Судебная реформа осталась только в тексте Конституции
Давным-давно, 24 октября 1991 года, Верховный Совет РСФСР принял постановление "О концепции судебной реформы в РСФСР". Уровень его демократичности превосходил все мыслимые пределы. Этот документ де-юре и сегодня имеет силу закона. Но об этом, к сожалению, мало кто помнит. Мы беседуем с одним из родоначальников той, давней, судебной реформы в России Борисом ЗОЛОТУХИНЫМ.
Досье
Борис Андреевич ЗОЛОТУХИН родился в 1930 году в Москве. После окончания в 1952 году Московского юридического института работал в прокуратуре Москвы следователем и прокурором отдела. С 1959 года - член Московской городской коллегии адвокатов. В 1968 году за защитительную речь по делу известного правозащитника и диссидента Александра Гинзбурга исключен из коллегии адвокатов и лишен права на профессию.
В 1990 году избран народным депутатом РСФСР по Свердловскому избирательному округу Москвы. Депутат Верховного Совета РСФСР, председатель подкомитета по судебной реформе, сопредседатель Государственной палаты Конституционного совещания 1993 года. Состоял членом Комиссии по правам человека при президенте РФ, один из учредителей партии "Демократический выбор России".
За заслуги в подготовке и проведении судебной реформы награжден орденом Дружбы народов.
- Борис Андреевич, расскажите, как принимался этот документ и как все это вообще стало возможным?
- Такую возможность история действительно дарит России нечасто. Хотя, если говорить о "давности", то однажды, в 1864 году, судебная реформа в России все-таки была реализована. Как сказал известнейший российский юрист Федор Кони, при абсолютной монархии была создана "судебная республика". К 1917 году Россия подошла с развитой и передовой судебной системой. Большевикам она была не нужна, они создали свои собственные "самые передовые" суды, о которых мы сегодня говорить, наверное, не будем. Это была пародия на правосудие.
- Некоторые наши собеседники говорят, что по сравнению с нынешним "басманным" произволом советский суд эпохи Брежнева был более правовым - в том смысле, что он строже следовал писаным нормам тогдашнего закона. Но давайте вернемся к судебной реформе 1991 года и к вашему участию в ней.
- Я баллотировался в народные депутаты РСФСР с осознанным желанием лично участвовать в судебной реформе. В Верховном Совете в Комитете по законодательству, которым руководил Сергей Шахрай, я возглавил подкомитет по судебной реформе. Для разработки концепции реформы мы собрали коллектив, куда вошли Сергей Вицин, Александр Ларин, Тамара Морщакова, Юрий Стецовский, Игорь Петрухин, Инга Михайловская и другие. Мы работали на общественных началах, но с упоением. Все предложения сводил вместе Сергей Пашин, которого можно считать автором целостного текста.
Шахрай предложил, чтобы с инициативой по внесению проекта в Верховный Совет выступил президент. Он поговорил с Ельциным. В результате в октябре 1991 года, а вы помните это время, концепция была принята на ура. Была такая правовая эйфория. Именины сердца. Мы торжествовали, считая, что главное дело сделано окончательно и бесповоротно. Мы думали, что суд присяжных вытащит за собой всю судебную систему, включая следствие, а сильный суд сам по себе уже станет гарантом создания в России правового государства.
- Кто были сторонники и кто противники судебной реформы?
- Да в то время противников вроде и не было. Во всяком случае, они себя никак не проявляли. Это было, увы, недолгое время, когда тон в законодательных и представительных органах задавали демократы. Кроме того, всем, кто имел какое-то отношение к правосудию, необходимость реформы была очевидна. Другое дело - ее глубина и объем. Тут нашим, так сказать, органическим противником была прокуратура. Но зато судьи нас поддерживали. Я помню дебаты вокруг поправки в Уголовно-процессуальный кодекс, дающей право обвиняемым обжаловать в суде решения прокуроров о предварительном взятии под стражу. Прокуроры, конечно, кричали, что это невозможно, что не хватит судей и "как это будет на Чукотке?". Но в Верховном Совете выступил Вячеслав Лебедев, который и сегодня остается председателем Верховного суда, и это решило вопрос.
Когда летом 1993 года Ельцин собрал Конституционное совещание, мы также вошли в его состав. Практически все главные положения концепции судебной реформы перекочевали в Конституцию, которая была принята на референдуме в декабре 1993 года. Они там и остались.
