В целях осуществления прорывного научно-технологического и социально-экономического развития Российской Федерации, увеличения численности населения страны, повышения уровня жизни её граждан, создания комфортных условий для их проживания, а также условий и возможностей для самореализации и раскрытия таланта каждого человека постановляю: …»[1]
В. Путин, президент России
В Указе В.В. Путина очень точно, сжато и обоснована была сформулирована, по сути, национальная идея России, ее стратегическая цель развития, – которая позже, в СНБ и других нормативных документах не раз раскрывалась более подробно[2]. В Указе В.В. Путина эта стратегическая цель была конкретизирована в 8-и «общенациональных целях (пункты «а») … и)», из которых к 2024 году был выполнен только один[3] (да и то применительно только к аграрному сектору).
Иными словами, стратегический план развития России в 2018–2023 годы был полностью провален по всем направлениям, причем еще до начала СВО в феврале 2022 года. Во многом вина за это может быть возложена на крайне неблагоприятное развитие МО и ВПО в этот период, когда, начиная с 2014 года, на Россию обрушился град санкций и крайне враждебной политики США и их союзников (в настоящем разделе не рассматриваются специально отдельно внутриполитические и иные факторы). Но в любом случае этот пример иллюстрирует влияние неблагоприятного развития МО-ВПО на положение и развитие государства[4].
Кроме того, закономерности стратегии и стратегического планирования (СП) безусловно существуют и говорят однозначно в пользу того, что любая текущая политическая, экономическая и военная деятельность должна исходить из общих представлений о перспективах развития как МО-ВПО, так и отдельного субъекта. «Горизонты планирования» должны быть максимально продвинуты вперед с тем, что представлять себе, как минимум, оперативную перспективу на 2–3 года, если нет возможности (такое часто происходит) заглянуть на перспективу 5–7 и более лет.
К сожалению, подобная ситуация в России не редкость (более того, еще недавно она считалась нормой). Так, например, летом 2023 года очень многие политики и эксперты в России жаловались на отсутствие такой стратегической перспективы, в качестве которой выступала официально заявленная В.В. Путиным достаточно абстрактная цель «демилитаризации» и «денацификации» Украины. Без промежуточных и обязательных стратегических целей.
Между тем, анализ и стратегический прогноз развития ВПО и даже СО не только возможен, но и обязателен. Как видно из рисунка ниже, с 2010 года мною и коллегами прогнозировалось, что развития базового сценария МО и ВПО будет идти по следующему наиболее вероятному сценарию, названному «Сценарием усиления военно-силового противоборства», что полностью подтвердилось позже (хотя изначально и вызвало, как всегда, критику). Более того, с 2010 по 2014 год рассматривались только «позитивные» и «оптимистические» сценарии развития МО, что стало основной причиной неожиданного резкого изменения тенденции в развитии МО в начале 2014 года.
По нашему прогнозу, подтвердившемуся позже, в 2014–2020 годах этот сценарий развивался попеременно по одному из своих конкретных вариантов (не отличавшихся существенно друг от друга), который окончательно и однозначно сформировался к 2020 году в «Вариант № 2» – «Усиление военно-силового давления». Ожидалось, что этот вариант пройдет качественную точку «бифуркации» в период 2021–2025 годов, т. е. «переходный период», когда наиболее вероятным вариантом станет «Вариант № 2.2» – «Войны и конфликты на отдельных ТВД».
Как теперь уже известно, этот прогнозный сценарий полностью подтвердился, но – хотелось бы подчеркнуть, что если бы он учитывался в период 2014–2020 годов, то ОПК и ВС страны оказались бы готовыми к реальным военным действиям, а не только выставкам и парадам. Сирийский опыт, конечно же, имел значение для ВКС, но и то – в значительной степени как полигонное испытание. Как видно из рисунка, представленного мною, кстати, прежде на работах и круглых столах в ВАГШ, вариант «Сценария 2.2», который я назвал «реалистическим», стал в 2022 году основным. Его развитие предполагалось в реализации конкретных вариантов сценариев развития стратегической обстановки (СО) в самых разных регионах – от Кавказа, Закавказья и Украины до Казахстана. Кстати, именно «казахстанский сценарий СО» вызвал на круглом столе в ВАГШ в 2020 году наибольшее недоверие.
