неуважения друг к другу. Всему этому - грош цена, потому что держится это все на дешевом, комнатном тщеславии.
С большим трудом я от этого освободился - и возвращаться к этому не хочу. Хочу играть, хочу писать, рисовать и - думать. Хочу идти дальше, и слава богу, что судьба столкнула меня с Вами. Я понял, что Вы - мой режиссер и не дадите мне успокоиться как артисту, но что касается моих человеческих качеств, то...
Тут уж... я останусь таким, как я есть, со всеми моими пристрастиями и комплексами.
С уважением
Ваш
Олег Даль.
7.03.78
Письмо О. Даля А. Эфросу // Эфрос А. Книга четвертая. М., 1993
http://www.russiancinema.ru/template.php?dept_id=15&e_dept_id=1&e_person_id=1273
