Глобализация разрушила многие вековые представления о роли государства, нации и о значении национальной идентичности и суверенитете. Это произошло не случайно – акторам и странам-лидерам глобализации суверенитет и национальная идентичность не просто мешают, но они выступают главным препятствие этой стратегии.
Известно, что такая роль, значение и формы использования военной силы в различные периоды у различных государств могут существенно меняться. Военный конфликт на Украине (даже формально) мог бы остаться частным военным конфликтом, если бы эта специальная операция не совпала с главными тенденциями в стратегии западной коалиции, которые обозначали силовые способы решения проблем в формирующемся новом миропорядке и цивилизационном противоборстве, где такие компромиссы недопустимы[1].
Так, очевидно, что в экономически слабых государствах, особенно после перенесенных военных поражений, роль и значение военной силы сокращаются до минимума (послевоенные Германия и Япония). Такой же процесс временно наблюдается и после неудачного ведения крупных войн – США, например, после поражений в Индокитае в 70-е годы, вплоть до начала 80-х годов избегали прямого использования военной силы.
Кризис СССР и России в конце 80-х годов – 90-х годах прошлого века привел к искусственному созданию крайне неблагоприятной атмосферы в государстве и в обществе в отношении ВС и ОПК страны, которых попытались совершенно необоснованно обвинить в этих трудностях. В результате к концу 90-х годов, когда возникла угроза кавказского сепаратизма и терроризма, Вооруженные силы страны оказались не в состоянии обеспечить даже 50-и тысячную группировку на Северном Кавказе (при том, что весь СКВО насчитывал порядка 350 000 человек), а практически все высшие военачальники написали рапорта, отказываясь руководить контр-террористической операцией (КТО). Примечательно, что ситуация отчасти повторилась после начала СВО, когда контрактники стали доказывать, что они не обязаны участвовать в военных действиях.
По моим наблюдениям и оценкам, вплоть до 2014 года большинство правящей элиты России недооценивала значение и роль военной силы в новых условиях формирования ВПО[2]. Процесс осознания новых начался, может быть, несколько ранее, с 2008 года, после войны с Грузией, но шел он крайне медленно и непоследовательно, встречая мощное сопротивление со стороны либеральной части правящей элиты страны. Достаточно сказать, что ни одна программа ГОЗ не была полностью выполнена, а масштабы военного производства ограничивались мелкими сериями и свертыванием НИОКР. Ситуация стала меняться стремительно после начала СВО в феврале 2022 года, но и здесь отмечаются бюрократические проволочки и замедленность, характерная для слабого государственного и военного управления.
Значение и роль военной силы непосредственно связаны с понятием «военная безопасность». Напомню, что традиционно под понятием «военная безопасность» понимается состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от внешних и внутренних военных угроз, связанных с применением военной силы или угрозой её применения, характеризуемое отсутствием военной угрозы, либо способностью ей противостоять. Это понятие очень близко к понятию «национальная безопасность», которое, с одной стороны, не связано прямо с применением военной силы, а, с другой, – рассматривает категорию безопасности существенно шире, например, как «реализацию конституционных прав и свобод», а также «достойное качество жизни»[3].
На практике, однако, политические цели применения военной силы, как правило, ограничены военным поражением (уничтожения большей части ВС и ВВСТ), оккупацией части территории, прежде всего, столиц, навязыванием неравноправных, ущербных обязательств при сохранении государств, их политических систем и (чаще всего) правящих элит. Именно такие цели В.В. Путин сформулировал вначале СВО на Украине – «денацификация» и «демилитаризация». Но эти цели использования военной силы не вполне соответствуют задачам обеспечения национальной безопасности России, которые выходят за пределы собственно военного поражения Украины. Национальная безопасность России, например, должна быть гарантирована безопасным использованием транспортных коридоров и трубопроводов, воздушного пространства этой страны, а также другими условиями, например, благоприятного развития русскоязычного населения, отсутствия иностранных баз и пр. Поэтому применение только военной силы, даже в самых крупных масштабах, не обеспечивает России условий безопасного развития со стороны Украины.
Цели войны: прежде и теперь. «Стратегический вакуум»
Военная история человечества говорит в пользу того, что политическими целями уничтожение государств и наций, как правило, не ставилось. Только поражение гитлеровской Германии вело к уничтожению политической системы и правящей элиты, но и в данном случае не было задачи – ни у СССР, ни у союзников – уничтожения государства, а тем более немецкой нации. Так и в отношении Украины. Пока что задачи уничтожения государства не ставилось, но это не означает, что такой задачи не существует. Более того, очевидно, что существование искусственно созданного украинского государства будет на деле означать существование (также как в свое время Пруссии) платформы для нападения на Россию со стороны Запада.