На рисунке я не прорисовал все варианты сценариев развития СО, но говорил о них, упуская (насколько теперь помню) только один – отношения с Финляндией, хотя уже в то время (до 2014 года) я писал об усиленных контактах ВС страны с ЕС и НАТО. Напомню в этой связи о прогнозе развития ВПО и СО, который был сделан мною прежде[5]. Повторю его с тем, чтобы подтвердить его вероятность на конец 2023 года.
Как видно из рисунка ниже, базовый («наиболее реалистичный») вариант развития ВПО («Вариант № 2») предполагал два основных конкретных варианта развития стратегической обстановки (СО) в мире и в отдельных регионах, каждый из которых не мог быть исключен, но наиболее реалистическим является, безусловно, вариант развития «Стратегической обстановки в регионах». Этот вариант СО предполагал нарастание вероятности конфликтов в Европе, Азии, на Большом Ближнем Востоке и в Арктике.
Примечательно, что после публикации в феврале 2022 года краткого описания новой Стратегии обороны США (в кратком изложении) появилась обоснованная критика, которая показывала, что эта новая редакция вероятнее всего будет в скором времени пересмотрена именно по аналогии с «Вариантом № 2» развития СО, предлагаемого в данной работе, а именно[6]: критики считают, что «США просто нужен документ на трех страницах, четкий и четкий, в котором говорится, что Соединенные Штаты и их союзники будут поддерживать мир в Азии, Европе и на Ближнем Востоке (2,5 войны), будут уделять первоочередное внимание готовности и возможностям вооруженных сил сегодня, создавая боеприпасы и оружие, интегрируя современные технологии, и будет увеличивать свое передовое присутствие в качестве приверженности демократии»[7].
«Нынешний министр обороны Ллойд Остин должен принять этот момент шока и не корректировать Стратегию национальной обороны, а вместо этого переписать ее. Стратегия должна быть четкой, краткой и недвусмысленной. Это должна быть стратегия, в которой мы нуждаемся, не ограниченная в данный момент искусственными ограничениями финансирования. Короче говоря, в стратегии должны быть сформулированы следующие три императива, направленные на то, чтобы обратить вспять два с лишним десятилетия риска, из-за которого наши вооруженные силы оказались менее чем готовыми, у них не было боеприпасов и они были слишком малы, чтобы делать то, что необходимо:
Во-первых, отказаться от стратегии одной войны, которая лежит в основе всех текущих решений. Теперь ясно, что у нас есть противники на трех фронтах, и мы должны четко заявить, что собираемся быть готовыми. Новая оборонная стратегия должна предусматривать создание системы национальной безопасности, способной и готовой справиться с двумя с половиной войнами.
Во-вторых, отказаться от мечтаний о третьем смещении, которые привели к ужасной авантюре с изысканными технологиями после 2030 года в ущерб военной готовности и возможностям сегодня. «По сути, нынешняя оборонная стратегия приказала России и Китаю нанести удар в этом десятилетии, потому что мы, Соединенные Штаты, готовы ослабить себя сейчас, чтобы стать сильнее позже. Россия поддержала нас в этом вопросе, и Китай может не ждать, чтобы начать преследование Тайваня. Учитывая катастрофический послужной список Министерства обороны по преобразованию будущих технологий в правдоподобные системы вооружения, Министерству обороны следует вместо этого сосредоточиться на интеграции сегодняшних технологий в вооруженные силы, что является скачком вперед по сравнению с тем, что имеется в настоящее время. Новая оборонная стратегия должна отдавать приоритет закупке оружия и боеприпасов сегодня, постепенно внедряя технологии и обращая вспять тенденцию увеличения расходов на исследования за счет краткосрочных закупок.
Наконец, в-третьих, откажитесь от гибельной более чем 20-летней стратегии базирования американских войск в Соединенных Штатах и вывода войск из-за границы. Ничто так не свидетельствует о приверженности США, а также не помогает нам интегрироваться с нашими союзниками, как на земле, в воздухе и в плавании с ними по морям. Присутствие имеет значение. Расстояния до Азии, Европы и Ближнего Востока – наш враг. Переброска войск в регион во время кризиса происходит медленно и по нарастающей. То, что мы были там с самого начала, дает нам невероятное преимущество.
В итоге критиками делался следующий вывод: «Удивительно, насколько несоответствующей реальности стала нынешняя Стратегия национальной обороны (НСО). Нам не удалось соединить точки между речью Путина в Мюнхене в 2007 году, его вторжением в Грузию в 2008 году и его вторжением в Крым в 2014 году, вместо этого сигнализируя Путину через нашу оборонную стратегию, что мы будем рассчитывать наши силы только на одну войну за раз и это был Китай. Настало время для нынешней команды защиты дать миру понять, что Америка с ними, не только на словах, но и реальными возможностями».
