Александр МУРАШЕВ
В связи с природными особенностями и географическим положением Дальнего Востока, во все времена представляли интерес для публики свидетельства очевидцев, оформленные в виде дневников и дорожных (путевых) заметок. Интерес этот вполне объясним, поскольку в заметках (начиная со «сказок» русских землепроходцев) содержались сведения о земле, неизвестной ни для южных деспотий, ни для западных цивилизаций. Великие географические открытия на северо-востоке Азии повлекли закрепление русского территориального преимущества на новых рубежах, признанного во всем мире. В дальнейшем в мировой экономический оборот были введены природные ресурсы, по многим параметрам не имеющие аналогов.
Именно на Дальнем Востоке сложился жанр путевых заметок не только как географический и краеведческий очерк, но и как публицистический прием, удобный для освещения социальных и иных проблем территории. Просветительскую роль литературных работ Венюкова, Пржевальского, Арсеньева и других исследователей трудно переоценить. Многие поколения пытливых молодых людей зачитывались их научными отчетами и вливались в отряды исследователей, открывая все новые и новые природные богатства. Дальневосточный путевой очерк обычно основан на научной аргументации и содержит массу сведений разнообразного характера. Традиция не угасает, поскольку и в наше время зачастую экономическое освоение территории сопряжено с научными исследованиями, несмотря на то, что в целом край исследован и географически не представляет «белого пятна». Тем не менее, низкая плотность населения как бы консервирует отдаленные и труднодоступные ресурсы, а суровые условия жизни на северных территориях способствуют возникновению легенд. Таежные маршруты по Дальнему Востоку, предпринимаемые с исследовательскими, просветительскими или ознакомительными целями, до сих пор здесь называют путешествиями, а живые свидетельства путешественников помогают обнаружить скрытые тенденции в сложном и не прекращающемся ни на минуту освоении края.
Путешествия тем и привлекательны, что позволяют увидеть и почувствовать далекое, необычное и в обыденности недоступное. Для ученого и исследователя путешествия и экспедиции являются единственной возможностью собрать материал для научно-исследовательской работы. Кроме того путешествия, длительные переходы позволяют в относительно короткое время побывать в самых разных областях территорий. Позволяют сделать как бы временной срез и посмотреть на этом срезе, как отдельные элементы, - абсолютно разные, не совместимые, - совмещаются и взаимодействуют. Случается, путешественник уходит в безлюдную тайгу, где не встретишь даже примитивный шалаш. Казалось бы, и рассказ его - об опасных приключениях, удивительной природе, преодолении непреодолимого. А возвращаясь, наряду с ожидаемыми рассказами, он говорит о людях. И проблемы людей вдруг предстают перед слушателями самыми важными из всего разнообразия впечатлений. Так и должно быть. Потому что территория – это не абстрактное понятие. Это среда деятельности людей. Это арена действия истории. От того насколько разумно сочетаются многообразные виды деятельности на территориях с целями и задачами проживающих здесь людей, зависит и жизнь сообществ: либо они процветают, либо коллапсируют, разрушаются, покидая достигнутые рубежи.
Вниманию читателя предлагаются фрагменты из дневника путешествия автора в 1998 году в район северного Сихотэ-Алиня на поиски перевала Размытого и перехода М.Шера через Сихотэ-Алинь в начале прошлого века.
Непредвиденные хлопоты на рекогносцировочном пути.
«Моя милиция меня бережет». Впоследствии я решил так назвать статью о своих злоключениях, опубликованную в сокращенном виде в газете «Тихоокеанская звезда» 30 июля. Особенность приключенческого туризма в том, что стечением обстоятельств планы могут быть подвергнуты некоторой перестройке и дополнениям. Различные открытия в пути обогащают первоначальный замысел, охватывая повествованием ранее не предполагавшиеся темы. Так случилось и со мной. Встречи с милицией напомнили мне, что кроме всего прочего я не только гражданин определенного государства, но и личность, права которой охраняются международными конвенциями. Каковы мои права и права моих сограждан на самом деле? Ответ на этот вопрос получить просто: реальные права граждан проявляются именно в практике их взаимодействия с правоохранительными органами в реальной жизни. Путешествия на этот счет предоставляют неисчерпаемые возможности. Путешественник обычно обращает внимание не только на случайные и необычные явления, но и запоминает типичные, составляющие основу жизнедеятельности населения на данной территории. Умолчать об этом невозможно, да и не входит в планы путешественника умалчивание самых каверзных и рискованных ситуаций.
…Вопреки моим вожделениям, спать в поезде не пришлось. Как часто случается, в «общем» вагоне оказалась компания то ли едущих на вахту лесорубов, то ли рыбаков. Они перепились и переругались между собой. Попутчица, с которой позже разговорился в зале ожидания, сказала: «У кого-то что-то украли, или это «менты» специально подстроили». (Меня насторожили слова попутчицы, не отрицающей провокации со стороны блюстителей порядка. Поверить в это тогда было невозможно.) Проводники вызвали милицию. Одновременно с разборкой, сопровождавшейся выводом нарушителей по одному в тамбур и их избиением, началась тотальная проверка документов и обыск пассажиров.
Насколько типичны в настоящее время такие зверства, можно узнать из статьи Галины Мурсалиевой «Отделение милиции от добра, или нечаянная исповедь мента-расстриги» в «Новой газете», №38, от 28.09.-04.10, 1998 г. «Меня, когда спрашивали, бьют ли в милиции, я отвечал честно. Да, бьют. Причем бьют страшно. И сам я руку прикладывал», - исповедуется герой статьи. И далее как бы оправдывается: «Но я бил не людей (курсив мой, - авт.), а преступников»… «…ни за что избили… Ни за что не бывает… Не проси – не получишь». Эта статья в газете прочитана мной гораздо позже, осенью, когда в Хабаровске я анализировал результаты своей поездки. Но в моем сознании уже тогда начинали вырисовываться контуры проблемы, которая впервые была озвучена в России в 60-х годах ХХ века – проблемы прав человека. Любопытен комментарий к статье руководителя отделом клинической психологии Научного центра психологического здоровья Российской академии медицинских наук Сергея Еникополова: «Так как у нас зло высмеивают и ненавидят ментов, не ненавидят нигде. Законопослушные боятся, но ненавидят. Непослушные боятся и ненавидят. …вероятность роста насильственных действий (милиции,- авт.) очень высока». Ученый психолог оправдывает «несчастную» милицию, объясняя их действия психологическим срывом (по аналогии с реакцией их зарубежных коллег), предлагая создавать анонимные кабинеты психологической помощи милиции. Так-то оно так, но вряд ли помогут такие кабинеты милиционерам и их невинным жертвам. Причины «озверения» милиции в России имеют совсем другую почву – бесправие жертвы. Невольно вспоминается басня «Волк и ягненок», а глупое копирование «заграницы» великий баснописец обличал в басне «Мартышка и очки».
Особенно жестокий произвол милиции вскрывается в интервью прокурора железнодорожного района г. Хабаровска, опубликованного Ольгой Новак: «…милиция – это всего лишь одна из граней нашего общества. Какие мы – такие и «менты», - обобщает журналистка. Бесправие рано или поздно поглотит и преступников, но это не утешает: судя по методам, продолжается большевистская эпоха и находиться в России честным людям становится небезопасно. Слетевшие с губ слова «большевистская эпоха», отражают свежие впечатления вчерашнего дня, но творчество предшественников доносит до нас такие же опасения патриотов своего отечества за его судьбу в самые отдаленные эпохи. Мыслители всех времен пытались понять общие закономерности, лежащие в основе формирования российских традиций. По одной из трактовок, «большевистские» методы всего лишь творческое преобразование ранних тенденций и политических практик. Нашему сознанию хотелось бы всюду видеть прямолинейные, евклидовы пространства. Однако, по аналогии с римановой геометрией, история – это нелинейная среда: ее невозможно перенести в настоящее для осуждения или поощрения. Мы даже не можем утверждать, насколько непрерывна эта среда: качества двойственности и неопределенности пронизывают исторические связи с современностью, лишь только мы попытаемся придать современное звучание какому-либо историческому факту. Но отчаиваться по этому поводу не следует: время течет в одном направлении, а это вселяет надежду, что будущее будет лучше прошедшего.
С таким оптимистическим настроем я предстал перед двумя представителями власти. Обыск начали с последнего купе, в котором кроме меня ехал незнакомый мне гражданин. Вначале перетрусили вещи гражданина, затем заставили его поднять вверх руки и добросовестно ощупали всего с головы до ног. Следующим был я. Увидев у меня удостоверение члена Русского географического общества, одетый в штатское молодой оперативник высказал своему подручному предположение, что это какая-то политическая партия, а возможно, обыкновенная подделка. Удостоверения вице-президента Дальневосточной Народной академии наук у меня на этот раз не было, но не думаю, что результат был бы иным. Меня так же с пристрастием обыскали. Ощупали даже носки туфель.
