Принципиально новым явлением в XXI веке стало объединение целого ряда государств по цивилизационному признаку в широкие коалиции. Коалиции и союзы существовали всегда в истории человечества, но в новом веке стала набирать силу тенденция, которая, как казалось, уже никогда не станет доминирующей в истории человеческой цивилизации, где с XVII века доминировали национальные государства, а в последние десятилетия – «глобальные тренды» – формирование цивилизационных центров и их широких финансово-экономических и военно-политических коалиций. Очевидно, что это явление было характерно со второй половины ХХ века только для западной цивилизации, где ускоренно развивались соответствующие институты – НАТО, ЕЭС и другие, но уже во втором десятилетии XXI века стали стремительно набирать силу другие цивилизационные центры силы – китайский, индийский, арабский, российский и даже африканский. Примечательно, что с точки зрения главного ресурса – человеческого капитала – большинство этих центров силы оказывались равными (Китай и Индия, и исламский мир – по 1400 млн. человек, страны Африки – порядка 1.500 млн., страны широкой западной коалиции также приближались к этому порогу, если считать не только США и Европу, но и Японию, Австралию и другие государства).
Исключением оставалась Россия, которая по демографическим и экономическим параметрам очевидно «не дотягивала» до этих центров силы, но по другим ключевым показателям (территории, природным ресурсам, вооруженным силам, статусу в ООН, ядерному потенциалу и пр.) даже превосходила большинство из этих новых центров силы. Во многом объясняется именно этим наступление западной коалиции на Россию, которая, с одной стороны, осталась вне контроля со стороны США и глобальных центров, вернув себе суверенитет, а, с другой стороны, осталась огромным реальным активом, который в условиях раздутого финансового пузыря США может стать необходимой для экономики Запада компенсацией этих активов.
Такое новое качественное состояние международной и военно-политической обстановки неизбежно вело к формированию новых коалиционных стратегий государств-лидеров, среди которых наиболее быстро на этом направлении продвигались США. Правящие круги этой страны сделали главными два принципа формирования своей внешней и военной политики еще после окончания Второй Мировой войны – военно-техническое превосходство США и создание широкого пула «союзников и партнеров», которые частично вошли изначально в НАТО и другие формальные союзы, а некоторые из них выстраивали долгосрочные отношения с США (например, Финляндия, вхождение которой в НАТО для некоторых оказалось неожиданным).
Таким образом, ещё до «переходного периода», о котором мы говорим как о периоде резкого обострения ВПО в последние 20 лет, уже произошли радикальные изменения в процессах формирования стратегий и доктрин США и ряда их союзников в новых условиях развития МО и ВПО, которые, к сожалению, оказались вполне искусственно «не замеченными» в СССР и других странах в 90-е годы, хотя объективно развивались вполне динамично и открыто. Надо признать, что советская и российская наука послушно шла за идеологическими инновациями Горбачева-Ельцина, не утруждая себя критическим осмыслением происходившего[1].
Эти изменения можно свести к следующим базовым тенденциям в военно-политической области:
Первая. Фактическому появлению сразу нескольких фактически цивилизационных центров силы и противоборствующих субъектов МО-ВПО и десятков временно, относительно самостоятельных, субъектов и акторов, которые – так или иначе – стремятся к объединению на цивилизационной основе.
Россия, уступающая по ряду важнейших показателей основным центрам силы, взялда на себя бремя лидерства, предоставив другим государствам и центрам силы (в частности, Китаю и Индии) льготные условия для торговли с Западом, которые дают им «фору» в экономическом и человеческом развитии. Отчетливо это продемонстрировал Петербургский международный экономический форум в июне 2023 года, где В.В. Путин выступил фактически в качестве лидера антиамериканской неоколониальной политики.
Второе. В мире произошёл новый этап военно-технологической революции, качественно изменивший представления о средствах и методах ведения войны. Если в ХХ веке этапом развития ВВСТ и военного искусства был «этап моторов», а после 1945 года – ЯО и средств его доставки, то с конца 80-х годов – этап цифрового развития, революция в средствах ведения войны (ВТО и средства боевого управления), которая повлекла за собой революцию в области военного искусства[2]. Появление качественно новых видов и систем ВВСТ, изменивших характер войны (БПЛА, средств РЭБ, космических и авиационных средств, массового применения ВТО и пр.), прежде всего, с точки зрения разработки многочисленных концепций его применения. Новые оперативные и тактические приемы массово проявились в 2022–2023 годах в ходе СВО на Украине.
Третье. Изменение военно-политических установок, стратегий и способов ведения силовой политики вообще и военной политики, в частности, нацеленных на достижение радикальных и бескомпромиссных политических целей, включая ликвидацию суверенитетов государств и разрушение их национальной идентичности.
Причём, средства поражения противника разрабатывались в самом широком диапазоне – от информационных и политико-дипломатических до применения всех типов ЯО.
Четвертое. Была прекращена тенденция искусственного ослабления ощущения реальной опасности войны, сознательно дан импульс «привыкания» к ней и игнорирование угроз в общественно-политическом сознании. В определенном смысле выступление В. Путина на Давосском форуме в январе 2021 года и ряда западных политических деятелей (например, генерального секретаря НАТО Я. Столтенберга) о нарастании угрозы войны, которые в то время не изменили общей тенденции недооценки нарастающей угрозы, были заменены реальными ощущениями начавшегося полномасштабного военного конфликта.
В результате резко усилилась агрессивность не только публичных деклараций, но и реального поведения субъектов МО, их бескомпромиссность и готовность идти на радикальные шаги.
Главным итогом этой (еще относительно мирной) части «переходного периода» (до 2023 года) стал возврат к политике военной силы, где инструменты насилия в разной форме используются системно и комплексно. Конечная политическая цель такого силового влияния – создание подконтрольного субъекта и нации, лишенных суверенитета и идентичности, своих систем ценностей с помощью широкого спектра мер и средств политики «силового принуждения».
________________________________
[1] Надо наконец признать политических творцов внешней политики СССР и России и их научных «окармителей» преступниками. Это позволит сделать правильные выводы, без чего развивать внешнюю политику и науку уже невозможно.
[2] В докторской диссертации Подберёзкина А.И. 1990 года именно этот акцент был ведущим, хотя надо признать, что он не был адекватно воспринят политическим и военным руководством СССР и России.