Как видно из предложенной модели сценария развития ВПО, уже до 2014 года существовало огромное разнообразие вариантов развития СО, войн и конфликтов, которые было необходимо прогнозировать в рамках доминирующего сценария развития ВПО эскалации военно-силового давления. Причем, выделяя не только возможные, но и наиболее вероятные. Именно в том период, как видно на рисунке, в качестве наиболее вероятных войн и военных конфликтов были выделены военные конфликты в Нагорном Карабахе и на Украине, в Белоруссии, хотя в Средней Азии и на Дальнем Востоке политика США привела к существенному обострению ВПО к 2021 году. Уже в то время я писал, что развитие ВПО « объективно требует», чтобы в условиях разрушения стратегической стабильности были сделаны мероприятия военного планирования, которые соответствовали бы новым условиям формирования ВПО и СО[8]:
Во-первых, стратегический прогноз частных СО, военных конфликтов и войн был максимально конкретным потому, что даже локальные и региональные войны могут качественно отличаться друг от друга, например, военный конфликт на Донбассе и в Сирии, а, тем более, в Нагорном Карабахе. Богатый опыт локальных и региональных войн, в которых участвовали ВС СССР и России в последние десятилетия, – должен максимально использоваться и учитываться, а не игнорироваться, как это случилось во многом после войны в Афганистане.
Причем, во-вторых, такой прогноз должен делаться не только применительно к самому периоду военных действий, но и, как писал К. Клаузевиц, к «другим видам деятельности, помогающих использованию вооруженных сил», которые он относил к категории «сохранения военных сил» (подч. – К.К.). Кстати, это военный гений всегда подчеркивал, что у государств «существует множество силовых инструментов политики, в том числе не военных, которые надо использовать даже во время войны», что полностью подтвердилось накануне и в ходе СВО.
Во многом варианты различных сценариев в настоящее время мало отличаются от тех, которые прогнозировались прежде. Другое дело, что каждый «нижестоящий» в своей иерархии сценарий и его варианты могут отличаться некими конкретными особенностями от «вышестоящих» по иерархии сценариев.
Это отличие каждый раз проявляется в конкретных вариантах. Так, например, сценарий силового (но не военного) противоборства в развитии МО и ВПО не противоречит в деталях военному противоборству (с помощью не летального оружия, использования ССО, поставок ВВСТ и пр.), реализуемого в одном из вариантов сценария развития СО против России на Украине, Северном Кавказе или в Средней Азии. Или сценарий борьбы США и НАТО с Китаем и Россией, не исключает вариантов отдельного военно-силового противоборства, что в итоге и произошло в 2022 году[9].
В самом общем виде рисунок дает представление о подходе к исследованию, в котором сегодня нас интересует самый «нижний» уровень отношений – состояние СО, т.е. конкретное состояние СО в регионах и на отдельных ТВД, реальные войны и свидетельствуют ставки США и их союзников на «контрнаступление» ВСУ на Украине в мае-июле 2023 года. Так, например, успех или провал этого контрнаступления будет прямо влиять на позицию США и их союзников по поводу военных действий к концу 2023 года. Скорее всего, неизбежны провал ВСУ приведет к их капитуляции, которой попытаются не допустить западные военные конфликты и их влияние на формирование основных вариантов развития базового сценария ВПО в мире. А такое влияние существует, о чем отчетливо страны, вынудив Россию идти на ненужные ей переговоры. В этом смысле заявленные цели («денацификация» и «демилитаризация») могут оказаться формально реализованными.
Таким образом, в очередной раз в военной истории результаты военных действий должны будут быть использованы политиками. К сожалению, у России есть разный опыт позитивных и негативных результатов такого использования. Надо только понимать, что в целом для МО частный случай результатов СВО будет иметь огромное значение для будущего развития МО и всего миропорядка. В том числе и их влияние на смену политических парадигм в развитии МО и ВПО, которое ощущается сильно в связи с углублением Мирового кризиса и хаоса.