Я объяснил, что по делам Академии направляюсь на станцию Высокогорную. Ничего не поняв, оперативники ушли, но ненадолго. Через какое-то время милиция и штатские оперативники появились вновь. Из тамбура доносился запах уксуса или какого-то удушающего газа. Ко мне опять подсел один из штатских.
- Вы с этим мужчиной вдвоем едете? - начал он обычную «притирку». - Это не ваш сообщник?»
Одновременно я почувствовал себя Иваном из «Мастера и Маргариты» перед очами профессора Стравинского:
- Нет, я всегда путешествую в одиночку. Я не тот, кого вы имеете в виду. Я профессор Мурашев из Хабаровска. Мой научный интерес составляют разнообразные проблемы, связанные с приключенческим туризмом, краеведческие, географические, социальные проблемы и некоторые другие, - объяснял я своим потрошителям.
- Профессор Мурашев из Хабаровска? Не знаю такого. Но сам я из Санкт-Петербурга. Уже девять лет, как на Дальнем Востоке, - разоткровенничался старший из оперативников, на этот раз предлагая мне взглянуть в его удостоверение:
- Криминогенная обстановка в районе самая высокая. Вокруг только торговцы, воры и мы, милиция. Когда налогами задушат торговцев, останется только милиция и воры. Вот тогда начнется настоящая схватка! – продолжал он, доверительно склонившись в мою сторону.
Наблюдая действия, которые в любом цивилизованном обществе квалифицировались бы как нарушение прав человека, я засомневался в принадлежности к милиции этих молодых людей, но очень не удивился: такова наша реальность: «О, времена! О, нравы!» Сославшись на дела, оперативник извинился за причиненное беспокойство и вышел. После его ухода я обнаружил на полу пробку, какими обычно укупоривают лекарства. От пробки исходил запах уксуса. Ясно, что именно этой пробкой был закрыт пузырек с жидкостью, разлитой в тамбуре. Как она попала сюда? На верхних полках в купе крутились мальчишки. Может быть, это они уронили пробку?
Проходящий мимо милиционер заметил, что я поднял пробку и отвернулся. Внезапно мелькнувшая догадка заставила отбросить пробку под сиденья:
- Пробку специально подбросили. В этом нет сомнения, потому что обыскивающие видели в моей сумке деньги!
Остаток ночи провел в зале ожидания железнодорожного вокзала. Какая-то женщина с плутоватым выражением лица - торговка, охраняющая свой огромный баул с вещами, - попросила помочь ей передвинуть кресла поближе к батареям отопления. Она и сообщила подробности происшествия в вагоне. Ночью торговка несколько раз подбегала ко мне и сварливым голосом кричала, что я сильно храплю. Трудно объяснить причину такого неадекватного ожесточения у женщины. Казалось, она готова была разорвать меня. Свободный человек не способен на такую агрессию. Только в животном стаде формируется подобный тип самоутверждения, где правит эгоизм, а проявление слабости с моей стороны в этом случае недопустимо, так как провоцирует насилие. Но мне не хотелось ругаться с торговкой, и я постарался дремать, не засыпая.
…В десятом часу утра резко потеплело. Закаркали вороны, собираясь к злачным местам. Солнце осветило узкие сельские улочки, на дорогу легли косые тени, воздух насыщен запахом дыма. Прохожих мало, но торговцы уже суетятся около своих лотков, раскладывая дешевый китайский товар. «Челноки» не вызывают во мне уважения, ибо вся их суета преследует одну цель – личное обогащение. Так и смотри, чтобы не обманули. «В целом воздействие на трудовую мораль общества «челноков» и «новых русских» идет в одном направлении – в направлении девальвации ценности высококвалифицированного, творческого труда. Девальвации подвергается также и ценность честного труда», - такое обобщение сделано Р.Лившицем в небольшом, но глубоком по содержанию очерке «Реформы и трудовая мораль», (журнал «Дальний Восток», №5-6, 1998). Анализируя свои впечатления, я обратил внимание, что внутренний настрой все замечать и реагировать, казалось бы, на самые пустяковые случаи в пути – неотъемлемое качество путешественника. Именно вниманием ко всему окружающему он отличается от обычного транзитного пассажира, жующего бутерброд с чувством отрешенности от внешнего мира.
…Поселок Высокогорный основан в 1949 году на месте селения Мули. Он расположен на берегу речки Мулинки, в котловине между живописных сопок. На юге, между ключами Дополнительным и Медвежьим, впадающими в Мулинку справа, тянется гряда сопок. Острым пиком встает гора Погибших, абсолютная высота которой 718 метров. В давние времена на склоне этой горы разбился самолет, но никто из моих случайных собеседников не знал никаких подробностей об этой аварии. Дороги здесь близко подходят к центральному хребту и даже пересекают его в нескольких местах. Железная дорога Комсомольск-Совгавань пересекает географический Сихотэ-Алинь между разъездами Удоми и Оунэ, хотя топографической точкой пересечения, по моему мнению, следовало бы считать Кузнецовский перевал в 15 км северо-западнее Высокогорного. Вся окружающая местность как бы создана для туризма, и приключений. Удивительный, волшебный край!
История строительства железной дороги Хабаровск – Советская гавань представляла бы особую главу в книге преступлений тоталитарных режимов, будь она когда-нибудь написана. Когда поезд, преодолев серпантин в истоках Верхней Удоми (район станции Откосная), взлетает на Кузнецовский перевал, взору открывается широкая панорама Сихотэ-Алиня. Невольно вспоминаются строки из стихотворения Н.А.Некрасова «Железная дорога»: «А по бокам-то все косточки русские…» В фондах Дальневосточного территориального геологического управления можно найти прежде засекреченные отчеты экспедиций, исследовавших район будущей трассы. В папке №5388 хранится отчет геологов В.П.Павлова и П.Т.Кожухова «Выписка из окончательного отчета: «Рекогносцировочные инженерно-геологические исследования вдоль линии железнодорожной трассы Комсомольск - Советская гавань. (На участке от перевала Никтеада до устья р.Акур. От 290 до 380 км.)» Никтеада – по-орочски «самый низкий». Названия перевала, отдельных сопок и ключей были сообщены проводником орочем – И.Ф.Акунтка.
Отчет содержит небольшую историческую справку: «Летом 1935 года на восточных склонах хр.Сихотэ-Алинь в долине р. Акур и его притокам, в связи с инженерно-геологическими изысканиями вдоль трассы будущей железной дороги Комсомольск-Советская гавань, производилась геологическая съемка...
…В конце прошлого столетия Я.С.Эдельштейн, производя исследования хребта Сихотэ-Алинь, посетил Акур, но конкретных данных по геологии района им не дано. Почти одновременно с работами Я.С.Эдельштейна производил исследования хребта Сихотэ-Алинь Д.Е.Иванов, который сделал несколько пересечений хребта, в т.ч. и прошел маршрутом по р.Хуту…»
Исследования вдоль проектируемой трассы велись широким фронтом с начала 30-х от Хабаровска до Совгавани узниками ГУЛАГА. Типична судьба известного геолога М.А.Павлова, дважды приговоренного к расстрелу. Им было открыто и исследовано Ванданское месторождение марганцевых руд. В папке № 2710 с пометкой «Управление Дальлага НКВД» содержится отчет геологоразведки в 1934-36 годах. В папку № 0587 помещен «Геологический очерк Ванданского марганцевого месторождения. Экспедиция Дальлага. 1936.»
Заработали жернова жестокой мельницы НКВД, перемалывающей судьбы и жизни. Огромные массы людей – рабов ХХ века – были приведены в движение. Широко использовался женский труд на тяжелых работах. Из записки тех лет: «Пятьсот дальлаговцев уже на участках. В командировке каменного карьера есть еще восемьсот. Пришлось отдать во временное пользование 500 заключенных, которых некуда было селить.»
«От разъезда Хуту до р.Людю направлены 40 заключенных, из них 20 плотников в полном обмундировании для тяжелого физического труда и 12 лошадей с упряжью».
Из рапорта начальника Восточного исправительно-трудового лагеря НКВД Филимонова: «…На базе массового трудового соревнования за выполнение тремя работниками четырех норм, двумя – трех норм, одному – работать за двоих, приказ наркома Берия Л.П. выполнен досрочно».
Всюду по Сибири и Дальнему Востоку монстр ГУЛАГА оставлял следы. До сих пор в опутанных колючей проволокой территориях вечная мерзлота выдавливает на поверхность части человеческих скелетов – кости и черепа его безвинных жертв. Намереваясь жить вечно, Монстр не всегда заботился о сокрытии преступлений, ибо не считал их таковыми. Отправляясь в эти дикие края, я был уверен, что мой маршрут – это только начало открытий.