- Как известно, Конституция СССР 1937 года тоже была неплохой. Но расскажите, как развивалась судебная реформа дальше?
- Для завершения судебной реформы, чтобы сделать ее необратимой, необходима была политическая воля. А у Бориса Ельцина было много других дел и много разных советчиков...
Планам продолжения судебной реформы помешали различные объективные и субъективные причины. Мы, то есть в то время "Выбор России", считали, что получим большинство в Государственной Думе и "доделаем" реформу путем принятия необходимых законов. Увы, мы оказались в меньшинстве.
Сам я вынужден был тогда больше заниматься политикой, став заместителем Егора Гайдара во фракции. Зато в Главном государственно-правовом управлении (ГГПУ), которое недолгое время возглавлял Шахрай, был создан отдел по судебной реформе во главе с Сергеем Пашиным. Более того, было принято принципиальное решение о том, что Пашин возглавит специальное управление по судебной реформе, которое будет создано в администрации президента.
Потом ГГПУ возглавил Руслан Орехов. В соответствии с этим планом он упразднил у себя отдел по судебной реформе. Но соответствующее управление в администрации президента так никогда и не было создано. И постепенно стало ясно, что судебная реформа за исключением группы энтузиастов никому уже не нужна. Ее судьба оказалась в руках Генеральной прокуратуры (которая в силу особых причин так и осталась нереформированной), МВД и спецслужб, которые всегда ближе к власти. А им по сложившемуся здесь еще с советских времен менталитету судебная реформа с ее упором на права человека представляется неоправданным связыванием рук в борьбе с преступностью. Хотя это только предлог.
Что касается Сергея Пашина, чья профессиональная судьба в этом смысле очень показательна, то он стал на какое-то время судьей Мосгорсуда. Но очень скоро судебная система, к этому времени пожавшая многие плоды, в том числе его деятельности, грубо его отторгла - вы помните эту историю...
- Наверное, пора задать вопрос о том, удалась или не удалась та, 1991 года, судебная реформа в России?
- Когда вы мне позвонили и попросили о встрече, я понял, что мне придется отвечать именно на этот вопрос. И вот моя первая эмоциональная реакция: нет, нет и нет! Чур меня, чур!.. Но все же, если посмотреть на вещи спокойно, то ведь Конституция - тоже не просто бумажка...
- Борис Андреевич, давайте по пунктам. Я беру постановление 1991 года и читаю, а вы комментируете. Итак: "Утверждение судебной власти как самостоятельной влиятельной силы, не зависимой от властей законодательной и исполнительной".
- Практически это не удалось. Мы даже где-то записали, что законодательная и исполнительная власти заинтересованы в становлении сильного суда. Оказалось, что они, и в первую очередь исполнительная власть, потянули одеяло на себя.
- Дальше: "Достижение уровня материально-технического обеспечения судов, органов прокуратуры, внутренних дел, а также материального, бытового... обеспечения работников правоохранительных органов, соответствующего возлагаемой на эти органы и их работников ответственности".
- Понятно, что судебная власть может быть самостоятельна только тогда, когда суды материально и технически обеспечены. Но это обеспечение, в свою очередь, зависит от законодательной и исполнительной власти. Отдельный вопрос о судьях, которые, как мы предполагали, должны получать, в первую очередь во избежание коррупции, действительно очень высокую зарплату. Но менталитет чиновников устроен таким образом, что одни из них не могут получать зарплату, которая в разы превышала бы зарплату других. И все-таки сегодня судьи получают сравнительно много.
Прокуроры и работники других правоохранительных органов, само собой, очень быстро и вплотную подверстали свою заработную плату к зарплате судей.
- Что отнюдь не решило проблему коррупции. Но это к слову. Идем дальше: "Организация судопроизводства на принципах состязательности, равноправия сторон, презумпции невиновности подсудимого... Расширение возможностей обжалования в суд неправомерных действий должностных лиц, установление судебного контроля за законностью применения мер пресечения и других мер процессуального принуждения".
- По сравнению с тем, что было до 1991 года, возможности обжалования в суд действий должностных лиц расширены просто беспредельно. Судебный контроль за применением мер пресечения также наконец установлен в новом Уголовно-процессуальном кодексе. Но что это реально дало? На примерах "басманного правосудия" мы видим, что судебный контроль за арестами оказался нена много лучше, а иногда и хуже прежнего, прокурорского.