В 406 году орды варваров под общим командованием Радагайса переправились через Рейн и ворвались на территорию Западной Римской империи. Во вторжении участвовало множество племен, германцы атаковали на нескольких направлениях, и пока римляне отражали Радагайса в Италии, к северу от Альп племя за племенем проникало во внутренние провинции империи. Вторжение продолжалось, и трон короля занял его единственный законнорожденный сын Гундерих. Старший брат нового короля, которого звали Гейзерих, был рожден от наложницы и не мог претендовать на престол, но вскоре, в качестве соправителя стал вторым по влиянию после короля, а после смерти брата создал империю и правил 50 лет.
«Сказанное означает, что в период 2021–2025 годов уже не только возможны, но и вероятны станут военные конфликты и войны с западной коалицией на нескольких потенциальных ТВД и стратегических направлениях – от юго-западного (Украина) и северо-западного (Белоруссия) до южного (Закавказье). Они рассматриваются в качестве возможных и вероятных, например, в США»- писал я еще в 2015 году и позже, ссылаясь на Дж. Байдена[10]. Напомню, что подобные сценарии были прописаны в серии работ и НИРах, в том числе опубликованных достаточно давно[11], когда и конфликтах в Белоруссии и в Нагорном Карабахе еще многое не говорилось. Исключительно важная роль на первых этапах принадлежит ИР НЧК[12].
Учитывая, что подробно это было сделано в предыдущих работах, в данной части я просто исхожу из описанного выше сценария МО, который представляется наиболее вероятным в настоящее время и на перспективы, а именно сценария «Эскалация военно-силовых отношений между западной военно-политической коалицией и другими странами и центрами силы».
Этот сценарий МО реализуется в наиболее вероятном сценарии развития ВПО и его конкретных воплощениях в сценариях развития СО, что видно на следующем рисунке. Именно эта часть, развивающая положения сценария ВПО, о которой прежде не говорилось, становится основной в данном исследовании.
«Вариант № 2» развития ВПО на 2019–2021 годы – «Усиление военно-силового давления» – был конкретизирован в минимальной степени потому, что основной акцент делался на реализации того или иного сценария ВПО и его вариантов до «переходного периода», т.е. на более продолжительную перспективу[13]. В данной работе акцент изменен. Он более конкретизирован. В «переходный период» наиболее вероятным, на мой взгляд, будет вариант развития ВПО № 2.2. Поэтому конкретизация «Варианта № 2.2» должна быть описана подробнее. В том числе и потому, что «перспектива 2021» года уже наступила. Этот год стал реальностью, т. е. отсчет «переходного периода» начался параллельно с наступление вероятного периода региональных и локальных войн[14]. «Точка бифуркации» была пройдена в 2021 году, когда были сделаны все основные приготовления к началу крупного военного регионального конфликта на Украине. Заявление правительства России в декабре 2021 года стали последней попыткой решить вопрос политико-дипломатическими средствами. В феврале 2022 года, как известно, была начата СВО на Украине, но если бы она и не была начата, то ВСУ начали бы действовать откровенно на уничтожение ЛДНР уже в феврале-начале марта.
При этом особо отмечается, что при реализации этого сценария ВПО в его наиболее вероятном конкретном варианте – «Варианте № 2.2» – влияние военно-силовых аспектов внешней политики – военной политики, ВВСТ, военного искусства, развития ОПК и пр. аспектов, относящихся, как правило, к оценке состояния ВПО и СО[15], характере войн и военных конфликтов, – имеет возрастающее влияние на современный сценарий развития и формирование МО, требуя отдельного внимания. Именно этому посвящается данный раздел работы.
Этому не противоречит тот факт, что в США постоянно разрабатываются и другие варианты этого сценария. В частности, после прихода к власти в 2021 году новой администрации РЭНД подготовила специальный доклад о внешней и военной политике страны в глобальном мире и в отдельных регионах, имеющий самое прямое отношение к «Варианту 2.2» предлагаемого в работе сценария. В нем, в частности, говорится о том, что «Соединенные Штаты сталкиваются с рядом проблем национальной безопасности, в то время как федеральный бюджет испытывает давление из-за кризисов в области общественного здравоохранения и инфраструктуры. В ответ на эти вызовы растет общественный интерес к переосмыслению роли США в мире. Согласно одному варианту – реалистичной великой стратегии сдерживания – Соединенные Штаты примут более согласованный подход к другим державам, уменьшат размер своего военного и передового военного присутствия, а также прекратят или пересмотрят некоторые из своих обязательств в области безопасности»[16].