Для строительства железных дорог на Дальнем Востоке было создано шесть железнодорожных лагерей НКВД СССР, где здоровье и жизнь заключенных,- как правило, безвинных жертв деспотического режима,- ничего не значили. Усилившиеся жесточайшие репрессии, беспощадные расправы с крестьянским населением и интеллигенцией питали адскую машину ГУЛАГА. На население обрушилась невиданная доселе цензура. Излюбленным методом выяснения политических настроений, прочно вошедшим в последующую практику «социалистического строительства», стала перлюстрация писем граждан ВЧК/ГПУ/НКВД, обеспечившая массу арестов. В 1939 году началось строительство дороги Комсомольск-Совгавань, а 19 июля 1945 года по дороге прошел первый железнодорожный состав.
В 1945 – 1946 годах на территории Хабаровского края было создано 14 лагерей для военнопленных японцев. Содержание их в лагерях было несравнимо лучше, т.к. они были защищены Гаагской (1907г.) и Женевской (1929г.) международными конвенциями. Следовать гуманистическим принципам по отношению к согражданам считалось излишним попустительством, роскошью. По-другому и быть не могло, ибо в репрессивно-идеологическом пространстве эти категории людей и рабов занимали различные уровни. Масштабы произвола сегодня общеизвестны, но память оказывается недолговечной. Некоторые молодые люди, участвующие в политических дебатах от коммунистической партии, берут на себя смелость утверждать, что никаких репрессий вообще не было, что все это клевета на «ленинскую» партию и ее набальзамированного вождя.
Память о неисчислимых жертвах сохранена в образе железобетонного вагона-саркофага, установленного рядом с железнодорожным вокзалом станции Высокогорная. На торце саркофага имеется надпись: «Магистраль строили Строительство №500: Сихотэ-Алиньская, Приморская экспедиции, строительные лагеря – Нижне-Амурский, Перевальный, Приморский.» (Современникам понятно, что речь идет не об оздоровительных лагерях, а о концентрационных лагерях. Будет ли это понятно потомкам? Не указан Восточный лагерь, образованный приказом НКВД СССР № 00894 от 26.05.43 г. Возможно, это и есть Нижне-Амурский?)
После приезда в Хабаровск, вновь встретился с военным топографом полковником Левкиным. Оказалось, исследователь всю ночь работал с документами, а уснул только под утро. Я разбудил его своим звонком, но он всегда рад случаю раскрыть топографические карты. Мы вновь беседуем о маршрутах В.К.Арсеньева.
-Два раза Арсеньев был только на Иггу, следовательно, там и есть перевал Императорского Русского географического общества. Путь из реки Уй в Ашмар был не трудным, ничего особенного не произошло, поэтому Арсеньев нигде в своих сочинениях не упоминает об этом путешествии. Пойдешь на север. Перевал Размытый надо искать в верховьях Ашмара, - так напутствовал меня географ.
Размышления на историческую тему.
Свой дом – единственное место на земле, где можно обрести счастье и покой. В свой дом приходишь осмысливать события и отсюда уходишь в дальние походы. Свой дом – это уголок души, где живет твой ангел-хранитель.
Два чувства дивно близки нам –
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам…
Однако, что-то разладилось в нашем современном общежитии. Давно ли? В книге «Свеча горела!», опубликованной в одном из журналов «Дальний Восток», автор Амир Хисамутдинов приводит такие строки из дневников В.К.Арсеньева: «…крестьяне и до сего времени не успели обустроиться как следует, не удосужились местности около своих жилищ придать культурный вид. Является впечатление, что люди эти не эксплуатируют землю, а как болячки паразитируют на ней. Всякая корейская фанза дышит домовитостью, трудолюбием, видна забота и желание устроить жизнь получше, а у этих троглодитов написано на лице: похищничаю, уйду, а место это будь проклято,- я и не вспомню о нем.»
Чтобы перевезти экспедиционный груз В.К.Арсеньеву потребовалось добиваться разрешения в семи инстанциях. Это было в конце 1917 года. «Вот она, гражданская свобода!» - воскликнул путешественник.
Совсем другая картина наблюдалась в поселках старообрядцев, которые для поселения выбирали труднодоступные уголки дальневосточной тайги. Вот что писал об амурских старообрядцах экономист А.Кауфман, посетивший их в конце Х1Х века: «Все старообрядческие деревни прекрасно обстроены. Солидно сложенные бревенчатые дома, крытые тесом или оцинкованным железом, дворы широкие, с массивными амбарами, крепкими оградами. Словом, все производит впечатление зажиточности и хозяйствености». Военный губернатор Амурской области Педашенко в 60-х годах Х1Х века посетил старообрядческие селения, основанные на призейских равнинах и нашел их в цветущем состоянии уже на второй или третий год существования. На вопрос губернатора, почему такая разница между ними и другими крестьянами, старообрядцы объяснили это тем, что живут далеко от начальства.
Можно привести боле ранние свидетельства выдающегося путешественника Н.М.Пржевальского, обвинявшего в инертности населения администрацию, которая непродуманными мерами довела население до голода. Наблюдательный путешественник был ближе всего к истине, упрекая организаторов, политиков и управленцев, а не подвластный им народ.
И как итог, свидетельства современника, путешествовавшего по Амуру до Благовещенска: «На русском берегу - полузаброшенные и пустые деревни. Вдоль берега натянуты тесные ряды колючей проволоки. Река без купающихся детей и ... лодок. А на противоположном - добротные села... снуют лодки, смех и крики ребятишек...» Кто эти пришельцы, превратившие нашу жизнь в сплошной траур?
Как видим, разладилось давно и, вероятно, надолго.
Имея опыт наблюдения особенностей выживания населения на окраинах в путешествиях прошлых лет, я надеялся, что на этот раз смогу сделать обобщения и выводы. В печати на этот предмет высказываются самые различные точки зрения.
К Татарскому проливу.
Освободившись от лишнего груза, начал восхождение на гору Погибших. Тропа свидетельствует о частых восхождениях. По-видимому, это излюбленное место прогулок молодежи,- на горных террасах многочисленные кострища и следы пикников. По мере подъема все шире открывается панорама окружающих сопок. На севере и северо-востоке виден снег на склонах горы Мули (1304м.), Верхней Уйни (1359м.) и Сыроватки (1393м.), на западе блестит среди сопок купол Верхней Дягданы (1336м.). Внизу, в долине, стесненный сопками, раскинулся поселок Высокогорный. Некоторые деревья мешали снимать видеокамерой. Я обратил внимание, что вокруг не растет старых деревьев, вместо подлеска стоит частокол высоких пней. Лет 50 назад по обе стороны тропы на вершине был спилен полностью весь лес. Время соответствует началу строительства железной дороги. По-видимому, на горе Погибших в то время находился наблюдательный пункт охраны лагерей НКВД СССР. На плоском участке склона были постройки помещений охраны. Эти места отмечены не зарастающими плешинами. Местные жители рассказывали, что вокруг в тайге встречается много колючей проволоки – ограждения лагерей. Вспоминается страшный рассказ в связи с этими событиями, рассказанный мне в середине 80-х инженером, по совместительству работавшим сторожем в поликлинике Амурска. Его отец был определен сотрудником конторы на одном из участков строительства. Доведенные до отчаяния жестоким обращением, заключенные во множестве совершали побеги даже в зимнее время. Не способные выжить в условиях тайги, они погибали. Гибли и на строительстве от недоедания, холода и непосильного труда. На поиски беглецов посылались отряды, а трупы свозились к конторе. По крайней мере, так мне объяснил инженер-сторож. Однажды со двора до слуха его отца донеслось какое-то противное постукивание. Отец выглянул за дверь и увидел груженную замороженными трупами повозку. Охранник с молотком и зубилом ходил вокруг и методически пробивал головы трупам,- процедура, заменяющая контрольный выстрел - доведенная до абсурда бюрократическая пунктуальность: уже после смерти людей, их трупы были «приговорены к расстрелу».
Геолог А.Г.Черкасов, предпринявший сверхдальное путешествие к Северному Ледовитому океану, в статье «Мой путь на север» вспоминает, как недалеко от устья ключа Учча на Индигирке он обнаружил заброшенный поселок бывших узников лагерей, о чем узнал в соседнем поселении Мома: «Рассказывали, что разрешали в те годы при встречах отстреливать беглых. А в доказательство приносить руку или палец, за что полагалась премия. Случалось, стреляли и невинных. Так, ради наживы». Напомню, что это было в большевистской, коммунистической стране середины ХХ века – в России, лицемерно заявляющей о себе, как о самой счастливой и гуманной стране мира.
…Грозовая туча прошла стороной, слегка побрызгав на меня теплым дождиком. Надо полагать, мое путешествие можно считать одобренным свыше после такого естественного «крещения». Вокруг вздымались сопки, начинала зеленеть и расцветать живописная природа, по склонам бегали рябчики. В нескольких километрах от устья рек Аты и Уни дорога пересекает Тумнин и продолжается по левому берегу до Чичамара, длина которого 78 км. (туземцы называли Чичамаль).