В условиях, когда в отношении России, похоже, в современную эпоху США и их союзниками ставятся глобальные цивилизационные задачи – уничтожение не только государства, но и нации (наций), которая объединяет на территории России множество народов и народностей, допустить сохранение такого плацдарма невозможно. Более того, не только военного, но и цивилизационного, русофоского, потому, что поражение России со стороны западной коалиции может быть только комплексное, системное – политическое, идеологическое, военное. Без прямого применения Западом военной силы, обеспечивающей тотальное когнитивное господство, оно невозможно. Россия – по планам США – должна быть оккупирована на большей части своей территории, как минимум, той частью правящей элиты, которая будет выполнять указания западной коалиции.
Это – стратегическая цель противоборства с Россией, которая, естественно, может и имеет промежуточные цели, но, в конечном счете, не подвергается сомнению, хотя, как временный, частный, вариант может рассматриваться на первом этапе только решение задачи ликвидации государственного суверенитета.
Поэтому современное традиционное определение военной безопасности, на мой взгляд, носит очень узкий характер – уничтожение суверенитета страны и её идентичности возможно и без прямого использования военной силы. Так как это было сделано с Украиной, чья правящая элита стала исполнителем внешней воли. Оно нуждается в существенном уточнении как с точки зрения выстраивания приоритетности (государства, общества и личности)[4], так и с точки зрения характеристики военной угрозы. Военная безопасность – главное условие не только сохранения суверенитета государства, но и гарантия обеспечения национальной идентичности и эффективной защиты национальных интересов государства.
Именно такое качество приобрела военная безопасность в условиях перерастания межгосударственного противоборства в межцивилизационное, торгово-экономическое и культурно-историческое, когда возникла экзистенциальная угроза не только российского государства, но и российской нации. Примечательно, например, что КСА в 2023 году не поддалось откровенному давлению США. Королевство, понимая, что ВВП страны почти на 40% зависит от экспорта углеводородов (160 млрд. долл. В 2022 г), сознательно и целенаправленно развивает обрабатывающую промышленность, доля которой постоянно растет.
Этим во многом объясняется и новая роль военной силы, которая в настоящее время направлена не только на достижение собственно военной победы, но и более широких – политико-цивилизационных, культурно-исторических, целей. Как показала СВО на Украине в 2022–2023 годы, военная безопасность в реальности далеко не всегда соответствует официальным оценкам. Нередко прямой ущерб военной безопасности наносят факторы внутриполитической нестабильности, поведения правящей элиты, ошибки в воспитании, образовании, культурной политике, а также состоянии информационно-когнитивной безопасности страны.
Переоценка или недооценка значения роли военной силы, неадекватное представление о формах её использования, может негативно повлиять на формирование политики в области безопасности. Так, ложное представление о роли военной силы, сложившееся в СССР во второй половине 80-х годов, привело к игнорированию опыта войны в Афганистане, недооценки возможностей внутриполитической дестабилизации и иллюзиям относительно внешней политики Запада. Опыт ВС СССР в Афганистане мог быть использован в полной мере, а не превращен искажениями в СМИ в военное поражение. Надо наконец-то признать, что к 1989 году ВС Советского Союза были не просто самыми мощными, но и лучшими войсками в мире. Кстати, подтверждением этому служит и то, что вся СВО на Украине в 2022–2023 годах велась преимущественно советским оружием, как в РФ, так и на Украине.
Недооценка значения во внешней политике военной силы произошла в СССР и позже в России сознательно – правящей элите М. Горбачева нужны были политические основания для постоянных уступок США и неоправданных компромиссов. Особенная ответственность здесь лежит на советских и российских политологах, которые «обосновали» резкое падение значения военной силы в ХХ веке, а также универсальную мощь мягкой силы[5]. В итоге произошел развал военно-политического союза ОВД и военной организации, а затем и самого СССР[6], деградация ВС РФ и его ОПК.
Общее положение относительно военной силы таково: военная сила, как основной инструмент внешней политики главных субъектов ВПО – государств, – характеризует определенное состояние отношений между этими субъектами, которое возникает в результате их взаимодействия (сотрудничества или противоборства) в мире не само по себе, а как следствие развития таких отношений. Её роль в политике не абсолютна и не универсальна. Тем более – не проста и примитивна. Чем сложнее и напряженнее отношения между субъектами МО и ВПО, тем многограннее формы использования военной силы[7]. Особенно в периоды нарастающих противоречий, а, тем более, – прямого силового противоборства. Именно так произошло (для большинства незаметно), когда Россия, по словам В.В. Путина, разочаровалась к 2008 году в отношениях с Западом, которые стали переходить из стадии сотрудничества (выгодного односторонне Западу) в стадию споров и противоборства.