Авторы доклада РЭНД считают, что, как правило, сторонники сдержанности будут больше полагаться на дипломатию для урегулирования конфликтов интересов, поощрения других государств к лидерству и сохранения военной мощи для защиты жизненно важных интересов США. Конкретные последствия этой «Большой стратегии» варьируются также в зависимости от региона в зависимости от уровня интересов США и риска того, что одна-единственная держава может доминировать в регионе.
Сторонники сдержанности стремятся к более согласованному подходу с нынешними противниками США, такими как Россия и Иран. Основная область разногласий среди сторонников сдержанности – стратегия США в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Сторонники сдержанности утверждают, что возвышение единого могущественного государства в Восточной Азии, Европе или Персидском заливе поставит под угрозу жизненно важные интересы США, но пока не предложили директивным органам указаний о том, как узнать, что такая угроза возникает[17].
Иначе говоря, новый возможный вариант «Сценария 2.2» может отличаться от существующего двумя особенностями: во-первых, долей силовых не военных средств и мер и различиями в региональной политике и приоритетах. Во многом этот вариант вызван именно различиями военно-технического характера в военной политике США в том или ином регионе или в военной политике страны, что, впрочем, всегда было нормой в современной военной истории, если вспомнить, например, опыт наполеоновских войн или войны за независимость в США[18].
Таким образом, если зависимость процесса формирования СО от сценариев развития МО и ВПО – известна, даже очевидна, принципиальна и носит определяющий характер[19], то не менее важно также заметить и влияние обратного процесса: как развитие СО, конкретных военных конфликтов и войн определяет процессы формирования не только ВПО, но и МО. В особенности, когда речь идет об острых фазах развития этих систем, как, например, это происходит в настоящее время в целом ряде регионов планеты. Так, развитие СО в Сирии, на Южном Кавказе и Юго-Востоке европейской части России в настоящее время прямо и буквально ежедневно сказывается на формировании ВПО и даже МО на Среднем и Ближнем Востоке, в Закавказье и на Юго-Востоке Европейской части России. Успехи операции России в Сирии достаточно заметно повлияли, в частности, на состояние МО не только в этом регионе, но и на отношения России с Западом в целом.
Иными словами, хотя отношения субъектов при формировании МО и ВПО выходят далеко за граница силовой, а тем более военно-силовой политики, охватывая такие не силовые области отношений как цивилизационные, гуманитарные, научно-образовательные, культурно-духовные и иные, возрастающее значение в последнее время имеют именно силовые и военно-силовые аспекты, которые требуют специального анализа[20]. При том понимании, что значительные области этих отношений могут и имеют всё возрастающее значение с точки зрения силовой (не военной) политики, т. е. являются частью ВПО и даже СО[21].
Так, сознание и развитие гражданских НКО, которые могут при необходимости стать участниками силовой (и даже военно-силовой) политики, – имеет, как известно, прямое отношение к формированию не только МО, но и ВПО и даже СО (если речь идет, в частности, о создании оперативного резерва или ЧВК). Именно так происходило в последние десятилетия во многих государствах и на многих территориях, например, бывшего СССР, когда создание изначально вполне мирных организаций постепенно превращалось в процесс их стремительной эволюции в агрессивные и военизированные структуры, оснащенные не только гражданским оружием, но и даже современным тяжелым вооружением[22]. Их эволюция особенно наглядно проявилась в 80-е годы в Армении и Азербайджане, в Таджикистане и Киргизии, Грузии, Абхазии, наконец, Чечне и на Украине, а в последнее время и в Белоруссии.
В данной работе акцент делается, однако, преимущественно на тех силовых (военных и не военных) аспектах в политике субъектов СО, которые имеют прямое отношение прежде всего к военно-силовым отношениям субъектов и отдельных акторов в формировании МО и ВПО. В частности, например, на значении информационно-когнитивного и цивилизационного силового противоборства, влияющих на формирование СО в России и на постсоветском пространстве, где контроль (с официальной точки зрения США, над постсоветским пространством со стороны России) должен, по их мнению, быть окончательно потерян[23]. Так, например, в этих целях западная военно-политическая коалиция[24], создаваемая на базе западной локальной человеческой цивилизации (ЛЧЦ)[25], делает ставку на разжигании русофобии в бывших советских республиках, создавая, как на Украине, очаги национальной напряженности искусственно. Отрицать организованный и управляемый характер подобной политики в отношении России со стороны более 60 субъектов МО бессмысленно (хотя это и делается). Так, например, 9 декабря 2020 года Генассамблея ООН приняла резолюцию «Проблема милитаризации Автономной Республики Крым и города Севастополь, Украины, а также районов Черного и Азовского морей» на пленарном заседании 74-й сессии организации. Документ поддержали 63 государства, 19 высказались против и 66 стран воздержались. Этот пример – наглядная иллюстрация как сплоченно действует западная военно-политическая коалиция в мире. «Распределение сил» в мире происходит примерно в соответствии с таким водоразделом.