От главной дороги к Тумнину отходят несколько ответвлений. По ответвлению вдоль ключа Зимовье-2 намереваюсь спуститься к Тумнину. Зимник упирается в ключ, но перейти его вброд невозможно. Упершись колесами в поваленное дерево, на берегу стоит «Нива» со снятыми номерами. Следы рыболовов смыты дождем, с крутого берега упали вершинами в воду неумело срубленные лиственницы. Вода бурлит, готовая смыть все на своем пути.
На левом берегу ключа ветхая банька, рядом следы от нижних венцов развалившихся строений, от лабаза осталось несколько столбов. В первой половине века здесь жили промысловики, либо находилась база исследователей земных недр.
…Солнце остановилось в зените и нещадно палило. Кое-как добрел до моста через Чичамар и остановился на отдых. Не успел подвесить над костром котелок, как послышался шум двигателя и рядом остановился ГАЗ-66 с кунгом. Трое рыбаков направлялись в Сизиман на ловлю корюшки. Служба рыбоохраны запрещает населению ловить корюшку в бухте. Рыболовы всячески преследуются, поэтому они придумывают всевозможные уловки и, в итоге, все равно оказываются с рыбой. Какой бы вид самодеятельности вы не взяли, вскоре убедитесь, что власть всячески вам препятствует, придумывая всевозможные поборы и штрафы. Чрезвычайные меры становятся единственной формой взаимоотношений государственной власти и народа, низведенного такими мерами до уровня бесправного раба, пытающегося украдкой дотянуться до охраняемых источников существования.
В непрерывной беседе о проблемах житейских и научных мы отправились в путь. Взобравшись на перевал, автомобиль заскрежетал, раздался треск ломаемого металла. Водитель резко затормозил, выскочил из кабины и полез под машину.
-Лопнуло крепление кардана,- сообщил он.
Досадный пустяк грозил обернуться ночевкой на дороге в сыром, неудобном месте, среди глубокого снега на перевале. Кроме вездеходов «Форист-Стармы» на этой дороге чрезвычайно редко можно встретить автомобиль. Однако молодой водитель Володя, казалось, не терял чувство юмора. Он спустился к ранее замеченному месту расположения теплушки строителей дороги и вернулся с отрезком проволоки:
-Не было еще случая, чтобы я не придумал выход,- шутил Володя.- Обязательно что-нибудь подходящее найдется на стоянке человека, а вы собрались кардан ремнями подпоясывать!
Из проволоки сделали бандаж и машина пошла быстрее. Следующий перевал был похож на сказку. Дорога серпантином спускалась с кручи. Водопадом по скалам сбегал родник, рядом с ним установлен капитальный металлический шлагбаум, оснащенный запором. Совладельцы Закрытого акционерного общества «Форист-Старма» пытались перекрыть движение населения к морю, как собственники дороги, что оказалось весьма спорным. Дорога проектировалась еще в советское время, к морю был проложен зимник. В этом районе работали многочисленные экспедиции. Обманутый народ сверх всякой меры заплатил за эту и все прочие дороги в бывшем СССР, как и вообще за все, что строилось и эксплуатировалось за железным занавесом. В России нет альтернативы существующим дорогам, поэтому редкая дорожная сеть во все времена была общественной. Приватизируйте дороги, и вы парализуете жизнь многих регионов. Дороги в России были и должны быть общественными.
Дорога через перевал – как бы открытая геологическая книга. В обнажениях вскрыты слои базальтов, вулканические туфы чередуются с туфобрекчиями, андезитами и прочими горными породами, образовавшимися в эоцене. Геологи называют этот геологический район Сизиманской толщей. Мощность Сизиманской толщи достигает 600 метров.
Бухта и порт Сизиман.
Огибая многочисленные штабеля леса, заготовленные для вывоза в зарубежье, дорога подошла к морю. В суровый край пришла весна. Побережье и склоны сопок совсем недавно очистились от снега, но с моря тянет холодом. Бухта показалась мне весьма условным названием этого участка береговой линии, поскольку морские волны проходят к берегу, не встречая препятствий. С севера высится гора с обнажением вулканических пород. Туфы и лавобрекчии содержат окаменелую рощу хвойных деревьев. Рыбаки рассказали, что южнее, в бухте Чапчаны можно увидеть морских зверей, греющихся на плоских камнях. Мои попутчики все жители поселка Высокогорного.
Следующий день провел в экскурсиях. От рыбацкого поселка осталось несколько полуразобранных домиков. Крест, приколоченный на торце крыши одного из домов, не спас от уничтожения ни здание, ни то, что было внутри него. Религия, лишенная права повелевать, так же бессильна, как и человек, лишенный права распоряжаться. На обочине дороги, в распадке, примостились убогие «дачи». Чем-то по-воровски осторожным веет от этих построек, как будто возводились они очень скупыми людьми, откусывающими по крохам от огромного, зачерствевшего пирога. Кто же мог так напугать людей, так ограничить их права?
В рядом стоящем, наспех подлаженном домике обитала артель рыбаков национального хозяйствования (Коллективное национальное хозяйство Ванинского района). В артели КНХ два или три туземца, остальные русские. Видимо, национальная принадлежность не является признаком для учреждения этого предприятия, важен сам способ выживания на побережье Татарского пролива. Не переняв опыт коренных народов, существовать на этой территории невозможно. Рыбаки в большинстве своем из лиц, перебивающихся случайными заработками, в прошлом рабочие различных экспедиций и артелей по добыче золота. Один из русских рабочих хранит под кроватью картонный ящик с образцами окаменелого дерева и янтаря. Свои находки он намерен продать коммерсанту из Хабаровска, который изредка наведывается в бухту.
Меня пригласили в домик и накормили супом. Все общество с интересом разглядывало мои топографические карты, припоминая знакомые им участки местности. Два ороча захотели вместе со мной отправиться на Амур через Сихотэ-Алинь. Пытаясь разубедить их в легкости такого перехода, объясняю маршрут и цели путешествия. В конце концов, они согласились с моими доводами: поездом до Комсомольска доехать быстрее, чем идти кружным путем по снежникам хребта. На прощанье они подвели меня к большой бочке с малосольной корюшкой и предложили взять на дорогу сколько надо. Я взял несколько штук, чтобы не обидеть собратьев.
На море штормило, в бухту несло туман. С запада, по пологому склону дорога выходит на плоское пространство, поросшее типичной тундровой растительностью: мхи, багульник, корявые, низкорослые лиственницы с флаговыми кронами. Наверху сопки оказалась ровная площадка с брошенными гаражами. Вокруг разбросаны корпуса дизелей и аппаратуры. Лужи чернеют от разлитых ГСМ, ржавеют склады металлических бочек из-под горючего. В этом месте базировалось подразделение пограничных войск, сохранилась наблюдательная вышка. Круто вниз уходит пешеходная тропа, а транспорт поднимается по кружной дороге. Здесь только я обратил внимание, что весь лес на вершине и по склонам был спилен в одночасье, как и на горе Погибших: монстр ГУЛАГА и здесь оставил следы.
Залежи нефтепродуктов на вершине памятника природы являют собой печальное зрелище. В какой развитой стране, кто бы мог допустить такое? Не любим мы свою землю, или нам не дают любить ее? Почему и кем мы так оттеснены с провозглашенных исконно нашими рубежей, что относимся ко всему, как к чужому, достойному ненависти, зависти и уничтожению? Кто эти люди или группа людей, которые так незаметно и хитро поставили все с ног на голову? И в какие древние времена это случилось? Ясно, что не сразу, не вдруг свободолюбивый, приученный к труду русский народ сделался разрушителем своей страны.
С горы открывается прекрасная панорама морского побережья. Туман постепенно рассеивается. Синие пятна домиков рабочего поселка «Форист-Стармы» приобретают очертания. Взору предстает грандиозный объем лесозаготовок. У причала, выдающегося далеко в море, грузится лесом судно. Никогда и нигде в жизни мне не приходилось видеть такого гигантского склада бревен и, естественно, возникло желание познакомиться с организаторами этого дела. Ведомственная охрана посоветовала обратиться к начальнику смены П.П.Гриняеву.
Павел Петрович – высокий и широкоплечий, крепкий мужик. Слово «мужик» всплыло в сознании, чтобы оттенить впечатление его подлинно народной, русской основательности. Последующие впечатления не рассеяли первоначального, а дополнили образ руководителя. Павел Петрович оказался добрым и отзывчивым, но одновременно принципиальным, требовательным, знающим меру. Поселковые домики и оборудование в них доставлено из-за рубежа. Мини-электростанции, система кондиционирования, создают для бригад лесорубов цивилизованные бытовые условия, невиданные в отечественных вахтовых поселках. Сам вид поселка являет собой противоположную картину зрелища следов русского поселения конца ХХ века в бухте Сизиман. Зарплата рабочих также довольно высокая. Казалось бы, отчего не работать?