Уже не раз выше говорилось о детерминирующем, определяющем влиянии развития глобальных тенденций в МО и ВПО на развитие СО в мире и в регионах, характер войн и военных конфликтов в постсоветский период 1990–2021 годов[8], которые в своей основе имели во многом объективный характер: превращение миропорядка в гегемонию США неизбежно вело к реанимации силовых методов политики даже в тех случаях, когда этого можно было бы избежать. Признавать или не признавать масштаб этих изменений во многом означает признание необходимости серьезных изменений в силовой политике в мире не только в США, но и в Китае, России и в других странах. Что предопределяется, в свою очередь, интеллектом и мужеством политической элиты.
Страны Запада в 1991 году выступали против расширения НАТО на восток и называли неприемлемым вступление в альянс стран Восточной Европы. Об этом, например, сообщили многие политики и журнал Der Spiegel со ссылкой на документ, найденный в Британском национальном архиве. Документ, который ранее носил гриф «секретно», обнаружил американской политолог Джошуа Шифринсон. Речь идет, в частности, о протоколе встрече политических директоров МИД США, Великобритании, Франции и Германии в Бонне 6 марта 1991 года. На встрече, которая прошла за несколько месяцев до прекращении действия Варшавского договора, участники обсуждали безопасность Польши и других стран Восточной Европы, пишет журнал[9].
Политики в Варшаве и Будапеште уже какое-то время «сигнализировали» о своем интересе к вступлению в Североатлантический альянс. Однако, пишет Spiegel со ссылкой на документ, Лондон, Вашингтон, Берлин и Париж посчитали членство в НАТО для стран Восточной Европы «неприемлемым». Согласно документу, представитель МИД Германии Юрген Хробог сказал: «В ходе переговоров в формате «Два плюс четыре» мы ясно дали понять, что не будем расширять НАТО за пределы Эльбы. Поэтому мы не можем предложить Польше и другим членство в НАТО»[10]. Таким образом, видна прямая связь между изменениями в МО и развитием того или иного сценария ВПО.
________________________________________
[1] Подберезкин А.И. Радикальные изменения цивилизационных и геополитических внешних условий / Рейтинг персональных страниц. 19 июня 2023 г. / https://viperson.ru/articles/radikalnoe-izmenenie-tsivilizatsionnyh-i-geopoliticheskih-vneshnih-usloviy
[2] В.В. Путин признал это на встрече с военкорами в июне 2023 года, когда сказал, что «примерно 8 лет назад мы приняли новую программу вооружений».
[3] См.: Путин В.В. Указ №400 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» от 2 июля 2021 г. Ст. 5 / https://cdnimg.rg.ru/pril/article/212/57/79/ 0001202107030001.pdf
[4] В СССР и России в последние три десятилетия насильственно внедрялась мысль о приоритетах безопасности личности, а не государства (ссылаясь на либеральные модели государства), хотя в самих либеральных государствах такого никогда не было и нет.
[5] В немалой степени это заблуждение сохраняется и сегодня. См., например: Подберезкин А.И. Взаимодействие официальной и публичной дипломатии. В кн.: Публичная дипломатия: теория и практика. – М.: Аспект Пресс, 2017, – сс. 36–54.
[6] См.: Подберёзкин А.И. Война и политика в современном мире. – М.: ИД «Международные отношения», 2020, – сс. 179–198.
[7] Этой теме в 80-е годы было посвящено множество работ, основным лейтмотивом которых было утверждение о том, что «военная сила потеряла своё значение». Этот сомнительный тезис стал во многом обоснованием не только политики «нового мышления» М. Горбачёва, но и сокращения ОПК и ВС СССР и России.
[8] Это классическое, традиционное влияние политики на войну – аксиома, которая, однако, конкретизируется в своих деталях в обратном влиянии – войны и СО на формирование ВПО и МО. См. подробнее в одной из последних работ: Подберёзкин А.И. Война и политика в современном мире. – М.: ИД «Международные отношения», 2020. – 312 с.
[9] См. подробнее: Подберёзкин А.И. Современное мироустройство, силовая политика и идеологическая борьба. – М.: ИД «Международные отношения», 2021. – 790 с.
[10] Обострение между Россией и НАТО. ТАСС 19 фев, 2022 г. / https://www.rbc.ru/politics/19/02/2022/620ff9a39a7947b55ab2cc00?utm_source=yxnews&utm_medium=desktop