Другой пример связан с действиями австралийского спецназа. Австралия направила воинский контингент в Афганистан в 2001 году, в течение 13 лет его численность составляла в среднем 1500 военнослужащих. В декабре 2013 года военная база Тарин Кот в провинции Урузган была закрыта, а служившие там солдаты вернулись домой. С 2014 года в Афганистане остались порядка 300 австралийских солдат и офицеров, дислоцированных на международных базах близ Кабула. Главные обвиняемые – элита ВС Австралии – военнослужащие специальной эскадрильи авиадесантной службы (Special AirService, SAS). Они служили в составе многонациональных сил, дислоцированных в Афганистане, но вместо обещанного мира принесли на эту землю нечто совсем другое. По словам командующего вооруженными силами Австралии генерала Ангуса Кэмпбелла, в ходе расследования было «абсолютно достоверно доказано», что австралийские спецназовцы совершили по меньшей мере 39 убийств и участвовали в эпизодах запугивания и унижения безоружных людей. Преступления, как заявлено, были совершены в период с 2005 по 2016 год. Расследование, итогом которого и стал отчет, началось в середине 2016-го и длилось чуть менее четырех лет, до конца 2019 года[26].
Действия широкой проамериканской коалиции в мире направлены прежде всего против России. Так, например, в декабре 2020 года нейтральная Швейцария поддержала санкции США и ЕС против России из-за Крыма. Позже, в 2023 году, присоединилась к поставкам оружия. Примеров такой политики русофобии множество, но важно подчеркнуть, что эта политика – один из принципов коалиционной политики Запада в отношении России последних десятилетий, которая является высшим приоритетом по отношению к России. И она находит свое современное подтверждение в действиях западной коалиции по отношению ко всем постсоветским странам – от Белоруссии до Киргизии.
К сожалению, далеко не всегда такая политика встречает своевременную и адекватную реакцию со стороны России, что ведет к ограничению её влияния на постсоветском пространстве и наносит ущерб русскому населению[27]. В частности, если в конце 80-х в Киргизии проживали около 1 млн этнических русских (и больше 100 тыс. украинцев, которых тут тоже все считали русскими), то по переписи 2018 года осталось уже 350 тыс. – чуть больше 5% населения. Более того, отчетливо просматривается тенденция «выдавливания» их из страны в будущем. Нынешние «киргизские русские» стараются держаться подальше от политики. В парламенте Киргизии, который сейчас избирался – на 120 человек всего 3 депутата со славянскими корнями. В ходе проходившего 14 октября 2020 года митинга сторонников премьера Садыра Жапарова, например, «одни спикеры призывали убираться из страны тех, кто не говорит на кыргызском», а другие «возмущались работой журналистов «нетитульной национальности».
В любом случае феномен силового (но не военного) влияния развития СО, войн и военных конфликтов на формирование ЛЧЦ и их коалиций[28], на структуру МО и сценарий развития ВПО, имеет огромное, но далеко не всегда признаваемое, значение. Если в прежней истории человечества войны создавали и разрушали государства, то в современной истории войны и военные конфликты стали частью более общей силовой политики, когда не военные силовые меры и средства оказывались более эффективны, чем военные средства и меры, хотя они формирую в такой же степени новую реальность СО. Именно так произошло на Украине, а до этого в Грузии, в Румынии, Киргизии и целом ряде других стран. По этому пути может пойти развитие социальных конфликтов в развитых странах – США, Франции, России. Как показали выступления в России в январе 2021 года, самые новые, в том числе неожиданные, формы противоборства могут (и наверняка станут) практикой в отношениях Запада с Россией в будущем. Не случайно, например, что наиболее организованные выступления произошли в Екатеринбурге и Владивостоке, где очень активную работу вели Генеральные консульства США.