-Воровство, пьянство не миновало и наш коллектив,- сетует Павел Петрович.- Рабочих встречаем на станции, с каждым беседуем, разъясняем. Вынуждены ввести досмотр личных вещей приезжающих и отъезжающих, чтобы не ввозили спиртное и не прихватывали имущество фирмы.
Он настоятельно советовал поужинать в столовой «Форист-Стармы».
-После ужина «вахтовки» повезут смену на станцию. Вы прибыли вовремя, сегодня день пересмены.
Мы беседовали довольно долго, не так уж часто в эти края забираются путешественники. Павел Петрович с интересом выслушал мою лекцию о возможности таких экстремальных одиночных переходов, о приключенческом туризме в Сибири и на Дальнем Востоке.
-Познакомьтесь, русский профессор, в одиночку идет через Сихотэ-Алинь на Амур, наш Дерсу-Узала, - представил он меня подошедшему с переводчиком управляющему, американцу Дэвиду.
Мы пожали друг другу руки. Пришлось коротко повторить рассказ о целях и задачах путешествия. Дэвид был удивлен:
-Зачем идти пешком, когда есть вертолеты?
-В нашей организации вертолетов нет, - ответил я.
-Назовите хотя бы одно нормально работающее предприятие в этом районе, которое представляло бы работу населению, исправно платило бы в бюджет немалые налоги, и не требовало бы дотаций, приносило прибыль? Не назовете, потому что таких предприятий здесь кроме «Форист-Стармы» нет. И в этих условиях мы подвергаемся нападкам со стороны экологических служб. Вы постоянно в тайге, скажите, вам приходилось видеть чистую тайгу? Как правило, бурелом, горельник, вывал переспелого леса – естественные природные процессы, а нас представляют какими-то грабителями и хищниками,- продолжил прерванный разговор Павел Петрович.
«Форист-Старма» является островком американского образа жизни в этой части Сихотэ-Алиня.
-Мы хотим внедрить в сознание рабочих американское отношение к труду, американское мышление. Что в этом плохого? Что плохого в том, что люди, видя постоянную заботу о своих интересах, будут лучше трудиться?
Видя счастливую улыбку Девида и сияющие лица управленческого персонала, я понял, что эти оптимисты-подвижники по-настоящему озабочены нашими проблемами. Они по-настоящему пытаются создать рай в отдельно взятом оазисе. Безусловно, прибыль – первая цель всякого производства, а достижение максимальной прибыли гуманистически организованным трудом, по-видимому, особенность американского предпринимательства, что и пытаются нам продемонстрировать Дэвид и Павел Петрович. Наиболее полная забота о трудящемся человеке, в ответ на которую от него ожидают такой же заботы о предприятии, где его наняли, и составляет основу американского отношения к труду. Коллектив по-американски – это группа взаимно уважающих друг друга единомышленников, будь то лесоруб или начальник участка. И улыбки, улыбки, улыбки. Потому у американцев такие светлые лица. Меры, к которым были вынуждены прибегнуть концессионеры – профессиональная реакция на особенности российского трудящегося - несколько омрачают первоначальный замысел, но не меняет планы.
Дэвид не курит. Многие из рабочих, к моему удивлению, также не курят. Забулдыг, случайно попавших в коллектив, видно сразу. Они и в вахтовку садились «под градусом». Перед отправлением Павел Петрович зашел в каждый из трех транспортов и поблагодарил рабочих. Он пожелал отъезжающей смене здоровья и отметил, что все выглядят посвежевшими, помолодевшими:
-Я видел, какие вы заезжали, а теперь – совсем другое дело.
Думаю, он не кривил душой. Отъезжающей смене в столовой было подано большая тарелка, полная картофеля, тушеного с мясом, обязательные овощи. На каждом столе огромные куски сливочного масла в широкой вазе и без меры хлеба. Превосходно заваренный, сладкий чай каждый наливал сам сколько душе угодно. Павел Петрович лично зашел убедиться, как ужинает смена, а заодно еще раз напомнил мне о необходимости хорошо поесть перед дорогой.
ПУТЬ К ПЕРЕВАЛУ
На Ашмаре.
17 мая, воскресенье. На Ашмаре должно быть зимовье. Дойду до него и отдохну денек. Широкая просека окончилась недалеко от берега и превратилась в заброшенный, кочковатый зимник. Впереди открывалось широкое пространство, поросшее болотной растительностью. Неожиданно впереди увидел двух журавлей. Птицы расхаживали в заболоченной пойме и некоторое время наблюдали за моим приближением. Когда я стал готовить фотоаппарат, один из журавлей поднялся в воздух с гортанным курлыканьем. Вслед за ним, немного помедлив, устремился второй журавль. Шея у журавлей белая, а все туловище черное.
-Так выглядит только вид Grus monacha – черный журавль,- пояснил в Хабаровске биолог В.Д. Небайкин,- Регион типичный для обитания птиц этого вида, но в низовьях Ашмара еще никто не наблюдал черных журавлей.
На зимнике отчетливо были видны следы медведицы с медвежонком. В пойме следы затерялись. Выбравшись из наледей устья Ашмара на косогор, сразу же нашел тропу, имевшую когда-то промысловое значение. В подтверждение моим предположениям, вскоре на узкой террасе около воды увидел переломленный ствол огромной лиственницы с сохранившимся затесом. Рядом сохранились нижние венцы от зимовья промысловиков и несколько древних пней. Затес был сделан не позже начала нынешнего века, зимовье могло быть срублено уже после 1917 года.
Сообщение рыбаков о том, что по Ашмару были стойбища оленеводов, нахожу весьма сомнительным,- не видно характерных для мест обитания туземцев-оленеводов следов снятия корья. (Из корья устраивали временные балаганы.) Недостаточно и корма для оленей. Может быть, ягельники расположены севернее? Или лесные пожары «замели» древние следы обитания кочевников?
Окружающая панорама имеет некоторые черты суровой северной природы. Каменистые россыпи, поросшие лишайником, чахлые деревца стланиковых видов березы и ольхи, замшелые стволы деревьев и усиливающийся ветер, гудящий в кронах, создавали впечатление безжизненности и непригодности этого пространства для выживания человека. В то же время В.К.Арсеньев в «Кратком военно-географическом и военно-статистическом очерке Уссурийского края» пишет следующее: «С тех пор, как в лесах Императорской гавани зазвучали топоры лесной концессии, а на Тумнине начались розыски золота, орочи навсегда оставили колыбель своего происхождения – Императорскую гавань и переселились кто на Коппи, кто в верховья Тумнина и даже за перевал на Хоюль (курсив мой – авт.) и Хунгари.» Переселение относится приблизительно к 1884 году. Хоюль – река Садуингра, в устье которой в то время было стойбище орочей Пули. Какими тропами передвигались орочи? В.К.Арсеньев в своем очерке упоминает о тунгусах, кочевавших по Тумнину, Хунгари и Хуту. Южнее тунгусы не кочуют, потому что для оленей им нужны ягельники. «В 1908 году тунгусы стояли вверху реки Ясемаль… около перевала через Сихотэ-Алинь,» (курсив мой – авт.)
Таким образом, тропа вдоль Ашмара – древнейший кочевой путь туземных народов. Мое первоначальное впечатление оказалось ошибочным при более плотном знакомстве с краеведческим материалом. И действительно, при устье ключа Совиного и в истоках Ашмара находятся небольшие разреженные пространства и полянки, лишенные древесной растительности, которые могли быть местом временных стойбищ кочевавших здесь тунгусов.
Относительно своего недоумения по поводу отсутствия следов снятия корья, вспомнил, что несколько лет назад вблизи от поселка Малая Сидима встретил удэгейских женщин, собиравших жимолость. Они соорудили балаган из бересты, искусно скрепив края ветками. Все же мокрец проникал в их балаган и находиться внутри без дымокура было невозможно. Женщины навязчиво предлагали мне сделку: свой балаган и в придачу ведро ягоды за мой бязевый накомарник. На мои сомнения, что меня в их балагане заест мокрец, они ответили, что их тоже заел гнус, поэтому они и меняются.
Сейчас меня осенило: удэгейцы для своих балаганов использовали бересту,- предпочтение бересте отдают и современные жители Забайкалья – гураны,- а лиственничное корье применяли эвенки, живущие в верховьях Зеи. Вот почему в отрогах Сихотэ-Алиня я не встречал следов снятия корья. (Это не совсем так. Разрушенный балаган из корья мне удалось заметить в верховьях реки Кабули,- приток Хора,- в 1993 году. А тунгусы обходились оленьими шкурами, т.к. на каменистых развалах, поросших ягелем, березы не растут. На этой высоте – около тысячи метров и более над уровнем моря – преобладают стланики.) Вспомнил также, что В.К.Арсеньев в своих сочинениях часто упоминал о фанзах из корья в южных областях Сихотэ-Алиня.