Состязательность и равноправие сторон тоже существуют де-юре. Но де-факто обвинительный уклон в правосудии сохраняется, а в последнее время и усиливается. Процент оправдательных приговоров, которые одно время стали понемногу выноситься уголовными судами, опять упал до ничтожных долей процента.
- Дальше. "Признание права каждого лица на разбирательство его дела судом присяжных в случаях, установленных федеральным законом".
- В концепции судебной реформы 1991 года мы имели в виду гораздо более широкое применение суда присяжных: по всем уголовным делам, где грозит срок лишения свободы более одного года, и даже по гражданским делам, где цена иска превышает определенную сумму. При нынешнем ограниченном применении лишь по наиболее тяжким уголовным делам суд присяжных вряд ли может оправдать те надежды, которые мы на него возлагали: в корне изменить следствие, его отношение к доказательствам, положить конец коррупции в судах, пыткам и фальсификации доказательств на следствии. Но все же суд присяжных существует и показывает примеры настоящей состязательности сторон.
- Еще один пункт: "Совершенствование системы гарантий независимости судей и подчинения их только закону, закрепление принципа их несменяемости"...
- Судьба этого пункта, может быть, наиболее интересна и драматична. С одной стороны, он реализован полнее других: судьи вскоре после 1993 года получили несменяемость, как и существенный иммунитет против уголовного и другого преследования, как и многое другое. Однако, получив эти преимущества, судейская корпорация замкнулась внутри себя и лоснится от самодовольства.
Но это еще не вся беда. Изменения, внесенные в закон о статусе судей по инициативе президента Путина, учредили и в судебной системе пресловутую вертикаль власти. Теперь президент раз в шесть лет предлагает Совету Федерации кандидатуры на посты руководителей Верховного и Высшего арбитражного судов. Следовательно, эти судьи проходят регулярную проверку на лояльность к президенту. Руководители судов субъектов Федерации назначаются по представлению председателей высших судов также раз в шесть лет, а председатели районных судов - раз в 4 года по представлению председателей судов субъектов Федерации. Не угодил вышестоящему председателю - и прощайся с должностью. Так президент и Дума похоронили независимость судей.
Похоронен важный принцип, закрепленный в статье 47 Конституции: "Никто не может быть лишен права на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которого они отнесены законом". По концепции судебной реформы председатель суда - "первый среди равных", он не должен был иметь никаких административных полномочий в отношении своих коллег. Но сегодня председатели судов снова распределяют дела и "нагрузку" между судьями, а это является одним из важных элементов "басманного правосудия".
- Вы говорили о том, что председатель Верховного суда Вячеслав Лебедев сыграл важную роль в продвижении судебной реформы.
- Я и не отказываюсь от этих слов. И Лебедев, и его первый заместитель Владимир Радченко, и председатель Высшего арбитражного суда Вениамин Яковлев, который, кстати, стал первым несменяемым судьей в новой России, были нашими сторонниками. Сегодня на судейской арене - те же лица, но времена, видимо, изменились. С тех пор как в конце 1995 года я перестал быть депутатом Государственной Думы, я их больше, собственно говоря, и не видел.
- Ну давайте теперь подведем общий баланс.
- Давайте. Если верить прессе (а в этом отношении я ей верю), пытки подозреваемых в правоохранительных органах стали обыденным явлением. Уже одно это говорит о том, что судебная реформа провалена. С другой стороны, действуют Конституционный суд, арбитражное правосудие, частный нотариат...
- Полномочия Конституционного суда после 1993 года урезаны, в арбитражных судах процветает коррупция, частный нотариат в значительной мере криминален...
- Но все же все это, и не только это, существует. Посмотрите: ни в одной конституции мира нет такой нормы, которую мы сумели закрепить у нас: "При осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона" (статья 50, часть 2). Я понимаю, что сегодня это, увы, звучит скорее как анекдот. Но, с другой стороны, была бы политическая воля. К сожалению, в России судебная реформа возможна только сверху, как и при Александре II Освободителе. Но, когда придет лидер, который захочет и будет иметь волю осуществить подлинную судебную реформу, окажется, что законодательная база для этого полностью готова.
- Борис Андреевич, чем вы занимаетесь сейчас?
- Мне скоро 74 года, и я отошел от дел. Как юридических, так и политических. Я гуляю в парке, слушаю музыку, читаю хорошие книги...
Беседу вел Леонид НИКИТИНСКИЙ
29.04.2004
http://novgaz.2u.ru:3000/data/2004/30/18.html