Эта современная особенность развития МО очевидно пока недооценивается, в частности, когда речь идет о долгосрочном цивилизационном влиянии, которое вытеснило идеологическое влияние в мире и на постсоветском пространстве СССР и России, а в настоящее время усиленно проявляется во влиянии западной, китайской, исламской и индийской ЛЧЦ. Именно цивилизационное влияние может проявиться прежде всего в силовых и не военных формах конфликтов, которые позже трансформируются из качественно новых СО в новые ВПО и МО[29]. Новая «цивилизационная» СО, например, сформировалась на Южном Кавказе, где Армения и Азербайджан вступили в военный конфликт, но только этим конфликтом новая СО отнюдь не ограничена – факторы Турции, Ирана, с одной стороны, и США и Великобритании, с другой, продолжают усиливаться.
________________________________________
[1] Путин В.В. Указ “О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до конца 2024 года» / http://www.kremlin.ru/acts/bank/43027
[2] Надо признать, что более точной формулировки национальной идеи я не встречал, хотя работал по этой проблеме с конца 80-х гг. См., например, Подберезкин А.И. Национальная доктрина России, Национальная идея и русское государство и др. работы первой половины 90-х гг.
[3] Он был сформулирован следующим образом: «и). создание в базовых отраслях экономики, прежде всего в обрабатывающей промышленности и агропромышленном комплексе, высокопроизводительного экспортно-ориентированного сектора, развивающегося на основе современных технологий и обеспеченного высококвалифицированными кадрами». См.: Путин В.В. Указ «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до конца 2024 года» / http://www.kremlin.ru/acts/bank/43027
[4] Статейный вариант был опубликован 27 июля 2023 года на эл. ресурсе: «Рейтинг персональных страниц» (См.: Подберезкин А.И. Базовый сценарий МО и варианты его развития в «переходный период» / https://viperson.ru/articles/bazovyy-stsenariy-mo-i-varianty-ego-razvitiya-v-perehodnyy-period
[5] Этот прогноз 2021 года я процитировал позже. См. Подберезкин А.И. Развитие базового сценария ВПО. Портал «Рейтинг персональных страниц», 28 августа 2023 г. / https://viperson.ru/articles/razvitie-bazovogo-stsenariya-vpo
[6] Феррари Джон. Вторжение России в Украину лишь высветило устаревшую американскую стратегию и делает нас неподготовленными к современным глобальным угрозам / «Срочные новости», 8 марта 2022 г. / https://breakingdefense.com/2022/03/tear-up-the-national-defense-strategy-and-start-again-recognizing-reality/
[7] Подберёзкин А.И. НАТО – основа проамериканской военно-политической коалиции Запада // Обозреватель, 2022, № 3–4, – сс. 5–23.
[8] Военно-экономическая безопасность и военно-техническая политика государства: изменение диалектики взаимосвязи в современных условиях. Монография. Под общ. ред. проф. С.Ф. Викулова. – М.: АПВЭиФ, ООО «Канцлер», 2020. 438 с.
[9] Столтенберг: вызовы со стороны Китая и России войдут в новую стратегическую концепцию НАТО в 2022 году // РИАН, 18.10.2021 / https://riafan.ru/1538863-stoltenberg-vyzovy-so-storony-rossii-i-kitaya-voidut-v-strategicheskuyu-koncepciyu-nato
[10] Biden’s Speech to Congress: Full Transcription // The New York Times, 29.04.2021.
[11] См., например: Подберёзкин А.И. Третья мировая война против России: введение к исследованию. – М.: МГИМО, 2014; Подберёзкин А.И. Вероятный сценарий развития международной обстановки после 2021 года. – М.: МГИМО, 2015, 325 с. и др.
[12] См. последние работы: Подберёзкин А., Родионов О. Институты развития человеческого капитала – альтернатива силовым средствам политики // Обозреватель, 2021, № 7, – сс. 33–48; Боброва О.В., Подберёзкин А.И., Подберёзкина О.А. Негосударственные институты развития – силовые средства политики // Обозреватель, 2021, № 9, – сс. 17–38; Боброва О.В., Подберёзкин А.И. Политико-правовое противодействие подрыву основ государственности России // Обозреватель, 2021, № 10, – сс. 15–25.
[13] См. подробнее: Подберезкин А.И. Наиболее вероятный вариант сценария развития ВПО на 2022–2023 годы. Эл. ресурс: «Рейтинг персональных страниц», 17 июля 2023 г. / https://viperson.ru/articles/naibolee-veroyatnyy-konkretnyy-variant-stsenariya-razvitiya-vpo-na-2022-2023-gg
[14] См. подробнее: Подберёзкин А.И. Современное мироустройство, силовая политика и идеологическая борьба. – М.: ИД «Международные отношения», 2021. – 790 с.