Ашмар катит свои прозрачные воды среди береговых наледей, растекаясь многочисленными ручейками по широкой, каменистой пойме. Ветер нагнал облака, и ярко синяя поутру вода приобрела свинцовый оттенок. Костер пришлось развести на камнях около упавшего дерева, на котором было удобно сидеть и вносить записи в дневник. Ощипав рябчика, добытого на зимнике, подвесил котелок над огнем и углубился в размышления. Ветер обламывал мелкие веточки, и они с характерным шумом падали на камни. Вдруг до моего слуха донеслось какое-то постороннее похрустывание. Оглянувшись, увидел пламя, взметнувшееся метрах в пяти от костра. Сбросив на ходу телогрейку, принялся гасить начинающийся пожар. Что будет, если мне не удастся потушить пламя? Долина превратится в огромный факел, а сам я в преступника, пусть невольного, но результат от этого не покажется менее ущербным. Самое ужасное в этой истории – позор: каким надо быть бестолковым, чтобы поджечь тайгу! Надо прекращать путешествовать. Такому рассеянному человеку самое время заняться огородничеством и никуда не ходить дальше своего огорода.
В это мгновение мне отчетливо припомнился поджег тайги, невольным соучастником которого я был в далеком детстве. Втроем с одноклассниками мы возвращались через кочкарник, поросший высокой травой. Один из моих приятелей отличался безудержным озорством. Несколько раз он пытался бросить в траву зажженную спичку, несмотря на наши уговоры. Этому озорнику обязательно надо было сделать что-нибудь запретное, чтобы посмотреть, что из этого получится. В нем жила патологическая потребность противоречия. В конце концов, трава воспламенилась и ветер погнал пламя с такой силой, что всем троим подросткам пришлось убегать за реку. Невдалеке возвышались стога сена... Ночью над сопками полыхало зарево. Это был пожар, которого еще не знали в поселке: ни один выродок прежних поколений не отваживался на такой безумный поступок. Время сняло веками соблюдаемый запрет почему-то именно в нашем поколении, отчужденном от собственности, «воспитанном в духе коллективизма». Понятие «отчуждение от собственности» тогда нам не было знакомо. Но в жизни людей наблюдалась осторожность: как бы предусмотрительные соседи не обнаружили «превышения меры потребления» и не сообщили «куда следует». Принуждение к коллективизму породило в людях скрытую неприязнь друг к другу и недоброжелательство. Даже в том, что в тайгу я отправляюсь всегда один, чувствуется печать времени.
Теперь я в одиночку бегал вдоль фронта, понимая свою оплошность и всю безвыходность положения. Пламя переносилось на новые участки по сухим былинкам и фронт разрастался. Помощи ждать было неоткуда. Подавив зарождающееся сомнение, я уже знал, что не отступлюсь, если даже мне самому придется лечь поперек огня. Эта уверенность придала силы. Наконец мне удалось справиться с огнем. Еще раз убедился на собственном опыте, каким осторожным и внимательным должен быть путешественник. Природа, как будто, преподнесла мне урок: опустила тигру в пасть, придерживая его на поводке.
…Стараюсь придерживаться тропы. Звериная тропа имеет свойство внезапно исчезать и появляться в другом месте, поэтому в поисках удобного пути часто брожу вдоль склона вверх и вниз, спускаюсь в пойму ключей. Ключ Совиный, вдоль которого решил подниматься на перевал, образует широкую, заросшую травой пойму. На лужайках синеют кисти маленькой хохлатки, а рядом уже выпустила зловещие, фиолетовые крючки ядовитая хохлатка гигантская. Впрочем, клубеньки хохлаток успешно используются в народной медицине, они входят даже в состав противораковых прописей. В пойме Ашмара и вдоль Совиного редко встречается можжевельник.
Невольно останавливаюсь перед окружающей красотой и с сожалением думаю о ее сегодняшней невостребованности. Несомненно, в будущем этим маршрутом пройдут отряды туристов, и они так же будут счастливы поделиться своими впечатлениями.
Сжившись с природой, представляю ее как живое существо. Мне передается настроение окружающего леса, с укором и обидой жалующегося на одиночество, на пустынность таежных троп. Когда на тропе вижу свежие следы сохатого или из крон раздаются пересвист невидимого птичьего населения, тайга наполняется жизнью и смыслом, о чем мне шелестят подобревшие деревья. Странное впечатление, как будто бы не один я в этом затерянном мире, а кто-то еще, могучий и добрый следит за каждым моим шагом. Такое чувство нередко возникает от одиночества.
СИХОТЭ-АЛИНЬ.
На перевал! Гора топографа Григория Левкина.
Утреннее небо 20 мая являло собой лицо угрюмого человека, готового вот-вот расплакаться. Я ничем не мог ему помочь и опасался, как бы излияние печали не застало меня в пути: время от времени начинал накрапывать дождь. Подъем по зарастающему стланиками горельнику длился не долго. Незаметно для себя оказался на хребте. Ветер неистовствовал. Чтобы разжечь костер, надо было выбрать подходящую площадку подальше от стлаников. Вокруг полно гнилушек и маленьких снежников в углублениях рельефа. Из гнилушки, на которую был подвешен котелок, поползли рыжие муравьи. Некоторые падали в кипяток. Стряхнув остальных насекомых, добавил листьев брусники, веточку кедрового стланика и заварил кипяток индийским чаем, слегка подсластив. Напиток получился превосходный! Над названием смеси долго думать не пришлось. Конечно, это чай «На перевал!»
Впереди по курсу (на северо-западе) выделялась коническая сопка. Сомнений нет, эта сопка ограничивает путь перехода В.К.Арсеньева на юго-востоке. Теперь стало ясно происхождение некоторых затесов на стволах - это шли топографы.
С сопки хороший обзор. Хребет в этом месте поворачивает строго на северо-запад, образуя широкую дугу, огибающую истоки безымянного ключа. Километра на три простирается выгоревшее пространство, обнажая картину рельефа - слегка покатое, увалистое плато, полого спускающееся на западе в долину Ашмара, а на севере - в истоки Среднего Уя. Перевал Размытый! Удачнее трудно придумать название. Именно там вдалеке, за сопочкой, угадывается понижение, отмеченное Левкиным в моем атласе легкой карандашной линией.
-Арсеньев мог перевалить центральный хребет только здесь,- уверенно сказал топограф, отмечая карандашом предполагаемый путь.- Это и есть перевал Размытый.
Но до него еще надо дойти. Холодный ветер свистит в ветках кедрового стланика, рвет из рук карту, а то вдруг низко загудит в стволе ружья, заставляя оглядываться. У самого горизонта едва белеют вершины горы Большой. Где-то там пролегал путь М.Шера, это плато пересекал маршрут Арсеньева,- смотрю с безымянной горы как бы в начало века и чувствую, что это не я, а Григорий Левкин смотрит на карту в своем рабочем кабинете, это он проследил путь нашего неутомимого предшественника, и только поэтому мы узнали об этом перевале. Безымянная до сего времени вершина в один миг нашла свое имя. Загадочность бытия в том, что ни один человек в мире, никто кроме меня не смог бы сейчас распознать имя горы: это право и знание открываются идущим, для этого надо было преодолеть таежные заросли, пережить сомнения и ночи под открытым небом. Теперь я стою на вершине горы топографа Григория Левкина. Заполняю вымпел, приготовленный для таких случаев, плотно заворачиваю в полиэтиленовый пакет и помещаю в найденную на горе банку. Банку укладываю на площадку обрушившегося топографического знака, а над ней сооружаю горку из камней. Гора топографа Григория Левкина расположена в квадрате 36х36 карты М-54-1Х, 50 градусов и 51 минута северной широты, 140 градусов, 06 минут, 30 секунд восточной долготы, абсолютная высота 832 метра, в истоках ключа Совиного. Обнаружившие вымпел будут знать имя горы.
Вдоль ключа Сололи.
Под ногами плотный ковер мха. Живописнейший распадок. Место, созданное природой для уединения от мирских забот и тягот. Правый берег не знал пожаров. Здесь стоит высокосортный, спелый лес. На береговой террасе левого берега мог бы разместиться уютный особняк современного графа Монте-Кристо или мыслителя-отшельника. Но кроме бичей, ютящихся в летних балаганах вблизи от городских свалок, мне очень редко приходилось встречать других отшельников, да и они никак не соответствовали личности мыслителя. Далеко шагнул прогресс, далеко ушел от природы, так что отставшие оказались не в состоянии вернуться к истокам своего существования. Из деревень и поселков, лишенных электричества, медицинской помощи и почтовой связи, люди потянулись в города требовать «достойной жизни», т.е. права переложить заботу о своем благополучии на чужие плечи: не нужна земля, чтобы выращивать, нужны деньги, чтобы купить урожай. Впрочем, кто пожелает в век компьютеров забраться в глухомань или променять городские удовольствия и удобства на невзрачный курятник в сельской местности? Обещания получить «достойную жизнь» как награду, помешали народу создать для себя такую жизнь. Ему и сейчас мешают жить, увлекая блеском новых «наград». Поэтому пусты сегодня бескрайние пространства нашей «чужой» земли.
Несомненно, в этом месте могло располагаться стойбище кочевников-тунгусов, о которых упоминал В.К.Арсеньев в очерке.
При работе над рукописью несколько месяцев спустя, возникают иные ассоциации, осознаются более остро иные взаимосвязи. Жизнь леса и жизни людей складываются в единый экологический процесс, сбалансированный естественным образом. Когда выгорают леса, сокращается количество видов фауны и флоры, тогда начинаются сбои в экономике и общественном устройстве. Тогда появляются монстры, а в их застенках некоторые люди гибнут «по неосторожности», потому что о правах людей также «по неосторожности» забывают другие люди.
…Каменные развалы образуют конусообразную вершинку, а на ней виден в бинокль какой-то предмет, похожий на пенек. Оказалось, это обросший лишайниками камень квадратного сечения. Он прочно закреплен между камней. Интересно, кто из топографов воздвиг этот монумент в виде поднятого указательного пальца на пути к Готиджоку?
От горы «Палец» начался подъем на Готиджок. Ветер трепещет ветви стланика, от этого вся сопка кажется кудрявой. Только с северной стороны имеются проплешины, ягельников. Среди стланика силятся подняться низкорослые ели, издали напоминающие железных ежей. Вся кудрявая сопка имеет куполообразную форму. С запада к ней примыкает терраса, поросшая мхом, с ягодами клюквы. К углублению в центре мохового болота, заполненному талой водой, подходят звериные тропы. Сюда наведываются и медведи, и северные олени.
Терраса защищена от западных ветров горой Готиджок, но открыта восточным ветрам. Стланики здесь низкорослые и корявые. Когда этим маршрутом проходил М.Шер, он видел выгоревшие склоны сопки, которую тогда называли горой Ага, а участок Сихотэ-Алиня – хребтом Ага (или Адарь). На склонах и теперь много проплешин, поросших ягелем. На обнаженных огнем камнях разбросаны стволики кедрового стланика. На первый взгляд дров достаточно: мне не понадобится большой костер. Устраиваю табор и валюсь на подстилку из веток стланика рядом с костром. Следующий день мечтаю провести на этом уютном склоне. Буду собирать клюкву, зарисовывать контуры гор и наслаждаться отдыхом.
25 мая. Понедельник. Вот такая получилась «клюква»… Дождь, начавшийся поздно вечером, не утихал всю ночь. Ветер метался на горе Готиджок, как бы ища на кого обрушить неистовую злобу. С моря надвинулся туман, и дождь перешел в снег. Ветер раздувал головешки, дрова прогорали мгновенно, пришлось добавлять сырых веток, чтобы хватило до утра. Утром все пространство вокруг представляло белую пустыню. Нечего было и думать высунуться наружу: мокрый снег налипал комьями и одежда быстро впитывала холодную влагу. К полудню снег утих, но коренных изменений в погоде не предвиделось. Срочно вооружившись пилой, принялся выпиливать высохшие стволики. Дров требовалось на всю следующую ночь и остаток дня. Уходить с горы не хотелось,- вокруг сплошные стланики, вмиг вымокнешь. В то же время, находиться здесь дольше было нельзя. Я собрал почти все дрова на этой террасе. После каждого заготовительного похода приходилось отогреваться и сушиться около костра: дрова расходовались быстро. Вновь посыпал плотный снег. Ситуация весьма осложнялась. Мне припомнились случаи гибели многих работников экспедиций и беспечных туристов именно в такой ситуации, именно в мае, когда весна делает людей легкомысленными. Весна внизу, а здесь на тысячниках она еще долго будет спорить с зимой. Вспомнился литературный эпизод из сочинений В.К.Арсеньева, когда он с проводником был внезапно застигнут снежным разрядом на озере Ханка и гибель казалась неминуемой:
«- Капитан, работай! Моя шибко боится! Скоро совсем пропади!»- крикнул Дерсу Узала, стараясь пересилить шум ветра.
К вечеру около табора возвышались две большие охапки стланиковых веток и валежника. Мой костер не должен погаснуть, в этом спасение. Среди ночи он угас, когда я, вымотанный прошедшей беспокойной ночью, крепко уснул. Кое-как удалось поднять пламя. Гибель костра означало бы и мою гибель. В такой ситуации потребовалось бы немедленно спуститься в ельник, где можно найти достаточно сухих дров. Ночью ветер сменил направление. Меня стало заваливать снегом, а дым заносило под полог, так что нечем было дышать. Оставался один выход - быстро перенести тент на место костра, а костер передвинуть на место тента. Охапки дров таяли с невероятной быстротой, так что устройство лежанки на месте костра сразу повысило тепловой режим моего логова. Теперь достаточно было поддерживать небольшой костер.
Перевал Шера, как я назвал эту местность, оказался весьма негостеприимным. Загнать в стланики и засыпать снегом! Это за что такое наказание? Третьи сутки «сижу» на горе Готиджок. Еще неизвестно, что дальше входит в расчет этого перевала… Вспомнились недавно приснившиеся мои покойные родители… Интересно, каким человеком был М.Шер, что природа так оберегает тайну его маршрута?
Над сопками поднимается солнце. Его размытый диск желтеет сквозь рассеивающийся туман. Все вокруг обледенело, снежные сугробы скрывают острые камни и скользкие стланиковые ветви. Выползаю из своего логова и подбрасываю в огонь последнюю охапку веток. На куртке вытлел большой участок ткани. Посвежело. Птицы умолкли.
Перевалы не любят, когда на них долго задерживаешься. Если вновь начнется снегопад, надо срочно спускаться в Ахатыдяг, а пока пойду по хребту к следующей вершине. Спускаясь с горы в непроницаемой белизне тумана, сразу же попал в глубокий снежник. Блуждая в стланиках, вскоре понял, что обошел сопку с запада и спускаюсь в Ахатыдяг, а это не входит сейчас в мои планы. Вновь поднимаюсь и оказываюсь точь-в-точь на таком же плато, которое только что покинул. Может быть, в тумане я сделал круг и вернулся на прежнее место? Виден участок клюквенной мари, такая же мочежинка и высохшие, корявые стволы лиственниц. Но марь как будто поменьше, а впереди клубятся туманом незнакомые сопки, и расстилается плато, упирающееся в величественную гору, пересекаемую снежником. Это гора Большая.
Перевал и вершина М.Шера.
Стланики отступают перед суровым дыханием высокогорной тундры. Огромные глыбы камня разбросаны по выпуклой поверхности. Останцы приняли причудливые формы. Невольно вздрагиваю, осматривая глыбы: на меня смотрит как бы высеченное в камне человеческое лицо. Звериная тропа ведет мимо скал, образующих гребенку на вершине плато. Тропа свежая, часто здесь бродят северные олени, заходят и медведи.
В обнажениях скал заметны свежие сколы. Это работали геологи. Нахожу небольшой шурф и собранные в кучу образцы минералов и горных пород.
Плато со скалистыми останцами в истоках реки Садуингра и есть перевал, по которому М.Шер поднялся на Сихотэ-алинь в 1909 году. От горы Большой центральный хребет резко поворачивает на юго-запад. Участок Сихотэ-Алиня от истоков реки Яй до горы Большой носит название Ян-Индя. Хребет Ян-Индя продолжается до реки Муты и является здесь водораздельным хребтом между реками Садуингрой и Уй. На безымянной вершине Ян-Индя, примыкающей к центральному хребту видна наполовину обломленная вышка для топографических измерений. Эту сопку следовало бы назвать именем М.Шера. Перевал также доложен носить имя М.Шера. Координаты сопки и перевала легко установить по топографическим картам. Именно здесь мог пройти из бассейна Садуингры в Ашмар служащий переселенческого управления М.Шер. Однако обход плато не убедил меня в первоначальном предположении. Сопки круто обрывались в узкую щель истоков Садуингры, представляя немалую преграду для путешественника. Следуя пониженным участкам рельефа, легче всего подняться по ключу Перевальному (в 11 км ниже истока Садуингры) на хребет Ян-Индя и по пологим склонам вдоль хребта перейти к истокам реки Уй и далее на сопку, где я сейчас нахожусь. Сегодня трудно сказать, знал ли М.Шер об этом пути. Он шел к Сихотэ-Алиню и вряд ли допускал отклонения от маршрута, а путь по Перевальному воспринимается именно как отклонение от маршрута. Для меня ясно одно, имена трех исследователей, Арсеньева, Шера и Левкина должны быть увековечены в названиях сопок и перевалов именно в этой области хребта, где пролегали их маршруты, и где поднималась, обозревая пространство, их исследовательская мысль.