[15] Стратегическая обстановка (СО) – зд.: конкретный вид военно-политической обстановки (ВПО) в определенный (конкретной) период времени в ходе конкретного конфликта или войны с участием конкретных субъектов ВПО (фаза развития военно-политических отношений – военный конфликт). Стратегическая обстановка характеризуется конкретными особенностями, масштабами и ходом военных действий, возможностями и условиями их прекращения или расширения, факторами, влияющими на их ход и результаты. СО также – совокупность факторов и условий, в которых осуществляется подготовка и ведение военных действий. СО оопределяется ВПО и характером военно-силового противостояния международной обстановки (МО). Характеризуется применяемыми военно-силовыми (военными и не военными) средствами, ВВСТ, группировками и характером противоборства, решаемыми задачами и условиями ТВД (СН).
[16] Miranda Прибе, Bryan Rooney, Натан Beauchamp-Mustafaga, Джеффри Martini. Изменения в региональной политике безопасности США для реализации реалистичной глобальной стратегии сдерживания // RAND Report, 23 Jan. 2021 / https://www.rand.org/pubs/research_reports/RRA739-1.html2/4
[17] Miranda Прибе, Bryan Rooney, Натан Beauchamp-Mustafaga, Джеффри Martini. Изменения в региональной политике безопасности США для реализации реалистичной глобальной стратегии сдерживания // RAND Report, 23 Jan. 2021 / https://www.rand.org/pubs/research_reports/RRA739-1.html 2/4
[18] См., например: Фрайтаг-Лорингховен Гуго, фон. Полководческое искусство. – М.: АСТ, 2019, – сс. 44–47.
[19] Собственно этому посвящена вся первая часть работы – «Анализ и прогноз развития ВПО», где основное внимание было уделено формально логическому процессу дедукции влияния формирования того или иного сценария МО на сценарии и варианты развития ВПО. Также, см. подробнее: Подберёзкин А.И. Война и политика в современном мире. – М.: ИД «Международные отношения», 2020. – 312 с.
[20] Граница между не силовыми отношениями («мягкая сила») и силовыми – не военными («сила принуждения») и силовыми военными («жесткая сила»), впрочем, достаточно условная. Особенно, учитывая, что, как правило, все эти средства применяются комплексно. Тем не менее такая граница существует и в интересах сохранения мира государства должны её выделять.
[21] См., например: Подберёзкин А.И. Роль СЩА в формировании современной и будущей военно-политической обстановки. – М.: ИД «Международные отношения», 2019, – 462 с.
[22] Ильницкий А.М. Ментальная война России // Военная мысль, 2021, № 8, – сс. 29–33.
[23] Эта задача откровенно провозглашается, например, Демократической партией США, но она является, по сути, консенсусом для всего американского истэблишмента.
[24] Западная военно-политическая коалиция – зд.: широкая коалиция, в которую кроме стран-членов НАТО входят развитые нейтральные государства, Япония, Австралия и целый ряд других стран, имеющих тесные двусторонние военно-политические соглашения с США и их союзниками.
[25] Локальная человеческая цивилизация (ЛЧЦ) – зд.: главный субъект, который рассматривается в качестве смысла, веса, важности, ценности для всего процесса развития МО.
[26] Аркаева А. Австралия: шок после публикации доклада о преступлениях спецназовцев в Афганистане // ТАСС, 9 декабря 2020 г.
[27] В отличие от политики СССР, когда, например, Л. Брежнев жестко ответил президенту США на его заявление о вмешательстве в дела Афганистана «о неумеренности тона в отношении СССР». См. подробнее: Громов Б. Ограниченный контингент. – М.: Яуза-каталог, 2019, – 84 с.
[28] Современная военно-политическая коалиция – зд.: достаточно широкий о составу и обязательствам союз, в котором его члены могут иметь разные по своему характеру обязательства друг с другом – от тесных взаимно обязывающих военно-политических гарантий (как, например, ст. № 5 Североатлантического договора) до размытых двусторонних соглашений о политико-дипломатическом союзе.
[29] Теоретические и математические методы анализа факторов формирования оборонно-промышленного комплекса: монография / А.И. Подберёзкин, М.В. Александров, Н.В. Артамонов и др. – М.: МГИМО-Университет, 2021. – № 478 (1).