К вечеру я находился на подступах к горе Большой. Восточные склоны все еще были завалены снегом. На гребне блестели многочисленные снежники, спускаясь и на восточный склон. Ночь провел как обычно, в ельнике. Заготовленных дров едва хватило до рассвета. Погода менялась, солнце быстро закрыла туча. Ее зловеще-черное тело просматривалось сквозь ветви елей. Посыпал мелкий дождь, но что-то неясное в природе подсказывало мне, что затяжного дождя не будет. Загасил костер и направился по водоразделу. Вновь след северного оленя вывел меня из стлаников на склон очередной горной террасы. Здесь увидел самого хозяина высокогорной тундры. Сокжой гордо вышагивал по стланикам, поднимаясь к вершине с противоположной стороны. Это был редкий альбинос. Неосторожное движение вспугнуло зверя. Он повернулся всем корпусом, демонстрируя огромные рога. В следующий момент северный олень сделал большой прыжок и быстро скрылся в стланиках. Удивительно, как это животное приспособилось так быстро передвигаться по зарослям!?
В БАССЕЙНЕ АМУРА.
Селение Пульса и другие.
…Упоминания о «селении Пульса» встречается у многих исследователей Нижнего Амура. Находясь в этом историческом месте, я постарался обследовать окрестности - берег Амура и тайгу на прибрежной террасе, и потратил на это в общей сложности три дня с 31 мая по 3 июня. Из находок на берегу подобрал деревянный поплавок и осколок железного котла с ушком. Остальные находки относились к новейшему времени, когда на месте древнего стойбища образовался поселок с таким же названием. «Три народа один за другим живут на одних и тех же местах. Оно и понятно: люди живут там, где это можно. Казалось бы, что русские поселения на Амуре будут новинкой. Ничего подобного. И там находятся орнаменты и старые городища»,- писал В.К.Арсеньев. На припойменных террасах, когда-то бывших огородами, вырос березняк. Кое-где сохранились столбики оград с колючей проволокой. Прогнившие бревна моста в овражке указывают на бывшую улицу. Вдоль берега встречаются обломки кирпича, металлические части автомобилей и трелевщиков. На берегу перевернут огромный поршневой механизм – деталь паровой установки. В послевоенное время поселок Пульса жил, но оказался коротким его век. В этом нет ничего удивительного, селения возникают на путях миграции, живут и умирают, следуя естественным закономерностям и обстоятельствам.
…Мой новый знакомый из «селения Пульса» Котов объяснил, что в поселке Пульса был небольшой кирпичный завод, выжигали известь (известняк завозился с левобережья Амура из села Киселевка). После войны было много репрессированных. Они концентрировались в нескольких поселках, которые назывались поселениями: 1-е и 2-е поселения, поселение №303 перед горой Шаман, Осиповка, поселение на озере Кади и несколько других.
-Окружающая тайга - это место древних поселений. На склоне Больбинского утеса в прошлом году нашел старообрядческий крест, маньчжурский меч, стремя и металлические части упряжи, каменное ядро. Причем, я не копал специально,- пояснил Котов.
…По Амуру до поселка Софийск около сорока километров. Столько же по дороге. Софийск основан в 1858 году. До 1896 года Софийск – город, центр Софийского уезда. В 1984 году здесь были собраны привезенные из Бельгии речные суда, положившие начало паровому судоходству на Амуре. Значение города Софийска постепенно уменьшилось, появились иные приоритеты, выводящие на орбиты экономического роста иные населенные пункты. По стране прокатываются как бы огромные временные волны, переносящие народы и города. Меняются и занятия населения.
Владимир Клавдиевич Арсеньев в 1912 году писал: «Русские, живущие по реке Амуру, хлебопашеством не занимаются; у них нет даже и огородов. Главный источник пропитания – рыбная ловля и заготовка дров на пароходы. …Продав рыбу и окончив поставку дров, крестьяне закупают себе самое ограниченное количество муки, а на остальные деньги начинают кутить. Огульное, непробудное пьянство продолжается в деревне до тех пор, пока не будут израсходованы все деньги. …экономическое благосостояние амурских крестьян очень незавидное».
«У крестьян сложилось убеждение, что правительство должно им помогать все время, пока они живут на Дальнем Востоке. Это ни на чем не основанное право на пособие(курсив мой – авт.) со стороны русской казны привело к тому, что пособие стали просить даже те, кто в нем вовсе не нуждался…»
Многие жалуются на суровый климат региона, не позволяющий людям закрепиться. Климат действительно суровый, но все остальное – ложь и лукавство. Иначе не было бы на берегу Амура добротной усадьбы ульча и других подобных усадеб. Однако это единицы, пробивающиеся «в люди» путем мудреного лавирования и компромиссов в сложном правовом пространстве коллапсирующего сообщества.
Возвращение.
…Провожать меня вышло все население «селения Пульса»: сам В.П.Котов, Анюта, Сашка и лайка Кент. На прощание Котов снял с шеи найденный им на Больбинской косе старообрядческий крест и отдал мне:
-Тебя эта находка заинтересовала. Возьми. Может быть, послужит науке. Один хабаровчанин предлагал мне за крест деньги, но я отказался. Зря, наверное? Если предлагают деньги – грешно отказываться… Тебе так отдаю. Приезжай еще, походим вместе по тайге. Говорят, в окрестностях горы Шаман в старые времена были поселения.
…Трудно согласиться с разумностью действий властей. Конфискуя продукцию, закупленную предпринимателями у коренного населения низовий Амура, вместо того, чтобы узаконить торговлю, власти тем самым вынуждают население покидать северные территории, либо начисто лишают уверенности в завтрашнем дне. Это способствует лишь усугублению пьянства и, в итоге, разрушению социальных территориальных комплексов. Поэтому возникает вопрос. Кто мы такие? Как объяснить возникновение всякого рода нелепостей, делающих невозможным свободную жизнь в России? Вновь обращаюсь к работе доктора В.Р.Дольника.
«В прошлом веке этнографы именно у … зашедших в тупик племен нашли примеры … отсутствия собственности, уравнительное распределение, доминирование старух, власть шаманов, многомужество и прочие, совершенно противоестественные для приматов выверты».
«Раньше думали, что «отсталые» народы донесли до нас образ жизни, строй мыслей и верования доисторических людей. Это было заблуждением. Отсталые народы не просто отстали от других, они либо вторично деградировали, либо когда-то пошли по неудачному пути, заведшему их в тупик. А магистральный путь человечества через эти тупики не проходил. Он во многом был иным. Что характерно для отсталых народов? – В первую очередь, интеллектуальный застой, страшный консерватизм, отсутствие изобретательности, зачастую поразительная нелогичность мышления. Зато необычайно развиты всякого рода ритуалы, запреты, табу, причем в большинстве своем совершенно нелепых. …Их общественная организация бывает… какой-то несуразной.
… мир тех людей, которые проходили по столбовой дороге человечества в первых рядах, был несравненно рационалистичнее, проще и ясней».
Вывод напрашивается сам собой. Но, будущее многозначно и напоминает игру в подбрасывание монеты: либо мы будем оставаться и дальше «страной непроходимых идиотов» (выражение, приписываемое А.М.Горькому, сказанному им в Италии по поводу порядков в большевистской России), либо позволим желающим вернуться к истокам своего существования и перестанем бездумно копировать порядки стран, идущих своей дорогой. Кому дано сделать выбор между внешней цивилизованностью и внутренней потребностью? В начале века Россия была еще на правильном пути, укрепляя свои окраины. Давно пора возвращаться. Иначе внешняя цивилизованность вновь изнутри окажется бессмысленной жестокостью, а исторический путь - дорогой, полной нелепых ограничений, разрушающих основу жизни социума – самодеятельность населения.
Путешествуя по местности, где в ХХ веке разворачивались драматические события становления экономики тоталитарного режима, автор, к сожалению, еще не был знаком с трудами дальневосточного историка и краеведа Марины Александровны Кузьминой, издавшей серию книг под общией рубрикой «Дальний Восток: великие стройки сталинских пятилеток». Напомним их названия: «Строительство №15: нефтепровод», «Последний вагон на север», «Я помню тот Ванинский порт…», «Комсомольск-на-Амуре: легенды, мифы и реальность», «Сизиман». Эти труды знакомят общественность с подлинной историей региона и в них высказывается тревога за сохранность памятников новейшего периода в истории России на Дальнем Востоке.
Автор выражает сердечную благодарность почетному доктору географии ДВ НАН и почетному члену ПГО военному топографу полковнику Г.Г.Левкину, профессору ДВНАН С.Н.Мурашевой, а также всем друзьям, коллегам, ознакомившимся с рукописью, сделавших ряд ценных замечаний и исправлений (дополнений), принявших участие в организации экспедиции и оказавших помощь на различных этапах. Особая благодарность автора академику Е.А.Ерофееву, без заинтересованного внимания которого вряд ли стали бы возможными экспедиции, которые впоследствии им были названы экспедициями к истокам жизни. Материал этих экспедиций был положен в основу сборника под рубрикой «Экология разума».
